Море волнуется раз...

      Солнечные блики разбегались по водной глади жидким золотом, пересыпаясь, словно мелкие песчинки. Магдалина сидела на самом краю утеса, безотчетно срывая цветы, растущие над самым обрывом. Взгляд ее был устремлен в морскую даль. Идеальный штиль вселял лишь тревогу и ощущение сосущей пустоты.       Снова попытка впустую. Морской Дьявол словно не желал внемлить мольбам Магдалины, оценить хоть одну жертву из тех, что она уже преподнесла ему. И что было не так? Ведь выбирала она самых сильных моряков, самых крепких мужчин, и каждый раз по всем канонам проводила обряд. Но, после смерти очередной жертвы, Дьявол не спешил давать о себе знать.       Соленые, как само море, слезы обожгли щеки Магдалины: снова провал, а ведь на нее в деревне и так уже давно смотрят косо, как на ведьму. Не зря. Волшбу творить она действительно умела, как и отнимать жизни невинных. Вот только бестолку. Злость расцветала в ее душе, подобно нежным и вместе с тем ядовитым цветкам морозника.       Магдалина опустила взгляд, только сейчас сообразив, что пальцы, по старой памяти, сами собой сплетали стебли. Белый, будто венчальный, но состоящий сплошь из ядовитого морозника венок опустился на голову. Она мечтала стать частью моря, повелевать волнами, нагонять шторма, превращать полный штиль в величавые валы и коснуться всех-всех берегов мира.       Девушка влюбилась в море…       Безответно, глупо и совсем наивно. Она знала: у моря есть лишь один хозяин — Морской Дьявол, что властвовал безраздельно. Магдалина и не смела мечтать о том, чтобы суметь также. Хоть на день стать морем — вот ее грезы. Ощутить в себе всю силу стихии и разгуляться. Ей всю жизнь казалось, будто пенные волны бушуют в ее душе, проходясь по холодному, почти ничего не ощущающему нутру, облизывая шипящей лавиной ребра, норовя найти выход, выплеснуться наружу.       Но этого не случалось. И сила томила ее, заставляя все больше и больше сходить с ума по морю.       Оно звало ее за собой…       Она чувствовала это и каждый раз приходила на зов, именно сюда, на край утеса. С замиранием сердца ждала, что сейчас все точно получилось, что Морской Дьявол ответит ей благосклонностью. Но как она ни билась над ритуалами, все было зря. И сегодня, когда очередная жертва погибла, вновь не произошло ничего: море так и осталось безмятежным и спокойным.       — Что же я снова сделала не так? — всхлипнув, она прикрыла лицо руками, позволив горьким слезам выкатиться из глаз. Опустошение предательским штилем разливалось в душе. Лучше буря, чем это безмолвие! Но изменить судьбу начинало казаться невозможным. Вновь мысли о том, что сделала что-то не так: она тщательно вспоминает ритуал, как накладывала проклятье на очередного мужчину, как он с каждым днем все больше сходил с ума по морю, а затем, на седьмой день, попросту умирал в своей собственной постели. Как и пятеро предыдущих.       И снова штиль, как и в прошлый раз, как в раз до этого, как в самый первый.       Может, она не так выбирала? Не так читала заговор? Не так смешивала травы?       Чайки насмешливо галдели над Магдалиной, кружа вокруг утеса. Она чувствовала себя бесполезной, никчемной, как морское дно, ставшее сушей после сильного отлива.       — Ты здесь, дитя мое? — скрипучий голос старушки прошил Магдалину будто ударом молнии. Она обернулась, взглядом наткнувшись на старую Ванду — ведьму, пред которой поистине трепетала вся деревня: волшба ее всегда была крепкой, а слово неотвратимым и цепким, словно брошенный в цель гарпун.       — Бабушка Ванда, — Магдалина утерла слезы. Нежелание показаться слабой и разбитой взяло верх, вот только едва ли от опытного взгляда ведьмы могла ускользнуть истинна.       — В деревне снова похороны, — склонила седовласую голову на бок Ванда, проницательно глядя ледяным взглядом бледно-голубых глаз на Магдалину. — Говорят, твоей волшбы дело.       