«Тогда я скажу, за что я люблю тебя. Я эгоист. Может быть, я последний эгоист на Земле. Я люблю тебя за то, что ты единственный человек, способный привести меня в хорошее настроение».
Утро Чонгука почти каждый день начинается одинаково: встать в восемь утра, попытаться уложить волосы; обязательно случайно пролить на пол тошнотворно сладкий кофе, пока второй рукой пытаешься спешно почистить зубы, при этом бегая из одного угла комнаты в другой, собираясь на работу. Чонгук не зацикливается на одежде, таскает одну и ту же толстовку уже четвёртый... или пятый месяц подряд. Разумеется, он стирает её на выходных, а весь рабочий день носит рабочую одежду. И какая разница, что его шкаф ломится от шмоток? Такой вот он человек: привыкнув к чему-то одному, ощущает себя настолько комфортно, что его не заставишь от этого отказаться даже под дулом пистолета. А такое однажды случилось, но это уже совсем другая история. И пистолет тот был водяной, а не настоящий. И заставляли его не отказаться от чего-то, а угрожали расправой за то, что он влез в чужое окно посреди ночи. Ну разве он виноват, что то было открыто и так манило к себе? А Чонгуку позарез нужен был сахар – он был на грани бессахарной комы. И нет, никакой Чонгук не домушник, он никогда в жизни ничего ни у кого не крал. Только сердечки постоянных клиентов в кафе Намджуна, где работает официантом вот уже почти полтора года. И он мог бы начать жаловаться на жизнь, на то, что живет день ото дня вот так, и ничего не меняется. Что он, как обычно, опаздывая, выбегает из квартиры, не забыв захватить рюкзак. Закрывает дверь на ключ, перепрыгивает через своего соседа, Хосока, курящего по утрам на ступеньках в подъезде с чашкой крепкого кофе без сахара. Наверняка ещё не ложился. — Утра, — привычно хрипит тот, и Чонгук бормочет что-то бессвязное, перепрыгивая через ступеньки. Чонгук мог бы начать жаловаться на то, что при выходе из подъезда, как обычно, спотыкается о составленные друг в друга пустые железные вёдра, с помощью которых Юнги пересаживает растения в своём импровизированном саду у них во дворике, прямо под своими и окнами другого соседа Чонгука, живущего на втором этаже, но об этом потом. И Юнги не из тех, кто стал бы паниковать и извиняться, он только тянет возмущенное «Э-э!» откуда-то из-за пышных кустов пионов, волнуясь за свои драгоценные вёдра. — Не убился? — ну и за Чонгука чуть-чуть. — Юнги, — злобно пыхтит Чонгук, и одного его взгляда на Юнги достаточно, чтобы тот понял: сейчас ничего не произойдёт. Чонгук только смотрит угрожающе, выглядит иногда так же, но Юнги никого и ничего в этой жизни не боится. Он сидит рядом с кустом цветов на корточках, с зажатой между губ сигаретой, в одной только майке – на улице, между прочим, в половину девятого утра достаточно прохладно, несмотря на то, что вот-вот наступит лето. На ногах у него резиновые тапки, волосы в беспорядке, в руке маленькие грабли. О спину трется бездомный белый кот, которого все живущие в доме периодически подкармливают. Чонгук вот кормит его в субботу, иногда в воскресенье, потому что это его единственные выходные. Иногда, когда ему не спится, он может выйти посреди ночи во двор, сесть на ступеньки у подъезда рядом с Хосоком, который всегда где-то в своих мыслях, любуется небом и звёздами, и кормить сосисками. Не Хосока. Кота. Они даже дали ему прозвище – Айсберг. Просто Чимин, которого иногда теперь стебут «Титаном» в сокращении от Титаника, однажды ехал на своём новеньком велосипеде... Чонгук улыбается собственным мыслям. Юнги, потушив сигарету о сырую землю, щурится: — Чё лыбишься, Гензель? — он любя, но Чонгук всем сердцем ненавидит его привычку давать всем прозвища. Только Юнги его так и зовёт после того самого случая с сахаром. В общем, Чимин как-то ехал на своём шикарном велосипеде, перед ним расстилались новые тротуарные дорожки, ветер бил в лицо, а потом Юнги просто махнул ему рукой в знак приветствия, и Пак потерял связь с этим миром. Тот самый, белый как айсберг, кот сидел прямо посреди тротуара, и Чимин, разумеется, растерялся, вывернул руль и врезался прямо в столб, терпя велосипедокрушение. Юнги наблюдал за этой картиной с безэмоциональным