Многовековой летучий мышонок

      «В последнее время вампиры всё чаще добровольно встают на учёт. Нападения с их стороны сокращаются с каждым днём. Видимо, недавнее заседание сильно их припугнуло, а Вы что думаете, Алиса?..»       По новостям всегда показывали одно и то же. В начале каждого месяца вампиров ругали, говорили, что они не соблюдают закон, ходят по улице, сверкая красными глазами и наточенными клыками с похотливыми до чужой крови взглядами. А в конце их делали чуть ли не ангелами, покладисто соблюдающими, в отличии от некоторых людей, закон.       Подобным никого было не удивить, телевизор даже перестал восприниматься как-либо серьёзно, ведь если хоть доля мозгов присутствовала — подобные совпадения слишком больно цеплялись за их извилины.       Зато процветали другие стриминговые площадки, где разного мнения было завались, однако чего-либо дельного или правдивого накопать было всё же сложно. Для начала нужно было разгрести весь поток дерьма, выпадающий первой волной из трендов, потом разобраться в своих взглядах и вкусах, и только после этого можно было расслабиться, пролистывая свою ленту.       В пятиэтажном белом здании занимались в основном вещами, забивающими голову на весь день. Разные бумажки, созданные, чтобы разобрать другие бумажки, сделать законными третьи и оболгать четвёртые. Постоянные цифры и вопросы, какого числа, какая компания, какой ИНН, какой ЕГРЮЛ, почему суммы не сходятся и так далее. После такого каждый работник этой компании хотел оказаться дома и достигнуть там умиротворения.       В сущности это было сделать почти не сложно. Рабочий день до шести вечера, домой в среднем людям ехать час, кому на машине, кому на общественном транспорте, кто старается держать себя в форме с помощью велосипеда.       — Твою мать, — прошипел Влад. Секунду назад он пролил на себя кофе. Стоящие рядом с ним Андрей и Слава засмеялись, словно два гуся.       Мимо открытой форточки пролетела летучая мышь. Большинство, кто заметил это, повернули на секунду в ту сторону голову. Хотя пролетающим мимо вампиром никого было не удивить, всё равно глаз цеплялся за них. Некоторые учёные говорят, что это досталось людям от предков — всегда быть начеку с теми, кто может высосать из тебя кровь или жизненную силу до полусмерти или того хуже.       Однако сейчас это стало такой обыденностью, что глаза дольше секунды на грызуне на задерживались. К тому же те часто летали напротив окон. Где им ещё летать, если повсюду вокруг одни сплошные дома, в которых по несколько окон в каждой комнате.       — Нужно позвонить в «АО ВИК», они уже вторую неделю не подают декларации.       К той троице подошла девушка с чёрными волосами в строгий хвост до самого низа лопаток. Мелкая, в тонусе и с очень серьёзным, почти враждебным от этого лицом. Она вручила центральному человеку, то есть Андрею, две папки и ещё несколько файлов, и важно пошла к своему рабочему месту.       — Ну не подают так не подают, — пробормотал Слава, зачёсывая назад чёлку. — Их проблемы, мы-то здесь причём?       — Напоминать о сроках тоже наша работа, — ответила черноволоска, ничуть не сбавляя шага. Туфли у неё тоже были чёрными. С большими каблуками. Ребята засмотрелись, как всегда засматривались, на её чёрную юбку и видную через белую рубашку розовую лямку лифчика.       Вздохнули синхронно.       — Они никогда не подают документы вовремя, — запричитал Слава, когда они пошли к своим столам.       Влад оттирал салфеткой рубашку и сильно тряс головой.       — А если отправляют, там почти всё неправильно. Не понимаю, что за криворукие там работают.       — Из другого отдела постоянно жалуются, что эти им звонят с абсолютно дебильными вопросами, — поддержал беседу Андрей. — Им нужно звонить каждый час, чтобы хоть какой-то результат был.       — В пизду, — тихо сказал Слава. — У меня рабочий день до шести, а в обязанности входит один звонок. Не выполняете — сами разбирайтесь с налоговой и другими хуйнями. Я, как говорится, здесь вот вообще не при делах. И моя зарплата тоже.       Андрей и Влад важно покивали. Троица расселась по местам. Влад допивал остатки кофе, смотря на бегущую вперёд стрелку часов. Время их обеда стремительно подходило к концу.       На улице была просто прекрасная погода. Жарко и ветрено. Не так давно ещё дождик грибной был, неимоверно освежающий. Под него даже попасть хотелось. А это было весьма редким желанием для и так уставших от рутины офисных работников. Потом ещё сохнуть — нет уж убейте. Но тогда почти весь отдел с тоской смотрел на мелкие капли за стеклом.       — У нас начальник отдела вроде опять поменялся.       — Вроде? — поднял брови Слава. — Андрюх, давай без «вроде». Привыкать к ещё одному выше моих сил.       — Да я почём знаю, просто слышал шепоток прошёл у баб из отдела кадров.       — Он, кстати, прав, — закивал Влад. — Только не новый, а как я понял старый. Мне Люся сказала. Помнишь два или три месяца назад был кто? Как я понял, опять он.       — Мгм, тогда? — нахмурился Слава, отъезжая на стуле. — А, это лысый, что ли? Он на работе раза три всего был. В кабинете в основном сидел, перетирал что-то громко, как я понял. У него ещё хуйня на шее какая-то была.       — Тату, как у вампира, — кивнул Влад.       — Да не, у вампиров от шести до восьми цифр, а у этого всего четыре было. Там вроде дата какая-то, — сказал Андрей. — Так что, этот щуплый? Тогда по кайфу, можно расслабляться.       — С чего вдруг? — поинтересовался Слава.       — Да как с чего? Его за месяц на рабочем месте было три раза, сам сказал. И нас он не доёбывал. Приходил, ни с кем толком не говорил, уходил. Идеально же.       — Я видел его в коридоре порой. Он мне не показался дохлым. Скорее просто он не был заинтересован в том, чтобы с нами о чём-то разговаривать, а если он здесь застрянет надолго, то, сам понимаешь, хуй знает, что будет.       — Умеешь ты приободрить, — пробормотал, сильно нахмурившись Андрей, и поймал вылезшие из принтера листы. Вздохнул и стал их разбирать по копиям. Разговор на том почти сошёл на нет. Он всегда исчезал во время работы, порой проявляясь разными пиками, и так вплоть до следующего перерыва.       В перерывах они всегда находили тему для разговоров, как день вчера прошёл, как выходные, какие планы на выходные, что по новостям, что по родственникам, что про политику думаете, потом ещё работа — куда же без неё. Обсуждали клиентов, партнёров и отчёты, а также начальство и новеньких. Кости не перемывали, так, просто выпекали хлеб для рассуждений и лишних слов.       В этот раз на обеде занимались тем же самым, уже весь отдел перешёптывался об очередной замене руководителя. За последний год его меняли раз пять. Нынешний был самым нелюбимым, потому что требовал всегда больше необходимого, а порой натурально заставлял оставаться после работы. В разговоре с другими бывало не гнушался перейти на «ты» и использовать мат. Многие по праву считали подобную фамильярность недопустимой руководителя. Где это видано, чтобы в крупной компании среди остальных тебя за косяк покрывал матом начальник?       На него написали суммарно за полтора месяца пять доносов. Готовился ещё один за приставание к секретарше. Так что новость о смене руководителя по любому звучала, как праздник. Вот только кандидатура на его замену нравилась не многим.       Два месяца назад руководителем у них был Фёдоров Мирон Янович — человек низкий, шустрый и летающий где-то на своей орбите. Он проходил мимо людей, даже проносился, так, словно вокруг него никого и не было. Никогда ни с кем не здоровался и не реагировал, если здоровались с ним. На работе был всего пару раз, в основном запирался в своём кабинете. Стены были из стёкол, за ним подглядывали, но интересного ничего в этом не было. Он просто сидел перебирал бумаги, притом как-то недовольно, слишком торопливо и сильно хмурясь. Если он смотрел в компьютер, походил на слепого котёнка — клювообразный нос морщился, глаза сужались до волн морщинок, он нагибался вперёд, грозясь просто свалиться в экран перед собой.       Хватало его всегда не надолго, он вздыхал, взмахивал рукой и залезал в телефон, расслабляясь в кресле. А через десять минут в офисе его вообще не было.       Его сняли с должности так же быстро и неожиданно, как и впервые посадили. До него руководитель в целом всех устраивал. Его не любили, но и неприязни как таковой никто к нему и не испытывал.              ***              Следующим утром Слава пришёл к самому началу рабочего дня, прям впритык. Кинул вещи за свой стол и минут пять втыкал возле автомата с кофе. Его клонило в сон, но ему почему-то казалось, что он выспался. Светлое пиво — две бутылки, явно было лишним. Хотя раньше от такого количества его даже не расслабляло.       Работа брала своё. Приходишь, сидишь, делаешь одну и ту же монотонную вещь, устаёшь. Ни отдыха тебе, ни сна, ни отношений, ни игр. Два года назад он после работы только и делал, что играл со своим школьным другом. А сейчас его хватает только на бытовые вещи: переодеться, сделать чай, запустить стиральную машинку, полежать часок, посмотреть видео или сериал, заснуть и проснуться. Книги перестали вдохновлять и толкать вперёд, мозги стали деревенеть.       К нему подошёл Андрей и крепко ударил по спине, пожелав утра доброго. Слава тихо послал его и зевнул.       — Ты неправильно начинаешь утро, — напутственно сказал Андрей и всучил ему бутылку самой обыкновенной воды.       Слава смотрел на неё около минуты. Мозги никак не хотели обрабатывать информацию. Бутылка была небольшой и половины в ней уже не было. И фирма была уебанской, самой дешёвой — рублей за десять-пятнадцать. Нахмурившись, Слава обернулся и бросил в Андрея этой самой бутылкой.       Тот выматерился, почесал ушибленный затылок и сощурив киргизские глаза посмотрел на Славу. Он выглядел зло, но не настолько, чтобы что-то делать. Это был не тот поступок, из-за которого они полезли бы в драку. Только если проигнорировали друг друга целый обед и после рабочего дня расстались бы не попрощавшись. Такое часто случалось — их дружба состояла из вечных мелких ссор и пререканий.       Порой Славе казалось, что Андрей был бы ему классным не только другом, но и, например, парнем, потому что они прекрасно понимали друг друга, и когда заёбывали — умели на время расходиться, чтобы потом вновь продолжить нормально разговаривать. С девушками так почему-то никогда не получалось. Происходили какие-то изматывающие ссоры, но вместо законного отдыха ссоры происходили повторно — потому что нужно было мириться.       Это было тяжело и странно. Слава прекрасно знал, как ядовито мог выгорать. Буквально до желания объебать близкого человека об стену или окунуть головой в унитаз. На практике никогда — он бы и пальцем не посмел тронуть кого-то. Даже крыс наполовину убитых дворовой кошкой тронуть не мог, хотя было их жалко, хотелось помочь, облегчить предсмертную участь. А здесь человек — да к тому же ещё и близкий.       Нет, это только в голове. Это запретные мысли, которые никогда не найдут отражения в реальности.       Но про парней Слава не думал и не мечтал. Всё же девушки были в приоритете. Они помилее, с ними проще, как ебаться, так и отношения заводить, ещё они легче и их можно обсуждать в компании, можно знакомить с родителями и планировать будущих детей. С парнями возникало слишком много трудностей — об этом он думал в одиннадцатом классе, когда на какой-то уебанской вписке впервые засосался с парнем.       Весёлое было время, а уже пятнадцать лет прошло. И никто об этом даже не знал — вот это по правде было достижением, не то что сотый уровень в какой-нибудь очередной распиаренной игре. Этим можно было и гордиться.       Слава планировал извиниться за свой импульсивный поступок после, где-то перед обедом, и всё же выбрать себе кофе, но услышал позади неприятный тихий смешок — обернулся. Хотел уже весь взъерепениться, что кто-то над ним тут смеет насмехаться (настроение у него с утра вообще не задалось), но чуток приспустил свой пар.       Смешок издал новый руководитель их отдела, он стоял в самой обычной уличной одежде — огромная толстовка с капюшоном, натянутым ниже глаз, и великоватые джинсы. Рабочий дресс-код не проходил совершенно. Ни белой тебе рубашки, ни чёрных брюк. Хотя на брюки внимания не обращали, главным была именно рубашка, даже не всегда белого цвета. Слава вот прикупил себе сиреневую и с уебанским принтом, не матным, поэтому цензура пропускала.       Чёрная толстовка оставляла на лице нового руководителя только губы, правый уголок которых утонул в кривой улыбке.       Слава поёжился, нахмурился и коротко поздоровался. Мирон Янович в миг потерял к нему интерес и, не сказав ни слова, прошёл мимо. Его спина быстро удалялась в сторону стеклянной двери.       — Что ж, за нарушение дисциплины отчитывать не стал, — пробормотал Слава, почесав щёку над жидкими едва видимыми усами, пожал плечами и вернулся к автомату с кофе.       День в итоге проходил тихо и монотонно. Слава погрузился в отчёты — а они всегда затягивали с головой. Циферки, несоответствия в них, помарки, неправильно указанные данные. Кто-то забыл изменить бухгалтера на нового, а у кого-то просрочился сертификат. И всего этого было слишком много — заволакивало. Время проходило незаметно. Только спина побаливала.       А так наступил обед, неожиданно весьма. Слава любил такие приятности, коротко отвлёкся, отдохнул, потрещал со своими и опять в другой мир — монитор и бумага. Вечное печатание и жужжание компьютера, шелест листов.       С Андреем они помирились, хотя это и ссорой никто из них не считал. Но без этой формальной вежливости было никуда. Из такого состоял мир — условности, недоговорки и ненужные действия.              ***              На третий день уже каждый имел более-менее вменяемое впечатление о новом руководителе. Большинству было всё же похуй. Слава не любил большинство, но в целом считал ровно так же. К ним не придирались, их вообще не замечали. Они молча приходили, делали свою работу, жили обычной рабочей жизнью и уходили. Без всяких нервотрёпок или ненужных собраний, которые частенько любили устраивать новые руководители для сближения себя с коллегами и коллег друг с другом.       Нет, ничего этого не было. Мирон Янович был тенью, быстрой и легко улетающей из памяти. Вроде бы и был здесь, но когда именно сказать не сможешь, а оно и не надо. На работу вот он стал приходить почаще, но всё равно полный рабочий день ещё ни разу не отсидел. Работа была явно не для него, никто не понимал, что тот делал на своём посту.       Меньшинство за него топило. Они всегда были за халяву, а Мирон Янович им это предоставлял своим абсолютно похуистичным отношением к работе.       — Он понтовый, — проворчал Влад, когда обсуждали нового руководителя. — Высокомерный. И вы видели это тату на шее? Под вампира косит.       — Все сейчас косят, — пожал плечами Валя. — Вампиром быть круто, поэтому все и хотят им быть. К тому же определённое сходство есть.       — Я после ежеквартального отчёта тоже на вампира похож. Ну или зомби, тут где-то между, — хохотнул Слава.       Ему нравились все эти разговорчике в перерыве. Он лежал себе спокойно на стуле и отдыхал, обсуждая всякую маловажную шнягу.       — Вот-вот, — подхватила Кристина. — Все мы отчасти вампиры.       — Да, но это из-за работы, из-за усталости, вот! — Влад резко поднял указательный палец, перебивая гомон остальных. — А просто катить на кровососа такое себе. В этом нет ничего классного.       — Вампиры классные, — сказал Миша со вздохом.       Он смотрел вниз, опираясь жопой и руками на стол позади себя, ногами тихонечко пошкрябывал пол. Слава всегда считал его слишком странным и застенчивым. Хотя они вместе работали уже полгода — друг друга совершенно не знали. А Слава знал каждую девочку с ресепа, которые больше, чем на три месяца никогда не задерживались.       Подобные рассуждения были популярными среди молодёжи. Слава этот возраст уже отчасти перешёл, хотя сердцем навсегда «вечно молодой, вечно пьяный», для печени тоже как-то так и было. Новые тренды с накладными клыками и красными глазами его не интересовали. Но татушки на шее, пародирующие номера вампиров, его очень даже привлекали. Втайне он мечтал как-нибудь провести по каким-нибудь цифрам на чужой шее пальцем. Его внутренний фетишист просто плавился от подобных мыслей, а похотливый демон во всю плоть орал «уху!» и подтанцовывал.       Своих внутренних демонов Слава с девятнадцати лет полностью перестал контролировать. Пусть творят, что хотят — лишь бы работать ему не мешали и не все деньги на свои прихоти забирали.       Но не у всех с внутренним миром было всё так гладко. У Влада всегда была голова забита всякой чепухой, он злился на себя и на окружающих три раза в неделю по всяким пустякам. Походил на паровоз — пыхтел. Был красным, как мак и капризным, как ребёнок. Слава понятия не имел, как того терпела жена. А у них ведь ещё дети были.       К новой моде Влад относился отрицательно, больше всего его не радовали все эти попытки выставить себя «вампиром», как будто бы это было чем-то супер-пупер-крутым. Он тащился от прадедов, которые завоевали им всем мир, и каждый год выходил Девятого мая с плакатом, на котором были изображены его прадед и прабабка. Их он называл кумирами, а вампиров презирал.       Слава про демонов не просто так думал — ему казалось, что Влад просто не мог себя принять и понять. А ещё не мог понять окружающих. Демонов он имел разрушительных и воинствующих, и явно не понимал, в какое время живёт.       Во время, когда всё можно. Когда никто ни с кем не воюет, когда единственная проблема не возможность умереть от бомб и голода с болезнями, а заработать столько, чтобы одеться классно, побухать с друзьями, заплатить ипотеку, коммуналку и отложить на покупку новой стиральной машинки, потому что старая уже практически перестала отжимать.       Миша весь скукожился от грозного взгляда Влада. Но затем вздрогнули и слегка скукожились все.       — И почему ты считаешь их классными? — спросил не пойми откуда взявшийся руководитель.       На нём опять была тёмная одежда, руки он прятал в карманах, из-под капюшона едва заметно поблёскивали глаза, уголок губ утопал в кривой улыбке.       За три дня он только пару раз заговаривал сам. Слава ловил себя на мысли, что уж слишком очаровывался его голосом. Невольно он сравнил его с голосом Сирен, которые завлекали в свои смертельные сети моряков. Журчащий, объёмный и почему-то древний. Вот и в этот раз подобные мысли его посетили и по затылку прошла дрожь.       — Ну, — неловко промямлил Миша. — у них в сутках двадцать четыре часа, а не шестнадцать. И живут они дольше.       — Хочешь жить дольше? — каким-то снисходительным тоном спросил Мирон Янович и резко опрокинул вверх голову. Капюшон сполз на лысую макушку. Оказывается, у него были светло-голубые глаза.       Слава почему-то думал, что коричневые или медные.       — А кто не хочет?       Он решил сыграть в рыцаря и спасти Мишу от неудобных вопросов. Тот явно был полным интровертом и социофобом, а за собой Слава подобного не замечал. Ему даже нравилось устанавливать новые знакомства с людьми, хотя с начальником вступать в перебранки не хотелось. Он так однажды с работы уволился. Его не гнали, даже кто-то просил остаться, но отношения с начальником были настолько похерены, что это был дохлый номер. Только нервы каждый день тратить.       — А смысл жить вечность? — сразу же поинтересовался Мирон Янович.       Слава пожал плечами.       — А смысл жить?       Еврейские вопросы, как их часто называли, ему очень нравились. Они как бы и отвечали, и задавали новый тон беседе, прокладывали новую тропку для разговоров. Но бывало такое, что собеседников это подбешивало. Мирон Янович наоборот улыбнулся как-то добрее и открытее, словно услышал правильный ответ на свой вопрос. Славе захотелось поговорить с ним, да и вообще, о вечном. Пофилософствовать по всякой фигне.       Такие желания зачастую прилетали под пиво или бокал вина, от того было странно, что они возникли сейчас. Он же вчера не пил, сегодня тоже. И даже как-то не хотел. Просто вдруг хотел говорить, исторгаться фонтаном всяких бредовых слов. Но тело будто бы наполнялось потихонечку ватой, как бывает как раз под алкоголем.       — Смысл ставит себе человек, — принялся объяснять Мирон Янович. — Какую цель на свои в среднем шестьдесят лет он себе поставит, такой и будет смысл его жизни. А какую цель ставить, когда у тебя нет временных рамок? Век на третий совсем не остаётся радостей.       — Значит, сейчас мы выяснили, сколько живут вампиры. Три века, то бишь триста лет. А потом безболезненная смерть. И что же в этом плохого? Один век кутить, второй…       — Тоже. И третий. Тоже.       — От этого устаёшь, поэтому порой берёшься за голову. Может, ударяешься в творчество, или людей ищешь интересных, половинку вторую. Планету начинаешь изучать. А потом и этим пресытиваешься, возвращаешься на родину и просто нихуй-а, ничего точнее, не делаешь, отдыхаешь. И опять по новой. А время идёт. Века идут. Всё меняется. Новые технологии. Интересно же, осваивать надо. И законы новые. Как тут скучать? Главное, не стареть, а идти в ногу со временем, а то время убежит вперёд, а ты этого и не заметишь. Такое даже среди людей бывает, что уж там говорить о вампирах, которые живут себе и живут, ничего не замечая.       — То есть вампиром быть классно? — заключил Мирон Янович.       Слава хотел закруглиться и ответить коротко положительно, но не мог этого сделать. Из него словно вытягивали всё новые и новые слова, поэтому ответ получился раз в двадцать длиннее предполагаемого.       — Есть, конечно, свои минусы и плюсы. Но у кого их нет. Вот котом тоже быть классно. Лежишь себе, а тебя чешут. Мяукаешь — еду дают. А ещё ты грациозный, даже когда жирный, на фотографиях всегда классно получаешься. Но у тебя лапки, играть не можешь, а если не в тёплой квартире будешь жить, а на улице с блохами и клопами — это уже другая картина. В мороз торчать в подвале, а не дома под лампочкой с обогревателем — ужас да и только. С людьми и вампирами так же. Есть минусы, есть плюсы. Каждый сам решает, что ему важнее. Больше увидеть и попробовать, или прожить столько, сколько надо, наполнить свою небольшую жизнь всем, чем только можно. Без рамок многим тоже порой плохо. Это да ведь, живёт вампир три века, а что он делает, пока живёт? Притом без сна. Хотя они вроде могут спать. А делает он толком ничего. Жизнь идёт, а он только смотрит ей в спину. Кажется, классно, но столько времени в никуда. Хотя, почему бы и не поразбрасываться временем, когда у тебя его столько. Сложный, короче, вопрос. Кому как. Но многим это кажется классным.       — Добывать себе пропитание тоже классно?       Новый вопрос почему-то истощил. Слава с каждым словом чувствовал, что уставал, уже хотел завершить диалог и вернуться к работе, но проигнорировать у него не получилось. И коротко ответить — тоже. Он стал рассуждать про кровь, про убийства, про легальность всего этого, про кровь животных и про энергетических вампиров, которые по слухам питались эмоциями. Многие считали, что таких не существовало, но под конец, когда Мирон Янович наконец покинул их компанию и закрылся в своём кабинете, Слава ощутил крошечную лёгкость от этого. И всерьёз задумался об этих энергетических вампирах.       Просто его раньше никогда так на разговор не под бухло не распидорасивало, а сейчас он просто остановиться не мог. И чувствовал, как из него это всё вытягивалось, как ему становилось тяжелее просто связывать мысли в один комок. Или в одну нить. Или просто связывать. Он сел за своё рабочее место и подумал, что клубок ниток — это треугольный квадрат. И ещё минут десять его ничего не смущало в этой мысли. А потом он о ней вообще забыл.              ***              На вторую неделю Мирона Яновича стали называть Мироном. Он влился в коллектив, стал более мягким и общительным. Он просто обожал встраиваться в чужие беседы, даже если сам толком ничего не говорил. Один раз к нему влетела через окно летучая мышь, превратилась в какого-то парня с цветными волосами. Они говорили о чём-то около часа, затем парень улетел.       Это казалось Славе очень странным. Он каждый раз продолжал испытывать то странное чувство — желание выговориться и усталость после разговора, если в нём присутствовал Мирон. И этот знакомый вампир. И татуировка на шее. И клыки у него тоже были. Немного острее, чем у человека, но были. И кожа побелее. А глаза красные не у всех вампиров, и не всегда. У некоторых только во время злости, например. Или голода. Или когда кровь пьют.       В общем, Слава немного паниковал. У него был план — позвонить в полицию и попросить пробить вампира с номером «1703». Да, пофиг, что у вампиров цифры были от шести до восьми знаков, ну просто, а вдруг. Вдруг свёл пару цифр или блатной какой-то. Хотя Слава не был уверен, что можно было взять себе блатной номер.       Клеймо вампирам ставили ещё в двадцатом веке во время войны, их тогда не любили и на любые взятки в те времена смотрели очень гневно и остро. Так что если такое и произошло, то было полным везением.       Но что говорить в полиции он не знал. Мирон к нему зубы не клеил, как-то с намёком на «выпью твою кровь» тоже не выступал. Его можно было уличить только за общение с другим вампиром и странный осадок после разговора с ним.       Это были сложные эмоционально две недели. Пик разговорчивости, блаженное чувство, когда говоришь и тебя слушают, и слова всё идут и идут сплошным потоком — и упадок потом, когда разговор заканчивается. Сидишь ещё минут двадцать, толком ничего не делая.       В плюс мистической теории играл тот факт, что Мирон не придирался к подобному безделью. Видел его, но относился снисходительно, словно понимал, откуда оно шло. Так Славе начали разные мысли проедать мозг. И он даже был не против вампиров, тем более энергетических, те никого не убивали и больно не делали (хотя их был никакой процент и жили они всё же питаясь порой кровью). Но вот неопределённость, неуверенность ему жутко не нравились.       Он хотел понимать, с кем разговаривал и кто был его начальником.       В один день Слава решил провести небольшой эксперимент — ни с кем не разговаривать, на приветствия кивать, в диалоги не вступать, коротко улыбаться и при необходимости мотать головой.       Никто это особо не замечал и не комментировал, но когда наступил обед, во время которого они любили собираться огромной компанией и что-то обсуждать, подошедший Мирон выглядел весьма раздосадованно, он даже спросил, не случилось ли чего. И косился постоянно. То непонятливо, то коротко и остро, то почти пристально, то строя ангельские вопросительные глазки. Гримасы сменялись на его лице одна за другой, за этим было интересно наблюдать.       Но настоящее событие произошло на второй день эксперимента. Слава опять же ни с кем не разговаривал, общался преимущественно жестами и мычанием, и заметил, что остальные во время обеда становились тише. Расходились так вообще под какое-то траурное молчание, Влад ещё минут десять сидел на стуле втыкая в телефон, толком в нём ничего и не делая. А Андрей пять раз перечитывал одно и тоже предложение, даже спросил у Славы про его смысл, хотя его понял бы даже школьник, юридического образования для этого иметь не нужно было.       Зато сам Слава чувствовал себя спокойно и легко, не было той тяжести и опустошенности — как постоянно было в последнее время после совместного обеда.       На третий день Слава решил немного видоизменить свой эксперимент: вместо того, чтобы остаться на полчаса с коллегами, он пошёл в ближайшую кафешку кушать в одиночестве. Мирон его не хотел отпускать, глядел так вообще тревожно и почти враждебно. Интересно, он мог не отпустить? По-хорошему — нет. Если судить по жизни — вполне себе. Начальники часто могли позволить себе лишнего и ничего им за это не было. А что уж говорить, если твой начальник энергетический вампир. Слава уже был уверен в этом, уж слишком много совпадений он обнаружил.       И вот, наступил четвёртый день спокойствия, он вновь обедал со своими коллегами, но разговаривать ни с кем так и не начал. Отошёл в какой-то момент за кофе, а когда обернулся, перед ним стоял Мирон. Смотрел пристально, взгляд пробирал сквозь тело и царапал своим холодом. Хотя сам взгляд холодным назвать было нельзя — скорее недовольным.       Но это, если придираться к деталям. Если смотреть издалека или видеть Мирона впервые — может показаться, что смотрел он с серьёзным волнением. Быть может, нотки чего-то такого и были, но их Слава не различил.       Вместо того, чтобы спросить, что Мирону нужно было, он поднял брови в вопросительном жесте и издал короткий мычащий звук. М?       Лишь бы не вступать в диалог.       Они играли в гляделки почти минуту. Затем это неожиданно закончилось. Мирон усмехнулся и мотнул головой. Взгляд перестал быть допытывающим — пристальным. Теперь он излучал высокомерие напополам с весельем.       Он улыбнулся, нарочно широко и открыто, обнажая острые клыки. Раньше его улыбки всегда были короткими, не было даже секунды, чтобы заметить их. Острые, светлые и явно подлиннее, но не сильно, человеческих.       Кажется, они представились друг другу.       — Разговор — не всегда важен, Слава, — улыбнулся уже мягче, сомкнутыми губами, Мирон и слабо склонил к плечу голову. Слава нахмурился и вздёрнул брови — это был вопрос. О чём именно шла речь. Мирон коротко усмехнулся и кивнул. — Дело в эмоциях, в энергии, которую ты чему-то отдаёшь. Будь то разговор или собственные мысли. Просто разговорную энергию легче всего брать и получается это куда незаметнее.       — И почему тогда ты не брал мысленную энергию?       — Всем нужно время восстановиться. Я думал, что отходишь. А ты нарочно это всё. Мысли у тебя уж больно вкусные всегда, жирненькие.       — Как ты это понимаешь? Вы же не умеете читать чужие мысли.       — Я про энергию, которая от них исходит. Ты так последние дни думал питательно, я всё равно немного подъедал, ты же этого даже не замечал, да?       Слава удивился, искренне. Он не замечал. Мирон усмехнулся и кивнул, похлопал его по плечу.       — Прости, видимо, в первое время я переборщил. Я хоть и энергет, а всё равно, бывает, не слежу за собой. Не замечаю чего-то. Увлекаюсь. Все имеют свойство увлекаться.       — Почему четыре цифры?       Если честно, Слава уже начинал чувствовать усталость и чужое присутствие. Его доили, из него опять вытягивали энергию. Но на этот раз он чувствовал, очень ощутимо, это даже если молчал. Из него всё равно продолжало что-то выходить. А раз так, молчать ему было неинтересно. В голове крутилось множество вопросов, на которые хотелось узнать ответ.       Мирон протяжно вздохнул и мотнул лысой башкой.       — Так неинтересно.       — А так нечестно. Я опять двадцать минут втуплять в экран буду, если продолжишь в таком темпе.       — Я могу полностью лишить тебя энергии, и ты будешь несколько часов отсыпаться, так что это ещё не сильно.       — Ты сам урезаешь мне производительность.       — Всего на полчаса, — защитился Мирон. — А я тебе по вопросу. Каждый день. Мир?       Звучало интересно и странно одновременно. Слава думал о подводных камнях. И пока думал уставал. Его это злило. Даже подумать спокойно нельзя, из тебя все соки тянут. После короткого злого взгляда Мирон присмирел и отвёл глаза в стеночку. Давление снизилось. Стало легче соображать.       Он действительно мог забирать энергию не только из разговоров, но и мыслей! Это было невероятно. Энергетические вампиры обычно питались яркими эмоциями. Счастье, смех, любовь, злость, печаль — они впитывали это всё. Но впитывать, грубо говоря, слова. Или мысли… которые толком ничего не значили и ничего не весили.       Восхищало и пугало.       Если смотреть на отказ: Мирон мог начать игнорить или перевести в другой отдел, мог продолжать втихую пиздить энергию, мог и внаглую — пустые слова ему не закон — только еда.       В человеко-вампирском законе про энергетиков не было отдельного пункта. Все подобные дела разбирались сугубо индивидуально. И дело гремело на всю страну, на телеке новость держалась около недели и долгое время не сходила с трендов.       Значит, можно было обратиться в полицию, написать заявление на то, что из него без его непосредственного согласия выкачивают энергию, вследствие чего ухудшается самочувствие, а может, и здоровье. Слава прикидывал, какие имел шансы на победу.       Результат не особо радовал. Он нахмурился.       — Ты пьёшь кровь?       Мирон насмешливо выдохнул и как-то весь внешне расслабился.       — Нет, у меня нет в ней необходимости, если я нормально питаюсь энергией. Я не просто так к тебе пристал, у тебя для меня интересные рассуждения, а ещё ты очень яркий и тёплый человек. В тебе живая тихая энергия. Ты ей делишься и не особо это замечаешь. Среди твоих коллег в вашем отделе ещё только Вика обладает чем-то похожим, но с ней мне менее приятно разговаривать, поэтому энергию из неё я вытаскиваю ощутимее, чем из тебя. Ощутимее для неё.       — А остальные?       — Один вопрос уже был, — фыркнул Мирон, но снисходительно пояснил: — Ещё две категории. Либо обычная. Пока говорит, тратит энергию на разговор с другими. И пока слушает — тоже тратит. Мне и ловить там нечего. Либо интроверты — держат свою энергию сугубо при себе, стоит с ними заговорить или как-то попробовать её вытащить — она сразу иссякается и убегает. Так что из еды у меня в основном ты и Вика, но ты в приоритете. Я даю тебе ещё полчаса отдыха, это ли не счастье?       — Двадцать минут.       — Полчаса, наслаждайся.       Слава хотел приглушённо рассмеяться, так и сделал, но получилось ещё слабее, чем в мыслях. Энергия вытекала просто с огромной скоростью. Мирон смотрел ласково своими голубыми глазами — а точнее довольно, насытившись. И в момент будто бы испарился. Последние силы ушли на то, чтобы добраться до своего рабочего места.       Видимо, разучился за эти дни от высасывания из себя энергии, или Мирон перестарался, но на этот раз уж слишком сильно тянуло в сон. Он лишь голову на грудь положил, прикрыл глаза и всё.       Сон пришёл как-то сам собой.       Проснулся Слава от толчка в бок со стороны Андрея. Прогудел, какой тот злодей, раз посмел будить спящего ангелочка, на что Андрей громко рассмеялся. Да, с ангелочком Слава поторопился, но он любил делать себя лучше в своих же глазах. Это почти как макияж с пуш-апом. Нанёс красоту и любуйся в зеркало, сколько влезет.       Было бы время. Но оно было. Слава не торопился. Он потянулся на стуле, зевнул, пошёл доел остатки с обеда, сделал себе кофе. Чувствовал себя разнеженно, как дома. Когда он наконец вернулся за работу, чувствовал себя странно возбуждённо. Всё было хорошо, были силы на великие дела. Хотелось работать! И разные назойливые мысли перестали оккупировать голову.       До конца рабочего дня Славина производительность была на высшем уровне. Он нашёл конкретный плюс в послеобеденном сне. И в новой договорённости.       Он — энергию. Ему — отдых.              ***              Слух о Мироне, конечно же, заполонял с каждым днём всё больше ушей. Были споры — правда или неправда. Вроде кто-то видел его клыки, а кто-то всё же топил, что цифры на шее нормальный человек бить не будет. Он просто вампир, которому удалось стереть две (хотя версия была не особо правдоподобной из-за расположения цифр «1703». Это больше походило на завершённую татуировку, а не видоизменённую). Но шёпот шёпотом, а напрямую у него никто ничего не спрашивал.       Начальник ведь.       Хоть и было общение на «ты», фамильярности особой не было. Его не то боялись, не то уважали. Слава не понимал, за что его можно бояться или уважать, но тоже чувствовал это.       Он в один день спросил, почему такое непонятное чувство возникает. Мирон посмотрел на него, как волк на козлёнка и ребёнок на котёнка одновременно.       — Аура, — коротко пояснил он.       Открытые пояснения он всегда обходил. Слава был уверен — нарочно. Чтобы растягивать их игру в «спроси-отвечу».       На самый интригующий вопрос: «почему не все цифры» ответ Слава получил настолько обрезанным, насколько это вообще было возможно:       — Такое клеймо.       Вот и что это значило? Из-за чего оно такое? Подобное Славу бесило. Он ведь и так видел, что оно такое — неполное. Другое. Отличающееся от остальных. Ему не нужно было об этом сообщать отдельно. Благо, что глаза на месте были.       В один день шёпоту подошёл конец и начался новый.       К Мирону на работу залетел его друг. Они о чём-то поговорили в его кабинете, а затем вместе улетели. Столько шума Слава давно не слышал. Он мешал ему сосредоточиться. В голову пришла идея — набрать Мирону, чтобы тот вернулся и выкачал из их отдела всю энергию. Тогда стало бы тихо и можно было бы продолжать спокойно работу. Или наоборот. Не из отдела, а из него лично. Чтобы заснуть крепким сном и проснуться под самый конец рабочего дня.       Звучало, как лайфхак — задобрить босса едой и самому отрубиться на неопределённый срок. Проснуться выспавшимся и бодро потопать домой. Нужно было бы это как-нибудь да провернуть.       Хотя, к работе Слава относился честно. Он всегда оставался до конца, тщательно проверял все документы и с остальными, клиентами или партнёрами, общался очень деликатно, никогда не переходя на грубость в любом её проявлении. Только если после звонка — но это не считалось. Об этом вторая сторона не слышала — а раз не слышала, значит такого не было.       В любом случае, с той поры, как Мирон открыто показал свой вид, началось немного другое время. Они так и продолжали обедать вместе, но были колоссальные изменения на вид:       Тише. В столовой стало тише. Не все разговоры поднимались, а к некоторым добавлялись новые темы. Кто-то мог порой робко поинтересоваться у Мирона о чём-то связанном с вампирами. Но в основном эти темы вовсе вырезали из разговоров.       Мирону на это было без разницы. Он спокойно, часто бывало что и молча, слушал всех и вся, потихонечку высасывая из каждого жалкие крохи энергии, отдельно страдал Слава, ну, ему это таковым не казалось. Ещё он замечал, что и Вика немного уставала. Значит, у неё он тоже подворовывал, но в разы меньше.       После обеда Слава выловил Мирона рядом с кофейным автоматом и поинтересовался, зачем так всё усложнять. Не легче ли не палиться и питаться только от него.       — Скажи, что ты ревнуешь, — промурлыкал Мирон, сладко прищурившись. От него часто можно было увидеть заигрывания, при том ко всем, и насмешки — то жестокие, то даже почти милые. Зачастую этим он выводил людей на хоть какие-нибудь слова, на эмоции. Слава предполагал, что черта — приставать как-либо ко всему подряд — у него выработалась как раз из-за того, что он энергетик. И ответом на свой вопрос он только убедился в своих предположениях. — Мне не особо сложно напрямую от кого-то питаться энергией, но есть всё же такой аспект, как — лень. Подпитываться от чужих разговоров я могу в автономном режиме, а от кого-то конкретного, если это не сильные эмоции, мне нужна уже концентрация. А она сама по себе забирает силы. Немного, но зачем усложнять себе жизнь, а?       Мирон подмигнул, забрал свой латте с двумя кубиками сахара и пошёл в свой кабинет. Слава тоже вернулся к работе. Он зацепился за одно предложеньице в его ответе. «Если это не сильные эмоции» — значит, на сильных эмоций ему не нужно концентрироваться и как-либо утруждаться, достаточно только, образно, открыть рот, и еда сама будет залетать и пережёвываться.       На следующий рабочий день он уточнил этот момент. Мирон посмотрел, когда услышал вопрос, настолько кротко, что Слава почувствовал себя ребёнком, спрашивающим у родителей, как понравиться девочке из своей группы в детском садике. Хотя с другой стороны, взгляд был очень даже положительным по смыслу, то есть Мирон одобрял подобные вопросы или выводы.       — Когда кто-то открыто делится эмоциями, а когда они яркие, только так и выходит, или когда направлены одному человеку, то и мне меньше стараться надо. Всё просто. Ты говоришь — сам отдаёшь мне энергию. Ты интересуешься — облегчаешь мне доступ к своей энергии, а если уж будешь какие-то особые эмоции испытывать, я буду вечно сытым.       — Особые эмоции? — фыркнул Слава, скептически оглядев лицо Мирона. — К летучим мышам подкатывай.       — Отношений с себе подобными я не выдержу, — поморщился тот. — И это не всегда значит любовные отношения, Слава, — мягко сказал он, сладенько улыбнувшись.       Здесь вполне можно было продолжить — что же тогда означает «особые эмоции», но Слава знал, что ответ получит только завтра, а обрезался разговор нарочно, на самом, так сказать, волнующем моменте. Хотя и не особо, если быть честным. Приблизительно смысл данных слов был понятен.       Особые эмоции — любого вида любовь, то есть привязанность, любовь родительская, дружеская или сексуальная. А также, вероятно, и отрицательные эмоции. Сильная ненависть или даже презрение. Всё подобное, что собой представляет ярко выраженные эмоции, которые сами так и хотят быть кем-то поглощёнными.       Поэтому на следующий день Слава задал другой вопрос, на что поймал секундное замешательство и разочарование в глазах Мирона. Но это было секундно, потому что затем его улыбка стала ещё шире.              ***              Зарплата в последнее время была приличной. Хватало и на себя, и на квартиру, и на помочь родственникам. Рабочая неделя была в сорок часов — по восемь пять дней. До дома ехать суммарно минут сорок. То есть и время свободное было. А Слава всё равно чувствовал, что ему не хватает сил и времени на себя самого.       Было желание изменить свою внешность, изучить новую информацию, новый язык или просто зависнуть с друзьями в баре или клубе. Он и отношений хотел, но никак не мог в них вступить. Желание-то было, но лень всегда выигрывала. Зачем стараться, искать себе девушку, когда ты либо работаешь, либо кушаешь в ресторанчике по пути домой, либо спишь. Второй человек в эту складную картину не вписывался.       Это всё были отговорки. Вечные отговорки. И с изменением внешности, и с отношениями, и со всем другим. Звали бывшие однокурсники побухать на выходных, он себе какие-то несуществующие планы напридумывал, в итоге пропустил встречу. Хотя встретиться хотел, да и встать и поехать к ним особо лень не было. Но не поехал.       Общение с энергетиком тоже давало свой отпечаток. Одного сна для восстановления было мало — нужно было заряжаться от другого человека или от чего-то конкретного. От хобби, от жратвы, от интересных слов и мыслей.       Грустнее всего Славе было за личную жизнь. У младшей сестры уже был муж и ребёнок, а у него — пусто. Мать каждую их встречу ругала из-за этого, спрашивала, да когда же уже внуков увидит. Надеялась не с того света. И в What's up’е, — научилась же им пользоваться, — время от времени присылала картинки и видео с ангелочками, заповедями, детишками, цветочками и прочим спамом, от которого Слава заебался чистить галерею.       На внуков, то есть детей, самому Славе было как-то всё равно. Будут у него отпрыски или нет, дело это уже третьестепенное. Сперва он хотел человека рядом с собой, с которым тепло и комфортно. Потом уже хорошего секс-партнёра. И где-то на десятом месте было — будущую мать.       Из-за постоянного истощения Мироном особенно сильно оголялось отсутствие кого-то рядом. Было пусто. Одиноко. Слава с детства был не особо общительным, но очень компанейским мальчиком, любил быть с кем-то, помогать, поддерживать, взаимодействовать, трогать и шуточно избивать. Ему не хватало взаимодействия с людьми. И отчасти секса.       Даже не отчасти. Просто не хватало. Года два, наверное, ни с кем уже не спал.              В субботу, пересилив лень, Слава всё же собрался с Андреем и ещё несколькими друзьями не с работы погулять, накупить вредной еды и пива, и завалиться к кому-нибудь домой. Свободно было только у двух человек — Вити и Славы, но до первого было далеко ехать.       Мучить соседей и убираться после гостей Слава не особо рвался, но его радовал тот факт, что ему не нужно будет потом пилить домой по холодной ночи. Темнеть стало раньше, уже наступила осень. Летние дни ушли на целых девять месяцев. Слава уже хотел весны, он ненавидел мёрзнуть. В его родном городе зимы были особо свирепыми. На всю жизнь он запомнил это чувство, когда на тебе три пары носков, родительские валенки, огромные варежки и под пуховиком майка, на которой тёплая кофта, на которой свитер. Ещё подарком шли шапка, от которой башка вечно чесалась, и шарф — удавка, постоянно был мокрым, раздражал нос и пачкался.       От подобных воспоминаний Славу всегда поражало холодной дрожью, словно тело возвращалось в прошлое. Под пиво эффект скрашивался. Было легче и спокойнее. Вспоминались и хорошие моменты, связанные с холодом. Игры в снежки или догонялки по сугробам, с ангелами и снеговиками.       Такая обычная детская зима, словно из сказок и советских мультиков.       