Тяжелый вздох наводнил легкие до боли, до странных колик. Магдалина отчаянно не желала расписываться в собственном бессилии. Знала, что с бабушкой Вандой ей тягаться не по силам, но и учиться у нее не желала. Подспудное, кипучее желание добиться всего самой неотвратимой толщей всегда давило на грудь, ущемляло гордость. Но что если старая ведьма и правда могла помочь?       — Да, — нехотя, почти шепотом ответ сорвался с губ Магдалины, и она сразу же потупила взгляд. И только слух подсказал: Ванда подошла ближе. На лицо скользнула тень скрюченной летами фигуры.       — И чего же ты собиралась добиться, дитя? Чай, жертву какую приносишь кому? Или в обрядах упражняешься?       Вместо слов Магдалина тоскливо обернулась к морю, что как назло купалось в солнечных лучах. Будь она морем — вскипела бы бурей.       — Дьявола Морского уважить решила? — мягкая улыбка на вытертых временем почти бескровных губах пугала любого, но только не Магдалину. Она чуть резковато обернулась к Ванде. Та все поняла по пристальному взгляду. — Ты не с того начинаешь, дитя мое, Дьявол ведь с мужчин и без того жатву регулярно берет, а вот девушки ему попадаются реже.       — Что ж мне теперь, — Магдалина растерянно повела плечами. — Девушку какую проклясть? Думаете, получится?       Ванда ласково рассмеялась, ее испещренные морщинами пальцы коснулись венка, а лицо стало задумчивым.       — Тебя и так уже в шести смертях винят. Люди боятся тебя, милая, больше чем меня, знаешь почему? — Магдалина мотнула головой. — Ты убиваешь, а людей больше всего страшит смерть. Едва ли кто-то пустит тебя на порог, а уж от дочерей и вовсе станут подальше держать.       Магдалина досадливо поджала алые губы. В таких условиях не то что жертву не найти — себя бы уберечь. Не ровен час люди с факелами на порог придут, сожгут как ведьму, и поминай как звали.       — Но я чувствую в себе зов моря, бабушка Ванда. — Голос Магдалины дрожал, подобно мелкой ряби на поверхности воды. Она ощущала себя бессильной, слабой, словно не могла ничего поделать с реальностью. Но море звало, успокаивало шумом, и она знала: ее место — среди волн.       — Не обязательно приносить жертву. Приходи ко мне вечером. Морской Дьявол — мой старый знакомец, — улыбнулась Ванда. — Что-нибудь придумаем.       Счастье лизнуло грудь неукротимой волной, раскатилось по ребрам и встало тугим комком у горла. Но на лице непроницаемое спокойствие, идеальный штиль, словно отражение моря.       — Я ваша должница, бабушка Ванда, — улыбнулась она.       — Что ты, — старуха махнула рукой, а затем обвела взглядом поляну. — Стара я, спину ломит каждый раз, как пытаюсь согнуться за травами. Вот тебе корзинка, набери мне морозника, и будем в расчете, а то мне снадобья варить не из чего.       — Конечно, — нетерпеливо Магдалина забрала из рук ведьмы корзинку. — Не волнуйтесь, я наберу полную.       Кивнув, Ванда двинулась в сторону деревни, а Магдалина, не теряя времени даром, принялась собирать небольшие белые цветки. Хрупкие стебли с легким хрустом ломались под пальцами. Один, второй, десяток, сотня, мелкие растения тонули в корзине. Казалось, будто и вовсе исчезают, лишь коснувшись дна. И только к вечеру Магдалина устало разогнула спину. Бело-зеленые волны цветков напоминали благородные малахитовые глубины соленых вод, с редкими белыми гребешками.       Улыбнувшись своим мыслям, Магдалина смахнула со лба черную, как самые потаенные морские пещеры, прядку волос. Длинные и непослушные, они всегда упрямо падали на лицо, мешаясь и путаясь меж собой. Магдалина глянула в сторону деревни: закатное солнце золотило узкую пыльную дорожку, протоптанную до самой деревни.       Солнце освещало тропою путь, овеянный мглой…       Она напоследок улыбнулась морю, с удивлением отметив, как в нем поднялись волны. Небольшие белесые барашки разбивались о край утеса с легким шипением. Редкое явление. Шторма были диковинкой, о которой со страхом и азартом рассказывали моряки, которая казалась лишь сказкой.       Магдалина ушла, прихватив с собой корзинку с цветами.       