лицом, его всегда голубые – что значило меланхолию – глаза равнодушно наблюдали за развернувшейся сценой, а Чонгук, увидев в окно, поспешил спуститься и помочь. — Ты прям как Титаник, — изрёк Юнги, выдыхая дым и обращаясь к покалеченному Чимину, а тот шипел, когда Чонгук поливал его руки перекисью и мотал бинтами. — Ты теперь будешь Айсбергом, — обращался он к коту, который сложился клубочком на асфальте и грелся на солнце. После кинул в сторону Чимина: — Мной залюбовался, что ли? Чимин тогда изо всех сил пытался избегать взгляда Юнги, его собственные глаза недавно сменили цвет с жёлтого на тёмно-карий с оранжевыми вкраплениями. Чонгук знал, что это значит, но молчал. Вообще случайно поймал его взгляд в тот день, прочёл в нём всё, чего не было произнесено, без слов пообещал сохранить тайну. Чимин младше Юнги на девять лет, ему тогда, год назад, только исполнилось восемнадцать, а он уже так бесповоротно был влюблён. Кажется, впервые в жизни. Глаза Чонгука, в чём, в общем-то, и проблема, тоже не так давно начали менять цвет. С некогда родного зелёного – Чонгук пребывал в состоянии вечного покоя – на зелёные с жёлтыми вкраплениями. И тех отчего-то с каждым днём становилось всё больше, как будто его симпатия к ещё неназванному росла, и он ничего не мог с этим поделать. Те самые жёлтые точки увеличивались в количестве, как звёзды на небосводе. Может, как веснушки от переизбытка солнца, и Чонгуку это не нравилось, потому что – ни для кого это не стало бы сюрпризом – он уже влюблялся. Вернее, он не влюблён. Ещё нет. Ему просто кое-кто очень сильно нравится уже почти год – это, кстати, тоже не стало ни для кого сюрпризом. Только вот он не предпринимает никаких действий, не чешется, чтобы наладить хоть какой-то контакт, не зовёт на свидания, погулять, даже не заводит самую обычную беседу, когда предоставляется такая возможность. Чонгук любит поболтать, но с ним почему-то молчит, как будто боится. Всё, что Чон Чонгук знает об объекте своей пока ещё очень маленькой симпатии, это то, что он любит чёрный, вероятно, как и его душа, кофе; на завтрак ест блинчики с ветчиной и сыром, где сыра должно быть побольше; иногда он молча помогает Юнги с садом, а точнее говоря, молчит тот всегда только при Чонгуке; что у него серые, безжизненные радужки, как грязный, холодный, начавший таять весенний снег. Чонгук пытался найти красивые сравнения, но те почему-то не хотят приходить ему в голову. Так-то он очень романтичный, но найти ассоциации тому, чего ты не понимаешь и видишь впервые в жизни, очень сложно. У Ким Тэхёна безжизненно серые глаза, которые ни разу за год его проживания на одном этаже с Чонгуком не поменяли свой цвет. Меняющийся цвет глаз – это нормально. Это то, что должно происходить с обычным человеком в мире, в котором они живут. Голубой – значит, характер меланхоличный, зелёный – спокойный, желтый – значит влюблённость, чёрный – любовь. В общем-то, тут всё довольно просто: чем сильнее твои чувства, тем насыщенней будет карий цвет вне зависимости от данного тебе при рождении. И Чонгук долго думал, что чёрные глаза – крайняя степень влюблённости человека, а белые – максимальная отстранённость. Вероятно, так и есть, только вот Чонгук никогда не встречал тех, кто застрял бы в одной эмоции на столько месяцев... Цвет глаз определяет характер. Чонгук вот всегда был спокойным человеком, немного не дружит с головой, но зато спокойный. Его родной зелёный цвет пережил столько оттенков его настроения, что по пальцам не сосчитать. Конечно, он никогда не будет голубым, как у Юнги, или бордовым, как у Хосока, но зато он всё ещё может стать жёлтым, а там коричневым и чёрным – аксиома. Цвет глаз, данный тебе при рождении, остаётся с тобой до тех пор, пока ты не влюбишься, а после меняется на карий и обратно – если разлюбил. У Тэхёна тот не меняется никогда, и Чонгук долгое время думал, что, возможно, это просто его родной цвет, пока однажды не собрал всю свою волю в кулак и не сказал: — Серый – очень красивый цвет, — он не врал, Тэхёну очень шёл серый. — Повезло тебе родиться с ним, я бы тоже хотел. Он скромно улыбался, пока Ким смотрел на него, сведя брови к переносице. В тот