***
— Просыпайся. Этот голос напомнил мне голос Техноблейда. Но, открыв глаза, я понял, что это Дрим. Он пытался поднять меня. Видимо, вчера я действительно потерял сознание и уснул калачиком. Я встал не без его помощи, но сразу отодвинул его от себя. Всё еще душно. Лава булькает. Обсидиан «плачет». Он улыбается. Противно. — Как спалось? — Не говори со мной, — ухожу в уголок, к лаве. Почему меня никто не может спасти? — Томми, если мы хотим прожить вместе хоть как-то, то нам надо содействовать. — Ни за что, — огрызаюсь. Мне он отвратителен. Он не исправился. Никогда не исправится. — Почему же? Так наивно не понимает причину. Или же притворяется? — Потому что я тебя ненавижу. И всегда буду ненавидеть. Ты ужасен, в тебе никогда не было ничего хорошего, — он подходит ко мне. — Ни шага вперёд! Не приближайся ко мне! Я… Я буду защищаться. — И как ты собираешься это делать? Ты выкинул всё, что я тебе дал: книги, картошку, буквально всё. Не знаю, придёт ли Сэм сюда, но еды у нас осталось мало. Мда, я действительно поступил неправильно на эмоциях. Но в этом нет моей вины! Ведь по итогу произошедшее лишь вина Дрима. — Ну и что с того? Если Сэм придёт, он обязательно высвободит меня. Плевать мне, что тебе нечего жрать. Или ты ждёшь от меня извинений? За то, как я опрометчиво оставил тебя, бедняжку, без еды? Не дождёшься! — Ладно, как хочешь. Я пошёл, напишу что-нибудь, — он остановился у кафедры и начал что-то калякать в оставшейся книжке. Мне не нравится его спокойствие. Мне не нравится его лицо. Подхожу и вырываю страницы, исписанные странными чернилами. — Не делай так больше, — он повернулся и одарил монотонным взглядом маски. — Пожалуйста. — Иди нахуй.***
— Тебе нужна книга? Может, ты тоже хочешь пописать? — Да, давай, — пожимаю плечами. Он удивлённо поднимает голову и идёт ко мне, протягивая потёртую книжку. Как только она оказывается в моих руках, я бросаю её в лаву. Она горит. Пламя поглощает её. Вот бы… Так же с Дримом. Наблюдать за тем, как языки пламени ласкают его тело… Удовольствие. — Я не дам тебе ничего больше, — он помрачнел. — Я ничего и не собираюсь просить, — ухожу обратно в свой уголок у лавы.***
Такая красивая, золотистая. Раньше она казалась мне такой убийственной, а сейчас я сижу в двух дюймах от неё, ничего не боясь. Мне не страшно. Точнее, не страшно умереть в лаве. Я всё ещё боюсь Дрима. Я боюсь, что он может сделать со мной что-то… Что-то, из-за чего я снова сломаюсь. Из-за чего я снова буду рыдать. Не хочу… — Нравится смотреть на лаву? Как пузырьки исходят от неё и тут же лопаются? Мне тоже, — пока я думал, Дрим подошёл ко мне и положил руку на плечо. — Замолчи. — Нет, правда, — он проигнорировал и сел рядом со мной. — Тебе не напоминает это ничего? Помнишь, как мы, ну… Сидели вместе? Смотрели, конечно, не на лаву, но в воду? Лава почти не отличается ничем от воды, так что всё равно одно и то же. И было так весело глядеть в никуда. В тёмные просторы жидкости. Было хорошо, да? Тебе же нравилось? — Нет, уходи. Когда мы были вместе? Когда меня изгнали? Разве было хорошо? Я тогда чуть не умер, разве это хорошо?***