На приятной волне мозги решили уйти в спящий режим, доверившись телу. Слава продолжал полубездумно попивать пивко и поддерживать бестолковый разговор с остальными. Все начали пить одновременно и выпили одинаково, поэтому состояния опьянения в целом были те же самые. Ваня вот становился излишне говорливый о личном, начал бессвязно описывать, как ему хорошо с Наташей. Кирилл скулил о недавнем расставании. А Андрей сидел рядом и слушал их, поместив массивный подбородок на крепкую ладонь. Слава засмотрелся.       Атмосфера плывучести и разговоры о сексе отправляли дремлющий мозг совсем не в то русло. Добивало банально не истраченное либидо. Это было далеко от спермотоксикозного подростка, но свой отпечаток оставляло.       Кирилл с Витей пошли курить на балкон. Ваня почти спал с глупой улыбкой на расслабленном лице. На приглушённом рыжем свету его шоколадные волосы поблёскивали маслом. И всё равно не отталкивало. Никто из близких друзей не отталкивал внешне. Но особо никто и не привлекал, только если Андрей, потому что постоянно был рядом. И был, хоть пониже, габаритнее и представительнее. Казалось, что и сильнее. Накаченные парни посильнее Славе всегда нравились чуть больше. К тому же Андрей был лысым — трогать ёжик волос Славе ещё с армии понравилось.       Были ж времена. Если считать в процентах, то из ста процентов его секса с мужчинами — больше половины приходилось на армию. Один, правда, был полунасильственным. Зато обидчика потом наказали, и… Слава потом полуизнасиловал его. Это, в общем, было взаимно.       Расставались, кстати, хорошо. Не приятелями, но без обид и ненависти. Встретились бы в городе — поболтали, пожали бы друг другу руки. Вероятность встречи с ним была маленькой. Служба была давно и в другом мохнатом городе, далёком от приличного Питера.       Мысли ушли совсем уж в похотливое русло, Слава пытался взбодриться, стал выгонять всех своих на выход. Час был уже поздним. Как предлог сработало хорошо. Помычали и согласились.       К несчастью, Андрей немного задержался. Все ушли, а он завёл разговор, открытый и честный, по поводу их нового руководителя. Такие стыдные вопросы, которые стесняешься задать в трезвом состоянии. Например, нет ли где-то внутри странного ощущения, что в тебе кто-то есть, что за прикрытыми веками видишь огромные голубые глаза, словно высасывающие душу.       Это он абстрактно описывал, но очень верно. Слава слабо улыбался, вспоминая их с Мироном тайну. Хотя тайной особо это не было, они просто не афишировали это. Зачем? На лишние вопросы ещё отвечать. Застукали бы — что-нибудь ответили бы. А так, специально идти на огласку — бессмысленно.       Слава боялся своим ответом скомпрометировать Мирона, поэтому не сказал даже про энергета, так, обособленно поделился мнением, что от древнего вампира и аура идёт очень тяжёлая, западающая в самые недра души.       Подобным ответом Андрей восхитился, искренне и тепло, нежно похлопал по плечу, выражая полную признательность за такое важное и логичное мнение. Без насмешек. Он всегда был простым и открытым.       — Утром просыпаешься и вместо стояка ловишь приступ паники — вдруг во вчерашнем отчёте не ту цифру в двадцатой строке написал, — пошутил Слава. — А здесь ещё и вампир в начальники затесался.       — И не говори, — вздохнул Андрей. — Покурим?       Они пошли на балкон. Слава курил редко. Ему не особо заходило, от табака временами болел живот и подташнивало, но под алкоголь или с похмелья одна сигаретка была незаменимой.       На тесном балкончике они столкнулись плечами. Слава старался убедить себя, что не нарочно наклоняется ближе и что смотрит он так же, как и раньше. Без просьбы, без соблазнения.       Они друзья, не больше. Большего и не хотелось. Только если раз… попробовать. Соблазнить и сказать потом — по пьяне, ты чего, друг? Забудь, я вообще нихера с того вечера не помню.       И запомнить всё, потому что друг не друг, а если секс зашёл, то он и запомнился. Если, конечно, алкоголя не было слишком много — а его и не было.       — Ну я п…       — Подзаебался на работе. Хорошо посидели, да?       Важно было перебить — сбить с мысли. Не позволить взять и так просто уйти. А лучше скорее лично прогнать из дома, пока не случилось что-то неправильное. Обдуманное под запретными эмоциями. Если быть точнее.       — Да, братан. Надо почаще так собираться. Работа не такая уж и сложная, но запарная. Пар нужно время от времени выпускать.       — Угу, — промычал Слава, случайно-нарочно оказываясь ближе. — Нужно выпускать.       Андрей хотел отстранить его от себя, положил на талию свою тёплую крепкую ладонь, легонько надавил. Руку задержал. Слава не то, чтобы двигался, однако Андрей той самой отстраняющей рукой стал его поглаживать. Это было на грани.       — Надо идти, — сказал Андрей тихо.       — Пошли, — ответил Слава.       Ответил на всё. На возможное развитие событий и полувозможное. Только перешагнув балконную дверь, слегка запнувшись о порожек, они поцеловались. Андрей действовал по-пьяному честно, но до детского неумело, зато руками шарил везде, но будто бы боялся остановиться где-то конкретно или пролезть куда-то подальше.       А дальше не пошло. Отстранились друг от друга, скомкано попрощались. Слава ударил себя железной банкой пива по лбу и открыл ещё одну запрятанную низкоградусную банку. Дало в голову всё равно. Осушив её за две-три минуты, он вырубился.       Утром лежал, опять заснул — прежде сходил поссать. Днём проснулся, прибрался, повалялся в телефоне. Покушал, после еды подремал. Вечером час уделил книге, всё остальное время сам не понял, чем занимался, но воскресение закончилось.              ***              В понедельник утро началось спешно. Их собрали на пятиминутку — вышел какой-то новый закон, теперь немного поменялся документооборот и в приложении, которым они чаще других пользовались, появилась новая функция. В течение недели они все должны будут пройти курсы по всем нововведениям.       Затем привалило много работы. Разгрузились более-менее только к двенадцати. Начали переговариваться друг с другом. Славе удалось поговорить с Андреем, но разговор первым начал не он. Андрей сказал, что ничего не было. Слава согласился.       Поцелуй не считается — между ними ничего не было. Никакой химии, только если немного алкоголя и один недалеко уведший порыв.       Сердце немного теребилось. Зудело, если можно так выразиться. Это слово подходило даже лучше. Слава думал о своей глупости и проблеме на личном фронте. Можно было через сайт знакомств найти новую знакомую, попробовать в отношения. А лучше не через сайт, а специальные группы в социальных сетях. К ним было больше доверия.       На обеде Мирон часто разминал шею и другие косточки. То спину гнул, то хрустел руками. Сам пробовал в разговор. Косился. Явно чувствовал что-то не то.       Хоть эмоций энергеты да и вообще вампиры читать не могли — по энергии, предположительной ауре, можно было догадаться о каких-то недопроблемах. В этот день Слава не хотел задавать вопросов. И не хотел, чтобы из него высасывали энергию. Своей не хватало.       Когда Слава отошёл помыть посуду, его поймал Мирон. Оттеснил немного и спросил, о чём тот переживает.       — С чего ты взял, что я о чём-то переживаю?       — У тебя энергия убегает, — недовольно ответил Мирон.       Вот оно что. Он плохо пообедал. Слава слабо усмехнулся, спрятав взгляд в полу.       — От тебя убегает или от меня?       — От меня.       — Ну тогда не мои проблемы, — пожал плечами Слава. — Но будем по-честному. Я сегодня тогда не задаю вопрос.       — С другом поссорился?       Мирон спросил сразу, не успел толком Слава договорить. Видимо, в его планы изначально было — проигнорировать. Он слышал только то, что ему нравилось слышать. И слушал только то, что питало его.       Однако задело. Славин уголок губы ненатурально углубился, попытавшись улыбнуться. Попытка с треском провалилась.       — Мы не ссорились.       — У вас одинаковая энергия нашкодивших щенков. Весёлые были выходные?       — Я не обязан перед тобой отчитываться.       Он огрызался, потому что убегал, потому что это было не дело Мирона, а его личное. И нечего к нему лезть. Голодный? Оглянись! Повсюду еда ходит. Перетерпи один денёчек, завтра внутреннее состояние нормализуется и продолжишь кушать по стандартному расписанию. Он бы сказал это вслух, но не хотел ни привлекать к себе лишнее внимание, ни ругаться с начальством. Мирон мог просто прочитать проскользнувшую агрессию в его эмоциях. И вроде бы прочитал.       Это стало понятно по ощущениям, словно из тела вынимают нитки или наполнитель. Была злость — испарилась. Была тревожность и подавленность — иссякли. Теперь было пусто. Но из-за мыслей тревожность вернулась на своё законное место.       Он сделал неправильно, он мог потерять друга. Они вроде всё и решили, а в глаза смотреть друг другу не могли.       Мирон фыркнул. Совершенно недовольно.       — Можно один вопрос? Вопрос за вопрос? — спросил он.       — Что за вопрос?       — Какая у тебя ориентация?       В Славе поднялась чуть ли не лавина эмоций. Он ощутил стойкое желание выдать ему пощёчину. И убежать отсюда, скрыться и спрятаться.       Принять свою бисексуальность было не то, чтобы легко. Друзья не знали — родители не знали. Сестра тоже. Об этом было известно только врачу, у которого Слава лечил последствия анального секса без нормальной смазки, и его временным партнёрам. Полноценных бывших он не имел. Зато однажды был недоопыт тройничка — м+м+ж. Они были слишком пьяными, а всё равно стеснялись до ужаса. Ничего не вышло, хотя идейка была интригующей.       Но это было личным секретом, знать начальству об этом было необязательно.       — У меня обед закончился, — ответил Слава и стремительно покинул компанию Мирона.       Он не оглянулся, зато чуть не задел плечом — настолько спешил. И не понимал — зачем. Его реакция и всплеск энергии были красноречивее любых слов. Вывод напрашивался один конкретный — не чистый гет.       Зачем эта инфа Мирону? Может, пошантажирует. Чтобы продолжать спокойно и без надоедливых вопросов питаться энергией. Или ему для личного понимания, а может, и использования.       С ним Слава спать тем более не хотел. Ещё ему слухов про себя не хватало. Коллектив вещь такая — что увидит, обсосёт, обгрызёт и растопчет. Если узнают о каких-нибудь сексуальных отношениях с начальством — съедят не трогая.       Им всё сразу станет о тебе понятно.       Выделяться в худшую сторону всегда тяжело. Был бы Мирон хотя бы коллегой из параллельного отдела — тогда и вопросов толком не было б. А тут — голяк. Хотя Мирон и не отталкивал внешне. Странный, конечно. Да и вампир. Еврей на вид, только кудряшек не хватало. Он был лысым. И тату на шее — приятная особенность. Если раньше хотелось только провести по чему-нибудь подобному, то сейчас Слава хотел уже пососать чернильную кожу, оттянуть зубками. И потом можно на колени и пососать в другом месте.       Ч-чёрт. Слава упал головой на стол. На него многие обернулись. Андрей моментально поинтересовался, что случилось. Слава выпрямился, потёр лоб и криво улыбнулся.       — Нихуя башка не варит, — сказал он ему. — Спать лёг поздно. В телефоне допоздна залипал.       — Телефон это зло, — вздохнул Андрей. — Я вчера случайно стекло разбил. Вот заказал на Алике новое. Через две недели прилетит.       — Полнейшее зло, — подтвердил Слава и упал лбом уже на подставленную ладонь, впутался в волосы и почесал себе голову. Вздохнул. — Ещё отчёт этот новый…       Проработал минут двадцать с перебоями. Мысли вроде и очистились, но стоило потерять хоть каплю концентрации — всё рушилось. Не хватало этой магии — стереть всё подчистую. Но это были виноваты мысли. Они же убегали, не давали себя сожрать. Такие липкие, ненужные, просто гадкие мысли! Слава злился на них — а вообще сам на себя.       Он пошёл сделал себе чая, выпил минут за пять, подлил ещё. Вроде получилось взбодриться и доделать один из отчётов. Кто-то закричал, что у него пропал сертификат, потом нашёлся. И опять пропал. Слава не следил за ситуацией, он пошёл отлить.       Перед ним в туалете очутился Мирон. Очутился — слово как-никогда подходящее, потому что его не было, но за две секунды он вдруг там объявился. Слава постарался поторопиться, чтобы с ним не пересекаться, но когда вышел, тот стоял перед выходом, поправляя ремень на штанах и что-то печатая одним большим пальцем в телефоне.       Взгляд ненароком пробежался по его паховой области. Себя Слава обманывать не стал — в последнее время тянуло на что-то подобное, вот и смотрел. К тому же Мирон точно допёр до его ориентации, да и до этого никогда не был прочь подкатить. Правда, судить насколько серьёзными были подкаты, Слава не мог. Что вампир делает, то только ему одному и известно.       — Слав, когда освободишься, зайди в семьдесят первый кабинет.       — Зачем? — нахмурился Слава, остановив руку прям над дверной ручкой. — Я сейчас более-менее свободен.       — Отлично, пошли тогда сейчас.       Мирон вышел из туалета по итогу первым. Слава не мог отказать начальнику, потому что не был точно уверен, с чем этот приказ был связан. С нерабочими моментами, или же наоборот.       Семьдесят первый кабинет практически никогда не использовался. Там устраивали особые совещания где-то раз в месяц. В отличии от кабинета руководителя — он не был просматриваемым. Это настораживало, наводило на определённые мысли.       Пока они шли по коридору, заиграл иностранный тяжёлый рок. Мирон закатил глаза, прежде чем взять трубку.       — Да, пап? Что? Да-да, конечно. Я это знаю. Вот удивил. Да кто? Мои проблемы, что ли? Пока нет, но мне говорили, что уже пара персон интересовалась. Да, это я умею. Ты занимаешься сейчас пустым делом, я серьёзно. Давай.       Он открыл дверь кабинета, пропуская внутрь и ловко убирая телефон в карман. Слава вошёл и спросил:       — Разве у вампиров есть отец?       — Смотря, что для тебя значит отец. У некоторых есть, — коротко, но мягко ответил Мирон, закрыв за собой дверь и уже пройдя к окну за большим овальным столом. — Тебе уже спокойнее?       — Если ты из-за этого меня позвал, то я лучше пойду.       — Я не буду сейчас тебя иссушать, — откинул вариант Мирон, быстро качнув головой. — Тебе для начала нужно восстановиться после той недомолвки с Андреем. И не только после неё, но сейчас всё уж слишком у тебя захламилось.       — А чего не почистишь?       — Я чищу кэш, а не сами приложения, Слава, — лукаво ответил Мирон, наклонив вперёд голову. Так его глаза стали ещё больше, как и приподнятая магическим образом одна бровь. С бровью поднялись морщины на лбу.       — Древний вампир сечёт за новые слова, как интересно.       — Не особо секу, — признался Мирон, прислонившись жопой к столу. — Просто постоянно чищу этот кэш где только можно, вот и запомнилось. И друг о нём говорил. Компьютер от меня пока ещё очень далеко.       С этим было не поспорить. Слава вечно мог пялить на то, каким слепым одномесячным котёнком становился Мирон, когда смотрел на экран смартфона или ноутбука. Он прыснул, но попытался сделать серьёзным лицо.       — Ну так если ты мне не поможешь, я вернусь к работе.       — И чего ты убегаешь? — цокнул Мирон. — Как и твоя энергия. Только хочу поймать, как она уже не здесь. Я тебя ещё не отпускал.       — Мы обсуждаем не рабочие вопросы.       — Да, а более важные. Твои духовные и мои физиологические. Не нуди. И я не говорил, что не могу тебе помочь. Тебе нужно зарядиться. И у нас есть отличный способ это сделать, — сказал он и двинулся от стола к Славе.       Тот нахмурился и сделал рефлекторный шаг назад.       — У нас? Как энергик, который как раз и делает, что разряжает, может зарядить?       — Твоя энергия восстанавливается не от кого-то. Она самовозобновляющаяся. Как и у большинства людей. Да у всех. Чем лучше условия, тем быстрее ты восстанавливаешься. Всё просто. Энергик я или нет — ты сам из себя берёшь энергию, остальное тут только ради картинки.       — Голодный? — хмыкнул Слава и уже решительнее стал отходить в сторону двери. — По-лю…       — Голодный, — подтвердил Мирон. — И немного злой, но это неважно. Прекрати убегать и надумывать всякие глупости. Я не ловлю в тебе протест или недовольство, значит их нет.       Слава уже стоял лицом к двери и планировал схватиться за ручку. Мотнул головой.       — Я точно не буду заниматься подобным на работе, да и…       — М?       Мирон перебил своим коротким мычанием, неожиданно быстро оказавшись позади и перехватив за запястье правую руку. Её он прислонил к стене, но не освободил. Носом провёл по шее. Щекотно. Слава вздрогнул, прикусил нижнюю губу.       — Я же сказал, что точно не здесь…       На бедро легла левая рука, в отличии от пьяного Андрея, Мирон знал, как вести и куда что класть, не боялся это делать, первый начинал, загонял в ловушку. По шее водил уже не носом, а губами, целовал, облизывал, слабо прикусывал. Слава еле дышал, ему было плохо — он слышал только собственное сердце и всё. Будто бы был в предобморочном состоянии.       Он вдруг понял — шея. Мирон был вампиром и томительно игрался с его шеей, играюче оттягивая кожу зубами — а с тем и клыками. Острыми. Они покалывали. Горячие губы накрыли ухо. Мирон стал посасывать мочку.       Нет, он не был горячим. Он был просто тёплым. У людей во рту температура была куда выше. Разница чувствовалась и на руках. Не такие тёплые, а из-за этого словно и не такие мягкие. Суховатые, но нежные.       Слава постарался очистить мысли — сделал глубокий вдох. Почти получилось. Стало чисто до головокружения.       — Тише, — прошептал на ухо Мирон. — Дай ещё немного.       — И наешься? — хрипло спросил Слава.       — Угу. Вкусный поток, массивный. И всё мне, напрямую.       — Ещё скажи, что он жирный, — прошептал Слава.       Мирон усмехнулся ему в затылок.       — Колоритный, да. Я провожу тебя сегодня до дома?       — Ещё чего? — фыркнул Слава, дёрнув плечами. По-нормальному сбросить морок он не то, чтобы пытался, как и не хотел отстраняться. К тому же всячески отгонял неприятную мысль, что до конца рабочего времени было ещё несколько часов.       — Тогда открой форточку.       — Может, ключи от квартиры ещё дать?       Он ёрничал, потому что защищался. Мирон оставил последний поцелуй на красной мокрой шее и вперёд него вышел из кабинета. Слава нервно выдохнул. Ему в руки шло то, что заполняло его мысли последние дни. Но всё же. Связываться с начальником. Связываться с вампиром. Два плохих фактора. Первый из жизни, на практике и в кино подтверждался не единожды. Второй же скорее мать натаскала. Взрослые относились к вампирам менее терпимо, чем молодёжь. Опасались их, как бешеных псов. И в принципе, винить их было не за что.       Несколько лет назад законы, регулирующие отношения между людьми и вампирами, были жестокими в одну сторону и менялись чуть ли не раз в месяц. То новая поправка притесняла вампиров, из-за чего те бунтовали и просто переставали держать себя в руках, то другая, отменявшая прошлую и вносящая некоторые изменения, притесняла уже людей. Люди так же шли с протестами и погромами, нападали с разным оружием на вампиров. Творился настоящий хаос. И это на протяжении нескольких лет.       Но в последние лет десять наступил мир. Временный или всё же стойкий пока было неизвестно, однако количество преступлений на почве межрасовой неприязни уменьшилось в несколько раз. Люди стали вести с вампирами деловые отношения, кто-то даже демонстративно встречался с клыкастыми. Правда, зачастую подобные отношения были лишь для общественности. Вампиры не были предназначены для отношений. Они их попросту не ценили. И боялись влюбляться — им не хотелось видеть, как стареет близкий и как он умирает. К тому же за всю их жизнь ими они уже пресытились.       Значит, с Мироном у них будут временные неустойчивые отношения с неизвестно каким финалом.       Добивал тот факт, что Мирон был его непосредственным руководителем.              ***              Микроволновка громко брякнула. Полторы минуты вышло. Слава достал еду, положил на стол и робко уставился на закрытую форточку. Домой он пришёл буквально минут семь назад. Успел переодеться в домашнее, поставить разогреваться ужин и сходить в туалет.       Может быть, он шутил. А может нет. Как-то было неудобно оставлять начальника за закрытой форточкой. С другой стороны, это было не рабочее время, они вообще не обязаны были взаимодействовать. Но в любом случае это не избавляло от ссор на работе.       Решил сесть и начать есть. Хватило на две минуты бренчания вилки о тарелку. Как-то стало душно, нужно было проветрить квартиру. Слава открыл единственную форточку без москитной сетки, совершенно не понимания, как бы, зачем он это делает. Ещё комаров ночью ему не хватало. Хотя погода последнюю неделю была прохладненькой и сырой, комары должны были немного затихариться, а лучше вообще уйти в спячку.       Стало холодать. Слава помыл тарелку, соображая, чем займётся перед сном. Первым делом всё же исправит свою ошибку и закроет никому не нужную форточку. Потом он планировал посмотреть новости на ютубе или, если будет настроение, почитать книжку, которую пару недель назад начал.       Планам сбыться не удалось. Когда Слава убирал посуду по шкафчикам, к нему на плечо приземлилась летучая мышь, правда очень быстро свесилась на спину, поцарапав домашнюю футболку. Хорошо, что не разорвав, однако борозды должны были остаться.       Слава в тот момент вдрогнул, но за долю секунды успел не уронить тарелку. Покосился на мордочку грызуна. Невероятно милая. Светленькая жёлто-розовая с чёрными глазками и большими полупрозрачными ушками. Длиной где-то в девять сантиметров, шёрстка песочного оттенка. Они смотрели друг на друга около минуты.       Несанкционированная пауза прекратилась, когда Слава отвёл глаза в сторону и повёл плечами. Летучая мышь пискнула, сильнее цепляясь за его одежду. От когтей стало больно, Слава зашипел и потребовал у Мирона, чтобы тот слез и превратился обратно в человека.       После ещё одного писка перед ним наконец-то стоял знакомый человек. Слава потёр плечо с осуждением уставившись на Мирона.       — Я не нарочно, — цокнул тот. — Мне нужно было куда-то приземлиться.       — Стол? Ты бы ещё на голову мне сел.       — Ты бы тогда заорал, — закатил глаза Мирон и завёл назад руки, разминая спину. — И я не хотел царапать тебе стол.       — А меня, значит, можно? — возмутился Слава. — Что ты за вид? Здесь не пустыня, почему ты такой ванильный?       — Бледный гладконос, я родом не отсюда, да и большинство вампиров тоже, все уже перемешались, поэтому судить по виду из каких мест вампир уже неактуально.       — Ты такой маленький и пушистенький.       Мирон сделал глазами круг и лукавым взглядом остановился на Славе.       — А ещё мой вид в природе хищник. Жуки, кузнечики там, скорпионы. Всё такой же маленький и пушистенький?       — Да, только уже без «милый».       — Ты этого и не говорил.       — Подразумевал, — вздохнул Слава и почесал затылок. — Сегодня днём…       Мирон размял руки, быстро облизнулся, едва показав язык, и оперативно сел за стол, где ещё недавно ужинал Слава. Он кивнул на место впереди себя, приглашая присесть.       — Сегодня днём, — перебил он, перехватив на себя инициативу, — я предложил тебе неплохую взаимовыгоду. У тебя была потребность в том, что я тебе предложил, а у меня в твоей энергии. Ты же её терял и даже не замечал этого. Потому что её было много, она постоянно возобновлялась и открыто посвящалась мне. Меня подобное больше чем устраивает. Тебе же плюсы тоже есть, от лояльности на работе, могу тебе давать ещё больше времени побездельничать. Только слишком не наглей. До личных ощущений. Ты хотел. У тебя был запрос. Я его выполняю. Все счастливы.       — От проблем на работе, если узнают или увидят, до того факта, что одноразовые отношения я не особо рассматриваю.       — Не одноразовые, а лично-деловые. И проблем на работе не будет. Даже если узнают — поболтают максимум месяц и новость забудется. Ничего ужасного не произойдёт. К тебе нормально относятся, к тому же негатив к тебе или к себе я могу оперативно поглощать, до тех пор, пока он полностью не испарится.       — Лично-деловые, как ты выразился, меня не устраивают, так что…       — Так что прежде чем об этом судить можешь попробовать. Слав, в отличии от меня, живёшь меньше ста лет, особенно если так и продолжишь питаться сосисками с макаронами. И что же, отказываешься из-за не пойми откуда взявшихся принципов?       Слава ничего не отвечал некоторое время. Вокруг, пока он с напряжённо-потерянным лицом обдумывал ситуацию, стояла полнейшая тишина. Только с улицы доносился слабый шум ветра и проезжающих где-то вдалеке машин. Мирон стал стучать костяшками по столу, затем вздохнул и резко поднялся.       — Пойдём, я проголодался, пока ты тут думал. Полотенце для душа выделишь или и так сойдёт?       Сердце у Славы недовольно скакало — он ещё не решил, его загоняли в угол. Хотя с другой стороны — ведь можно было попробовать. Были же до этого отношения чисто на раз, для секса. И прекрасно. Раз в пару лет можно. Так уж сильно он изменился со времён армии?       Тогда под конец только и делало, что тянуло к потным накаченным мужикам. В меру грубым, с приятным голосом и татуировками.       Чёрт возьми, а Мирон попадал под это описание. Не на все сто, однако ж. Вспотевший в течение дня — насколько это было возможно, ведь у вампиров потоотделение было менее выражено, — накаченный на троечку, а может и хуже. Без одежды Слава его не видел, мог лишь только сказать, что не стопроцентный дрыщ и не жирный — этого уже хватало. В меру грубый — тут скорее бесцеремонный, но кто знает, как он поведёт себя в кровати. С приятным голосом и татушками — однозначно да! С татушками даже плюс с плюсом, потому что есть циферки на шее. Плюс, он ещё лысый!       Мирон прислонился спиной к стене и сложил на груди руки. Он ничего не говорил, только скептично-заинтересованно наблюдал за летающим среди собственных фетишей Славой. Тот не скоро понял, что перед ним был энергет, видевший его мысленную энергию. Видимо, он видел что-то крайне любопытное, раз тупо стоял и смотрел. Слава устыдился, мотнул головой и так же резко поднялся, коленкой ударившись о низ столешницы.       Но, только коротко поморщившись, пошёл мимо в ванную, словно ничего и не было. Мирон открыл рот, чтобы что-то сказать, потом решил промолчать и без лишних слов направился за ним. Хотел следом войти в ванную комнату, но ровно перед его носом дверь закрылась.       Слава не знал насколько его действия были оскорбительными для него, поэтому, опомнившись, выглянул обратно и промямлил, что придёт минут через десять. Даже спросил: «ок?». Мирон закатил глаза, махнул рукой и пошёл в спальню.       Неловко.       На то, чтобы выебать Мирона Слава не надеялся, ему будет достаточно и если выебут его, поэтому над туалетом он завис минут на восемь из озвученных десяти. Потом ещё в душе как раз минутки две, но после опять над толчком со спринцовкой. Пошарил по полочкам за зеркалом над раковиной, нашёл старый нераскрытый презерватив и полупустой тюбик смазки. На всякий случай немного использовал, хотя и не увлекался. Если Мирон не даст подготовиться или сам этого не сделает, опять будет поход к врачу.       Надев обратно всю одежду, даже носки, Слава вспомнил, что ему нужно будет сейчас раздеваться опять. Не продумал. Волновался. Перед самым выходом бросил на себя красивого взгляд в зеркало — растрёпанные мокрые волосы и шире обычного глаза. Точно волновался, как перед важными экзаменами. Ему это не нравилось, но он никак не мог разжать эту пружинку внутри.       Мирон валялся на кровати, вытянув ноги в чёрных носочках с белой надписью «reebok». Он утыкался прищуренными глазами в телефон и что-то не особо быстро печатал. Одежда тоже была на нём, как оверсайз толстовка, так и спортивные штаны. Он даже капюшон отчасти натянул на бошку.       Стало полегче. Они были на одном уровне готовности. Только Слава вдруг осознал, что боялся конца. Что он выйдет из душа — и никого не будет. Или сейчас его обломают, когда он уже подготовился. Был виден пробел в их отношениях — там не было доверия.       Да у них и отношений толком не было, так что это было оправдано. Летучей мыши ничего не мешало незаметно покинуть дом, даже не шумя в коридоре с замком. Хватало всего лишь вылететь в форточку.       — Так мне в душ валить или как? — спросил отстранённо Мирон, видимо заканчивая наконец диалог в телефоне.       Слава подошёл к столику, который стоял рядом с кроватью — это был не специальный прикроватный столик, а невысокий и поломанный с авито. Раньше он стоял рядом с подоконником в качестве подставки для цветов. Сейчас использовался то в качестве вешалки, то в качестве — не знаю, куда положить, поэтому будет здесь. На этот раз Слава положил на него презерватив и тюбик смазки. Покосился в сторону Мирона, качнув головой.       — Или как.       — От чего ты тащишься? — спокойно спросил Мирон, будто бы этот вопрос был обыденностью.       Слава же от него опешил, всё лицо пошло волнами от непонимания и удивления. Он присел на край кровати, подложив одну ногу под жопу.       — В смысле?       — В прямом. Не первый век занимаюсь с кем-то сексом, всегда есть что-то, что нравится сильнее. Мне нужен от тебя максимум эмоций, поэтому хотелось бы услышать хотя бы примерный ответ. И я не ленивый, просто облегчаю нам двоим работу.       — Последнее, как я понимаю, ответ на частую претензию — узнай сам, да?       Мирон очень широко улыбнулся, не разжимая губ, и кивнул.       — Да. Я могу, конечно, узнать сам, но, если честно, подустал от этих игр. Легче, когда сразу делаешь, как надо.       — А тебе самому что нравится?       — Второй по популярности вопрос.       — И первый по глупости? — усмехнулся грустно Слава. Мирон удивлённо свёл брови вместе, не успев договорить. — Ты, наверное, ответишь, что твой кайф в основном от вкусной энергии.       Мирон пару секунд втуплял, а затем кротко засмеялся, как болванчик кивая головой.       — Первостепенное — конечно. Это самое главное. А что нравится поверх, уже не столь важно. Я когда сытый всегда довольный. Так что давай разберёмся с тобой. И почестнее, без стеснений. Я не буду потом на работе рассказывать, как тебе нравится в кровати. Даже если упомяну это в разговоре, никто не поймёт, о ком я. Но я особо и не трепаюсь.       — Да я заметил, — пробормотал Слава, опустив голову. — У меня давно никого не было, давай в процессе… обговорим.       Мирон поднял подбородок и почесал себе шею, прищурив глаза. У него было расслабленное лицо, ни капли переживаний или отвращения. Да, было ещё рано об этом судить, они же ещё даже не разделись. Слава в очередной раз нервно вздохнул — почему ему так стрёмно?       Мирон выпрямился, потянулся скорее, спина хрустнула, он глаза вообще закрыл. Затем полез по кровати к Славе. Его руки как-то особо быстро оказались на талии, подтянули слегка. Нос прошёлся по задней части шеи, губы после легли на шею, туда же, куда и днём.       По телу разошлась приятная дрожь, Слава в последний раз вздохнул и расслабился — упал в воду, позволив себя держать. В действительности же — перестал себя накручивать и полность открылся Мирону. Сытый = довольный? Кушай.       Посмотрим, что значит довольный вампир. Слава задрал вверх голову, прикрыв веки, наслаждаясь лёгкими покусываниями. Маловато, но всё пусть идёт постепенно, своим чередом. Мирон куснул его за ухо и поцеловал в него. Пощекотал языком за ним, в основании. Пришлось поёжиться, но не от чего-то неприятного. Слава прилёг ему на плечо и повернул влево голову. Глаза моментально зацепились за чёрные циферки. По губам пробежался кончик языка.       — Насколько можно оттягивать прелюдию? — прошептал Слава.       — Как тебе будет угодно, главное, чтобы тебе это очень нравилось.       — Очень-очень?       Мирон усмехнулся, пободавшись о его лоб носом, словно закапываясь к нему в чёлку. Слава коротко пободался в ответ и глубоко втянул воздух, приблизившись к его шее. Цифры, конечно же, ничем не пахли. Был только запах Мирона, он смешивался из давно использованного одеколона и его собственного запаха. Резковато, неописуемо, приятно. Дальше быстро, как бы украдкой — Слава поцеловал место между двух цифр, чмокнул скорее, там же куснул и пободался носом. Секунды за две всё вместе.       Можно и продолжать — самая главная цель выполнена.       Слава маслицем стёк в сторону подушки, наконец полностью забрался на кровать и развёл ноги. Они до сих пор были в одежде — исправилась такая формальность быстро. Мирона просить было не нужно, он раздел и его, и себя — притом по скорости почти как в армии.       Кожа бледная, а всё же волосатая, кучерявенькая. Слава наконец полностью избавился от нервов — беспардонно положил руку Мирону сразу на пах и стал его гладить, закапываться в густые лобковые волосы.       — Сколько веков не брил? — съязвил по-доброму он.       — Вот только не пизди, что не нравится, — фыркнул Мирон и левой рукой придавил его к постели, надавив на плечо.       Слава моментально стих, невинно захлопав глазами. Наведя камеру только на лицо, сложно было подумать, что он сейчас голый лежит перед другим обнажённым мужиком и готовится его в себя принять. Это, конечно, зависело от испорченности смотрящего, но его такого и описать было сложно. Мирон подвис, засмотрелся, второй рукой, не следя за собственными движениями, стал водить ему от бедра до груди, поглаживать. И неотрывно смотреть в лицо.       — Ноги мостиком разведи, — сказал он как-то отстранённо.       Слава, не меняя своего ангельского личика, повиновался. Взгляд Мирона не изменился ни на секунду. Следующее действие было неожиданным, Слава охнул. Мирон резко подхватил его под задницу и дёрнул на себя. Не вошёл, но близко. Проехался вверх-вниз.       — Тебе нельзя встречаться с девушками, — сказал как-то тихо, не веря себе, Мирон. — Парни такое потеряют.       Слава бы усмехнулся на этот комплимент, своеобразный, но комплимент же, но не успел. Всё было слишком быстро и резко. То Мирон зависал, как старый компьютер, на котором открывали новую вкладку, когда и так их было больше двадцати, то вдруг прогружался, начиная действовать резко и быстро. Пальцы во всю игрались в дырке. Опять завис. Продолжил, но скоро заполнил пустоту членом. И больше, пока не кончил, не останавливался. Слава постоянно уползал куда-то в сторону, Мирон давал ему это делать, но в какой-то момент резко дёргал на себя, и так по несколько раз. Единожды поменяли позу. Слава раскраснелся, пытался сдерживать стоны, поджимал пальцы на ногах и цеплялся Мирону за плечи, иногда наоборот его отталкивая.       Кончил раньше, но ничего на этом не закончилось. Мирон только взял какой-то совершенно ненормальный кроличий темп, полностью придавив его собой к кровати.       Вечер прошёл хорошо.              ***              На утро оказалось, что домой Мирон не улетел, даже на вешалку спать не отправился, а остался рядом на кровати. Утром он пояснил это тем, что им нужно было ещё поговорить до работы и метаболизмом вампиров. Спать им не было необходимо, но они всё равно могли это делать. Засыпали только хуже, нужно было либо вымотаться, либо что-то принять. Сон сохранял их энергию, поэтому утром Мирон был сытым и довольным.       Говорил мягенько, хрипловато, разнеженно. Уже и не перебивал, не торопился никуда, даже гримасничать стал поменьше. Сидел на кухне, вытянув и переплетя ноги, наблюдал за тем, как Слава готовил себе завтрак. А попутно они вели разговор, что делать дальше.       Продолжать ли подобные отношения или нет.       — Можно, в принципе, попробовать. А тебя можно будет гладить?       Мирон похлопал глазами и молча наклонил голову.       Слава прыснул и замотал своей, хотя затем всё же провёл по его ёжику волос, довольно сощурившись, но отнял руку и сел напротив, чтобы покушать.       — Я про другой твой облик. Не укусишь? Летучих мышей ведь можно гладить?       — Можно. Я не против, так ты тоже делишься со мной энергией.       — Тебе так часто надо есть? У вас же замедленный метаболизм.       — Я про запас. Кровь можно принимать за вашу еду. Полтора стакана хватает на день, даже меньше можно, если разбавлять мясной едой. Но лично мне нужно около трёх стаканов, даже несмотря на обычную еду. За энергией же я слежу куда лучше, без примерно. И её мне легче доставать, поэтому я всегда питаюсь по максимуму. Если что, лишним не будет. Я не могу, как человек, «обожраться».       — Почему ты такой особенный? — спросил Слава, положив щёку на упёртую локтём в стол ладонь. — Насколько я знаю, энергиков крайне мало и они все слабые, без крови вообще не могут. И поглощают только открытые эмоции. А ты можешь брать даже энергию от мыслей.       — У меня много разницы от обычных вампиров, — фыркнул Мирон, сложив на груди руки. — Я сильнее их, потому что родился в нужное время и у нужного вампира.       — Я только недавно узнал, что вампиры могут спокойно размножаться. То есть у тебя мать и отец — вампиры?       Мирон коротко качнул головой.       — Не так. И не спокойно. Вероятность забеременеть вампиру от вампира раз в двадцать меньше, чем у людей. А вампиру от человека или наоборот уже больше — только дети в большинстве своём рождаются неполноценными, часто вообще с какими-то болезнями из-за чего умирают в первые дни своей жизни. А про свою мать я ничего не знаю. Ешь, а то опоздаешь. Мне нужно будет залететь в одно место, оставишь на вечер форточку?       — Как вор, — усмехнулся Слава. — А если другой вампир залетит и обкрадёт меня?       — Насколько я знаю, сейчас подобных случаев стало куда меньше. Даже в нашем обществе это плохой тон, а так как вампиры — очень стайные существа, никто не хочет быть изгоем.       — А ты не изгой?       — Скорее вожак, — хмыкнул Мирон. — Ешь, на работе встретимся. Не забудь про форточку.       Она была открыта, поэтому, превратившись за секунды в летучую мышь, Мирон вылетел в окно и скрылся в неизвестном направлении. Слава вздохнул и доедал уже в молчании. Время поджимало, но он не торопился.       Всё равно ему теперь можно чуть больше.       Рассуждая в подобном ключе, на работу он пришёл даже немного раньше, чем обычно. Обманчивое чувство, что теперь можно класть на регламент и своевольничать на работе. Слава с детства был исполнительным, не всегда пунктуальным, но всегда делал только то, что было необходимо. Одно время его чуть не сделали старостой в классе. Но к счастью с ним училась зубрилка Василиса, а потом эта «должность» вообще перестала существовать. Точнее она была, но её как бы и не было.       Обращение к детству — всё пустое. С тех времён Слава изменился, не сказать, что сильно, но человеком был уже совсем другим. Жизненный опыт всегда лепит из тебя что-то своё. Славу почти устраивало, что из него получилось.       На удивление с Андреем разговаривать было легче лёгкого. Как раньше — будто бы ничего и не было. Просто было такое стойкое ощущение, что тот пьяный поцелуй был как минимум несколько месяцев назад. Правда чувствовал это в основном Слава. Андрей же продолжал напрягаться, а теперь и смотреть стал косо — он, видимо, ожидал, что этот стесняющий момент ещё долго будет стоять между ними и в итоге прекратит их дружбу.       Если он думал так, то уже словил облом. Слава был поглощён только своими внутренними проблемами и переговорами. Работой занялся, увлёкся. В небольшим перерыве переварил вчерашнее. Почесал рефлекторно шею — на ней ничего не осталось, но почему-то ему захотелось это сделать. Мысленный засос там всё же стоял. С мыслями вообще интересно были. Слава часто делал один и тот же вывод, что пока он думает — он генерирует еду. От этого он переходил к открытию Америки — когда ему хорошо — еды много.       Действительно ведь взаимовыгодно. Вампир заботится о своём человечке, исполняя все его прихоти, лишь бы накормить себе брюхо. Жаль только, что энергетов было до безумного мало и встретить таких сильных, каким был Мирон, ещё пришлось бы постараться. Если бы только жизнь сложилась иначе и все такими были — никаких убийств, один поток счастья!       Утопичные розово-глупые мысли, и всё равно на это Слава потратил минут тридцать своей жизни. Во время обеда он сперва забыл, что нужно вести себя как обычно, поэтому не доглядел за собой, что слишком много смотрит на Мирона, молчит и интенсивно думает скорее с мечтательным видом, чем напряжённым. Мирон даже посмотрел в ответ лукаво, приопустив до второго подбородка голову вниз и подняв выразительно глаза с бровями.       Осадило.       Доработал спокойно. Вернувшись домой, сразу пошёл в душ. Когда вышел, посмотрел в сторону форточки и охнул. Подбежал и скорее открыл её. Внутрь влетела недовольно пищащая летучая мышь. Слава принялся извиняться, протянул руку, приглашая присесть. Поморщился от острых когтей и стал поглаживать важно приземлившуюся на свою временную жёрдочку летучую мышь.       — У тебя такие ушки большие, — восхитился Слава, осторожно проводя по контуру с внутренней стороны одного уха. На ощупь оно было нежное и бархатное, чем-то, даже на вид, похожее на кожу кота породы сфинкс. — А сам ты такой маленький…       Летучая мышь вновь начала пищать — натурально ругаться. Слава пробовал её успокоить, говорил что-то глупое и извиняющееся, а параллельно поглаживал. Сработало.       Прошло минут двадцать где-то, как Слава всё же сообразил, кто перед ним. Точнее, он изначально понимал, что летучей мышью был Мирон, но этот факт абсолютно скрылся из его вида. И когда он наконец вспомнил об этом да спросил, зачем тот сюда прилетел, зверёк с его рук улетел.       Улетел недалеко. Вскоре возник рядом в человеческом образе, сразу же размялся, вытянув вверх руки и прогнув спину. Косточки захрустели.       — Я же попросил оставить форточку.       — Ты только спросил, оставлю ли я.       — Это одно и то же, — цокнул Мирон, присаживаясь за стол, сразу же недовольно складывая на груди руки. — Только не говори, что мне придётся говорить с тобой тупо по существу без всякого рода намёков. Ты ж вроде не тупой.       — Я тупой настолько, насколько сам себе позволяю. И врубаюсь я в твои намёки. Забыл просто.       — Вот так сразу и говори, — огрызнулся Мирон. — А не надо тут придумывать всякую хрень про то, что я чего-то не говорил.       — Какой же ты бесячий, — закатил глаза Слава и сам сел за стул напротив. Ситуация была почти такой же, как утром, только они оба были немного сердиты друг на друга, отчасти на взводе. А утром атмосфера царила исключительно мирная. — Ты днём ел? Ел. Можешь валить на все четыре, если что-то не устраивает. Мог бы сразу улететь, а не морозиться на улице. Зимой тоже полчаса за окном летать будешь, пока не откроют?       — Я рад, что ты видишь наши отношения в перспективе, — деловито подхватил Мирон, поведя плечами. — Касаемо зимы — надеюсь, тогда ты приучишься оставлять окно открытым, или брать в душ телефон, или выдашь мне дубликат ключей от квартиры. Любой из этих вариантов меня устраивает, пока что на улице не так холодно, как могло бы быть. А теперь вернёмся к сути дела.       — Ты так и не ответил, захуя вообще прилетел.       Мирон закатил глаза и уронил на правое плечо голову.       — Шёрстку ты мне уже всю исчесал, давай теперь пушок в другом месте погладишь.       — Фе, — поморщился Слава. — У тебя подкаты к постели бородатые.       — Да похуй, люблю людей, вокруг которых не нужно плясать и петь дифирамбы с: скажи правильно, в нужное время, сделай перед этим ещё двести пятьдесят процедур.       — А со мной так делать не надо?       — С тобой лучше вообще не церемониться, — фыркнул Мирон. Слава возмутился протяжным «э», на что Мирон закатил глаза и пояснил: — Ты же это любишь.       — Ну я и в нежность люблю.       — Время от времени всё можно. А я про хуйню со свиданками, подарками и замену «пойдём потрахаемся» на «ты у меня самая красивая» с прелюдией в сорок минут на уговоры уже давно согласной.       — Было такое? — усмехнулся Слава.       Мирон смерил его таким осуждающим взглядом, что Слава коротко цокнул и отвёл глаза в сторону, ближе к потолку. Вопрос был туповат, но тупые вопросы самые честные. Понятно, что вампиры живут по несколько веков, но это не значит, что им попались все возможные вариации человеческого характера. Была у Славы одна девушка, которая постоянно ругалась на зубную щётку и всегда целовала его только в правую щёку. Люди с такими загонами встречаются крайне редко, так что даже вампир на не всех индивидов попался бы.       — Сосёшь? — спросил Мирон вместо ответа.       — Да, — просто ответил Слава.       — Нравится?       Что ж. Свой ответ Слава продублировал, улыбнувшись кончиком губ. С тех пор, как они потрахались в первый раз и всё обсудили — разные комплексы и страхи покинули его бошку. Мирон был в целом таким же простым и открытым. Всегда спрашивал напрямую, ярко проявлял эмоции, был честным, хоть и мог юлить — недоговаривая. Но это было нарочно, чтобы растянуть игру. А заодно и трапезу.       И, что самое главное, у Мирона был огромный опыт. А значит, даже самые идиотские или стыдные желания его абсолютно не смутили бы. Он привык к странным человеческим хотелкам. Да и больше того! Он только за был, ведь ему от этого энергия сверху нормы шла.       — Пошли, — Мирон указал головой в сторону прохода, вероятно, подразумевая спальню. Слава надул губы уточкой и помотал головой. Его посмешило моментально возникшее недовольство в глазах напротив.       