день он помогал Юнги в саду, и Чонгук знает, почему им так нравится компания друг друга: ни один из них не любит болтать. Они как будто отдыхают, оставаясь наедине. — Я не рождался таким, — он говорил так, словно это было очевидно, и Чонгук собирался спросить, что же в таком случае происходит с его глазами, но Юнги хмыкнул и заворчал, чтобы он не отвлекал от работы единственного человека, который согласен ему потакать. Тэхён не потакает Юнги. Они знакомы столько же, сколько Чонгук его знает. Тогда ему было интересно, кто вселяется в квартиру напротив: та очень большая лично для него, четырехкомнатная, и это не считая гостиной и кухни, для какой-нибудь огромной семьи с детьми. Но каждый день из неё выходил только один человек. Иногда Чонгук не понимает, как можно жить в таких хоромах, пока он тусуется в своей однокомнатной, и его, вообще-то, всё устраивает. — Тебе там не одиноко? — как-то бездумно кинул Чонгук, вернувшись с работы уставшим, когда Тэхён тоже возвращался в квартиру. Хосок, который жил в третьей и последней свободной на их втором этаже, по-прежнему курил, сидя на ступеньках. У него с собой всегда есть подушка и кружка, до краёв наполненная кофе, с надписью «GLHF», что Хосок ему перевёл как «Good luck, have fun». Это что-то на геймерском, Чонгуку не понять. Тэхён в тот день впервые так долго на него смотрел. Вернее, не долго, а... вот так. С неоднозначными эмоциями на лице, которое, вроде как, не выражало ничего, но в то же время всё сразу. Чонгук тогда понял: одиноко. Впервые смог прочесть в чужом взгляде хоть что-то. Его пробрало до костей, даже волосы на затылке встали дыбом, по коже пробежали мурашки, захотелось вздрогнуть, но он поборол в себе это чувство. — Будет скучно – стучись, — предложил Чонгук. — Угощу чем-нибудь, если захочешь. Ни разу за прошедшие с того предложения четыре месяца Тэхён не захотел. Зато хотя бы не игнорировал, а точнее, стал просто больше на него смотреть. Чонгук первое время думал, что его симпатия взаимная, что Тэхён просто такой человек – скромный, боится пригласить его куда-нибудь или типа того. Но позже Чонгук понял, что ошибается во всём, что его касается. Тэхён с лёгкостью отказывается и соглашается ходить на свидания, с лёгкостью посылает человека, если тот ему не нравится. С такой же лёгкостью может сказать что-то приятное, вроде: — Классная кофта, — говорил он это безразлично, но с тех пор Чонгук эту толстовку и не снимает. Ему и так нормально. Удобно, а главное – идёт, раз об этом говорят другие люди. Тэхён не стеснительный и не робкий, ему просто всё равно на Чонгука, вот и вся правда. Даже Юнги, однажды случайно заметив взгляд Чонгука, который тот кинул на заходящего в подъезд Тэхёна, фыркнул: — Нет. Чонгук тогда не понял, что значило это «нет». Со временем осознал: Тэхён одно сплошное «нет». Он давно отказывает всем и вся, прерывает попытки ухаживаний на корню. Однажды под его окном стояла какая-то пьяная девчонка, которая долго и нудно звала его по имени и фамилии. Чонгук даже успел приревновать, но потом она начала кричать что-то о том, что парень бросил её и всякое такое. Чонгук прятался за шторкой в темноте, с интересом слушал, потом всю ночь пялился в потолок. Тэхён был на свидании не с ней, а с её парнем, который бросил свою девушку ради него. Тэхён таких жестов не ценил. А тем более – слава всем существующим Богам! – ни разу за весь год проживания в квартире не привёл кого-то домой. Чонгук просто чутко спит, поэтому слышит все разговоры с лестничной клетки; как Хосок выходит ночью покурить или на крыльцо; как Тэхён, бывает, выходит следом за ним. У них разная поступь: Хосок шаркает тапочками по плитке, Тэхён шагает мягко, но уверенно. Однажды Чонгук даже не выдержал, поднялся с постели, хотя ему было завтра на работу. Накинул кофту и тоже спустился на крыльцо, чтобы просто посидеть вместе с ними. Хосок кинул на него короткий вопросительный взгляд – время было позднее. — Не спится, — в ту ночь больше не прозвучало ни одного слова. Чонгук сидел, разделённый с Тэхёном Хосоком, который гладил мурчащего Айсберга, и смотрел куда-то в ночное небо. На улице был тёплый май, такой же, как сейчас; прохладный