Море волнуется раз…       Перед самой деревней Магдалину неприятно кольнуло, по жилам вместо крови словно потек кипяток: как ее примут в деревне? А вдруг все же решат учинить расправу? Ведь люди поняли, что все шесть смертей молодых мужчин — ее рук дело? Магдалине было жизненно важно дойти до Ванды, хоть как-нибудь достучаться до Морского Дьявола. Перестать тяготеть к морю, или же наконец раствориться в стихии. Хоть что-нибудь, а потом и сама смерть не будет страшна.       Люди шептались за ее спиной, держали за руку детей. Такое отношение едва ли было для Магдалины в новинку: с самого детства, сколько себя помнит, все до единого относились к ней настороженно. Покойная бабка ее — Сара, говорила что все от того, что люди чуют в ней дар к волшбе, чураются всего неизвестного. Магдалина сперва расстраивалась, а потом жгучую боль одиночества затопило ледяной толщей безразличия. Она попросту знала, что может убить любого лишь одним ритуалом, оттого и полагала, что в безопасности.       Но всю деревню искоренить волшбой не выйдет. Когда они ополчатся — будет поздно.       Магдалина старалась не поднимать взгляд от земли, не видеть лиц, искаженных страхом и злобой. Только тени, что вальсировали на земле под светом зажженных факелов. Вся она, казалось, обратилась в слух, как ведьмовская кошка, что готова к любой неожиданности.       Путь до ветхого, пахнущего плесенью и сыростью домишки Ванды показался Магдалине вечностью. Она юркнула за дверь с прытью мелкой рыбешки, бьющейся в сети, и выдохнула, ощутив наконец хоть капельку спокойствия.       Люди не простят ей погибших, и Магдалина чувствовала, что если заберет еще хоть чью-то жизнь — ее попросту растерзают, догадаются, что во всем виновна она.       — Проходи, дитя, — скрипучий голос Ванды заставил Магдалину дернуться от неожиданности. — Я чую запах морозника.       Половицы скрипели под ногами, а затхлый воздух тяжело оседал в легких тугим комком. Магдалине казалось, что она вот-вот задохнется. Сердце трепетало в груди, а разум кричал: беги. Но внемлить опасениям она не спешила. Ванда могла помочь, и Магдалина просто не имела права отказаться, не попытаться облегчить свою душу, положить пустым попыткам конец.       — Не сомневалась, что ты придешь, — самодовольный тон пробирал до дрожи. Магдалина поставила на стол корзину.       — Вы обещали помочь, — сглотнув тугой ком в горле, Магдалина решила не мешкать. Находиться в доме Ванды дольше необходимого не хотелось.       Старуха запустила руки в корзину и расплылась в довольной улыбке. Прикрыла выцветшие от времени глаза и втянула запах поглубже: смесь ядовитого сока и нежного цветочного шлейфа — опасный и в тоже время совсем невинный контраст.       — Обещала, — кивнула она. — И помогу. Только скажи мне, чего ты хочешь? Встречи с Морским Дьяволом ищешь? Зачем?       Магдалина упрямо вскинула подбородок, свысока глядя на сгорбленную старуху.       — Это мое дело. Мне нужна лишь встреча.       Тонкогубая улыбка озарила лицо Ванды, заставив складки на коже стать еще более глубокими, как у отвесного края утеса. В глазах блеснуло безуминкой, и Магдалина ощутимо вздрогнула. Часть ее души твердила, что это не к добру, но та самая, морская и бушующая половина заставляла ее стоять на месте, покорно ожидая ответа.       — Что ж, я могу это устроить, — пламя свечи дрогнуло, придав и без того жутковатой обстановке еще больше зловещих ноток. — Я с Дьяволом на короткой ноге. Но ты же знаешь, что у всего есть плата.       — Да, — упрямо кивнула Магдалина в сторону корзины. — И я уже принесла свою. Ты ведь сама объявила цену.       Уголки губ Ванды недобро дернулись, и Магдалина ощутила, как страх сокрушительной волной окатывает сердце, заставляя его трепетать, словно лодку в самом беспощадном шторме. Однако держалась она уверенно, не выдавая и тени ужаса.       — Что ж, так я еще никогда не прогадывала, — старуха скучающе повела плечом, но все же смягчилась, чуть улыбнувшись. — Но что не сделаешь, чтобы помочь ведьме. Ты ведь понимаешь, мы должны стоять друг за друга горой. Не ровен час люди сорвутся с цепи, убьют тебя, а следом и меня сметут. Жажду крови невозможно остановить. Присядь, дитя мое, мне нужно будет провести небольшой ритуал, чтобы привлечь к тебе внимание Дьявола.       — Что за ритуал? — Магдалина села на старый скрипучий стульчик, чуть резче положенного придвинувшись к столу, с головой выдавая, насколько нервничает.       — Дьявол встречается лишь с теми ведьмами, которых знает лично, — Ванда отошла к полкам с разномастными склянками. Все они были причудливой формы и разных цветов: в одной отчетливо виднелись глаза какой-то мелкой живности, в другой хранились оборванные крылья бабочек и множество всякой колдовской всячины. — Я поставлю на тебя метку. Мой знак, что тебе можно доверять. Если Дьявол заинтересуется, то придет к тебе на седьмой день.       Ванда сосредоточенно переставляла склянки, смешивая что-то в небольшом котелке, а Магдалина завороженно наблюдала за каждым ее движением. Она, возможно, встретит самого Морского Дьявола, возможно, сумеет решить свою старую проблему.       Вскоре Ванда поставила перед Магдалиной свечу и странным порошком начертала на столе перевернутую звезду. Кружка с простой водой появилась под носом сама собой: Магдалина настолько увлеклась склянками, что даже и не заметила последних приготовлений.       — Первый раз нормальную волшбу видишь?       Издевательский тон Ванды не прошел мимо: Магдалина перевела на нее уязвленный взгляд.       — Смотря что называть нормальной волшбой, бабушка Ванда. Мне, к примеру, для этого сто склянок не нужны, мне рук моих и внутренней силы достаточно.       Ванда кивнула.       — И вся деревня тому свидетели.       Магдалина не нашлась с ответом, попросту потупив взгляд в кружку. На столе успел объявиться видавший виды нож с волнистым лезвием.       — Срежь с себя прядь волос, дитя, да подпали на свече. Пепел пусть ссыплется в кружку. Туда же брось цветок морозника. Нам, ведьмам, от него дурно не сделается. А я тем временем воду заговаривать стану. Поняла?       Магдалина медлила, нерешительно глядя на нож. Ванде доверял лишь глупец, но то обычные люди, ведь верно? Ведьма никогда не предаст ведьму, таков их негласный закон, и, положившись на него, Магдалина взяла в руки нож.       — Да.       Дрожащие руки неуверенно срезали прядь. Ванда затараторила заговор. Магдалина делала все не спеша, как и положено при ритуале, и внимательно вслушивалась в слова Ванды. Ничего похожего на свои ритуалы она не уловила. И, под ставший более громким приказ Ванды, она опрокинула в себя кружку, жадно заглатывая горькую на вкус воду.       Ванда с довольствием окинула лицо Магдалины взглядом, затушила свечу на столе и протянула огромную причудливую ракушку. Витая, с шипастыми наростами на глянцевой поверхности, она напоминала широкую спираль.       — Зачем это?       — Послушай, — шепот Ванды отдался холодом на коже, и Магдалина поспешила приложить к уху ракушку.       «Семь дней... — шипящим эхом раздалось в ней, будто крохотная волна внутри разбивалась о стенки. — Семь дней».       — Семь дней... — повторила Магдалина. — Что это значит?       Ванда хлопнула в ладоши.       — Выходит, у нас все получилось, дитя мое! — казалось, Ванда изменилась до неузнаваемости: радость настолько была ей чужда, что Магдалина не смогла даже припомнить еще хоть одной такой лучезарной улыбки.       — Да? И что теперь?       — Через семь дней ты встретишься с Морским Дьяволом, дитя. А теперь ступай, и постарайся не сталкиваться с людьми. Сейчас они встревожены. А ракушку с собой возьми, храни ее, не отпускай от себя.       — Спасибо, бабушка Ванда! — не удержалась от улыбки Магдалина. — Если все получится, я обязательно вам отплачу добром.       — Полно, дитя, — улыбка озарила лицо Ванды, и она кивнула на корзинку. — Ты уже помогла.       Не помня себя от счастья, Магдалина ушла. Она вновь чувствовала тягу к морю, до нестерпимой, почти ноющей боли зовущую к утесу. Ноги сами собой вывели туда. Ночи были теплыми, а потому и уснуть среди морозника, на мягкой траве, ощущая запах моря и наблюдая за сиянием звезд, было приятно.       Да и в деревне Магдалине было лучше не появляться. По крайней мере пока.

