***
Сюэ Ян, стоя в тени рядом с мрачно-серой урной, курит дешёвые сигареты — одну за другой — и время от времени оглядывается вокруг — медленно, лениво. Мимо него проносится в спешке народ. Губы Сюэ Яна растягиваются в удовлетворённой ухмылке: он чувствует настроение оживлённой улицы, её тугую усталость, раздражение после трудного дня, молчаливо повисающее на лицах прохожих. Цзинь Лин со своим золотистым шарфом ярко выбивается из толпы жёлтым пятном. Сюэ Ян, заметив его — идущего ещё в начале улицы, тушит сигарету о ладонь правой руки и отправляет ленивым движением в снег, и она остаётся там выделяться иссиня-чёрной раздражающей точкой. — Молодой человек, что вы себе позволяете? Вы стоите рядом с мусоркой! Немедленно поднимите то, что сейчас кинули на землю! — пожилая женщина злится, и это отлично видно по её лицу, даже под этой шапкой, нелепо закрывающей весь её огромный лоб. — Тебе надо, ты и поднимай, — Сюэ Ян закатывает глаза. Хорошо бы проследить за этой надоедливой старухой, узнать, где живёт, куда ходит... Жаль, времени на эту мошку нет. — Какой хам! Нет, ну вы посмотрите на этого нахала! — не унимается женщина. Сюэ Ян ничего не отвечает — женщина замечает, как шевелятся его щёки, он втягивает их и... — Да на ваше мнение мне вообще на... Плевок — обильный, Сюэ Ян специально старается, чтобы побольше было слюней, чтобы высказать всё презрение — ей под ноги. Убил бы давно. Но его просили не лезть. По крайней мере, не на людях. На них кидают любопытные взгляды, собирается всё больше зевак, и Цзинь Лин бегом направляется к ним: с Сюэ Яном они знакомы всего с несколько месяцев, но он влипает в самые разные неприятности почти каждую их встречу. — Госпожа, прошу прощения, прошу его извинить, он... не совсем это имел в виду, и вообще... — Цзинь Лин недовольно бормочет извинения, крепко стискивая зубы. Извиняться — раздражает. Извиняться за кого-то — раздражает вдвойне. В самом деле, могла бы та тётка просто не лезть... Это же Сюэ Ян. Сюэ Ян не перестаёт нагло ухмыляться, пока позади него женщина приходит в себя от потрясения и снова что-то гневно орёт, а Цзинь Лин почти тащит его за руку — лишь бы подальше — и недовольно бормочет о том, как же с ним сложно. Цзинь Лина бесит — по-другому он даже не может назвать то, что чувствует — Сюэ Ян. Бесит его ухмылка. Бесит, что он постоянно нарывается. Бесит-бесит-бесит. Но он не чувствует к нему отторжения. И это тоже — бесит. Потому что Цзинь Лин — из приличной семьи, единственный и бесконечно любимый сын, племянник и внук. Но тянет его какого-то чёрта не к Лань Сычжую, Лань Цзинъи и Оуяну Цзычжэню — трём лучшим друзьям (скованным, впрочем, правилами, манерами и такими же правильными родителями). А тянет вот к такому — Сюэ Яну. Беспринципному, иногда, кажется, сумасшедшему, не имеющему никаких манер, который на всю эту принятую в обществе правильность — как на женщину только что — откровенно плюёт. Цзинь Лин каждый раз порывается это закончить, иногда избегает его, но каждый раз заканчивается всё тем, что Сюэ Ян вырастает перед ним, словно из-под земли, в каком-нибудь тёмном переулке, вежливо предлагает прогуляться, и... Цзинь Лин не находит в себе сил отказать. О Сюэ Яне он не знает почти ничего, только — видит его поведение, развязное, грубое, почти легкомысленное. И его пугает до мурашек по коже и холодных ладоней, потому что он всегда