ветер гулял между домов, трепал цветы Юнги и волосы Тэхёна. Тогда Чонгук придумал его глазам новое сравнение, но ему не понравилось. Серый цвет напомнил ему те белые точки в ночном небе: звёзды, луну. А не понравилось потому, что они бесконечно далеки от него. Не то чтобы Чонгуку было дело до своего соседа, с которым он толком ни разу не поговорил, просто к нему, такому закрытому, молчаливому, любящему блины с ветчиной и сыром, почему-то тянуло. Даже несмотря на то, что его взгляд был самым холодным, что Чонгук только видел в своей жизни. И ему одновременно нравилось и не нравилось, когда Тэхён на него смотрел. А смотрел он последние месяцы часто, потому что завтракал, обедал и ужинал в забегаловке неподалёку, где как раз таки работал Чонгук. Нет, Чонгук, конечно, понимал, что кафе это просто самое близкое к дому, что Тэхёну удобнее прийти сюда, чем переться дальше, но всё же иногда думал о том, что тот приходит не просто так. Не потому, что что-то чувствует к нему, а потому, что Чонгук ему хотя бы не чужой человек. На самом же деле, как любил напоминать Юнги, непонятно на что намекая, Чонгук для Тэхёна всего лишь сосед по лестничной клетке, с которым они за целый год перекинулись парой фраз. Их самый длинный диалог состоялся, когда Чонгук, помогая Юнги пересадить куст, попросил Тэхёна принести деревянный ящик, стыренный из магазина, а тот непонимающе уставился на него и спросил: — Какой? — Который деревянный, — повторил Чонгук. — Это ты деревянный, — бурчал Юнги, осторожно выкапывая корни. — А ящик алюминиевый. Чонгуку было почти что стыдно перед Тэхёном. Тот, наверное, подумал, что Чонгук тупой, ну и ладно. Он это пережил и, изредка вспоминая случившееся перед сном, почти не морщится от неловкости за самого себя. Юнги вообще часто обзывается, но делает это тоже любя. Чимина любя называет малолеткой, Хосока – киборгом, потому что невозможно столько не спать; Чонгука – или Гензелем, или сахарным, или ещё как-нибудь глупо. Тэхёна он почему-то никак не называет. Однажды только прямо при Чонгуке саркастично обратился к нему «Ваше Высочество». Чонгук в тот день впервые видел, как Тэхён усмехался: холодно, глядя на Юнги, но весело. И правда похож на ледяного принца. Он всегда смотрит на Юнги не отстранённо, не так, как на Чонгука. Они даже могут по-человечески поговорить – иногда Чонгук подслушивает, но всё это чисто в научных целях. А учитывая, что учёный из него ещё тот, он просто сам себе нагло врёт. Он слушает их тихие переговоры о том, что и куда лучше посадить, Тэхён Юнги всегда отвечает. Тэхён и Чонгуку всегда отвечает, просто второй рядом с ним чаще всего сам молчит. Чонгук в моменты чужих разговоров сидит за шторами, настежь открыв окно, слушает голос: всегда ровный, спокойный и тихий. Низкий, как будто идёт из самой глубины. Тэхён не любитель поболтать, потому Чонгуку нравится его голос, который он очень редко слышит. Тэхён не любит сладкое, поэтому Чонгук внутренне ликует, когда на его собственный день рождения Тэхён всё-таки пробует приготовленный мамой торт, даже если из обычной вежливости. Тэхён самый одинокий человек, которого только знает Чонгук, и тот продолжает выходить на крыльцо за Хосоком посреди глухой ночи; помогает Юнги с его мини-садом и сидит в кафе, где работает Чонгук, по полдня. И сегодня сидит, отстранённым взглядом глядя в окно. На улице яркое солнце, поэтому Тэхён пришёл в очках, которые остались лежать на краю столика. Он сегодня впервые сам подошёл к стойке, посмотрел прямо на Чонгука, у которого на секунду остановилось сердце, потому что Тэхён никогда не подходил к нему сам. А сегодня подошёл. Чимин, отвечающий за кофе, незаметно ретировался на кухню, не оставляя Тэхёну иных шансов, как обратиться к Чонгуку, и тот без стыда обратился: — Привет. Он не улыбался, Чонгук – да, хотя очень пытался не делать этого. — Уже виделись. — У вас есть розетки? Телефон садится, — Тэхён сводит брови к переносице и ждёт ответа, а Чонгук сперва пялится на него, а после забирает мобильный и шнур, чтобы поставить на зарядку. Он почему-то решил, что Тэхён хотел просто с ним поговорить. Надо же, какие глупости... Столько не хотел, а сейчас вдруг