***

      Шли дни, и с каждым новым восходом солнца Магдалина все больше и больше тянулась к морю. Она боялась отойти от него, боялась отвести взгляд. Сидя на вершине утеса ждала, когда на горизонте появится Морской Дьявол. Но время шло до нестерпимого медленно.       На последний, седьмой день, она и вовсе не сомкнула глаз даже ночью. Ей казалось, что она — море, кипящее, бурлящее бесконечной насыщенной жизнью, полное тайн, страстей и загадок.       Раствориться в нем. Захлебнуться в любви.       Чайки галдели над ней, нарезая круг за кругом. Настырно, будто желая уберечь от чего-то, пикировали практически на самую голову. А Магдалина не отводила взгляд от горизонта, с приклеившейся намертво мечтательной улыбкой.       «Ты не успеешь проснуться» — кричали ей птицы вдали...       Раствориться морской пеной. Захлебнуться в грохоте волн.       Ветер яростно трепал подол ее белого платья. Измазанное зеленым соком травы и желтой пыльцой морозника, оно выглядело практически по-свадебному. Свежий белый венок на голове.       Прыгнуть. Она должна ринуться вниз, в объятия волны. В последний раз она приложила ухо к ракушке.       «Прыгни, прыгни, прыгни» — шипел в ней прибой.       Прыгни! — вторил рассудок, зациклившись лишь на одном слове.       И когда очередная чайка спикировала на Магдалину, та только отмахнулась от птицы.       — Дайте хоть раз в любви захлебнуться...       Вздохнула и ринулась вниз…       Высокий утес показался ей вечностью, а последний крик замер, смешавшись с тревожным клекотом чаек. Морская вода обожгла кожу, хлыстом вгрызаясь в тело. И Магдалина сделала вдох, чувствуя, как наконец ее наполнили соль и холод.       Волны сомкнулись над ней безразличной громадой.       Море волнуется два...       Хрипящий, сдавленный крик донесся до него слишком поздно. Морской Дьявол нутром ощутил странную, кипучую злость, и волны отреагировали молниеносно: привычный штиль сменился возмущенными валами, что с силой хлестали утес. Морская громада бросалась о каменную совсем не боясь разбиться.       Чувствовал, что ему досталась новая жертва, но привычного удовольствия не ощущал.       — Дьявол Морской, приди на берег мирской, хочу за жертву свою благосклонность твою! — донеслось до ушей, и опаляющий гнев резанул по нутру. Кто бы ни дерзнул принести ему такую жертву — пожалеет.       Статный и подтянутый, на вид совсем как юноша, Морской Дьявол шагнул из волны, встав вровень с утесом близ рыбацкой деревеньки. Прикрыл глаза: уж больно частым гостем стал здесь. Местная ведьма — Ванда, никогда не знала меры своим желаниям.       — Здравствуй, Дьявол, — отдав почтительный кивок, старуха поморщилась от боли. Дьявол ухмыльнулся: само время клонило ее к земле, Ванда была согнута в три погибели.       — Что тебе надобно, ведьма? — его голос звучал бархатным рокотом волн, легким шипением пенных гребней.       — Я жертву тебе принесла, — самодовольно улыбнулась старуха. — Хорошую, молодую. Как есть ведьму!       Дьявол недобро сверкнул глазами.       — И что ты хочешь взамен?       — Тебя, — наглость Ванды впечатляла даже Дьявола, но он решил дослушать до конца. — Хочу стать твоей вечно молодой женой, а по совместительству — Морской Владычицей. Если мне память не изменяет, ты до сих пор холостым ходишь. Негоже это.       — И ты полагаешь, что жертва для этого достаточна? — раздраженное рычание волн вторило тону, и Ванда растерянно глянула на него.       — Да, не думаю, что тебе хоть раз преподносили ведьм.       