— Держи, — он протягивает картошку. — Помой и съешь. Будет как обед. Он подходит к котлу и начинает мыть свою порцию картошки. Живот недовольно бурлит. Я двигаю его бедром и шкрябаю по картофелю пальцами. Вроде немного почище, кладу в карман. Дрим тоже помыл свой «обед» и хотел было уже съесть его, но я перебил. — Стой, ты плохо прочистил, там грязь. — Правда? — он недоверчиво обернулся. — Да, давай помогу, — вырываю из его пальцев картофель. Кручу в руках, резко бросаю в огонь. Смеюсь. Ненавижу это. Я просто хочу хоть как-то ему отомстить, не пустыми пакостями, но я не способен на большее. Мне надо доказать себе, доказать ему, что я не намерен помогать Дриму. Я исправился, он — нет. Я… Я переживу это… Просто мне надо оттолкнуть его достаточно далеко. Он смотрит на меня. Снимает маску. Ещё хуже, чем я представлял. В серо-зелёных глазах читается жестокость, лицо испорчено многочисленными шрамами. Он приближается. — Томми, мне трудно держать себя в руках. Ещё один твой косяк — я за себя не ручаюсь. Я вздрогнул. Нет-нет-нет, он не может запугать меня. Как раньше, как тогда. Я изменился, всё изменилось. Я могу, я же могу? Я же могу ему противостоять? — Что ты сделаешь, а? После стольких слов, что ты стал лучше, что ты исправился, ты собираешься что-то мне сделать? После того, как я отсюда выйду, Сэм не оставит на тебе живого места. Особенно если ты… Если посмеешь дотронуться до меня лишний раз. Тебе ясно?! Его зрачки расширились. Медленно уголки его губ поднялись ввысь, перерастая в наглую былую улыбку. Я покачнулся назад. — Но я хочу есть. Будь добр, поделись со мной, — он усмехнулся. — Или ты хочешь проблем? Ты хочешь прямо сейчас устроить войну со мной? Сердце упало. Нет, Боже, не говори. Молчи, просто замолчи. Слёзы выступают на глазах. После стольких сражений, конфликтов, ненависти… Я не хочу больше. Пускай… Пускай подавится своей едой. После недели здесь… Я никогда сюда не приду больше. Сам себе противоречу в этой пустой коробке. Но я не хочу ему досаждать больше. Просто… Пусть это скорее закончится. Я хочу домой, хочу в отель, к Сэму, к Таббо. Прошу… Нет. Я должен сопротивляться. Иначе никак. Пойти у него на поводу — умереть. Как личность, как тело, как… Как что угодно! Я молчал, думая. А он просто выхватил из моего кармана картофель и тоже кинул его в лаву. — Ты… Ты ахуел? — Мой живот болезненно отозвался о таком раскладе событий. Он опять всё портит. Ни себе ни людям. Никому. Он такой же гадкий. Ненавистный. Я хочу плакать, это невыносимо. — Я устал терпеть твои выходки, Томми. Я устал сдерживаться. С этими словами он прижал мои запястья к стене, придвигаясь к моему лицу. Я стал ёрзать, но мои руки будто бы облили толстым слоем неподатливого железа. Вздыхаю. Снова паника. — Что… Ты…? — хрипы сбегают с моих губ. Сердце щемит, ускоряется. Раскрываю глаза, но ничего не видно из-за слёз. Больно. Я опять вспоминаю то, что было в изгнании. Его грубые движения, его усмешка. Прошу, кто-нибудь… Уберите его от меня, молю! — Нам совсем нечего есть, да? — между нашими глазами осталось меньше дюйма. — А я так хочу съесть тебя. Он поцеловал меня. Его обветренные губы покрыли мои, неприятный скользкий язык протиснулся внутрь. Одна рука освободилась, пробегая вдоль моей одежды, а другая всё так же сжимала вместе мои ладони. Через поцелуй он улыбался, прижимая колено к моей промежности. Это гадкое чувство покрыло кожу. Отвращение к самому себе. Я попытался укусить его, но ему словно было приятно, он проникал своим языком так глубоко, щекотал дёсны, казалось, будто сейчас он сможет достать им до задней стенки глотки. Я поддался ему, пошёл навстречу его грубым «ласкам». Он разорвал поцелуй и