захотел. — Никто не тронет, я прослежу, — привычно улыбается Чонгук, и Тэхён кивает с будничным «Спасибо», возвращаясь за свой столик. Честно говоря, Чонгук хоть и не вор, но он не самый честный мальчик, поэтому прячется за стойку, пока не вернулся Чимин, и жмёт на кнопку разблокировки. Конечно, телефон запаролен, зато Чонгук узнаёт кое-что другое: у Тэхёна на заставке их уличный, общий кот, и это почему-то заставляет по-идиотски широко улыбаться. Чонгук до конца жизни будет кормить Айсберга, честное слово. Пока тот не помрёт. А может, забрать его себе? А потом попытать удачу и под каким-нибудь предлогом снова пригласить Тэхёна? Тот бы увидел кота, понял бы, что Чонгук самый добрый, самый лучший в мире человек с огромным сердцем, тут же влюбился бы в него, а потом... — Ты чё делаешь? Чонгук вздрагивает и распахивает глаза, он так и сидит на корточках, прячась за стойкой, а на него, выгибая бровь, смотрит Юнги. — Это телефон Тэхёна? — он указывает пальцем себе за спину, и Чонгук мотает головой, мол, нет, не его, но как бы... Телефон вибрирует у него в руке, на экране появляется уведомление из какого-то приложения о том, что нужно выпить стакан воды. Надо же... Чонгук не знал, что Тэхён следит за своим здоровьем, даже напоминалки ставит. Может, это вообще какое-то рандомное приложение, но Чонгук всё равно уходит из зала, чтобы набрать воды, игнорируя недовольный взгляд Юнги. Даже не глядя на него, а точнее, избегая встречи с ним глазами, Чонгук проходит мимо, прямо к столику Тэхёна. Ставит перед ним стакан, и парень сперва долго смотрит на тот, а после поднимает непонимающий взгляд. Чонгук не знает, насколько уместным будет говорить то, что он пытался пошариться в его телефоне, но всё равно признаётся: — Тебе пришло уведомление, я случайно увидел. Тэхён понимает, о чём тот говорит – по взгляду видно. Коротко благодарит, отодвигая стакан от края стола в другую сторону, пытается спокойно попить свой противный кофе совсем без сахара, долго не поднимает взгляд. Однако, уставившись в одну точку на столе, даже не глядя на Чонгука, который не сдвинулся с места, спокойно спрашивает: — Ты хотел что-то ещё? О, Чонгук много что хотел. Пальцев не хватит, чтобы сосчитать. — Да, — он даже не знает, почему чувствует себя таким уверенным. Со знакомства с Тэхёном прошёл уже целый год. Год! Он никого к себе не водит, иногда смотрит на Чонгука, когда тот его не зовёт. Может, у них всё-таки взаимно и не просто так? Однако Тэхён после его ответа смотрит с каким-то беспокойством, не за себя, а за Чонгука. Нервно обнимает пальцами горячую чашку и кидает короткий взгляд ему за спину. Чонгук знает, что там – Юнги. И тот появляется из-за его спины, садится за тот же столик и с интересом наблюдает за Чонгуком, которому теперь уже становится не по себе. Он привык быть в центре внимания, привык общаться с людьми, потому что он вполне себе социально адаптированный человек. Как ему кажется. Юнги, конечно, говорит, что он замкнутый в себе интроверт, который готов лазать по ночам через окна, лишь бы только не разговаривать с человеком, но всё это мелочи. И вообще неправда. Чонгуку не сложно попросить, просто иногда проще молча взять и... Взять то, что хочешь. С Тэхёном это, кажется, не прокатит. Да и он, в конце концов, живой человек. Его нельзя вот так вот взять и... взять. — Ты чего пришёл? — Чонгук добродушно улыбается, глядя на Юнги, который сидит, подпирая подбородок кулаком. У Чонгука на лбу написано: «Свали». — Увидел знакомые лица – пришёл. — Там вон Чимин, — Чонгук кивает головой себе за спину. — Ещё одно знакомое лицо. Иди поговори, он тебя как раз хотел кое о чём спросить. — А чего он сам мне об этом не сказал? — Юнги изо всех сил делает вид, как будто не понимает, а Чонгук почти скрипит зубами, продолжая убийственно улыбаться. — Заодно спросишь у него об этом. Уверен, он с радостью объяснит. — Да, уверен. А ты чего хотел? Чонгук шумно вздыхает, стараясь держать себя в руках. Нет, он, честное слово, спокойный человек. Уравновешенный, собранный, сдержанный, учитывая то, что целый год просто иногда наблюдал за Тэхёном со стороны. Он бы и дальше наблюдал, но Юнги вчера не просто намекнул, а