знает, где Цзинь Лина найти, если тот снова избегает его. Но в этом есть нечто странно манящее... Тайком уйти от дяди, от отца — и не возвращаться, пока сам не захочешь. Уйти, потому что так хочется. — Эй, мелкий, ты там чего задумался? Пришли уже, — роняет Сюэ Ян, прищёлкивая языком. — Подожди меня тут, сейчас вернусь. — Я не... Не дожидаясь окончания тирады, Сюэ Ян спускается вниз по лестнице и стучится в на первый взгляд ничем не примечательную дверь подвала. Кто-то отзывается, Сюэ Ян что-то тихо произносит и скрывается внутри. Цзинь Лин машинально топает ногой и кивает уже в пустоту. Проходит несколько минут, дверь снова распахивается, и Сюэ Ян машет ему рукой: — Спускайся быстрее. Цзинь Лин поспешно проходит к нему. У входа — два мужчины в чёрных костюмах пристально смотрят на них. Цзинь Лин ёжится и ускоряет шаг. Он здесь был уже несколько раз — на прошлой неделе и позавчера, но спокойнее от этого не становится. Почему-то всё время кажется, ещё момент — и он задохнётся. Душный, приглушённый свет, все непонятные люди — в одеждах тёмных тонов, и его шарф тёплого жёлтого цвета так выделяется из этой картины. Помещение постоянно надушено, запах туго обволакивает лёгкие, и воздух с трудом проникает туда. — Не таращься по сторонам, тут так не принято. Если ты, конечно, не я, — ухмыляясь, одёргивает его Сюэ Ян, когда замечает, как взгляд Цзинь Лина остановился на людях, сидящих в отдалении, которые склонились над бумагами. Они проходят за самый дальний столик в тёмном углу. — Да ты погляди, сегодня тут твой знакомый! Задница у него зачёт, правда? Как виляет ей, а! А в постели он, говорят, крутит ей похлеще самых отпетых шлюх. Красота. Цзинь Лин давится воздухом и заходится в кашле: в другом конце комнаты Мо Сюаньюй — дальний родственник их семьи — разносит напитки. Даже в тусклом свете видны ярко накрашенные губы и огромные нарисованные стрелки. Ему приписывают роман с другим дядей Цзинь Лина — Цзинь Гуанъяо, так неужели... — А он правда хорош, — неожиданно с восхищением продолжает Сюэ Ян. — Он научил меня наносить идеальный макияж, лучше любой красотки. Цзинь Лин вздрагивает, вспоминая, как однажды, приехав к Сюэ Яну домой, увидел там... девушку. Которой, как позже выяснилось, и был хозяин квартиры. «Ведь я могу быть тем, кем захочу», — словно безразлично пожал он тогда плечами и сразу же хитро подмигнул ему. И Цзинь Лин решил всё списать на странный характер его нового... друга. Странный, но, впрочем, удобный. Ведь Цзинь Лин учился на дизайнера одежды, а у Сюэ Яна была прекрасная фигура и... Внутри рождается душная тревога. — Эй-эй, громила, ну-ка, ты загораживаешь мне всё зрелище, отойди отсюда нахрен! — Сюэ Чэнмэй, — раздаётся низкий голос над их головами. Сюэ Ян грязно ругается, но, тут же возвращая себе невозмутимый вид, развязно произносит: — Босс, не ожидал вас здесь увидеть. — Пройдём, есть разговор. — Мужчина оборачивается, на мгновение поднимая руку, и люди в другой половине помещения тут же шевелятся, поспешно собираясь. Цзинь Лин беспокойно ёрзает: он впервые видит, чтобы Сюэ Ян в чьём-то присутствии чувствовал себя так... некомфортно. Пусть это было не очень заметно, однако тот нервный взгляд, когда Сюэ Ян только понял, кто перед ним, говорил о многом. — Молодой господин Цзинь, — продолжает высокий мужчина с уже более приветливым — если вообще о нём можно было так сказать — выражением лица. — Оставайтесь здесь. Я ненадолго заберу у вас Сюэ Яна, обещаю, он скоро вернётся. Цзинь Лин кивает, даже не обращая внимания на то, что незнакомец знает его имя. Руки неприятно дрожат, хочется побыстрее убраться отсюда: он оглядывается, смотрит на лица людей, которые остались в этой части помещения, и по телу расползается липкое осознание, во что он ввязался. Во что-то ужасное. О чём непременно надо сообщить — кому угодно: Цзян Чэну, Цзинь Гуанъяо, Вэй Усяню, отцу, бабушке... Кому-нибудь, кто помог бы ему помочь. Позвонить он не мог — все вещи пришлось оставить на входе. Так попросили. Так было надо. Но в тот раз... его отпустили, так, может... В прошлый раз Сюэ Ян беспрестанно болтал, не оставляя его ни на минуту одного... И они были закрыты от других людей... Страх пробегает по позвоночнику жалящими иглами.***
— Ну и что это за хрень? — лениво спрашивает Сюэ Ян, когда на стол перед ним шлёпаются бумаги. — Чжулю. Сюэ Ян не успевает ничего ответить, как моментально оказывается прижатым к полу и начинает шипеть от боли. Выждав какое-то время, Вэнь Жохань спокойно продолжает: — Теперь читай. Боль моментально отступает. Откашливаясь, Сюэ Ян медленно встаёт и, ничего не отвечая, молча погружается в чтение. Проходит примерно полчаса, и он наконец отзывается, нарочито медленно, тщательно выбирая слова: — Отчёты. Показания свидетелей. В городе ищут особо опасных преступников. Мужчины, которые оставляют розы на месте убийств, женщины, которые рисуют помадой сердца на зеркалах в квартирах жертв... Фу, словно в блевотных дамских романах. Но опасно стало у нас, преступников, мать их, развелась куча. — Не испытывай моё терпение. — Да ладно-ладно, я понял. Пора стопануть с такими знаками. — И избавься от этого щенка. И ты заигрался. Не забывай, из какой он семьи. — Всё нормально, я захреначил ему «жуков» везде, куда только можно. Слышу все его разговоры, слушаю иногда его нудные универские лекции, ссоры с батей... Ну и парочку хреней запилил в телефон, чтобы читать сообщения. Всё ок, мелочь слишком наивна. — Сюэ Чэнмэй, смотри, как бы ты не потерял контроль над ситуацией. — Сегодня он вывалит мне инфу, я уже понял, что он что-то знает, так что всё под твоим блядским контролем. Он останется у меня, пока я не завалю этого тупого предателя Яо, — раздражённо чеканит Сюэ Ян, и Вэнь Жохань удовлетворённо кивает: глаза Сюэ Яна загораются особым блеском, который всегда означает, что он доведёт дело до конца. Он настоящий профессионал, пусть иногда и забывает о возможных рисках. Но если ему о них вовремя напомнить... — Он хитрый лис. Не смей упустить его. Ни его, ни этих ищеек Лань Сичэня и Не Минцзюэ. Их головы должны быть у меня. Всех троих. Сюэ Ян усмехается: что ж, если Вэнь Жоханю нужны их головы, он это устроит. Обязательно. С удовольствием. — Не упущу. Вспомните, как я семь лет назад грохнул мамашу этого мелкого, что даже... как вы там её зовёте... Пурпурная Паучиха? Да, Пурпурная Паучиха (да какая она Пурпурная Паучиха, Чёрная Вдова лучше подходит, особенно после того, как замочили её муженька), которая шла по вашему следу резвее борзой, так и не добралась до вас тогда. А засадили непутёвого братца той девки. — Не смей упоминать при мне Пурпурную Паучиху. — А-а, личные сче... — нагло и вызывающе тянет Сюэ Ян, но не успевает закончить, как чувствует крепкую хватку на горле и слышит