101 способ отморозить себе жопу

– Дедуль, мы ненадолго, – крикнул Юра, на ходу застегивая куртку. Прежде чем дверь захлопнулась, он услышал недовольное бурчание Николая Степановича о том, что «двадцать минут осталось до нового года, а вам все дома не сидится». А после, даже через добротную деревенскую дверь, утепленную ватой и обитую черным блестящим материалом, Плисецкий ясно услышал: «Шапку надень, ради бога прошу!». Шкодливо улыбаясь, он легко спустился по небольшой деревянной лестнице, спрыгивая на землю прямо с предпоследней ступеньки. Оглядывая двор и пытаясь найти взглядом Отабека, Юра бормотал себе под нос: – Вы думаете, я вас не переиграю? Я вас не уничтожу? Я вас… Эй! Неожиданно из-за дома шагнул его, казалось бы, навеки потерянный парень, и одним движением натянул на него шапку. – Да мне жарко, Бека, убери ее, – Юра попытался стянуть с себя проклятую тряпку, которую он даже покупать не хотел, но Отабек крепко держал ее и не давал снять. – Юр, минус семнадцать, давай ты не будешь добровольно отмораживать себе уши, – своим обычным, мало что выражающим тоном сказал он и отпустил руки. Недовольно фыркнув, парень сдался и поправил шапку. Он так и знал, что нужно было уговорить деда остаться в городе, там такой холодины не было. Кто вообще покупает дачу под Тверью, если живет в Москве? Отворив калитку, Плисецкий с гордостью взглянул на два небольших сугроба, которые остались после того, как он собственноручно сегодня днем расчистил тропинку к дому и место для дедушкиного «москвича». Отабек и дед резали салаты (которых в основном его стараниями уже почти не осталось), а он шлялся по двору с лопатой, перед этим попытавшись вытащить недовольного кота на улицу. Потя этого явно не оценил и забился под диван, после вытащив оттуда всю пыль, которую только смог собрать на свою шерсть. Однако увидев издевательски желтеющее пятно прямо возле бирюзового бока машины, Юра растерял весь интерес к результатам проделанной работы. – Да какого хрена эти ебучие шавки ссут, где им вздумается?! Я ща ее найду и сам на нее нассу, – яростно раздувая ноздри, на одном дыхании выдал он. – Вот, вот почему я терпеть не могу собак! Потя бы никогда такого бы не сделал. – Да, он бы еще и нагадил сверху. – Чо сказал? Алтын легко улыбнулся и сделал несколько шагов в сторону дороги. Насупившись, Юра засунул руки в карманы куртки и поплелся за ним. Прямо напротив дома находился их огромный огород, который Николай Степанович засаживал каждое лето вопреки стенаниям внука по поводу его больной спины. Калитка была закрыта, а спуск к ней был довольно длинным и в целом походил на горку, чем он и пользовался в детстве, каждую зиму отмораживая себе задницу даже через болоньевые штаны и колготки, которые он чисто из вредности всегда надевал двумя полосами вперед. Проказливо ухмыльнувшись, Юра быстро, пока его не успели схватить за шиворот, шмыгнул к краю импровизированной горки, шлепнулся на свой многострадальный зад и, закрыв глаза, чтоб не получить в них разлетающимся в разные стороны снегом, скатился. Упершись ногами в забор, он раскатисто засмеялся, мимоходом думая, что в детстве он катился определенно дольше. Услышав громкий вздох-смешок, Юра приготовился выслушать нравоучения по поводу того, что ему послезавтра на тренировку, а он сляжет с простудой, но вместо этого услышал шуршание, а потом и почувствовал, как в него врезалось что-то большое и скрипящее. – Ты вообще хоть что-то кроме кожанок носишь? «Минус семнадцать, Юрочка. Холодно, Юрочка», – передразнил он Отабека. Тот лишь коротко рассмеялся и чуть отодвинулся, чтоб скатиться к самому забору. После повернул голову к Плисецкому. – Не