прямым текстом спросил, собирается ли он действовать или так до конца жизни и останется девственником. Во-первых, Чонгук не девственник. Он уже был влюблён, у него уже было... всякое, в общем. И он ни о чём не жалеет. И он очень хочет стать Тэхёну поближе, хотя бы другом, а уже потом всё остальное, если получится. Просто даже сейчас Чонгук видит – у Тэхёна глаза красные. Невозможно не представлять его в своей огромной квартире в одиночестве, рыдающим на диване. Чонгуку кажется, что Тэхён даже плачет беззвучно и сдержанно, может быть, просто роняет слёзы, и он очень хотел бы ему помочь, но не знает чем и как, потому что элементарно не знает человека. Хотя вдруг Тэхён не согласится остаться с ним наедине? Юнги, кажется, на это и намекает, потому что по глазам понял, что творится у Чонгука в голове. У того вообще всегда всё на лбу написано, и как Тэхён до сих пор не понял, что он сохнет по нему, это вот непонятно. Но ведь в жизни бывает всякое, иногда люди не замечают очевидного. Чонгук тоже, но речь не об этом. — Мы собирались посидеть сегодня, — говорит он, кидая короткий взгляд на Юнги и мысленно умоляя того понять. — Не хочешь присоединиться? Тэхён какое-то время молчит, выгибает бровь, глядя на Чонгука, и тот начинает нервничать: его коварный, стрёмный план раскрыли. — Кстати, да, — с серьёзной миной встревает Юнги. Чонгук прямо сейчас очень хочет наброситься на него и расцеловать. В знак благодарности, разумеется. — Я ещё Намджуну позвоню, а ты иди найди Сокджина и напомни Чимину. Хосок уже в курсе. — Тэхён? — Чонгук вопросительно смотрит на него, чуть ли не светится, из-за чего Ким щурится, отворачиваясь. Чонгук, конечно, не настолько яркий, но ему кажется, что прямо сейчас он и правда сияет. Тэхён даже не может на него смотреть – глаза выдают его нескончаемый восторг. И, разумеется, Тэхён не идиот, он прекрасно понимает, что здесь происходит. Кидает усмехающийся взгляд на Юнги, на светящегося рядом с ним мальчика и коротко кивает головой. — Окей, сегодня вечером. Чонгук, кажется, сейчас взорвется сверхновой – настолько его распирает светом. Его всего распирает. Тэхёну часто просто больно на него смотреть, особенно больно было первое время. Чонгук такой... дышащий жизнью. Такой открытый, всему радуется, шарится ночами по подъезду, иногда бездумно стоит посреди лестничной клетки в халате и одних только шортах. Тэхён, когда увидел это первый раз, подумал, что парень лунатит, но нет, для Чонгука быть странным – абсолютная норма. Как и для всех его друзей. Он оживает ночью, накапливает энергию днём. Шуршит в садике Юнги – Тэхён до сих пор не знает, что вынудило того заняться садоводством; поливает драгоценные пионы, кыскает Айсберга, чтобы покормить – стрелка переваливала за три часа. Чонгук иногда по полночи не даёт ему спать, ковыряясь под окнами в абсолютной темноте, тыркает изгородь, оплетённую диким виноградом. Иногда он почему-то залезает к Юнги в квартиру через окно, иногда Тэхён слышит, как тот кричит, испугавшись, а Чонгук просто... странный. Бормочет в такие моменты о сахаре, о чём-то сладком, его всегда очень плохо слышно, потому что на первом этаже закрывается окно и включается свет. И Тэхён ради интереса узнавал, Чонгук точно не клептоман, да и родственники у него все вполне себе здоровые, по словам его друзей. Просто сам он вырос таким: немного необычным. — Офигенные пуговицы. Перламутровые. Обожаю, — в первую же встречу заявил он Тэхёну, поражённо выдыхая и пялясь на его манжеты. Он тогда не понял, а позже узнал, что Чонгук просто их коллекционирует. Кто бы знал зачем. Энергию Чонгук, кажется, тоже коллекционирует и тратит только тогда, когда она в самом деле нужна, как сегодня, например. Он весь день носится как в задницу ужаленный, пока Тэхён преспокойно ждёт свой телефон, который ему, в конце концов, приносит Чимин. А когда экран снимается с блокировки, распознав его лицо, то открывается галерея. Последнее фото заставляет Тэхёна замереть с чашкой у самого рта. Юнги мимолётно смотрит на него, но возвращает взгляд обратно, когда видит, что Тэхён завис. — Чего там? — он вообще очень любопытный человек, никогда не постесняется о чём-то спросить. Но