собственные хрипы — будто со стороны, как будто хрипит кто-то другой. Вэнь Жохань медленно встаёт, неторопливо оглядывая помещение, и кивает Вэнь Чжулю. Сюэ Ян растягивается на диване, пытаясь отдышаться. Чёрт бы побрал эту цепкую хватку Вэнь Чжулю, от которой даже сдохнуть было нельзя — если только Вэнь Жохань не отдавал подобный приказ. Оставалось лишь мучаться. — Что ж, приступай, Сюэ Чэнмэй. Сюэ Ян делает несколько глубоких вдохов и, не оборачиваясь, плетётся обратно к столику, за которым оставил Цзинь Лина. Наконец у него будет занятное развлечение. Подобного у него не было... уже несколько лет. С тех пор, как неизменно любезный Сяо Синчэнь соизволил отправиться на тот свет. Подумать только, по такой смешной причине! Всего лишь сбил на машине лучшего друга насмерть. Точнее, подумал, что сбил. Сюэ Ян сказал, что Сун Лань был ещё тёплым. Что его ещё можно было спасти. И это уж точно была не проблема и не забота Сюэ Чэнмэя, что Сяо Синчэнь не проверил его тело и не узнал, что тело его дражайшего друга уже было остывшим, его просто кто-то зачем-то подкинул во время движения автомобиля. И мелкая девчонка потом орала от ужаса. Крик совсем беззастенчиво ласкал слух. И до сих пор приходил к нему в самых приятных снах. Какая жалость, что он больше его не услышит. Какое счастье, что у него всё-таки есть тот, с кем он хорошо развлечётся. — Пей. — Я не... — Что ты не? Сюэ Ян моментально оказывается рядом. Стакан звонко ударяется о верхние зубы. Цзинь Лин шипит, пытаясь выплюнуть янтарную жидкость, но ему зажимают нос, а она продолжает обжигать язык, и ему ничего не остаётся, кроме как проглотить — чтобы не задохнуться. Не умереть — хотя бы не сейчас, не вот так, когда на лице, щеках и во рту дряной омерзительный виски. Цзинь Лин бессильно откидывается на спинку дивана. Тело перестаёт слушаться — медленно, постепенно. Движения становятся более свободными, но почти непослушными. Мучительное оцепенение принимает его в свои объятия. Только слабая ясность рассудка ещё колышется где-то на задворках сознания. — Вот так, А-Лин, а теперь расскажи мне всё. Давай, поплачься о своей жизни. О том, как тебе хотелось вырваться из твоей несвободы. Ты же для этого завёл знакомство со мной? Расскажи, как хотелось найти приключений на твою прелестную задницу. И как ты рад, что наконец их получишь. Я слушаю. Можешь сначала порыдать о том, как тебе не хватает мамаши. Вэнь Жохань и Вэнь Чжулю покидают помещение, не обращая на них ни малейшего внимания. Сюэ Ян улыбается. Как жаль, что Сяо Синчэняи А-Цин больше не осталось в живых. Как жаль — потому что он больше не сможет с ними развлечься. Как жаль — потому что это из-за них он не спит уже несколько лет, ведь они смеют являться к нему каждую ночь. Как жаль — потому что это из-за них ему кажется, что однажды мёртвые вернутся к жизни — чтобы отомстить ему одному. Как жаль — потому что каждую ночь из-за них он смеётся, прижимая к себе Smith & Wesson десятой модели. Шестизарядный, двойного действия. Револьвер столько уже с ним, что ему он доверяет больше, чем себе самому. И как же всё-таки хорошо, что у Сюэ Яна на крючке несколько будущих тел — сейчас таких живых, особенных, важных. Потому что это значит, что его веселье с этим уютным, пахнущим домом (которого Сюэ Яну так никогда не хватало) мальчишкой только начинается и не закончится ещё очень и очень долгое время.