Чего такое? Испугался? Нельзя ж так сразу, не разбирая толком причину, а сразу разочаровываясь. А вдруг здесь что-то другое или сюрпрайз какой?       Слава поднялся — Мирон не отрывал от него пытливых острых глаз, — потянулся, размял шею. У него хрустело всё не так громко, да и разминался он, чисто чтобы время потянуть. Сделал два коротких шага — хруст, стук — сел перед Мироном на колени и с вызовом посмотрел вверх — ему в лицо. Бровками поиграл, а на губах сплошная неслезающая улыбка.              ***              Почему-то в офисе Мирон стал появляться всё реже и реже. Часто разговаривал по телефону, вообще его из рук не выпускал. Прилетал — улетал — прилетал — улетал. Чаще улетал и обратно не возвращался. Только вечером наведывался в гости, вежливо стучал в форточку, влетал и отогревался в тёплых и надёжных Славиных руках. Он был таким милым, крошечным и безобидным, когда лежал на ладони и коротко изредко попискивал, лениво порой переваливая своё тельце. Глазки закрывал почти всегда, а когда они были открытыми — эти чёрные мелкие бусинки прибавляли ещё больше нежности к общей картине. Розово-песочный носик тихо издавал незаметные тёплые потоки воздуха, а порой и тихие смешные звуки.       Вот смотришь на это чудо размером с руку и думаешь — это вампир, который старше тебя лет на двести? Вот эта милейшая крохотулечка?       Даже в человеческом облике Мирон не походил на то самое пугающее слово «вампир». Уж слишком часто он плавал в технике и к тому же ему неимоверно шёл современный шмот. Словно ровно под него лепили эту человеческую моду.       В каком месте он был вампиром? Глаза не красные, кровью не питается, выглядит не враждебно, очень даже деловито и забавно. Клыки особо не торчали. Ну что? Ну вот в каком месте нужно было искать, чтобы обнаружить в нём этот самый вампирский признак?       Вот сегодня, например, Мирон весь день бегал по офису с телефоном. Говорил с кем-то, кидал трубку, опять говорил с кем-то. Зачастую всё самое интересное оставалось в его стеклянном офисе, но и просто выходя за стаканчиком кофе можно было узнать, что он то с кем-то ругался, то о чём-то осведомлялся.       В Славиной голове был сценарий, где набегавшийся и наконец-то уставший Мирон превращается в мышонка и устраивается у него на коленке или руке. А он его гладит понятное дело, кормит своей энергией от заботы и эмоций «какое чудо», и сам расслабляется. Чем дольше они встречаются, тем меньше он чувствует хоть какой-либо дискомфорт из-за исчезновения энергии. Ну утекает она в фоном режиме, какая разница? Восполняется ведь так же быстро. А так хранилась бы и хранилась, выгорала бы. И зачем? А так полезно.       В коридоре раздался шум. Мирон как раз завершил вызов и чесал голову. Его взгляд в сторону двери был подозрительным и заранее недовольным. Слава редко когда слышал, чтобы кто-то шумел в их холе. Только на корпоративе, но там это было нормой. Даже практикой.       А здесь не было. И когда дверь открылась, и внутрь ворвалась какая-то тощая девушка в тёмном красивом, но странном, отчасти вульгарном платье, с макияжем на овальном с такими же овальными глазами лице, Слава сильно удивился. Её держал за руку их охранник — мужчина в весе наполовину от еды, наполовину от физической подготовки, и что-то то и дело бурчал на её крики, просьбы и угрозы.       Весь прикид незнакомки цеплял — красные глаза, чёрные волосы, похожие на парик, но сидящие как родные. Пальцы — тонкие, длинные, чуть ли не белые по цвету с покраснениями в области ногтей. Когда она шипела на охранника, скалила острые длинные клыки.       По ней можно было спокойно сказать — вампир.       Когда она превращалась в летучую мышь — а охранник в перчатке хватал её за лапу, — можно было видеть в ней вампира. Да у неё даже вид летучей мыши был — десмод или же «обыкновенный вампир». Весь отдел молча уставился на эту сценку.       — Дамочка, попрошу Вас…       — Отпусти, дай пройти!       — Дамо…       Она перебивала и брыкалась, возмущалась так рьяно, что её становилось жалко. Слава скосил глаза на Мирона, ожидая какую-то интересную реакцию и даже сам удивился от того, что увидел.       Мирон стоял прямо, сложив в карманы джинс руки, и смотрел на нарушительницу спокойствия настолько высокомерным взглядом, что становился просто другим человеком. Черты лицы у него заострились, из взгляда вытравились все положительные эмоции. Он словно стал ядовитым.       Когда наконец девушка отбилась от охранника, она увидела Мирона и её глаза наполнились нечеловеческой радостью и болью, слезами. Она не начала плакать, но упала перед ним на колени, сложила вместе в молебном жесте руки и взмолила о помощи.       — Мирон! Помоги, пожалуйста! Мой сын… Я, он… — хватило её ненадолго, скоро пошли слёзы.       Слава никогда не видел, чтобы вампир стоял на коленях и плакал. Вампиры всегда были наглыми, дерзкими и бесстрашными, но никак не жалкими. А здесь — пуф. Все, как и Слава, затаили дыхание. В офисе была просто мёртвенная тишина, только компьютеры её и нарушали.       — Принесла судьба нелёгкая, — небрежно бросил Мирон, секундно оскалившись в отвращении. — Вали отсюда.       — Нет, пожалуйста! Выслушай меня! Ты можешь мне помочь! Ты… ты…       — Я много что могу. И? Это не значит, что мне интересно кому-то помогать.       — Я… — ей было сложно говорить, у неё дрожала челюсть. На почти белом лице красные следы вокруг глаз и щёки выделялись особенно заметно. — Пожалуйста, я всё отдам, всё что хочешь, что есть, только… только…       — Меня твой полудохлый отпрыск интересует, как волка лимон. Проваливай.       Девушка всхлипнула и подползла к нему немного ближе, опять вымаливая, хотя за слезами нельзя было различить смысл её бормотаний.       — Отвратительно, тебе не ясно, что ли? — огрызнулся Мирон, поднимая верхнюю губу и смотря даже хуже, чем тем высокомерным взглядом. Он смотрел на неё, как на что-то ужасное, слякоть из животной крови под ногами с детскими костями и чьими-то потрохами. Полное презрение.       — Пожалуйста! — взвыла она, протягивая хриплым голосом это, шмыгнула носом и вытерла неостанавливающиеся слёзы с левой щеки. — Мх, Мирон, помоги, прошу! Я для него что угодно сделаю, мой ребёнок…       — Думать раньше надо было.       — Я надеялась, все надеются!.. Он ведь почти, нормальным…. рос, мх, мой мальчик… Помоги ему, я, он всё для меня, тебе ведь не сложно, пожалуйста, я сделаю, отдам, всё, что хочешь! Пожалуйста.       — Свали. Могу глотку ему перекусить, если хочешь.       Она всхлипнула и опять потянулась к нему, прося, прося, прося — безостановочно прося о помощи.       Мирон сжал челюсть, а затем произошло что-то из ряда вон — он зашипел на неё, как недавно она на охранника. Оскалился, но это было в разы страшнее и опасней на вид. У него удлинились клыки и стали длинной чуть ли не с указательный палец, тонкие и острые. Глаза загорелись насыщенным красным цветом — цветом свежей артериальной крови. Вместо голубой радужки была только кровь.       Девушка моментально сжалась, превратилась почти сразу в летучую мышь и после его резкого поворота головы, быстро улетела в сторону выхода.       Сцена была невероятная сама по себе, но больше всего поражал страх, исходящий от Мирона. Точнее от него исходил какой-то древний ужас — смотришь и чувствуешь, как твоё сердце разрывают на куски длинные когти, в ушах раздаётся смех и крик летучих мышей, холодно, не чувствуешь ничего, кроме боли и страха. Обречённость и бренность. Тебя съедят, но ты всё равно мучайся, томись, еда — так вкуснее.       Этот страх сковал всех. Слава вообще боялся дышать, не то, что двигаться. Сердце билось тише, но так отчётливо, что болела грудная клетка.       Боже, что это сейчас было?       Вампирские приблуды как испарились, черты лица вновь стали мягче, округлее. Мирон размял шею, спину и пошёл в свой кабинет, уткнувшись в телефон. Так, будто бы ничего и не произошло. Даже не сказал ничего. И явно не чувствовал себя как-то не так.       Вот тогда Слава наконец понял — да. Мирон вампир. И хорошо, что большую часть времени это непонятно.       Больше в течение дня они не пересекались, он нарочно в кабинет не заходил, а потом Мирон вообще улетел, раньше окончания рабочего дня на два часа. Офис тогда вздохнул спокойно, начались бурные обсуждения случившегося. Слава не хотел принимать в них участия, но не слушать не мог. В голове был бардак и сердце всё никак не могло прийти в порядок, хотя времени прошло уже достаточно.       Это тот самый милый мышонок, дремавший у него на ладошке? Это тот самый парень, охуенно сладко дерущий его в постели? Это тот самый распиздяйский начальник?       Да не пиздите, блять! Почти каждый вслух сказал, что испытывал страх, что Мирон подойдёт к нему и нахуй переломит им шею. И похуй, как она поместилась бы у него во рту — почему-то это никого не волновало. Просто хрясь — и всё. И ты мёртв, из шеи фонтаном кровь, которую он даже не пьёт. И красные немигающий глаза, смотрящие из самой ёбаной черноты. Из места, которого чернее просто нет, оно съедает свет, но не может съесть эти красные глаза, потому что это они едят его, а не наоборот.       Чёрт, по телу уже несколько раз прошла дрожь. У Славы разболелась голова, но он продолжал слушать своих коллег.       Да, да, да, он был согласен со всем. Просто со всем, что они говорили. Мирона не было, а он словно всё-таки был. Каждому было не по себе.              Вечером Слава понадеялся, что Мирон к нему не заглянет. А если постучит в форточку — притвориться, что не слышишь, что в наушниках, в душе, уже спишь. Что угодно, лишь бы не открывать и не впускать его внутрь.       Обман себя же не сработал. Мирон редко пропускал дни, в этот раз всё было как обычно. Он прилетел, пошкрябал в окошко — хотя Слава уже научился открывать форточку стоит прийти домой, в этот раз он этого не сделал нарочно. Но всё равно открыл ему. Не мог не открыть. Боялся или ещё что — но не мог. Просто не мог.       В образе мыши Мирон надолго не задержался, хотя это было обычной практикой. Он сразу превратился в человека и облокотился жопой о столешницу, сложил на груди руки. Посмотрел с лёгкой претензией, а скорее даже с пониманием и осуждением.       — Давай опять поиграем в вопросы? Задавай. Твоё любопытство мне импонирует больше.       — А страхом ты, значит, не питаешься? И вообще вампиры.       Мирон вздохнул, опустив спокойный взгляд в пол, затем вернув его обратно на Славино лицо.       — Все яркие эмоции, направленные в одно русло или всем сразу, очень питательны для энергетов. Но страхом, на ваше счастье, мы уже много веков как не питаемся. Хотя в целом питательность одинаковая и подсаживает одинаково.       — Подсаживает?       — Мгм, — Мирон помотал недовольно головой и устало упал на стул, удобно устроился — полулёжа, и наконец ответил: — Вампирам нужна еда. Она им необходима. У нас еда одна, мы от неё сильно зависимы. Обычные вампиры от крови, с ума без неё сходят. Те, которые могут в энергию — привыкают к своему виду энергии. А их всего два. Отрицательная и положительная. К ним привыкают ровно так же, как и к крови. Если кто-то привык к ОЭ — ему будет хреновенько, а скорее просто не вкусненько от положительной энергии. И наоборот, кто привык к ПО — не особо жалуют отрицательную. Сейчас мы уже давно не практикуем рацион из страха в соображении гуманизма. Милая политика, хотя порой раздражающая.       — Почему?       — Как будто бы бесполезная. В пятом веке мы сводили людей с ума от боли — и нас ненавидели. Сейчас мы стоим на учёте, получаем по полтора пакетика крови в день — и нас продолжают ненавидеть. Хотя прогресс явно есть, он сейчас вообще какой-то особо быстрый. Сложно адаптироваться к нему. До сих пор не врубаюсь, что тот лысый человек-гриб в мавзолее лежит.       — Со смерти Ленина уже времени прошло, — нахмурился Слава и наконец-то сел напротив. Он чувствовал себя уже поспокойнее. Возможно, энергию страха Мирон всё же подъел, поэтому и стало полегче. А может, просто разговоры расслабили, кто знает. Славе вроде и было интересно, но не настолько, чтобы спрашивать.       — Да, прошло. Для вас. Для меня это словно месяц назад было. Всё слишком быстро. Некомфортно. Ещё что-нибудь спросить хочешь?       — Почему ты ей отказал?       — Мне кажется, — цокнул Мирон, — что ты забыл задать какой-то переходящий вопрос.       — Зачем она приходила? — спросил Слава с акцентом на всё предложение или ближе к последнему слову.       — Ага, его.       — Как я понял, что-то случилось с её сыном и ты мог помочь.       — Тебе вообще без разницы на неё? — усмехнулся Мирон. Слава удивился и вдруг правда осознал, что вообще не сопереживал ей. Устыдил себя сразу. — Да ладно тебе, не бери в голову. Сейчас у вампиров, как ты, наверное, знаешь, яд вообще никакой, кусают только те, кто постарше. А их либо прибили давно, либо они сами уже сдохли, либо им это больше не интересно. Я, если что, про укус с превращением. Новых вампиров появляется с каждым годом всё меньше и меньше. Общество у нас небольшое, на материке многие стаи знают друг друга, а в одной стране все знают всех. Я тебе уже рассказывал, что если вампир родит ребёнка от человека — у него получится невесть что. Ребёнок, мгм, да, вроде человек. С синдромом дауна, врождённой хуетой какой-то, пороком сердца или ещё чем-нибудь таким. Если же случится всё-таки чудо и ребёнок родится более-менее здоровым, то это в принципе особо ничего не даёт, потому что полукровки живут в среднем до восьми лет. И потом умирают. Это прям чудо должно быть, чтобы полукровка нормально прожил. Есть крошечная вероятность, что он будет обычным человеком. Практически без вампирского гена. Такое возможно, наверное, только у самых последних превращённых, у которых яда две капли да нихуя. А у других — полукровки да и только. Вот и скажи, зачем она вынашивала и рожала ребёнка, проходя через эти отвратительные пытки родов, чтобы получить на свет ребёнка-урода, который проживёт дней пять, а максимум лет до восьми?       Слава пожал плечами. Мирон кивнул и продолжил:       — Всё просто, такие умники надеются на помощь Первых. Мой отец — изначальный вампир. Тот самый, который появился до всех. Если что, не спрашивай когда, в каком веке и как это было — он нихуя не помнит. Он ребёнком вообще был пару столетий. Могу рассказать только удивительную историю, как он ебался с летучими мышами, но все дети у них рождались только мертворождёнными, а в пятидесяти процентах случаев самки сами умирали. С людьми было поинтереснее. Из тридцати женщин принесли детей только семь. Я, как ты, возможно, догадался, один из этих семи. И я вроде самый старший, хотя отец уже не помнит. Мы все росли одинаково медленно, а в определённом возрасте остановились. Вампир растёт до момента, как его тело перестаёт вырабатывать новые клетки. Ты же знаешь из биологии, что на каком-то этапе взросления твои клетки в основном умирают и не восстанавливаются. Мы до этого этапа не доходим. У кого-то вообще классно, он остановился на этапе, когда клетки весьма быстро возобновляются, хотя это скорее отклонение, но всё же можно назвать преимуществом. У них всё заживает быстрее, и еды им меньше надо. Так вот, к чему я. Яда в нас предостаточно. Но мы давно уже никого не кусаем — правило у нас такое. Почти негласное. И не спрашивай откуда и из-за чего — сами толком не знаем, но оно есть. И наш яд может превратить полукровку в вампира. Стандартное превращение от недели до месяца, и всё. Растёшь до лет двадцати-пяти-тридцати, живёшь вечно.        Информация захватывала, Слава очень внимательно слушал, что ему рассказывал Мирон, даже записывать хотел. Выслушав и быстро переварив информацию — хотя рано говорить, что всю целиком, главное, что основы, — он спросил:       — Так почему отказал ей?       — Мы не кусаем. Делать нам нечего. Я тебе уже рассказал о нашем правиле.       — Но в таком случае, она же рыдала перед тобой на коленях, значит она…       — Дура, — фыркнул Мирон. — Есть такие умненькие вампиры, которые прекрасно знают про то, что дети у них получатся нежизнеспособными полукровками, и они прекрасно осведомлены о наших правилах — мы не кусаем. Только за год я и мои братья и сёстры отказали раз девять.       — Всего? Вы могли им помочь. Какая разница, какой ребёнок, если в итоге он станет вампиром — одним из вас?       — Мы не тратим время на чужую глупость, Слава, — холодно сказал Мирон. — Исключения бывают, это уже индивидуальные случаи. И они бывают редко. В прошлом году одна пристала к моему отцу со своим ребёнком. Что ж, он подкрепился сразу двумя. Правила есть правила — не следуешь им — ты не в стае. Мы весьма добры — игнорируя их нарушения. Хотя другие над ними смеются, так что своё они получают.       — Это жестоко, — прошептал Слава. — И разве вампиры едят вампиров?       — Кровь и в Африке кровь, — закатил глаза Мирон. — Только у вампиров ещё яд идёт, он горчит, а слабых вампиров может и прибить или просто временно по башке вдарить. А отцу похуй на этот яд. Мне в принципе тоже.       — Ты кусал своих сородичей? — тонко и тихо поинтересовался Слава, он несильно свёл брови, над ними появились лёгкие морщинки.       — Кого я только не кусал, — протянул Мирон и опёрся щекой на кулак, локоть упирался в столешницу. — Время, Слава. Время. «О времена, о нравы», да? Не поверишь, веке в седьмом это было вполне себе приемлемо. Что уж говорить о веках до нашей эры. Ты можешь представить себе, как сейчас вампиры ловили бы вас, людей, запирали в домах, травили ядовитыми парами, избивали, унижали морально, убивали на их глазах близких, нарочно превращали бы их в вампиров, чтобы после всех мучений превращения, убить в самый последний день перед перевоплощением? Мгм? Да, наверное, нет. Не смотри так. Не помню в каком веке мы это практиковали, но не так уж и давно. Хотя помнит это только одна восьмая всех вампиров. О да, о времена, о нравы.       — И всё же… это жестоко. Спасти в год восемь вампиров, когда вас самих восемь. Это же по одному на каждого один раз в год. Неужели это так сложно? Или это негласное правило, не пойми откуда взявшееся, важнее?       — Важнее. К тому же мы не помогаем друг другу. Стая стаей, а дальше идёт уже холодный расчёт. У вампиров нет семьи, потому что люди умирают, а вампиры не могут жить друг с другом. Кого-то хватило на полтора века совместных отношений. Потом чуть глотки друг другу не перегрызли, в прямом смысле. И взаимопомощи у нас особо нет. Она никому не нужна. Есть только связи и авторитет. И он в первую очередь у…       — Твоего отца и тебя с братьями и сёстрами.       — У Первых, — кивнул Мирон. — Мы сильнее, мы страшнее и бла-бла-бла. Если что, можем и убить их, и нам ничего за это не будет. Наше слово выше. А потом решают уже просто бабки и влияние в человеческом мире.       — Как же у вас всё…       — У нас так, как у нас. Ты не вампир и им не будешь, так что не заморачивайся. Ты вроде заинтересовался, страха особого не чувствую. Во что-то для меня сегодня сможет вылиться?       — Не знаю… А у тебя были отношения?       — Конечно, были, — вздохнул Мирон. — С вампирами больше года не длились. С людьми интереснее. За всё время пять длинных отношений. Одни тридцать лет, одни пятнадцать, ибо давно были. Другие относительно недавно. Для меня недавно, для тебя уже относительно. Веке так в пятнадцатом или около того. До самой смерти. Но люди раньше жили куда меньше. Последняя прожила до шестидесяти девяти. Так грустно наблюдать за вашим старением.       — Почему ты не кусал их, можешь же превратить в вампира и продлить отношения? Хоть на век, а потом разойтись.       — Мгм, — хмыкнул Мирон уже как-то грустно, даже взгляд опустил в стол, задумчивый. — Потому что они не хотели.       — Не хотели? — нахмурился Слава. — Те отношения были как у нас с тобой? Чисто из-за выгоды?       — У нас с тобой, — усмехнулся Мирон, — всё ещё только начинается, а всё начинается из-за выгоды, и продолжается тоже из-за неё. Как я понимаю, твой вопрос был, любили ли они меня, а я их. Хотя скорее они меня. И ответ — да. У нас были обычные отношения. Такие бывают почти у каждого вампира раз в жизни. И именно с человеком. Но где-то в восьмидесяти пяти процентов случаев — люди отказываются от становления вампирами. Не знаю почему, я так и не понял, почему они отказались. Притом все. Хотя София умирала передо мной со слезами, но когда я сказал ей о том, что лучше бы я её превратил, она очень медленно замотала головой и почти сразу умерла. Хм… Мне кажется, я на правильной волне, твоя энергия наконец ближе к тёплой.       — А ты не думал, что каждая из них хотела, чтобы ты умер с ней? Я бы тоже не хотел в таком случае превращаться в вампира.       Мирон поднял на него недоумённые глаза, весь его лоб покрылся морщинами. Слава улыбнулся только уголком губ, но как-то грустно. И мотнул головой.       — Что ты имеешь в виду? — всё же спросил Мирон, не получив ответа от своего молчания. — В каком смысле они хотели, чтобы я умер, и почему ты не хочешь превращаться в вампира? Сам же мне ещё в первый день заливал, как это в целом классно и плюсы перевешивают минусы?       — Если тебя просто превращают, то да. Но если человек, которого ты любишь — нет.       Мирон смотрел на него, как на кубик Рубика с клетками 50*50. После недолгого молчания он не выдержал и спросил опять:       — Почему? В чём разница?       Слава покачал головой, отведя взгляд куда-то в холодильник. Грустно усмехнулся и опять качнул головой.       — Просто — так. Как и ты мне рассказывал не задавать вопроса почему так, потому что вы сами не знаете, просто оно вот так вот. И здесь так же. Я не знаю, как объяснить. И не думаю, что это необходимо. Ты голодный, да? Я не хочу сейчас заниматься сексом, но могу тебя мышонком почесать.       Мирон рассматривал его, ничего не отвечая, где-то минуту. У него были по-странному тихие глаза, всё такие же голубые, но словно за туманной дымкой. И лицо толком не выражало эмоций. Он переплёл пальцы в замок и приложился к нему губами. Всё так же не отвечая. Слава почему-то его не торопил и не переспрашивал, тоже молчал, смотрел то в его сторону, то в пол, руки разминал.       Наконец Мирон тихо проговорил, будто бы сам себе:       — Ты похож на неё. Она так же говорила, только на немецком. Смысл тот же. Hast du Hunger, richtig? Ich möchte jetzt keinen Sex haben, aber ich kann dich mit einer Maus kratzen. Вы все такие разные, и такие одинаковые.       Он стал тереть себе лоб и виски ладонями, разглаживая морщины, стараясь смыть мысли, внутреннее напряжение. Вздохнул и кивнул.       — Пошли.              ***              Подобных сцен больше не случалось, но коллектив к Мирону относился уже осторожнее. Когда они пересеклись он недовольно заметил, что в его сторону идёт много невкусной энергии. Слава на это усмехнулся и погладил его по лысой голове. Это сперва не показалось ему таким нелепо-детским, как подумал он после. Но Мирон никак особо не отреагировал, даже слегка склонил покорно голову и слабо улыбнулся. Но улыбнуться он мог и на свои собственные слова и Славину с этого реакции. В общем, Слава немного загнался в очередной раз, а потом вздохнул и отпустил всё:       Они спят вместе, Мирон лояльно относится ко всем его странностям, он за вытворение всяких фетишей, потому что ему же самому от этого лучше. К тому же какая ему толком разница — гладят его в образе мыши или человека. Он же в любом случае он сам.       В перерыв Славе было скучно. Все продолжали в любом подходящем и неподходящем месте вставлять острое словцо про Мирона. А слушать подобное не хотелось. С одной стороны было неприятно, с другой совестно в этом всём участвовать. И самому хотелось словечко вставить, но он боялся не уследить за языком и сказануть что-нибудь не то.       Так что он молчал всё время разговоров и спокойно вздохнуть смог только через недельку. Тогда Мирон уже перестал быть такой животрепещущей темой — у всех был завал. Разговоры на обеде несли в себе в основном жалобы и слёзы офисного человека. Впрочем, Слава от них особо не отличался, даже наконец почувствовал себя свободно в их коллективе. Общая проблема сближает как никогда.       Правда, стоило только горящим срокам немного остыть, все сразу стали более обособленными, больше их ничего не держало вместе. И разговоры опять пошли на самые разные темы, даже Мирона порой вспоминали, и ту вампиршу, что у него что-то ради ребёнка вымаливала. Они уже столько теорий успели напридумывать по этому поводу, что Слава удивлялся, почему те до сих пор работали офисными клерками, а не отдали свою жизнь сценариям или написанию художественной литературы.       Но во все эти разговоры единственное, что Слава хотел сделать при упоминании Мирона, так это замучить его в образе летучей мыши. Его так прикольно было гладить и чесать, что этот процесс выделял у него больше энергии, чем секс.       Хотя смотря какой. Бывало, что они оба были не совсем в духе, или кто-то из них по отдельности. Но никогда не было такого, чтобы они откладывали чесание. С него всё и начиналось. Слава в полуотрубе смотрел телевизор, а Мирон, возможно, слушал его, потому что глазки он всегда закрывал, пока его гладили.       В один день Мирон вообще не пришёл на работу. Вечером Слава спросил у него, что случилось, но он только отмахнулся, коротко сказав про семью.       Вообще эта их семейная иерархия была тем ещё вопросом. Первые выше обычных вампиров, а их отец выше всех. Но градация по статусу была и среди первых, такая незаметная, но была. Мирон как-то сказал, что Первые между собой ладят весьма сносно, кто-то с друг другом даже открыто конфликтует. Отцу на это в целом по барабану, ему вообще на всё так — со слов Мирона.       Слава вот вообще не врубался, а на что вампирам не похуй? И дружит ли хоть кто-нибудь друг с другом. Хотя на это он даже ответ получил — Мирон рассказал про своего друга, который пару раз залетал в офис. Больше не было, да и вообще — все вокруг приятели, ничего более.       Грустный сценарий, исключений практически не было. Слава первое время им сочувствовал, но потом понял — а зачем? Если они так живут, ничего не мешает им измениться — значит они просто не считают это чем-то важным и необходимым. А раз так — зачем загоняться обратно?       И Мирон его поддержал в этом. С ним было уютно, тепло в кровати, его можно было обнимать, слыша в ответ дыхание и чувствуя поднимающуюся грудную клетку. К тому же он двигался, сам бывало обнимал. Славе подобная живая подушка казалась более привлекательной и удобной, чем какая-нибудь дакимакура или большая игрушка. У него вообще был свой странный списочек чего-то нравившегося.       У каждого человека был такой списочек, просто у кого-то длиннее, у кого-то короче, а у некоторых людей эти списочки могли пересекаться. С Мироном пересекалось почти всё, потому что у него был один огромный жирный пунктик — чтобы Славе нравилось. Нравится Славе — нравится и ему, потому что вкусная еда. Редко когда встретишь человека, которому не нравилось бы вкусно поесть. Мирон к ним точно не относился.       Продолжая дальше, они встречались по этому сценарию — на работе пересекались просто как коллеги, вечером уже как любовники. Их не палили, из-за чего Слава даже стал расстраиваться. Вся эта ситуация с запретным щекотала его сердечко, но коли долго они так встречались, ничего не происходило. А ладони чесались, чтобы и на работе помучить эту вечно голодную пушистую мышку.       В какой-то из дней Слава в кровати высказал вслух, как-то между прочим, своё желание его погладить на работе. Сказал, что это было бы прикольно. Мирон ему тогда ничего не ответил, только во взгляде перелилось что-то от лукавого. На следующий день он припозднился на обед, и не пришёл после на него, а прилетел и приземлился Славе на плечо, коротко пискнув. В принципе, он дал выбор — можешь прогнать, можешь погладить.       Слава замер, как и его коллеги, хотя к такому ему уже было не привыкать. Но одно дело дома, когда никого нет, а другое дело — перед всеми. Он робко поднял руку и пальцем почесал его за ушком. Мирон в ответ пискнул, вытягивая и подставляя свою светлую шейку.       Вечером они это не обсуждали. На следующий рабочий день ситуация почти повторилась, только Мирон лежал уже на столе, пока Слава почёсывал. Он был таким мелким, что хватало всего одного и двух пальцев. Иногда он попискивал и передвигался с грацией черепашки. Опять возвращалось то обманчивое чувство, что он маленькая пушистая игрушка, совсем не опасная для человеческой жизни.       Правда случалось, что в Славиной голове проскальзывал сценарий, как ему переламывают шею. Нелепый сценарий, ведь как бы широко Мирон не открыл рот, целая шея в него всё равно не влезет. Но мысли такие всё равно были. И они пугали.       Отдел в принципе отошёл от той малоприятной сценки, жизнь продолжилась, словно ничего и не было. И про вампиров теперь особо не разговаривали. Ну были они и были, нападений давно уже не было, кровью делились добровольно, кто-то даже позволял себя кусать. Но так как у многих вампиров нового времени яда было толком ни о чём — люди чувствовали сильную боль. И человек в паре принимал обезболивающее или вкалывал его — такая была жертвенность в паре. Многие подобное осуждали, но Слава рассуждал так — их же никто не заставлял, это было взвешенное решение взрослого человека. Или не взвешенное, а глупое, возникшее из большой любви. В любом случае — они это делали по своей собственной воле, позволяли себя кусать и высасывать из себя кровь.       Славе вот было интересно, как это всё ощущается. О чём думает человек, нарочно дающий себя укусить. С вампирами всё понятно — они подобному только рады. Но вот люди далеко нет. Физически так точно. А вот морально это как они ощущали.       — Ты больно кусаешься? — спросил Слава, когда они сидели на кухне. Он поднял чайник, чтобы разлить им обоим чай, а Мирон, развалившись, сидел в телефоне.       — Я могу укусить глубже, могу больнее, могу и наоборот.       — Наоборот — это как? — деловито поинтересовался Слава, присаживаясь за стол напротив него.       — Это наоборот. Практически без боли. Но так сложнее контролировать зубы. И есть риск, что заденет яд.       — То есть пойдёт превращение?       — Или отторжение. Как превращение, только без него. Малоприятно. К чему разговор?       — Хочу, чтобы ты меня укусил.       Мирон поднял вверх брови.       — С чего такой приступ мазохизма?       Слава пожал плечами.       — Интересно. Но если это очень больно, то уже не очень интересно.       — Вы такие странные все, — в замешательстве сказал Мирон. — Вы все хоть раз хотели, чтобы вас укусили. Откуда в вас вдруг берётся это непонятное желание?       — Это ты про людей или про свои отношения?       — Второе.       — О… Ну, просто интересно. Считай это за достижение.       — Достижение? — ещё пуще изумился Мирон. — И в чём здесь достижение?       — Тебе доверяют укусить шею — верят, что ты постараешься не сделать больно, не убьёшь. И вообще, тебе дают добровольно кровь — это же два в одном. И кровь, и энергия. Заряженная кровь!       — Ещё раз скажешь слово «кровь», и я тебя реально укушу, — с каменным лицом проговорил Мирон и увёл посеревшие глаза в телефон.       Слава почувствовал себя уязвлённо. Это что он такого сказал, чтобы Мирон так ощетинился? Неужели теперь предложение выпить своей крови для вампиров звучит как оскорбление? Нет, определённо нет.       — Кровь, — скопировав его бесцветный тон, сказал Слава.       Мирон поднял на него тяжёлый медленный взгляд.       — Это будет больно.       — Слетай в аптеку за обезболивающим, — фыркнул Слава. — Или я потом куплю. Необязательно ведь сейчас. Я просто спросил. Только превращать в вампира меня не надо, а то после превращения я тебя съем заживо.       — Ты умрёшь раньше, чем убьёшь меня. Мой яд для тебя ядовит.       — Какая тавтология, — хмыкнул Слава, закатив глаза. — Вот и хорошо. Не хочу быть вампиром, так что лучше умру. Я же всё равно буду обычным кровососом, энергетом мне не стать. А я не хочу так. И вообще, как же можно не спать?       — Можно спать. Никто не запрещает.       — Ты не спишь. А прикинь, как было бы прикольно, если бы ты оставался со мной спать. Ну и что ты опять так смотришь? — возмутился Слава, всплеснув руками. Он с хмурым лицом схватился за свою чашку и немного отпил обжигающего чая.       — И как мне тебя переубедить стать вампиром?       — Никак. И зачем? Ты же не сможешь от меня питаться.       — Зато мне не придётся видеть, как ты умираешь. Эти повторения уже надоели.       — Ты сейчас с ними встречаешься или со мной? Больше двух веков прошло, алё! Я перед смертью заставлю тебя выпить яд твоего отца. Помрём вдвоём! Так лучше?       Мирон усмехнулся и глянул на него уже ласковым взглядом.       — Каким образом ты собираешься достать его яд?       — Он мне сам даст за красивые глазки. И вообще, у меня такие связи есть! Через тебя достану. Неужели он родному сыну яда пожлобит? Так что помрёшь со мной и не надо будет тебе опять видеть там какую-то смерть. Могу зеркало поставить перед тобой, на свою посмотришь.       — Ты такой жестокий.       — Когда надо, — важно кивнул Слава. — А сейчас пей чай. Я вот ещё подумаю, стоит ли тебя подпускать к своей шее. Ты плохо себя вёл, думаешь постоянно о чём-то постороннем.       Он, довольный своей речью, поднял кружку и приложился к краю губами, чтобы победно отпить.       — Только о том, как я люблю тебя.       И в итоге облился горячим чаем…              ***              На работе случился ещё один неординарный случай. В холл влетела целая стая мышей, где-то штук семь. Они все летали по кругу и пищали. Слава в это время возвращался к своему рабочему месту со стаканчиком кофе. Так вышло, что пищали и летали прямо над его ухом. Он поморщился и указал в сторону стеклянного кабинета Мирона, сказав «он там».       Надо же! Его поняли, и стая мышей одним скопом полетела в указанную сторону. Когда Слава наконец-то сел за свой стул, он и другие вытянулись и слегка выглянули в сторону, чтобы рассмотреть, что там происходит.       Мирон с маской «Чё вы блять здесь забыли, опять какая-то хуйня случилась и мне её решать надо» на лице открыл им двери, закрылся, вернулся к своему столу и важно сел. Стая летала в центре кабинета, громко о чём-то пища. Мирон поморщился, помассировал лоб и рявкнул на них. Видимо, сказав переходить к делу или выйти сказать кому-то одному, потому что вскоре из стаи мышей один превратился в человека, спешно поклонился и начал что-то рассказывать.       Спустя две минуты Мирон его остановил жестом руки, кивнул с хмурым выражением лица и что-то коротко сказал. Незнакомый вампир ему кивнул, превратился в летучую мышь и вылетел в окно, которое у Мирона никогда не закрывалось, вместе с остальными. После них юркнул и сам Мирон.       — Сбор какой? — спросил Влад, отъехав от стола.       — Они к нему будто-то на поклон прилетали, — хмыкнул Андрей.       — Скорее за помощью, — проговорил Слава, сложив на груди руки. Он смотрел в окно, хотя летучие мыши уже скрылись из обзора.       — Ну мы-то точно не узнаем. Вот устроят они революцию, а мы…       — Влад, — прикрикнула на него Лида. — Ты уже всю работу сделал, чтобы языком чесать?       Андрей и Слава синхронно усмехнулись и быстро вернулись к работе, пока Влад препирался за остро блюдящей за всеми Лидой.       На обеде же можно было обсуждать эту тему спокойно, поэтому Влад к ней вернулся первым. Коллектив разделился на две части. Одна его поддерживала, утверждая, что вампирам мало выделяемой крови, они хотят их всех поработить и высосать всю их бедную кровушку подчистую, вторая склонялась к нейтралитету в этом вопросе, говоря, что ничего подобного не будет.       — Между прочим из-за них нашим больным не хватает крови! Сколько людей по всему миру сдают добровольно кровь и она идёт им на съедение, хотя могла бы спасти жизни!       — Не забывай, что по согласию кровь забирают и уже недавно умерших людей.       — И как это звучит! По согласию умершего человека.       Слава упал лбом на руки и простонал:       — Ты ведь прекрасно понимаешь, что с прижизненного согласия или согласия родственников, если человек был недееспособным или никак не выразил ни своего согласия, ни отрицания. Нам эти бумажки на работе выдавали.       — И я поставил «нет»!       — А я — «да». И у тебя кровь не заберут, а у меня заберут. И? Что тебе не нравится? Тебя кто-то притесняет?       — Тебе просто вампиры нравятся, вот ты так и говоришь.       Слава устал с ним спорить, он простонал и выгнул спину, разминаясь. Затем сел ровно и всё же сказал:       — Тебе просто вампиры не нравятся, вот ты так и говоришь.       — Это не аргумент!       — Я твои слова перефразировал, долбаёб, — не выдержал Слава.       Почти все за столом заржали. Слава с нескрываемым недовольством смотрел на Влада, а тот на него ровно так же. Андрей похлопал Славу по плечу, призывая к спокойствию.       — Да я-то чего? Он первый начал.       — А ты ответил, — усмехнулся Андрей.       — Ох, но они такие милые, — сказала Алиса с улыбкой на губах. — Маленький летучий мышонок. Так и хочется их потискать. А ведь есть виды, которые длиной в пол-ладони!       — Они не домашние животные, а клыкастые кровососы! — сказал кто-то из первой части, топящей за скорый переворот вампиров. Он здесь работал не так уж давно, поэтому его имя запомнили ещё не все.       — Не надо тут! Видели ведь, какой Мирон миленький? Слав, ты его гладил, мягенький же?       Слава хрюкнул. Он его уже везде перегладил, если уж на то пошло, но коллеге только с милой улыбочкой кивнул.       — А представь, как он вонзается тебе в шею! Всё такой же миленький? Вампиры испокон веков были кровожадными убийцами.       — Люди тоже, — сказал Слава. — Сначала охотились на мамонтов и других, сейчас постоянно убиваем коров, оленей, кроликов и много кого ещё.       — Мы так выживаем, это необхо…       — Им тоже необходимо. Но теперь они никого не убивают, а мы продолжаем это делать. Есть ещё браконьерство и охота ради удовольствия.       — А у них как будто этого нет!       — В том-то и дело, что нет.       — Но раньше…       — А мы сейчас! — перебил резко и раздражённо Слава. В споре участвовал не он один, ему и коллеги помогали. И наоборот, за ту сторону вступало сразу несколько недовольных. Большинство из них было мужского пола. Они совсем не хотели переубеждаться, и Слава не старался заниматься пропагандой. Он просто втянулся в разговор и не мог игнорировать подобные дебильные, как ему казалось, рассуждения.       К счастью, не успела ссора нормально разгореться, в окно влетел Мирон и сразу же спланировал Славе на плечо и поднял на него маленькую голову, принюхался розовенько-песочным носиком. Посопел, попереваливался, удобнее устраиваясь, и посмотрел своими крошечными чёрными глазками.       Он так мило спрашивал, что произошло, пока его не было (энергию полураздражённую-то ловил), что Слава растаял, снял его со своего плеча и положил на колени, но тот залез на предплечье, как любил делать, обхватив его крыльями и лапками. Он тихонечко хрюкнул и прикрыл глазки. Слава стал его гладить, не обращая внимания на других.       Ему так нравилось, что прилетел Мирон, что он был рядышком. И, возможно, забирал негативную энергию. Либо это он делал, либо из-за него она превращалась в положительную. В любом случае он присутствовал в этом процессе и этому Слава тоже был рад.       Когда он наконец отнял взгляд от песочной спинки, оглядел своих коллег и увидел у половины умиление, у второй затаённое осуждение. Слава посмотрел в их сторону и надумал исходящую от них чёрно-бурую расплывчатую ауру-энергию. Наверное, она работала всё же не так. Мирон говорил, что её вообще не существует, эта энергия просто чувствуется, а не видится. Но Слава мог себе позволить немного пофантазировать. Он вдруг подумал, что, если про его отношения и правда узнают остальные, ему будет… в целом похуй.       Да, уже похуй. Раньше бы не было, но сейчас да.       Не встречался бы он сейчас с Мироном, ну ок. Не встречался бы, не так уж и смертельно. Но они вместе и это получше. Слава уже стал надеяться попасть в ту группу людей, с которыми Мирон встречался до самой смерти. Хотя, ему уже казалось, что он туда попал.       Указательным пальцем Слава почесал Мирону носик, тот фыркнул и не сильно обхватил его острыми мелкими зубками. Несильно. Совсем. Но всё равно немного больно. Он как-то так ещё посмотрел своими чёрными глазами, по ощущениям Славы «очаровательно», и коротко лизнул потом его палец, что сердечко что-то дало сбой.       Кто-то явно наелся.              ***              Со слов Мирона ничего особо важного не произошло. К нему порой могли прилетать вампиры из-за территории или помощи. Но на этот раз помощи немного другого рода. Вампиров многие не любили априори и хотели засадить по любому поводу. Кто-то разрешил себя укусить, а потом требовал за это с вампира миллион в суде. Или просто вампир перешёл дорогу не в том месте, штраф с него возьмут обязательно и в два раза больше, чем если бы штрафовали человека. Вот за этим и обращались к Мирону, чтобы он что-то уладил.       Сам он ничем не занимался. Юридическое образование у него было, успел получить где-то век или два назад, к тому же общался с многими людьми из знати и закона, так что тему сёк, но лично делать чего-то не хотел. Он просто давал нужные контакты. Порой и сам за это платил. Благодаря отцу и личным умениям, деньги у него были всегда. Мирон вообще был ИПешником, владел небольшим бизнесом, играл в ставки и содержал кучу облигаций. К тому же работал в хорошей компании начальником — тоже далеко не за бесплатно. Попал сюда чисто по связям, поэтому и позволял себе такое своеволие, как не приходить или уходить, когда ему хочется.       — А про территории что? У вас они тип поделены? — спросил Слава, вытирая волосы. Он только-только вышел из душа, но их разговор особо не прерывался. Мирон сидел в туалете на стиральной машинке и рассказывал ему написанное ранее, параллельно переписываясь с кем-то в телефоне.       Мирон упал на кровать и потянулся. У него захрустело всё, что можно, словно он уже был одним лишь скелетом, без жира, мышц и кожи.       — По Первым. У меня Питер и около него. У Сани Москва. У Жени остальные регионы. Если кто-то перебирается из региона в регион может возникнуть, скажем, недопонимание. Вампиры весьма сильно привязаны к своим местам и стаям, но случиться может всякое. Чужаков нигде не любят, знаешь ли.       — То есть новые вампиры появляются в основном внутри своего региона? Погоди, а ты только троих Первых назвал, а остальные? Вас же семь штук.       — А они не в России, — фыркнул Мирон. — Ещё делиться с ними. Россия большая просто. Вот нас и много здесь, а вообще одного вампира на большой участок хватает. Да и на самом деле между нами тремя постоянно идут споры и ссоры, как бы кого-нибудь выгнать подальше. Три штуки на страну тоже многовато. Но все уже осели и никто не хочет уходить. Питер вообще мой город. Я летел вместе с Петром Первым, когда он основывал город. И смотрел за его созданием, я бы даже сказал рождением. С тех пор как его построили, я из него никуда не выезжал. Так что хер они меня отсюда выселят.       — Ебать у вас всё сложно.       — Да не особо, — закатил глаза Мирон и ещё раз потянулся да глубоко вздохнул. — Мы как дети, только нам в несколько сотен раз больше. И ещё не пугайся, если я вдруг буду драться с одной летучей мышью. У нас с Женей это обычная практика.       — По-детски дерётесь или прям калечите друг друга? — деликатно поинтересовался Слава, присаживаясь рядом.       Мирон повернул к нему голову и улыбнулся одними губами. Красивые голубые глаза неотрывно и серьёзно смотрели на него.       — Раны потом несколько месяцев заживают. Один раз она мне ухо разорвала. Я ей в следующий раз кончик отгрыз. Это уже подольше заживает.       — А я могу как-нибудь попробовать вас разнять? Не хочу, чтобы тебя ранили.       — Ты такой добрый, — хмыкнул Мирон, улыбнувшись. — Не советую, будет очень больно.       — А если веником вас? Или шваброй?       — Я-то, может, и очнусь, а вот Женя тебя живьём сожрёт. Она боевая. Но, кстати, хорошая. Из вампиров только с ней и Ваней могу нормально общаться. Ну так, более-менее. Хотя с Ваней всё же лучше, он не хочет отжать у меня дом и стаю.       Слава упал на кровать, проскользив по ней, и уронил лицо немного ниже подушки. Промычал что-то и пнул Мирона коленом. Тот забрался повыше и спросил, что Слава там бубнил такое нечленораздельное.       — Женя тоже энергет?       — Все Первые с новым законом перешли на энергию. Кроме отца, он считает, что ему это не по статусу. А нам и так норм. А что?       — Значит, она поймёт по моей энергии, что мы встречаемся, да?       — Она может понять, куда приблизительно направлена твоя энергия, и то не факт. А мою уж подавно не почувствует. Мы не чувствуем друг друга от слова совсем.       Слава фыркнул, сел на колени и оценивающе оглядел Мирона, решая, что с ним делать на этот раз. Дать ему себя выебать, как тому хочется, поиграться с ним, раззадоривая, но динамя, устроить прелюдию в полчаса или для начала отсосать ему.       Сложный выбор. Мирон склонил в бок голову, тихонько улыбаясь.       — Я не знаю, о чём ты думаешь, но мне это нравится, — сказал он.       — А я вот не знаю, что мы сегодня будем делать.       — Можем просто полежать, — предложил Мирон. — Хотя тебя вроде на секс прёт сейчас.       — Прёт, но обычный не хочу, — капризно ответил Слава. Мирон посмотрел на него с умильным выражением лица и удобнее устроился на кровати, в полуприседе, опираясь спиной на подушку и спинку кровати.       — Можно добавить немного жести или ролевуху.       — Ты когда про ролевуху сказал, я сразу подумал о школьной клетчатой юбке и чулках. Но у меня такого нет, так что без этого.       — То есть в целом ты не против такого? — выгнув бровь, поинтересовался Мирон. — Отличницей была в школе?       Слава фыркнул, подтянул к себе свободную подушку и кинул в него. Мирон приглушённо засмеялся, защищаясь руками.       — Стесняшкой я в школе был, не поверишь. И прилежным учеником. Класса до девятого. А потом как пошло, — он пересел в позу лотоса и выпрямился, положил на колени руки и вновь стал рассуждать, чем же им заняться. — У меня нет ничего, подходящего для подобных игр, так что сейчас мы точно без этого. Предлагай дальше.       — А чего я? — удивился Мирон, округлив по-птичьи глаза. — Давай слетаю в магаз рядом с домом, он ещё не закрылся, куплю там тебе юбочку, чулочки, трусики кружевные.       Слава потянулся за подушкой, чтобы повторно её кинуть в Мирона, но тот её не отпускал, как за последнюю драгоценность держался за неё.       — Давай из того, что у нас есть придумывать, — сдавшись, пробормотал Слава. Мирон выглянул из-за подушки, похлопал глазами и осторожно, но быстренько проговорив, предложил галстук и ремень.       Слава около минуты смотрел на него, как баран на новые ворота. Затем запрыгнул сверху и стал атаковать. Не по серьёзке, скорее щекотать и щипать. Мирон мычал, извиваясь и отбиваясь подобным методом. Вскоре он повалил его на спину, прижал к кровати руки и победно уставше выдохнул. Слава затих, у него была растрёпанная чёлка и глаза горели зеленовато-голубым огнём.       — Победил, — сказал он. — Но ремнём не бить.       Мирон удивлённо поднял брови, затем хмыкнул и отпустил его. Поднялся с кровати в поисках нужных вещей. Слава молча и заинтересованно наблюдал за ним с кровати, не подсказывая, хотя в своих вещах он разбирался явно получше. Но ему доставляли эти поиски, а раз энергия шла прямым жирным потоком, Мирон даже не предпринимал никаких попыток попросить помощи. И вообще ничего не спрашивал. Даже когда нашёл, сказал только сесть и свести руки за спиной.       Слава коротко облизнулся, сел на кровати на колени, покорно свёл сзади руки. Мирон сцепил их запястья вместе ремнём. Только тогда от Славы поступил не совсем довольный вопрос, зачем тогда им галстук. На что Мирон, ничего не отвечая, надел ему галстук, затянул петлю и длинный конец обвязал вокруг ремня, задирая Славину голову вверх. Затем он отошёл и со стороны посмотрел на получившуюся красоту.       У Славы шея была не особо выразительной, венки не торчали, красивого натяжения при напряжении мышц не было, кадык не выпирал. Но у него так наклонялась назад голова, что обтянутая галстуком шея показывала кадык и в целом начинала смотреться очень даже искусно. Это для обычного человека, что уж говорить про помешанного на шеях вампире. Слава ещё попробовал сглотнуть, из-за чего кадык дёрнулся. Мирон наблюдал неотрывно и не мигая. Слава видел это краем глаза и из-за этого у него что-то сильно защипало и зажгло в стороне сердца. Отчасти азарт, отчасти страх. Но страх ближе к приятному. Он доверял Мирону. И очень сильно надеялся, что не зря.       — Что по жести? Ремнём не бить, ок, понял. Рукой?       — Так тебе мои ягодицы не нравятся, — пробормотал Слава, тяжело дыша.       — Очень даже нравятся, так что?       — Чувствуешь несогласие в моей энергии?       Мирон усмехнулся.       — Нет.       — Вот и… не задавай вопросов не в тему. Нарушаешь атмосферу.       Мирон хмыкнул, подошёл ближе и погладил его по спине, отдельно пальцам покружил вокруг родинок. Затем забрался на кровать и толкнул Славу между лопаток, чтобы тот упал вперёд на грудь. Он деловито развёл ягодицы, чтобы чётко показалось побритое анальное отверстие, пролез туда на полфаланги большого пальца, быстро убрал руки и шлёпнул его.       Слава дёрнулся, негромко замычав. Он немного поёрзал, пока Мирон тянулся к столику, на котором стоял тюбик смазки. Руками подёргал, но от этого у него сильно стягивало шею, поэтому руками он старался вообще ничего не делать. Мирон разработал его пальцами, наклонился, чтобы оставить короткий поцелуй на Славиных кистях, и вставил ему. Ебал преимущественно с оттяжкой, пару раз ударял ладонью по ягодицам, в какой-то момент потянул за конец галстука. Слава гудел, выгибался и громко дышал, в глазах пропала чёткость, он и не хотел на что-то смотреть, глаза приоткрывал лишь чтобы видеть, что он ещё здесь, ещё его не придушило окончательно. Мирон помог ему кончить первым, затем догнался сам.       — Опять живот на утро болеть будет, — пробормотал с закрытыми глазами Слава.       Мирон его как раз развязывал и хмыкнул.       — И не только живот, — сказал он веско.       Слава на него даже не посмотрел. Освободившись, он вольготно развалился на кровати и развёл в стороны руки, без слов, но не менее капризно, говоря Мирону ложится рядом. Тот послушался. Первое время они лежали вообще рядом, Мирон дышал ему в шею, Слава в ответ куда-то в ухо и подушку. Это должно было быть щекотно, но Мирон его не передвигал. Мужественно терпел подобное. До поры до времени, потом встряхнул головой и поцеловал его в шею, даже скорее приложился к его шее губами, потому что после отнимать их не стал. Слава тихо посмеялся и немного перевернулся, Мирон не дал ему сделать это полностью, сцепив за его спиной руки.       — Мм, накушался? — промурчал Слава, проводя пальцем по его шее вниз, к груди. В заросли ниже он привык закапываться полностью.       Мирон перед ответом ткнулся носом ему в основание шеи, выдохнул тёплый воздух, коротко поцеловал и вернул голову на место, чтобы смотреть глаза-в-глаза. Между ними было не особо больше дециметра, так что зрительный контакт долго соблюдать было тяжело для глаз.       — Обожрался.       Слава негромко засмеялся, затем пободался носом о его шею и сказал:       — И кто мне говорил, что не умеет «обжираться»? А? Пиздите Вы, Мирон Янович, пиздите, как дышите. Так смотрел на меня, так и чувствовал, как ты кушал.       — Я осторожненько, — оправдался Мирон.       Слава опять посмеялся и несильно закивал.       — А я и не запрещаю. Ты меня однажды очень прикольно вырубил. Я себя таким пустым ещё никогда не чувствовал. Настолько я тебя достал?       — Зато выспался, — фыркнул Мирон. — Самый лучший выход, когда ты хочешь секса, а я нет. И мне питательно, и у тебя полное восстановление.       — Да я же без претензии, расслабься. Я тут про другое. Мне сейчас как бы хорошо, и рубит немного, но всё же. Я обезбол купил, попробуем? А то откладываем постоянно. Ты сегодня так на шею мне смотрел, я уж и ждал, что укусишь.       — Это больно, без предупреждения точно не стал бы, — осадил его Мирон. Он обхватил пальцами Славин подбородок и погладил большим по щеке. — Я в принципе могу забрать энергию от боли, но это не значит, что ты не будешь её чувствовать.       — Не забирай, тебе же не нравится негатив. Точнее тебе его нельзя, вот. Питайся только хорошим. Мне обезбол поможет. Один раз попробуем, мне просто интересно.       Слава выпутался из его тёплого плена, хотя от самого Мирона тепла толком не исходило, и оперативно потянулся к тумбе за коробкой таблеток. Выпил сразу две. Мирон посмотрел на него насторожено и качнул головой.       — Они тебе не особо помогут, — сказал он.       — Можно я тебя укушу? — недовольно спросил Слава.       Мирон вздохнул.       — Можно. Какую боль я только не испытывал во времена инквизиции. Главное кровь мою не пей, отравишься.       — Ну ты тут залил. А что было во времена инквизиции? Тебя пытали, что ли? — осторожно спросил Слава.       — Всем весело тогда было, — усмехнулся неприятно Мирон и размял плечи. Сел как-то криво на кровати, Слава подполз к нему поближе и опустил голову.       Страшненько. В мыслях всё было классно, быстро и боль там была ненастоящей, поэтому её можно было и не бояться. А в предвкушении укуса он даже как-то испугался. Мирон встал на колени у него за спиной и хмыкнул ему на ухо.       — Мне кажется, или я слышу стук твоего сердца? — прошептал он.       Слава фыркнул, дёрнул головой и легко стукнулся виском с лбом Мирона.       После этого он затих. И всё, кажется, вокруг затихло. Только сердце продолжало стучать. А он наблюдал за тем, как у Мирона вырастали клыки и краснели глаза. Всегда красными глаза были только у недавних вампиров, у которых яда практически не было, а вампиры посильнее могли это контролировать. Слава всегда думал, почему Мирон ходит только с голубыми глазами и никогда с красными, он их использует, только чтобы кого-то из вампиров припугнуть, но вот сейчас он смотрел на них вблизи и понимал, что зрелище это в целом страшное. Они источали древность, боль и ужас. Ты смотрел в них и видел реки крови, взрослой, детской, женской и мужской, слышал их крики. Настолько они поглощали в себя. Мирон скрестил с ним взгляд на полминуты, странно хмыкнул и коснулся носом шеи. Стал намечать, куда будет кусать, выбрал в самом низу, с правой стороны. Чуть ли не к самому плечу спустился.       — Это из соображений безопасности и безболезненности? Если нет, то бери выше.       — А если коллеги увидят?       — Пусть видят, — гордо сказал Слава и вздёрнул подбородок вверх. Покосил взгляд и встретился с кровавым болотом. По затылку прошлась дрожь.       Чёрт, а это было страшно. Опять возвращались мысли, что ему нахуй глотку перекусят, а не сделают аккуратненький укус на пробу.       Мирон опять хмыкнул и нежно поцеловал его в шею, возле начала роста волос на голове. Сдвинулся немного правее и в итоге остановился где-то на уровне подбородка. Весьма высоко. Слава затаил дыхание. Ему в кожу, пока ещё не с болью, упирались два острых клыка. Секунда, две, три. Ещё ничего. Они только упирались, ожидая какого-либо сигнала сопротивления. И у Славы даже возникли такие мысли, но он сжал на коленях руки и прикрыл глаза, слегка наклоняя влево голову, как бы ещё больше открывая доступ к шее.       А потом было пиздец больно. Этого и следовало ожидать, но Слава не ожидал, что, чтобы не кричать, прикусит себе ладонь. Клыки проходили всё глубже, появилось ещё два нижних, но они скорее просто упирались. А вот верхние буквально разрывали плоть, пробираясь всё дальше и дальше. В какой-то момент они остановились, а затем полностью вышли, и Мирон припал губами к ранке. Он обхватил левой рукой Славу поперёк живота, а правую провёл под подмышкой и держал его за плечо, пока параллельно выше высасывал из него кровь. Высасывать толком было и не надо, она сама выбрызгивалась весьма сильным потоком. У Славы немного потемнело в глазах и защипало в пальцах. Он полностью обмяк и прикрыл веки.       Было по-странному не так больно. Вероятно, что Мирон всё же забирал немного негативной энергии, да и обезболивающие давали о себе знать. По телу проходили горячие волны, просто по всему. Шея немного онемела, но это казалось даже прикольным. Не то чтобы очень приятным, но прикольным. Кровь стала исчезать из организма фоном. Слава даже глаза открыл. Многое что кружилось, но он смотрел в одну точку на потолке и почти нашёл дзен.       Сколько прошло времени он не знал. Мирон достал из тумбы пластырь и дал ещё две таблетки обезболивающего. Слава их вяло выпил и подставил шею, чтобы её обработали. Или продолжили высасывать из неё кровь. Он уже как-то совсем не был против. Хоть всё высоси. Мирон не сдержался только в начале, припал и облизал вытекающую кровь, совсем немного высосал ещё и быстро попытался заклеить всё пластырем. Не маленьким, а нормальным, прямоугольным. Его даже так и прозвали, пластырем для шеи при укусе. Хотя вампиры не всегда кусали в шею, а вообще они могли разрывать жертву на куски и тогда пластырь бы точно не помог. Это было именно для подобных пар.       И в целом пластырь был хорошим. Держался на слюне, покрывал весь участок укуса, неплохо так останавливал кровь. Мирон уложил Славу на себя, лёг и накрылся одеялом. Слава отрубился почти сразу, даже не сказал ничего.              Утром у него как от алкоголя побаливала башка, только помимо этого ещё давал знать о себе вчерашний укус. Мирон поцеловал его утром в пластырь и вручил горячий зелёный чай и яичницу с беконом.       — Переезжай ко мне, — сказал Мирон, пока Слава присаживался в кровати, чтобы покушать. Он удивлённо уставился на него — предложение показалось ему весьма неожиданным.       Дело в том, что Мирон всегда приходил к нему в гости. Не наоборот. Слава ни разу не был у Мирона и даже не представлял, как там всё обставлено. Раз только он об этом подумал и ему представилась почему-то полупустая комната с жёрдочкой. Картинка тогда представилась ему забавной.       — Неожиданно, — признался Слава. — Чего вдруг?       — Не будешь лишние деньги за съём платить, и я всегда рядом буду. Завтраки тебе порой делать. Или заказывать. Смотря от уровня моей лени.       — Это ты из-за вчерашнего укуса? Мне не так уж и плохо.       — Ты ещё даже не вставал с кровати, — вздохнул Мирон. — Знаю, что ты не полудохлый, но в любом случае плотно поешь. И подумай. Тебе у меня понравится. Если хочешь, комнатку тебе выделю. Или вместе будем.        — У тебя большая квартира?       — У меня их три и ещё один дом. Так что?       Слава присвистнул. Он на одну квартиру накопить не мог, а здесь такой достаток. Хотя что ждать от вампира, который сколько только денег за всё время существования не заработал. К тому же от Первого вампира. Он ведь старший в стае, значит, больше привилегий, ему, наверное, разные презенты приносили. Да и желающие, чтобы их полукровки стали полноценными вампирами, тоже могли неплохо так спонсировать. Та вампирша предлагала всё подряд, лишь бы получить положительный ответ. Так обобрать подобных пару раз — и уже можно спокойно жить. Да и Мирон же сам говорил, что нормально зарабатывает. Индивидуальный предприниматель, честно платит налоги, даже за то, что он вампир, хотя считает этот налог максимально дебильным. Ненужные квартиры, вероятно, сдаёт. Так что в целом устроился в жизни он шикарно. Но ему можно, сколько веков-то промучался, пока скрывался или участвовал в межрасовых войнах. Хотя без них было никуда. Раньше ведь нельзя было безболезненно взять у людей кровь, а жертвовать собой никому не хотелось. Вот и были войны. А сейчас более-менее мир. Пусть наслаждается.       — И когда переезжать?       Мирон секундно улыбнулся.       — Сейчас.       Слава удивлённо поднял брови. Мирон пожал плечами и сказал:       — Если ты не против, а сегодня выходной, то чего тянуть? Поешь, вещи соберём и переедешь.       — Мне надо хозяйку квартиры предупредить. Хотя бы за две недели.       — Ты ей когда за квартиру платил?       — Почти месяц назад. У меня плата на следующей неделе, даже пораньше. Я всегда пораньше немного плачу, когда зарплата приходит.       — Ты авансово платишь или кредитно?       Слава почесал шею и поморщился, зевнул и наконец взял вилку. Он как-то совсем перестал чувствовать сопротивление к изменениям. И ему показалось, что это из-за лишнего вмешательства в его энергию, но он решил не акцентировать на это внимания. Какая разница, если в целом он против не был. Наоборот классно, больше денег оставаться с зарплаты будет.       — Авансово. За месяц, который буду жить.       — Хорошо. Позвони и скажи, что переезжаешь. Оплатишь треть ежемесячной платы. Я выделю. За срочность и в качестве извинений.       — Да я и сам могу заплатить, — протянул Слава, пережёвывая бекон. — Недурно. Умеешь готовить.       — Столько времени научиться было, — закатил глаза Мирон. — Я заплачу, у меня больше денег и это из-за меня ты так срочно переезжаешь.       — Но мне лень сейчас собирать вещи…       Мирон вздохнул, поднялся, вытянулся, размяв спину. Она как обычно хрустнула.       — Не удивлён. Восстанавливайся, — кротко сказал он. — Можешь поспать ещё. Я всё основное могу сам собрать. Ключи вторые уже сделал, когда отойдёшь, отдам.       — Давно уже, что ли, хотел предложить? — понял наконец Слава и кивнул сам себе. Мирон хотел что-то ответить, но в принципе не особо интересное. Слава его перебил своим вопросом: — А как это вообще работает? Почему я вчера был не против, грубо говоря, чтобы ты меня всего высосал. Иссушил, тип. Пей, я не против, как бы. И шея ещё такая странная была. Словно шарфик из фольги и той колючей проволоки, которую сверху забора в мультиках лепят.       — Яд, — просто ответил Мирон. — Совсем не выпускать я не мог, но его там мало. Получилось как такой наркотик-обезболивающее. Ну, относительное.       — Да, не так уж и больно было. А ты меня им не превратишь в вампира?       — Маловато его тогда, — кротко сказал Мирон. — Где у тебя здесь сумки или чемодан, или коробки?       — Многого хочешь, — веселясь, фыркнул Слава и закинул в рот жареные яйца.              ***              Шея продолжала ныть и в понедельник. Этого в принципе и следовало ожидать, но Слава был крайне недоволен и поражён этим фактом. У Мирона он освоился быстро. Это была квартира с потолками в три метра, и сверху действительно висела жёрдочка. Небольшая, светлая. А ещё там был гамак и вообще второй этаж. Места там оставалось немного, но это была полноценная кровать, рядом с которой как раз-таки и было это приспособление. А ещё как бы пол, на котором нужно было скорее ползать, встроенные в пол диван, углубление, где можно было посидеть с ноутбуком. Славе настолько понравился этот второй этажик, что он сказал, что и он там будет порой спать. А Мирон рядом летучей мышью, на своей жёрдочке или в гамаке. Мирон ответил, что в гамаке не удобно мышкой спать. Слава предложил ему делать это в человеческом облике, и тогда Мирон рассказал весёлую историю о том, как он однажды ночью с этого гамака ёбнулся на пол. Слава давно так не ржал. Нет, он пособолезновал для проформы, но всё же сквозь слёзы смеха.       А снизу всё было простенько. Светлые пол, пару шкафчиков, кровать большая, прям большая, комод, столик прикроватный. И всё. Аккуратно, убрано и без всего лишнего. В другой комнате тоже было просто, но был стол, вокруг него диваны и два книжных шкафа, полностью набитые книгами разной степени старости. Слава прихуел. Особенно из-за их разнообразия. В основном книги были на трёх языках — русский, немецкий, английский, но была ещё одна на чистом иврите.       — Классная библиотека, — искренне сказал Слава, положив какую-то книгу на немецком на стол. — Выебешь меня на этом диванчике?       Мирон наклонил к плечу голову, сияя спокойной довольной улыбкой. «Нет» он, конечно же, не сказал.       И вот возвращаясь в настоящее, Слава не понимал, зачем вообще надо было вставать на работу. К тому же теперь ему нужно было добираться другим путём, подольше. Мирон просто летел напрямую или вызывал себе такси. Ему было легко. А Слава не хотел отдавать всю свою зарплату таксисту. Мирон утром предложил ещё варианты: «куплю машину» и «уволься». И если честно, оба были весьма заманчивыми, но на оба Слава отрицательно помотал головой и в итоге трясся в метро.       Как впрочем и всегда. Дольше было только ехать в метро, а идти стало поменьше. Мирон жил в шаговой доступности от метро, а вот Слава снимал чуть ли не в получасе ходьбы.       Так что в целом стало удобнее. А в метро можно было читать книжку. Не из библиотеки Мирона, а из телефона. Те слишком дорого стоили, чтобы таскать их с собой куда-либо, что уж говорить про метро, наполнявшееся в час-пик под завязку.       На работе Андрей сразу прошутил, что Слава стал вампиром, а потом, что его укусил огромный комар. После того, как он, Влад и ещё пару парней посмеялись, Андрей всё же спросил, из-за чего у него на шее эта хуйня.       — Мне очень понравился вариант, где я стал вампиром. Так что предположим, что там моя новая татуировка.       — Маловато для номера, — хмыкнул Андрей. — Да и ты не хотел ничего бить, ты вроде говорил, что тебе на других нравится.       Славе вот в очередной раз подумалось, что если бы Андрей всё же был более гомосексуальным, то у них могли бы сложиться неплохие отношения. Ведь в целом они понимали друг друга и помнили разные подобные мелочи, которые были сказаны давным давно по пьяне и вообще вскользь.       Но у них была дружба, и она сейчас должна была пройти второй этап, ещё не самый сложный. Всего лишь информация, что его укусил вампир, по согласию. Это важно. Третьим этапом станут его отношения с Мироном, о которых, на удивление, всё ещё хотелось всем рассказать. Перемена в убеждениях произошла катастрофическая. Слава грешил на остаточное явление от яда, но подумал и понял, что рассказать остальным ему хотелось и раньше.       — Меня вампир один укусил, — сказал он.       Андрей и Влад присвистнули.       — В полицию заяву накатал? — сразу же спросил Влад.       Слава мотнул головой.       — С моего согласия.       Тогда уж Влад посмотрел на него не так соболезнующе, как сначала, однако капля подобного осталась. Видимо, что подумал, что Слава сошёл с ума, вот и посочувствовал так ему. А в целом ответ вызвал на его лице море эмоций неприятия и отторжения. У Андрея с чувствами творилось что-то похожее, но менее яркое. Он даже раз покосился в сторону кабинета Мирона, но вопроса никакого не задал. Хотя Слава был уверен, что он у него возник.       Что ж, все карты открывать не хотелось.       Работалось как-то плохо только. В голове сидело слишком много лишних мыслей — мешало. Слава хотел встать и пойти к Мирону, попроситься опустошить голову. Такая удобная функция была — отключать всё лишнее. Правда, это не обычное выключение, а высасывание, поэтому после нужно было бы ещё долгое время восстанавливаться. Именно этот фактор и повлиял в итоге. Слава остался на своём рабочем месте, но работа продолжала происходить через жопу.       Во время первого перерыва он вновь ощутил стойкое желание пойти к Мирону. И здесь он уже очень сильно грешил на яд, потому что раньше подобного с ним не случалось.       День проходил спокойно, на улице было холодно, но безветренно. В офисе просто тихо и не особо дружелюбно. Все были заняты. Слава решил выйти освежиться. Он и не курил ведь, а всё равно ему хотелось. Что-то хотелось.       