Тэхён только качает головой, открывая фотографию, сделанную автоматически: Чонгук, сидя за стойкой, пялится в его мобильный с максимально глупой улыбкой. Фотография не сделалась бы, если бы телефон не пытались разблокировать. Тэхён не злится, просто разглядывает фото, почему-то не удаляет, сворачивая все приложения. Стирает напоминания, которые наделал ещё когда пытался начать заняться своим здоровьем. У него нет никаких проблем с чем бы то ни было. Ни одной. Тэхён абсолютно свободен и даже счастлив в своей свободе, только вот когда Чонгук ему улыбается... А улыбается ему Чонгук постоянно. И когда возвращается с работы, встретив Тэхёна на лестничной клетке. Не забывает напомнить о том, что собираются сегодня у него. И когда он предлагает Тэхёну выпить не фруктовое пиво, а горькое, потому что знает, что ему не нравятся сладости. Чонгук даже ночью светится, как любое из небесных светил. У него маленькая квартира, забитая всяким хламом: кошачий корм, коробка с пуговицами, какими-то дисками. Странно, но места хватает всем, правда, Сокджин случайно роняет цветочный горшок, подвешенный под потолком. Не рассчитал траекторию, задел головой, и Юнги смотрел на него с таким недовольством. Вероятно, он этот цветок Чонгуку и подогнал. Он и квартиру Тэхёна пытался облагородить, втюхивал ему горшки с цветами, но тот упорно отказывался, потому что не умеет за ними следить. — Да чё за ними следить? — ворчал Мин. — Просто не дай ему сдохнуть – поливай хотя бы раз в неделю. Тэхён тогда сдался и принял единственный горшок с чем-то непонятным. Юнги тогда сказал, что у Чонгука есть такой же. Тэхён забрал его вовсе не поэтому, просто в какой-то момент ему стало интересно, что именно делает Чонгука вот таким, какой он есть: смирившимся со своей жизнью в одноместной квартире, с работой, с тем, что не хочет идти учиться дальше. Он почему-то не жалуется, ему нравится жить вот так. Постоянно куда-то опаздывать, лазить по чужим квартирам. Тэхён, честно говоря, не удивился бы, если бы Чонгук однажды залез и к нему. — Как ты себя чувствуешь? — обеспокоенно спрашивает Чонгук, заходя на кухню, куда Тэхён ушёл несколько минут назад. У него, кроме одной комнаты и кухни, ничего больше нет. При этом у Чонгука есть всё и даже больше. Бывает же так. Тэхён только кивает в ответ, у него немного кружится голова от выпитого пива, но все нормально. Ему даже было весело наблюдать за тем, как Намджун пытался выпить десять шотов на время. Взрослый ведь человек, со своим бизнесом, непонятно, что он вообще забыл в такой компании. Но, может, именно потому, что он такой, Тэхёну и нравится его забегаловка? Чонгук, получив ответ на свой вопрос, ждёт чего-то ещё. На самом деле он подбирает слова, потому что хотел бы попытаться наладить отношения, которых у них нет. Он перебирает в голове всякие варианты, надеется на то, что Тэхён немного пьян, хотя выглядит тот очень даже трезвым. — Тэхён, — зовёт его Чонгук, и тот поднимает взгляд. Смотрит исподлобья, внимательно. Не бывает, чтобы у человека в его двадцать семь был такой взгляд. Как будто Тэхён понимает, что именно Чонгук хочет сказать, но не перебивает и не делает поспешных выводов. Даёт себе шанс ошибиться, однако даже не удивляется, когда Чонгук спрашивает: — Не хочешь сходить куда-нибудь? — Приглашаешь на свидание? — его голос спокойный и низкий. Язык даже не заплетается, и Чонгук невольно начинает восхищаться тем, что его – теоретически – будущий парень может держать себя в руках, находясь под градусом. Чонгук вот, будучи трезвым, не задал бы ему такого вопроса. И он немного удивляется чужому спокойствию, но пожимает плечами, соглашается. — Приглашаю. — Давай не сейчас. Чонгук хмурит брови, не очень понимает. Не сейчас на свидание или не сейчас поговорим об этом? — Не сейчас что? — Разберёмся с этим не сейчас, — объясняет Тэхён. — Свидание, что ты там ещё хочешь. Обсудим это позже. Чонгук всё ещё не очень понимает. — Но ты согласен? — Пока не знаю. — Хоть немного? — Чонгук не успевает заткнуться, а Тэхён окидывает его взглядом с ног до головы. Снисходительным, непотревоженным. Может, он не хочет об этом говорить, потому что Чонгук тоже