могу до мамы дозвониться. Сеть тут у вас конечно… – Говно? – Слабо сказано, – цыкнул Отабек. – Я обещал ей позвонить после курантов. Видимо, получится дозвониться только завтра, когда выедем. – Знаешь, что самое орное? Эти голубки-долбоящеры до меня и тут дозвонятся, я вот даже не сомневаюсь, – со скрытым теплом в голосе произнес Юра, откидываясь на примятый после него снег. Было понятно, что он безумно скучал по Виктору и Юри, которые окончательно перебрались в Японию два месяца назад, хотя и отчаянно пытался это скрыть. Отабек с максимально серьезным видом (впрочем, как и всегда) покивал и лег точно так же, как и Юра. – Кстати, – он зачем-то понизил голос и чуть склонил голову в сторону Алтына. – Мне кажется, дедушка о нас догадывается… Да бля, чо ты ржешь? Ну правда! Бека! – Юр, ты серьезно? – отсмеявшись, спросил тот, практически вытирая слезы, хотя это был скорее снег, который начал валить как раз тогда, когда Юра решил вспомнить детство и впоследствии вконец взбесить дедушку своим импровизированным костюмом снеговика. – Он уже давно знает, о чем ты. – Чо? – Боже… – выдохнул Отабек, а после, извернувшись, взял его лицо в руки и, прикоснувшись чуть дрожащими от смеха губами к недовольно изогнутым губам Юры, поцеловал. – Ребят, я, конечно, все понимаю, но лечить вас не буду, – донеслось сверху, и Юра резко отпрянул, подняв расширившиеся от ужаса глаза на дедушку. – Вас не дозовешься. Вылезайте давайте, совсем уже с ума сошли – валяться в снегу, тем более за две минуты до нового года. Над ними стоял Николай Степанович, держа в руках бутылку шампанского и три бокала, и укоризненно на них смотрел. И как они его не услышали? Резво вскочив, Плисецкий принялся смущенно отряхиваться, при этом поглядывая на гораздо более спокойного Отабека. Ну да, конечно, не его дед же их застал в такой ситуации. Хотя, если бы это был дед Беки, так легко бы они не отделались… Поднявшись в несколько широких шагов, Юра увидел открытую калитку и распахнутую входную дверь, из проема которой валил теплый желтоватый свет, в свете которого выглядывающий Потя казался скорее коричневым, чем светло-серым. Был слышен неизменный голос президента, прерывающийся небольшими помехами (Юра сотню раз предлагал купить нормальный телевизор и поставить тарелку). Насколько же громко дед включил звук, раз даже кот решил выйти из дома. – Держите бокалы, сейчас открою… И никаких разговоров о больном сердце, сегодня канун нового года, могу я хоть раз в год выпить? – Если бы раз в год, – пробурчал Юра, глядя на то, как дедушка открывает шампанское и разливает его по бокалам. Услышав смешок Отабека, он подумал, что деревня как-то странно на него действует – Бека обычно и за неделю так много не смеется, а тут весь день такие финты выделывает. – «Температура у него, что ли… В аптечке вроде есть градусник». Услышав бой курантов, Юра резко поднял голову и воскликнул: – Я ж забыл желание поджечь и в бокал закинуть! – и снова этот смех. – Да чо ты ржешь, конь казахский, это работает, точно тебе говорю! – Да хотя бы так загадай, балбес, – вздохнул дедушка и по-доброму улыбнулся. Зажмурившись, Юра едва слышно прошептал: «Хочу, чтоб эти придурки вернулись». А после открыл глаза, увидел самую теплую улыбку Отабека, которую только видел на его лице, зажмурил их снова, опустил голову и добавил: «И чтоб он чаще смеялся». А потом услышал звонок телефона, который зазвучал практически одновременно с гимном и началом нового года. И это была самая идиотская мелодия, которую он только нашел в системных звуках, и которую он с чистой совестью поставил на Виктора. – Я же говорил, эти долбоящеры меня и тут достанут.