облизнулся. Да, определённо подумал, что я возбудился, но это не так. Просто… Это просто обстоятельства. Он заставляет меня, и это отвратительно. Он вновь накинулся на меня, как грязный пёс, облизывая всё, до чего дотянется. Я смог вырвать руки из его хватки, но сколько бы я не стучал по его спине, как сильно бы не бил, он продолжал. Вторая рука стянула мою футболку, его холодные пальцы стали в открытую лапать мою грудь, живот, рёбра. Колено начало двигаться зигзагами, это мучительное возбуждение заставляло меня корчиться от моральной боли. Он обнимает меня, тянет к себе, притягивает за затылок, а я бессмысленно стучу кулачками по его талии. Бесполезно. Мысли путаются, больше мерзких вздохов исходит из груди. Я никогда ещё не был так возбуждён, и это недопустимо. Ненавижу, ненавижу, ненавижу. Я не могу так. Когда он вновь разорвал поцелуй, я рискнул запыхавшимся голосом высказаться: — Дрим, это уже несмешно… Прошу, хватит… — из глаз непроизвольно потекли слёзы, томившиеся где-то внутри. — Ох, вот это Томми, которого я знаю, — он больно взял в пальцы мои волосы и направил к себе. — Ты не поверишь, как долго я терпел. Я так хотел тебя выебать, когда ты был в изгнании, лишить тебя надежды, всего святого. Как хорошо, что теперь я могу это сделать. — П-пожалуйста! Хватит! — его рука отодвинула штаны и трусы одним разом, протискиваясь к моим сокровенным местам. — Нет! Нет, не там! Прошу! Он не слушал. Его чёрствые пальцы гладили меня как будто так и должно было быть. Я содрогнулся, сгибаясь почти пополам. Дрим прильнул к моей шее и стал наделять её мелкими поцелуями. Неприятно и приятно, отвратительно, ужасно, зачем? Пожалуйста… Кто-нибудь… Зачем мне всё это? — Дрим… Я же… Я же ребёнок… Пожалуйста, пощади меня… — вцепился в него ногтями, пока всё лицо пачкается прозрачными слезами. — Ты уже достаточно большой, чтобы отвечать за свои поступки, — Дрим укусил мою ключицу. — Я вижу, что тебе нравится. У тебя встал. — Это не так… — царапаю его. — Я… Мне не нравится… Отстань… Прошу, прекрати. — Томми, послушай меня, — он дотронулся до моего позвоночника холодными пальцами. — Я не успокоюсь, пока не наемся. Тем более, разве мы не стремились к этому ещё давно? Быть неразделимыми друзьями… Почему ты отстранился от меня? Думаешь, что Таббо, Техно, Уилбур, Ранбу, да хоть кто, лучше меня? Ты ошибаешься. Разве они могут сделать тебе так приятно и хорошо, как я? — он сдавил мой член, но не до боли, а до странного ощущения чего-то… Приятного. — Хватит! Пожалуйста… Прекрати… — его клыки воткнулись в моё тело. Боль сковала меня, я всхлипнул. Если бы я посмотрел на себя со стороны, заплакал бы, мне стало бы противно от себя, от ситуации. Мой злейший враг со мной, он делает грязные вещи… Зачем, зачем, зачем? — Томми, если ты будешь хорошо себя вести, то всё закончится очень быстро. Тебе просто надо слушаться меня, быть хорошим мальчиком. Ты же не будешь сопротивляться? Сопротивляться? Да я уже не могу нормально это делать! Мне слишком плохо, мне слишком тошнотворно. Я просто хочу, чтобы это всё прекратилось. Надо… Надо просто думать о чем-нибудь другом, да? После… Этого… Сэм убьёт Дрима. Все его возненавидят. Даже это красное яйцо. А я отдохну. Рядом будут горячие девчонки, Фил и Уилбур. Они помогут мне. Они… Спасут меня. Пожалуйста, пусть они спасут меня. — Ответь мне, живо, — он безжалостно укусил мою шею, оставляя на ней багровый