Дьявол лишь усмехнулся, позволив взгляду стать жестче, темнее, как самая потаенная глубина его владений. Соленые капли хлестали Ванду по лицу, а холод очевидно пробирал до костей: дрожь не ускользнула от тяжелого взгляда Дьявола.       — Так что с моим желанием? — Он чуял, как Ванда наступала собственному страху на горло, как норовила поторопить его с ответом.       Она расплатится за все.       Волны бушевали, разбивались об утес и накатывали вновь, норовя перескочить его кромку. Злость бурлила в душе Дьявола, соленым кипятком обжигая нутро, но на лице была непроницаемая угрожающая улыбка. В этом они с дочерью всегда были похожи.       Он закрыл глаза, вспоминая ее лицо. Синие, как морские просторы, глаза, и черные, как ночь, волосы. Магдалина, которая принадлежала морю, но никогда не могла стать его частью.       Вода подхватила Ванду, закружила ее на месте и смыла с утеса. Во власти Морского Дьявола, без суши под ногами, она выглядела жалко.       — Ты должен мне желание! Я хочу стать Морской Владычицей! — не унималась Ванда. Приблизившись к ней, Дьявол оскалился в угрожающей однобокой ухмылке.       — Да, должен был бы, но ты промахнулась с жертвой, — рычали волны вокруг, эхом вторя Дьяволу. — Магдалина оттого силой ведьмовской обладала и к морю тянулась, что дочерью ведьмы и Морского Дьявола была, глупая старуха. А ты убила ее ради собственной алчности. Затуманила голову проклятьем, лживым мороком. К которому я, как к обычным проклятьям, отношения не имею.       В глазах Ванды плескался животный страх, а губы замерли, не решаясь даже молить о пощаде.       — За это ты умрешь. Ты, и вся деревня, что еще при рождении чуть не подняла ее на вилы.       — Нет...       Но ответом ей был лишь грохот волн, что сомкнулись над головой. Беснующиеся валы хлестали через утес, затопляли пологий берег, что был чуть в стороне. Люди кричали, надрывно и глухо, а Морской Дьявол лишь наблюдал издали, как гибнет целая деревня. Стихия не щадила, смывая скот и даже дома. К утру у берега плескались лишь щепки да сорванные с утеса волнами цветки морозника. От деревни не осталось и следа.       Море волнуется три...       Морской Дьявол устало повел плечами. Шторма отнимали у него много сил, и сегодня он отдал все до последней капли. Отдал и отомстил. Как когда-то разнес в щепки корабль пиратов, что убили его истинную Морскую Владычицу.       Он прикрыл глаза, с болью вспоминая о том дне. Возлюбленная Линара, погибшая на суше, при нападении пиратов на деревню. Всех вод мира ему бы не хватило, чтобы поднять ее из мертвых. Гримасу боли перечеркнула улыбка.       Одну спасти он не сумел, но вторую потерять не смеет.       Взмах рукой, и волны под утесом расступились. Из пучин шагнула бледная, как смерть, Магдалина, одетая в платье из морской пены. В ее черных волосах сияли ракушки, а макушку венчала аккуратная корона из пестрых кораллов.       Дьявол раскинул руки в стороны, приглашая дочь ближе. И та послушно приняла его объятия, ощущая на душе небывалый покой.       — Отныне ты — буря, — он отстранил ее от себя, с довольной улыбкой заглядывая в глаза. — Ты станешь карать на море всех, кто заслужил наказание. Всех, чья душа прогнила насквозь.       Магдалина улыбнулась, прижавшись ближе к отцу, словно ища ласки и защиты.       — Почему ты не пришел раньше? — заглянула в глаза, совсем такие же, как ее: насквозь морские, синие-синие.       Он пригладил ей мокрые волосы.       — Берег от моря, — улыбка озарила его лицо. — А нужно было от людской алчности.       Магдалина кивнула, и оба они растворились в волнах. С тех пор буря стала грозной морской силой, но появлялась лишь там, где этого заслуживали люди.