Крупица правды

      Оглядываясь назад на свое прошлое, Гилдерой точно мог вспомнить момент, который заставил его посвятить всю свою оставшуюся жизнь спасению людей. Всякий раз, когда он рассказывал эту историю, он делал это с размахом, приукрашивая ее, пока она не становилась такой же невероятной, как и остальные его книги. Однако, втайне он всегда считал, что правда была намного значимей, чем любая другая выдумка, которую он мог бы сплести.       Это было на шестом курсе, он возвращался в общую гостиную Рейвенкло после долгого дня, проведенного за зубрежкой перед полугодовыми экзаменами, когда он наткнулся на мальчика и девочку в одной из темных ниш в коридоре. Его первым порывом тогда было закатить глаза и продолжить свой путь, полагая, что эти двое были просто еще одной парочкой, отлынивающей от учебы. Но затем он услышал явные признаки борьбы и, оглянувшись через плечо, увидел, как парень использует свое преимущество в росте, чтобы загнать девушку в угол. Дыхание Гилдероя сбилось. Он никак не смог бы одолеть этого парня в бою. Но прежде чем он осознал это, его ноги остановились сами по себе и он развернулся, чтобы подойти к ним поближе. — Не думаю, что она этого хочет, — сказал он. Его голос был тверд, даже несмотря на то, что он спрятал руки в складках мантии, чтобы скрыть, как они дрожат. — Ты не знаешь, чего она хочет, — ответил парень. Гилдерой попытался заглянуть за спину парня, надеясь, что девушка скажет что-нибудь в ответ, но он смог разглядеть только трясущийся хрупкий силуэт. Она, казалось, была не в состоянии вымолвить и слово. — Может, и нет, но я, как префект, хочу, чтобы ты оставил ее в покое. Парень оглянулся через плечо и смерил его ледяным взглядом. — Не лезь не в свое дело. В этот момент Гилдерой узнал его, и в его голове сложился план. Он постарался казаться как можно более беспечным. — Как хочешь. Но я слышал, что если ты ввяжешься в еще одну переделку, тебе запретят играть на следующем матче по квиддичу. В этом случае твои товарищи по команде, вероятно, просто найдут тебе замену, — он испустил глубокий вздох. — Это было бы ужасно, правда? — Ты лжешь, — сказал Мальсибер, полностью разворачиваясь к нему. — Они этого не сделают. — Именно это я и слышал, — Гилдерой пожал плечами, стараясь говорить спокойно, в то время, как его сердце было готово выпрыгнуть из груди. — Я могу ошибаться, но ты действительно хочешь рискнуть? Мальсиберу потребовалось десять секунд, чтобы принять решение. За это время Гилдерой обдумывал, что он сможет сделать, если Мальсибер решит, что все-таки ему стоит рискнуть. Ответ был «ничтожно мало». К счастью, слизеринец просто нахмурился, прежде чем бросить последний взгляд на девушку в нише, и умчался, не сказав больше ни слова. — Спасибо, — вздохнула девушка, как только он ушел, и поправила свою мантию. Мэри МакДональд, понял он, из Гриффиндора. Гилдерой отмахнулся. — Он сделал тебе больно? — Откуда ты знал, что это сработает? — спросила она вместо ответа. — Ты же не префект. Если он поймет, что ты солгал… — Люди все время путают меня с Эндрю, — сказал Гилдерой. Это всегда раздражало его, но сейчас впервые тот факт, что он был похож на старосту своего факультета, оказался полезным. — Я просто спросил себя, что бы он сделал на моем месте. — Ну, это все равно было очень храбро с твоей стороны, — Мэри поколебалась, прежде чем спросить. — Ты можешь проводить меня обратно в гостиную? Я не хочу оставаться одна, пока он ходит поблизости. Гилдерой тоже не хотел, но предпочел не признаваться в этом. Кроме того, ей действительно сейчас было небезопасно ходить одной. — Конечно. Большую часть пути они шли молча, лишь изредка нарушая тишину неловкими замечаниями. Как только они добрались до Грифиндорской башни, она еще раз поблагодарила его и затем исчезла в проходе за портретом, а он зашагал обратно в свою гостиную так быстро, как только мог.       К концу недели казалось, все, о чем только говорил весь Хогвартс — это то, как Гилдерой в последний момент бросился спасать Мэри от Мальсибера. Он видел, что Мэри не нравилось всеобщее внимание, но сам он наслаждался им. Быть почитаемым одноклассниками, слышать, как профессора хвалят его за сообразительность, чувствовать, что люди постоянно наблюдают за ним, куда бы он ни пошел, — это было пьянящее ощущение. Следующие несколько лет он гонялся за ним, как фотограф за молнией, прежде чем понял, что никогда больше не сможет поймать его самостоятельно. Казалось, он никогда не был достаточно умен, трудолюбив или расположен для этого. На какое-то время череда бесконечных неудач сломила его. Но потом он вспомнил, что и в первый раз он не был ни тем, и ни другим. Единственная причина, по которой он смог помочь Мэри, заключалась в том, что он притворялся кем-то другим — Эндрю. «Если бы я только мог все время притворяться кем-то другим», — подумал он. И именно тогда ему в голову пришла идея стирать воспоминания людей, чтобы присваивать себе их заслуги. Как бы ему ни нравилось осознавать, что его реальные действия помогли Мэри, больше всего он жаждал не чувства моральной доброты, а похвалы и обожания. И он мог получить это так же легко, крадя достижения других людей, как и делая свои собственные. К тому времени, когда он понял, что это не то же самое, было уже слишком поздно начинать все сначала. Он создал себе личность, и с этим были связаны определенные ожидания. Он был так же не в состоянии изменить прошлое, как не мог бороться с Мальсибером в тот день в темном коридоре, как бы ни утверждала об обратном приукрашенная история. Вот почему, чем старше он становился, тем крепче цеплялся за воспоминание о благодарной улыбке Мэри и уважении одноклассников. Оно было не такое яркое и показное, как другие его приключения, но оно было единственное настоящее. А это, как он выяснил, было гораздо важнее, чем все, что он когда-либо сочинял.