синяк. — Я-я не знаю, — выпалил я ему первое, что пришло на ум. — Какой стеснительный, какой неуверенный, — его пальцы прошлись по моему копчику, останавливаясь на заднице. Другой рукой он продолжал дрочить мне. — Именно такой Томми мне нравится. Именно такого Томми я желаю. Он поцеловал меня так медленно, будто пытаясь вложить некое подобие страсти в этот гадкий поцелуй. А потом он властно приказал мне сесть перед ним на колени. Я отнекивался, пока он сердито не направил мои пряди вниз одним простым движением. Он так сильно давил на меня, что мне пришлось опуститься вниз. Всё ещё контролируя мою макушку, он спустил штаны, оголив член, Боже, свой огромный член. Внутри меня всё съёжилось. Я ненавижу его, он мусор, отход, отброс, нет, за что мне это всё? Пожалуйста, кто-нибудь… — Чего ты ждёшь? Открой ротик, — большим пальцем он больно нажал на мои губы. Но я старался не открывать его. Его мясистый член, пульсирующий перед моим лицом, неопрятный и грязный… Отвратительный. Я не хочу брать это в рот. Качаю головой и наклоняюсь вниз, чтобы он убрал руки. — Я не умею это делать. — Да ладно тебе, — его коронная фразочка не помогла, он с тяжёлым вздохом поднял мою голову обратно. — Какой ты сложный, — щипком он закрыл мои ноздри. Дрожу. Нет, только не это. Пожалуйста, скажите, что это всё шутка. Я не хочу терять оральную девственность с ним… Да и вообще не хочу её терять с мужчиной! Ладно с девушкой, но… Боже… Не могу дышать. Мне придётся… Придётся открыть рот… Чтобы вдохнуть. Но меня тут поджидает член. Его член. Никогда не думал, что окажусь в подобной ситуации. Он сдавливал мою голову, мой нос, я думал, что тут же потеряю сознание, но нет. Скинуть пальцы не получалось, он сжимал меня, принуждал… Я вдохнул. Воздух здесь ужасный. Нагнетающий. — Вот так-то лучше, — его член проскользнул в мой рот. Я подавился. Он поглаживал мои волосы, но, когда я пытался вытащить его член изо рта, Дрим тянул на себя с неземной силой. Мой рвотный рефлекс заставлял корчиться. Но Дриму это нравилось, больше моей тёплой слюны обволакивало его мерзкий пенис. — Только попробуй укусить, — откинув голову, он стонал в блаженстве. Его действительно возбуждает такое? Как подросток отсасывает ему в мучениях. Мне ничего не оставалось делать, кроме как поддаваться. Он сам водил моей головой, как ему вздумается. Мне было больно, меня тошнило, но от истощённости я просто повиновался. Повиновался и слушался. Темп нарастал. Как у него не устали руки двигать мной? Я чувствую усталость… Пожалуйста… Скажите, что после этого придёт Сэм и освободит меня… Фил отрежет ему язык и этот ненавистный член… Пожалуйста… — Сегодня я кончу тебе на лицо, хорошо? — он резко вытащил и прижал член к моему лицу, надрачивая его. В недоумении я даже не успел опомниться, как что-то коснулось моих щёк. Нежелательная сперма покрыла мои губы, нос, на лоб тоже попало. Его оргазм успокоился, я кашлянул. — Это… Всё? — А тебе надо ещё? — он улыбнулся. — Нет, прошу, нет… — Дрим поднял меня за воротник и обмыл лицо в котле. Забота ли это? Презрение ли? Он направил меня лицом к стене. Отодвинуться нельзя, он так близко, я чувствую, как его стояк упирается в меня. Нет, только не так, только не с ним. — Дрим, о-опомнись! Ты меня порвёшь, пожалуйста, хватит… — коленки задрожали, всё тело похолодало. — Я буду нежен, — он кусает моё ухо. — Да и в любом случае я бы сделал это рано или