Где-то через полторы-две минуты слева от него очутился Мирон, красиво превращавшийся на лету в человека. Интересное умение и явно стоившее долгих тренировок и многих ошибок. Он ничего не сказал, только предложил сигарету и прикурил сам.       Слава с первой затяжки закашлял — давно уже не курил, странно себя чувствовал и на улице было холодно, всё это сложилось в одну кучу. Но почему-то ему стало легче.       — Всё ещё яд?       — Я предупреждал.       — Только про «больно», а мне нихуя не больно, мне… странно.       Мирон секундно улыбнулся одними губами, выдохнул дым и обхватил той же рукой, которой держал сигарету, его за щёки и подбородок, подвёл к себе и быстро чмокнул в приоткрытые губы.       — У всех яд по-разному рассасывается. Соня весь день после него спала. А…       — Не надо сравнивать меня с… отношениями раньше.       — Обострение ревности тоже как симптом, — хмыкнул Мирон. — К вечеру уже полностью пройдёт. Хочешь немного помогу?       — К тебе хотел пойти, — признался Слава.       Мирон ласково улыбнулся и пошебуршил его по волосам, сделал последнюю затяжку и выкинул бычок на асфальт.       — Заходи, не стесняйся их. Это я живу вечность, а ты с ними завтра можешь уже не увидеться. Строить свою жизнь и ограничивать себя только из мнения других — хреновый сценарий.       Слава замычал и упал лбом Мирону в плечо. Тот погладил его по голове и поцеловал в макушку.       — Если ты мне через время опять предложишь себя укусить, вспомни всё это и прокрути несколько раз в голове.       — Только не говори, что тебе не зашло, — пробормотал Слава.       — Мне не может это не зайти, но за вами потом сложно наблюдать. Не знаешь, как подступиться. И укусить опять хочется.       — Укуси…       — Это в тебе остатки яда говорят, — вздохнул Мирон. — Укушу тебя так пару раз и коньки двинешь.       — А ты не пару раз.       — Сейчас вырублю, — предупредил Мирон, больно сжав его плечо. — Можешь отгул взять и пойти домой, или у меня отлежаться.       — И ты укусишь?..       Где плечо стало ещё больнее, потом Славу встряхнуло, он словно из воды выплыл, посмотрел вперёд — бордово-красное море, страх, боль, древность. Клыки, торчащие из сомкнутых губ, как у какого-нибудь саблезубого тигра.       Действительно, что-то он как-то подсдал, раскис. Отдался бренности. Вечности. Полностью вручил себя двум белым длинным и острым клыкам. Таким хорошим, безопасным. Шейка так и сама подставлялась под них…       — Ты, блять, издеваешься? — рявкнул Мирон, хотя Славе показалось, что и проскулил. — Алё, если я из тебя ещё что-то выпью, ты в отключке будешь. И, возможно, запустишь процесс превращения в вампира. Лучше бы ты тоже спал без задних ног, господи.       — Люди часто путают меня с богом, — моментально отозвался баянистой шуткой Слава и потёрся щекой о щёку Мирона, положив ему на плечи руки. — Не злись. Ты такой хорошенький, лысенький.       — Да тебя как наркомана штырит, — в его голосе так и слышалось неприкрытое охуевание. Слава широко улыбнулся, как Джокер, и погладил его по лысине. — Бывают же реакции… Хочешь меня в другом облике погладить?       — В твоём кабинете? А укусишь?       Мирон схватил его за волосы и наклонил так, чтобы его губы были напротив Славиной ушной раковины, и прошептал:       — Выебу, чтобы все видели. И стонать на весь офис будешь.       У Славы по телу прошла дрожь, он прищурился и, глупо улыбаясь, сказал:       — А ты умеешь быть не только мягким и пушистым.       — Если тебе хочется погрубее, ты только скажи. Я на все руки мастер.       — Ты мне трусики кружевные обещал, — капризно протянул Слава. Он выкрутился из хватки Мирона, чтобы пободаться об него, как кот.       — И ремня за плохое поведение, — с каменным лицом проговорил Мирон и вновь схватил его за волосы, потряс в попытке хоть как-то пробудить от вдарившего в голову яда. — Поднимись сейчас в семьдесят первый кабинет.       — Там же камеры.       — Сам же прекрасно знаешь, что они не работают.       — А зачем мне туда?       — Приду охладить твой пыл.       — Мы на улице, — веселясь, сказал Слава. — Здесь холодно. И руки у тебя холодные. И ты холодный. Почему вампиры не тёплые?       — Зато ты печка. У нас кровь охлаждается, как будто бы на биологии не проходили, — хмыкнул Мирон и сильнее сжал его волосы. — В рот тебя там выебу, а потом ты спокойно пойдёшь работать, понял?       Слава закивал, морщась от боли. Мирон отпустил его и, превратившись в летучую мышь, улетел. Небо было ярким, светлым, почти белым, не голубым. Редкое явление для серого Питера. Слава глубоко вдохнул холодный воздух. Закашлял. Потряс головой и пошёл обратно в тепло, в здание, на своё рабочее место. Только для начала в его планах было посетить один кабинет…              ***              Слава практически не помнил, что вообще было в тот день. Зато потом наладилось, стало как раньше. Он только удивился, что уже жил у Мирона. Как-то быстро и неожиданно это произошло.       Но к хорошему быстро привыкаешь. А из хорошего была огромная квартира, удобная и красивая новая ванная, в которой даже он, двухметровый лось, мог вытянуть свои копыта и расслабиться.       После рабочего дня Мирон предложил ему принять ванную с пеной и морской солью. Слава давно так не кайфовал, он вообще думал, что отрубится прям в воде, настолько было хорошо. К нему рядом подсел на принесённую с кухни табуретку Мирон и стал перебирать ему волосы.       — Когда я умру, похорони меня в этой ванне.       — Рановато тебе о смерти думать, — хмыкнул Мирон и коротко приложился губами к его лбу. — К тому же вдруг…       — Неа, не дождёшься, — пропел с закрытыми глазами Слава. — Сам же говорил, что с вампирами вы долго не живёте. И вот что я им стану? Придётся привыкать к новому укладу, а он у вас дебильный. Кровь себе искать, ограничивать себя. Учиться летать. Столько всего неудобного! Так что нет, не дождёшься. Я заберу тебя с собой в могилу.       — Нда, ты первый, кто так говорит. Все остальные желали мне счастья в дальнейшем.       Слава фыркнул и посмотрел на него сверху-вниз, улыбнувшись.       — Я тоже желаю. Ты же первый ныть начал, что опять переживать смерть близкого, а я вот облегчаю тебе учесть! Я самый гуманный из них, между прочим! И хватит вспоминать бывших, они уже давно умерли, а я здесь. Давай я тоже буду своих бывших вспоминать! Вот была у меня девочка одна, Настенька, мы с ней детей планировали. Я вот хотел назвать ребёнка Кенни, но она была против, ей больше имя Ваня нравилось. Ну самое обычное Ваня! Вот ты бы назвал ребёнка Ваней? У нас этих Вань я не знаю сколько. Вань и Саш.       — А если бы девочка? — кротко спросил Мирон, поглаживая его волосы.       — А вот сейчас тебе будет больненько, девочку я хотел Соней назвать. Сонечка, Соня, София. Красивое имя.       — Красивое, — кивнул Мирон.       Слава цокнул и боднулся ему в руку.       — Всё, теперь пусть будет Маша! У нас же будут дети, да?       Мирон вздёрнул брови и осторожно погладил его под ухом.       — Это каким образом? — спросил он деликатно.       — Гействительно, — протянул Слава, вытягиваясь в ванной и протягивая руки вверх. У него получилось на обратном пути схватить Мирона за затылок и подтянуть к себе. Он выдохнул ему в нос: — Детские дома у нас пустые, и суррогатного материнства не существует. Я не настаиваю, даже не думаю, что это хорошая идея. Просто спросил, а ты смешно растерялся. Скажи, если мы будем с тобой сраться, ты улетишь или переждёшь на жёрдочке?       — А где вариант укушу и высосу всю энергию?       — Вот без этого давай. Манипуляции с моим организмом делаешь только с моего согласия, понял?       — Я могу порой не спросить.       — А я могу потом тебя игнорировать и свалить обратно домой. Отвыкай от подобного, понял? Я не знаю, как у тебя это было раньше, но мне подобное не нравится.       Мирон кивнул. Скорее принял к сведению, чем реально взял на вооружение. Славе всё же отчётливо казалось, что в любой острой ситуации Мирон будет его вырубать даже не спрашивая. Слава себя знал — проснётся на следующее утро и все мозги вынесет. А если опять вырубит, ситуация повторится. И так каждый день. Ему не надоест — он упёртый.       Но это уже было на крайние случаи. Их пока что не было.              ***              Это становилось всем очевидным. Слава мог делать отчёт и параллельно гладить лежащую рядом на столе летучую мышь. Пластырь он уже снял, так что две зажившие дырки от верхних клыков и следы от ещё двух нижних видели все. Никто ничего не спрашивал, все сделали свои выводы. Слава был уверен, что за его спиной шепчутся по этому поводу. Но его это не расстраивало, особо близок к коллективу он никогда и не был.       Андрей ему честно рассказал, что есть такое — разные непотребные сплетни. Влад вот говорит, что он, Слава, сбился с пути, что его загипнотизировали или что-то такое, мозги в общем промыли. Кто-то отзывался более жёстко, но находились и люди его защищавшие. Офис у них не такой уж и большой, поэтому шёпот расходится с неимоверной скоростью. Но и темы из-за этого быстро теряют свою актуальность.       Так и получилось, что Слава ничего не говорил, никаких каминг-аутов не совершал, но все всё знали. Его очень радовало, что среди всех его знакомых не нашлось лютых нетерпимых людей — радовало и обнадёживало.       Последнее, о чём хотелось бы рассказать, так это о прилёте Жени. Ситуация казалась самому Славе очень забавной. Это случилось в офисе, он только доделал отчёт и пошёл на свой короткий перерыв. Пока он стоял возле автомата с разными вкусностями, чипсами, снэками, шоколадными батончиками и т.п., мимо него пролетело несколько летучих мышей. Ещё больше взломилось через окна, те которые стояли в их рабочей зоне и в кабинете самого Мирона. За последний месяц это был уже третий раз. Очередные законы немного подшатали спокойствие вампиров, но, как понял Слава, это было ненадолго. Дума уже внесла предложение о некоторых изменениях в новый закон. Слава вообще в это дело не вникал, хотел однажды, но никак не мог найти времени, чтобы разобраться с этими нововведениями, Мирон только что-то коротко рассказал про посещение вампирами баров и не закрыванием личного номера на шее. Там либо что-то ужесточили, либо просто добавили ещё пару пунктиков.       В любом случае, эти законы менялись со скоростью гоночной машины, следить за каждым было бессмысленно для человека, это касалось напрямую только вампиров.       Выбив из автомата себе вафли с персиком и сделав в автомате рядом ирландский кофе, Слава пошёл к своему столу. Минут через десять в кабинете Мирона всё стояло вверх-дном. Мыши летали туда-сюда и громко пищали. Все даже отвлеклись от своих мониторов, чтобы увидеть, что там происходило. Слава пошёл выкидывать стаканчик из-под кофе и обёртку, по пути в него врезалась летучая мышь. Он похлопал глазами и сказал, что тот припозднился. Летучая мышь фыркнула и превратилась в знакомую рожу.       — О, Ваня, — понятливо протянул Слава, наконец выкидывая мусор. Он знал, что это был единственный вампир, с которым Мирон нормально общается, они и переписывались и созванивались порой, не по делам, а вот просто, поболтать.       У Вани все руки и даже грудь были покрыты татуировками, они были и на ладонях. В ушах чёрные серьги, глаза постоянно переливались от красного к голубому, Ваня их плохо контролировал. Клыки у него были остренькими, он их тоже нормально прятать не мог. В целом выглядел он устрашающе, злобно даже как-то. Но на самом деле, как понял Слава, Ваня был очень тихим, милым и кротким мальчиком. Только курил очень и очень много.       Про милого и кроткого говорил и его второй облик. Если Мирон был летучей мышью, которая питалась насекомыми и скорпионами — и это невзирая на их яд, — то Ваня был самым обычным фруктовым вампиром. Он был летучей собакой. Обворожительный и просто очаровательнейший вид летучих мышей, которые питались исключительно фруктами.       То есть можно было обмануться, что в его присутствии было безопасно. Но каким бы не был вид летучей мыши, всё равно самим вампирам была необходима кровь для нормальной жизни. Без неё они истощались, сходили с ума. Одно время Ваня ограничивал себя в крови, это так Мирон рассказывал, и ходил в итоге белый, как снег, не понимая, где что находится. Летал он вкривь и очень медленно. Это была переходная стадия, затем он бы начал медленно сходить с ума, после чего стал бы бросаться на всё подряд. Мирон не раз был свидетелем того, как вампиры, по личным ли убеждениям или из-за обстоятельств, отказывались от крови. Картина была малоприятной.       — Я скорее рано или не вовремя, — вздохнул Ваня, взлохматив себе чёлку.       — Ну, обычно он быстро всё решает, а здесь уже почти двадцать минут летают и успокоиться не могут.       Они стояли рядом и смотрели на стеклянные стены в кабинет Мирона, где продолжал происходить хаос, мыши летали как угорелые то по кругу, то по каким-то странным ломаным линиям.       — Мы сегодня или завтра в тот бар идём? — спросил осторожно Ваня.       Слава покивал, прикидывая, на какое же число они договаривались. Мирон уже несколько раз хотел их свести, познакомить так сказать, но из-за разных обстоятельств это постоянно откладывалось.       — Надо бы у него спросить. Вроде бы в субботу.       — А сегодня?.. — нахмурился Ваня.       Слава усмехнулся.       — Пятница, мой друг. У нас рабочий день с понедельника по пятницу. Но кто Мирона знает, может, он хотел после работы встретиться. Я только не врубаюсь, чё именно в бар. Ему там мёдом намазано?       — Саня прилетел из Москвы, — вздохнул Ваня. — Видимо хочет познакомить его с тобой и перетереть с ним о чём-то. Саня, кстати, нормальный такой, чужие границы уважает. Но он от крови до сих пор не отказался, балуется порой. Хотя и вы, я смотрю… хотя ладно.       — Ты такой стесняшка, — умилился Слава. — Я ему всего раз дал себя укусить.       — Ты странный, — хмыкнул Ваня. — Я пойду, наверное. Здесь надолго.       Слава хотел ему что-то ещё сказать, но его перебила пролетевшая мимо летучая мышь. Правда, затем она вернулась и перевоплотилась в человека рядом с ними. Ваня ещё не успел свалить, поэтому только вздохнул и поприветствовал прилетевшего.       Это был какой-то старый на вид мужчина, худой и вытянутый, с седыми кучерявенькими волосами и тёмными острыми глазками. Славе он показался дворецким, да и костюм на нём был из прошлых веков, весь в рюшах и позолоте. Мужчина вежливо поклонился Ване, но не сильно, придерживая себя ладонью за грудь.       — По какому там поводу-с, не знаете? — сказал, как пропел, мужчина.       — Без понятия, — бросил Ваня, недружелюбно косясь на него.       — Двери открыты, можете вписаться в общую картину, — сказал ему Слава.       Мужчина посмотрел на него высокомерно, явно не понимая, как человек может так вольготно к нему обращаться. Но потом его глазки заблестели пониманием, он проскользил маслянистым взглядом по его шее и плывуче протянул:       — О, да-да, я-с приятно познакомиться. Это ж про того ж говорят, новые печальные отношеньица на полвека-то всего лишь, ах и да. Ну или можете-с вы поумнее-с и согласитесь на разумное-с превращеньитесь.       — Столько времени прошло, а на нормальный русский не переучился? — фыркнул Слава. — Хочу разочаровать, но и я откажусь от превращения.       — Любите-сь вы все сердце-с разбивать, — оскорблённо прошипел вампир.       — А вы лебезить перед Мироном, — широко улыбнулся Слава.       — Как грубо! — возмутился мужчина и нервно поправил свои седые волосы. — Что человек-с можете-с знать об на этом? Ув-уважения-с нет у людей! И страха-с нет!       — Кусаться — плохо, — подёргал указательным пальцем Слава. Он, конечно же, издевался. Ваня рядом молча и лукаво за этим всем наблюдал.       — Это из-за-з нового закона-с вы все такие смелые!       — Не нового, а давно действующего — кусать без согласия нельзя. А я такой смелый из-за протекции Мирона, скажи, я молодец какой?       Седой вампир кипятился, он сжал руки в кулаки и прожигал в Славе настоящую дырку. Но сделать он ничего не мог, даже нормально оскорбить его. А всё потому что все вампиры, по крайней мере питерские, до одури боялись Мирона. Он был их вожаком. Поэтому всё его было сразу неприкосновенным. А Слава был его, поэтому его никто и не смел трогать. Самого Славу веселила эта иерархия вампиров. Он не уставал над этим смеяться и пользоваться своими преимуществами.       — Новые отношения-с Мирона Яновича-с весьма дурные, — важно проговорил вампир, как бы беря себя в руки.       — Они у него хотя бы есть, — развёл руками Слава и искренне и злорадно рассмеялся, когда на него остро зыркнули два красных глаза.       Настоящие страшные красные глаза были только у Мирона — ну и может быть у остальных Первых, про это он судить не мог, — а у обычных вампиров они не имели той страшной энергетики древности и поглощённой боли. Так что напугаться подобными красными зенками он не мог — это скорее был последний выход вампира, запугать взглядом. И каким же седой оказался растерянным, когда вместо ожидаемого эффекта устрашения Слава нагло и дерзко рассмеялся ему в лицо, опуская просто ниже некуда.       В это время из кабинета, с кем-то рьяно переписываясь, вышел Мирон. Когда он отнял голову от телефона, в него на огромной скорости чуть не врезалась светлая летучая мышь. Слава даже не успел понять, откуда она взялась, как полностью опешил на пару секунд. Мирон превратился в мышь и вступил с той в самую настоящую драку. Было много писка, они кусали друг друга, старались разорвать друг другу уши и крылья, постоянно царапались. Это всё сопровождалось очень свирепыми и болезненными писками.       — Женя, — одновременно выдохнули седой вампир, Ваня, и Слава. Седой удивлённо и подозрительно уставился на Славу, явно не понимая, откуда тот осведомлён о подобном. Но Слава прекрасно помнил слова Мирона — они только с Женей могут вступить в драку, с остальными всё более-менее решается на словах.       Разорванных ушей Слава очень не хотел. Он обернулся к Ване и спросил, нет ли у того чего-нибудь в них кинуть.       — Туда лучше не лезть, — с сомнением отозвался Ваня.       — Меня Мирон не тронет, — фыркнул Слава. — Я ему вообще обещал разогнать их с Женей шваброй или веником. Но я не знаю, где они здесь находятся. Да и жалко веник будет.       Ваня коротко усмехнулся и почесал затылок.       — Могу предложить только ветровку, — пожал он плечами.       Слава согласился. Ваня явно не был уверен в том, что это поможет и не травмирует самого Славу, но всё же достал из своего рюкзака, с которым он редко когда расставался, новую на вид кофту. Это скорее была именно кофта, а не ветровка, как её обозвал Ваня. Синтетика, но принт прикольный — типа звёздного неба. И слова на английском. Слава не знал этого языка, поэтому перевести не мог. Он осторожно подобрался к сражающимся в воздухе летучим мышам, — услышав сзади «о божечки-с» седого вампира, — и в один момент ловко набросил на них кофту. Затем упал на пол, у него получилось никого не выпустить из ловушки.       Мыши стали пищать ещё громче и жалобнее, они пытались разорвать кофту или пробраться к выходу. Слава слегка приподнял один конец, и из него сразу вылетела светлая мышь. Это ему было и надо! Вторую он не выпустил, ещё покрепче укутал её в кофту, а та и успокоилась. Слава замотал его, как младенца. Маленькие чёрные глазки удивлённо смотрели на него. Мирон один раз пискнул. Слава почесал указательным пальцем его по пушистому масенькому лобику. Из-под кофты выпрыгнули огромные уши. Слава их осторожно прощупал — было всего несколько нестрашных царапин, нигде ничего не разорвалось. Можно было выдыхать.       Светлая летучая мышь тем временем превратилась в человека. Это была стройная красивая девушка с короткими русыми волосами и пирсингом в носу. Вид у неё был потрёпанный. Она пыталась отдышаться, опираясь руками на колени.       — А он поумнее той будет, — выдохнула Женя. — Соня, помню, с голыми руками полезла.       — Ещё чего, — фыркнул Слава. — Мне руки дороги.       Женя засмеялась.       — Зачёт. Выпусти этого, мне поговорить с ним надо.       — А вот сразу так нельзя было? — возмутился Слава. Свёрточек на его руках коротко пискнул. Слава строго посмотрел на мордочку Мирона, тот сразу прижал свои огромные ушки и пискнул ещё раз, только уже потише.       — Этот кретин просто слов не понимает, — сказала Женя почти ласково.       Свёрточек опять стал протестно пищать. Слава вновь утихомирил его взглядом.       — Не надо тут. Он только пиздеть и умеет.       — А отца слушать не умеет.       Вновь раздался писк, Слава цокнул и положил указательный палец прям Мирону на мордочку. Тот похлопал маленькими чёрными бусинками вместо глаз. Сколько же протеста в этом маленьком тельце! Слава погладил его по щёчке большим пальцем, успокаивая.       — А это его дело, слушать его или нет. Ты вообще младше, чего ему тебя слушать.       Женя поперхнулась воздухом.       — Да сколько ты знаешь?! — возмутилась она.       — Я любопытный, — довольно ответил Слава. Он вновь опустил глаза и увидел всю ту же милейшую картину. Из свёрточка торчала одна лишь мордочка и огромные ушки. Мирон уже полностью утихомирился, даже пищать перестал. Слава погладил его по розовенько-песочному носику большим пальцем, тот фыркнул и легко прикусил его, поймал так сказать. Но потом опустил и извиняюще облизал. Пискнул вопросительно. Слава помотал головой. — Не, лежи, — сказал он ему. Мирон опять похлопал глазами и на этот раз ушами. Слава убедился, что с ним ничего не случилось.       Затем он встал с пола, держа свёрток на руках, и потянул спину, размял шею и только после этого вернулся к Жене. Он вытянул свёрток вперёд и спросил:       — Вот как на это чудо можно нападать?       Мирон дёрнул ушком.       Женя возмутилась:       — Да какое чудо?! Стародревний многовековой тюлень…              Вот как-то так они с ней и познакомились. На следующий день они все вместе, и Мирон, и Ваня, и Женя, и, конечно же, Слава, посидели вместе с Саней. Хорошо так посидели, выпили неплохо. Было без драк, но с огромным количеством обзывательств. Мирон когда-то сказал очень верную вещь — вампиры просто многовековые дети. Но к несчастью правдой были и другие его слова — вампиры не могут ужиться вместе. Слава с каждым днём видел это всё отчётливее и отчётливее, но никак не мог понять, почему так.       Вероятно, им просто надоели одни и те же лица. А раз так, становится вампиром Слава точно не будет. Он не хочет надоесть. Наоборот, планирует запомниться самым важным и дорогим человеком.       А может и забрать с собой в могилу. Тоже, знаете ли, звучит как вариант. Только Мирон пока на него не согласен. Да и рано ещё думать о смерти…