поздно. Я хочу поглотить тебя полностью. — Нет! Нет! Прошу, не надо! — взмолился я, но он не слушал. Он никогда не слушает. Смочив пальцы слюной, он засунул один внутрь меня. Грубо, небрежно, будто бы говоря, что я должен быть благодарен хоть такой разминке. Он задел простату, но я сдерживаюсь, чтобы не позволить ни единому звуку сбежать. Повозившись ещё чуть-чуть, он добавил второй. Я чувствовал, как меня надевают, словно костюм. Больно. Дрим пожал плечами и решил, что двух пальцев будет достаточно. Он вошёл в меня. Ужасно больно. Вся голова раскалывалась, как хрупкое стекло. Пусть он вытащит, пусть прекратит, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Он цепляется за мои бёдра, двигая ими. Срывает футболку, кусает лопатки, плечи. Не нежно, не любяще, с дикостью хищника. Я трусь щекой о холодный обсидиан, кажется, что она такая красная, сейчас взорвётся. А ещё с ней взорвусь я. Изнутри. Мне плохо. Меня раздирают на части. Он продолжает. Он не остановится, пока не сломает меня. — Я ненавижу тебя, — слёзы смазываются с остатками спермы. — Ты испортил мне всю жизнь. Ты мусор, ты изгой. Никто тебя никогда не любил, тебя все боялись. А сейчас… Блять! — он не затыкал меня, позволяя говорить, но рывки становились интенсивнее. — Сейчас ты должен гнить в этой тюрьме в одиночестве! Это твоя участь! И когда я выберусь отсюда… Ах… Ты… Ты поплатишься за это… Тебя казнят… Обещаю тебе!.. — Томми, — он схватил мою шею и отодвинул лицо от стены. Я оказался между его ключиц. Я сейчас задохнусь. — Томми, понимаешь, всё не так просто. Просто подумай. Когда Пандора открыла пифос, ящик несчастья, оттуда вышло всё зло, вся нечисть, всё самое ужасное сего мира. А когда она закрыла её, внутри осталась… Надежда, — он замедлил темп, чтобы дать мне подумать, но потом двинулся вперёд с новым сильным толчком. — Ты думаешь, что выйдешь отсюда? — он смыкает пальцы туже на шее. — Я выйду отсюда, а ты? Многие хотят, чтобы ты остался здесь. Понимаешь? Мне было сложно дышать. Я чувствовал, как его пальцы становятся мокрыми от моих слёз и слюней. Больно. Пожалуйста… Я не могу это терпеть… — Но не волнуйся, я не забуду о тебе. Ты моя идеальная свалка спермы, дырка для ебли, склад семени, — он целует мои щёки, пытаясь дотянуться до губ. — Ты мой любимый кончеглот. И я буду приходить к тебе, наполнять тебя смыслом и любовью. Обещаю, три раза в день уж точно буду приходить к тебе. Клянусь, мой дорогой, — Дрим отпускает мою шею, оставляя меня кашлять и вздыхать. — Я ненавижу тебя, — процедил я сквозь зубы. Он взял в руку мой член и стал играться с головкой. — Я скоро кончу, опять. Думаю, тебе тоже следует, — он лизнул моё ухо. — Я разрешаю тебе. И вот, я чувствую внутри всплеск. Мои внутренности забиты им. Я вскрикиваю, но он не вынимает, сперма вытекает из меня, продолжая течь по ногам и падая на пол. И, к моему большому стыду, тоже кончаю. На его пальцах остаётся моя водянистая сперма, но он сразу вытирает её о мои штаны. Я ничего не хочу ощущать больше. Фил… Сэм… Почему… Вы не спасли меня? Почему… Я ничего не стою для вас? — Я хочу, чтобы так было всегда. Я хочу быть сытым тобой всегда, — он поворачивает меня к себе и целует. Ему нравится мое выражение лица, да? Убитое им же. — Ты будешь моей лучшей игрушкой. У нас есть целых семь дней, чтобы научить тебя справляться с моими зарядами. Я тебя научу, обязательно научу. Я не могу так. Слёзы засохли на мне. Всё тело ломило от укусов почти до мяса. Кровь застыла в венах. Больно. Мне ужасно больно. Я только научился жить, а он… Вновь сломал всё это. Всё моё счастье. Зачем…? Закрываю глаза, громко дыша. Грудь будто не позволяет мне вдохнуть больше воздуха. Мышцы сокращаются по своей воле. Больно, больно, больно! — Теряешь сознание? Хорошо, хорошо, моей маленькой шлюшке надо отдохнуть, — он снимает с себя большую рубашку и одевает меня в неё. Ногам холодно, но другого выбора нет. Через тонкую полоску обзора сквозь веки и слёзы я вижу, как он бросает в лаву мои штаны и порванную футболку. Дрим остаётся в чёрной водолазке. А я… В его чёртовой одежде… С его запахом… Ненавижу, как я всё это ненавижу. У меня нет сил. Почему бы ему просто не убить меня? Почему бы мне просто не жить? Задница так сильно болит, синяки тоже звенели, лежать почти невозможно. Я правда заслужил это? Это… Это всё? Я уверен, что это будет ещё не раз. Он захочет повторить. Семь… Дней… Он смотрит на меня. Его зелёные глаза сияют наслаждением. — Как же хорошо, что теперь тут ты.***
— Уже лучше, — он гладит меня по голове. Я отвратительный. Сосу своему врагу, чтобы он не отпиздил меня, чтобы он не сделал мне больнее. — Ты действительно прогрессируешь! — он чешет меня за ушком. — Да-да, ещё немного внимания яйцам. Ужасно. Слегка целую его головку, думая, что задобрю его, но он опускает меня ниже за затылок. Мне приходится обрабатывать его член своим языком. — Да… Прекрасно… — он направляет мою голову обратно и заставляет проглотить целиком. Я стараюсь сделать так, чтобы он кончил быстрее, соответственно закончил это. Который раз я это делаю? — Я вижу, что тебе нравится. Мне это ненавистно. Я смирился в какой-то степени, лучше так, чем давать ему в зад. Лучше… Лучше так… Наверное… Я полностью беру его пенис в рот и почти давлюсь. Всё ещё не могу привыкнуть, хоть делаю это несколько раз на дню. Он кончает, не разрешая мне сплюнуть, вынуждая проглотить. — Молодец, — он поднимает меня. — А теперь повернись. Каждый раз одно и то же. Я сбился со счёта. Сколько раз я ему сосал? Сколько раз он ебал меня? Сколько раз кусал, сколько раз уверял в любви, целовал? Это дерьмо настолько отразилось на мне, что теперь у меня даже привстаёт, когда он внутри меня. Слёзы не помогают. Раны заживают, но слишком медленно. Интересно, когда я буду свободен? Когда это кончится? Я просто хочу умереть. — Внутри тебя так тепло, так приятно, — он вошёл в меня, уже без особой сложности. — Когда я отсюда выберусь, мы обязательно попробуем ещё другие позиции, клянусь. Возможно, если ты будешь моей послушной сучкой, то я тебе даже отсосу. Он снова ускоряет темп, снова кусает меня до крови, чуть ли не вырывая плоть с кожей. Смотрю на эту лаву. Она будто бы не изменилась. Только я изменился, сломался. Она спокойно булькает, течёт куда-то. А что бы сказал Фил? Разочаровался бы во мне Уилбур? Глумился бы надо мной Таббо? Я прогнулся под ним, продолжаю прогибаться. Дрим прав, возможно, мне даже и нравится, я сам напрашиваюсь… Так и есть… Лучше бы я умер. Лучше бы он умер. — Кончаю! — стонет он мне в ухо. Третий раз за утро. Его предел — одиннадцать. Зачем мне все эти мучения? Чтобы я понял что-то, чего не знал? Но я знаю эту простую истину. Я сыт им по горло с самого нашего знакомства, а он не может насытиться мной даже после стольких издевательств, боли и насилия.