выпил. Наверное, думает, что тот себя не контролирует, но контролирует ещё как. Просто ему не хватало смелости для такого шага. — Немного, — не обижает его Тэхён. — Я тебя совсем не знаю, — врёт он. Знает он всё, просто боится принимать тот факт, что Чонгук – божий одуванчик. Тэхён никогда не был с такими, не встречался, не ходил с ними на свидания. Может, когда был младше, лет десять назад. Когда сам мог быть таким. — Тогда заходи завтра вечером, — предлагает Чонгук. Он стоит, опираясь бедром о столешницу, чтобы не шататься. Из гостиной доносится громкий смех Намджуна. — Зачем? — хмурится Тэхён. Он так и замер со стаканом воды в руке. — Просто. Поговорим. — О чём? — О чём-нибудь, — пожимает плечами. — Не знаю. Придумаем. Ничего такого, просто угощу тебя чаем или кофе, обсудим день. — Очень интересно, — безэмоционально говорит тот. — Мне – да. Чем-то же ты будешь заниматься целый день. Наверняка провозишься с Юнги или с Хосоком. Потом расскажешь. — Учишь меня тому, как правильно вести беседу? — усмехается Тэхён. В кармане жжется телефон с фотографией, которую Тэхён сам открыл. Удалить хотел. Наверное. — Нет, просто хочу наладить общение. Ты же меня совсем не знаешь, — Чонгуку, между прочим, не стыдно признаться, что он вот знает о Тэхёне уже очень и очень много. — С Юнги же ты общаешься. И с Хосоком. Даже с Чимином, а со мной не особо. Я уже как-то звал тебя зайти, но ты так и не зашёл, поэтому... А никаких «поэтому» нет. Просто Чонгук звал – Тэхён не пришёл. — Это было полгода назад, — напоминает ему Тэхён. — Неправда, меньше, — Чонгук даже не смотрит в его сторону, потому что впервые он ведёт с Тэхёном диалог. Тот ему даже отвечает, смотрит только на него, ни разу не отведя взгляда, поэтому Чонгуку очень сложно смотреть ему в глаза. Те до сих пор красные, как будто воспалённые, хотя прошёл уже целый день. Может, Тэхён не плакал вовсе, а просто не выспался? — И ты обиделся на это. — Нет, я... — Чонгук, это не вопрос, — перебивает Тэхён. Чонгуку даже легче от того, что Тэхён его понял, но не смеется над ним, даже не улыбается, не усмехается, как делает иногда с Юнги. С ним он почему-то говорит серьёзно. — Я зайду завтра. — Уверен? — Обещаю, — спокойно говорит Тэхён. Он ещё ничего и никому не обещал, по крайней мере, на памяти Чонгука, и почему-то кажется, что ему можно верить. Они даже расстаются не так, как обычно, то есть не молча. Когда все начинают собираться, пока Хосок скидывает бутылки и пачки из-под чипсов в пакет; пока Сокджин собирает пьяного Намджуна, чтобы отвести того домой, Тэхён кидает Чонгуку простое: «До завтра». Прямо у всех на глазах, обращаясь только к нему, и у Чонгука страшно стучит сердце, потому что Тэхён не делает из их встречи тайну. Хотя тут и скрывать, собственно, нечего. Он со всеми общается, и если смог наладить контакт с Юнги, то с Чонгуком должен и подавно – ни для кого не секрет, что он очень дружелюбный и отзывчивый парень. Лёгкий на подъем, просто приятный человек, к которому можно прийти в любое время дня и ночи за помощью, и он никогда не откажет. Юнги, кстати, тоже не откажет, Чонгук как-то приходил к нему. Правда, Мин орал полчаса, потому что время было позднее, но он всё равно помог, и Чонгук был очень ему благодарен. И в грядущей встрече и правда нет ничего необычного, как Чонгук и сказал, они просто поговорят. Но даже пьяный Намджун, вышедший на лестничную клетку, оборачивается и округляет пьяные глаза. Он играет бровями, глядя на Чонгука, когда Тэхён уже открывает дверь своей квартиры. Всё происходит в глухой тишине, только Сокджин шлёпает его по плечу, пытаясь угомонить. Все знают, что Чонгук неровно дышит к своему соседу напротив. Даже тот самый сосед напротив наверняка это знает, просто почему-то боится к себе подпускать. Может, и не боится. Между ними ничего такого и не происходило, они просто перекидывались стандартными «Привет» и «Пока». Но если бы Чонгук Тэхёну нравился, то он мог бы пригласить его первым. Хотя с другой стороны, с какой это стати? Может, он также до недавнего времени не понимал, что Чонгук к нему неравнодушен, а сегодня вот понял. Хотя его реакция говорит о том, что знает он об этом давно, просто почему-то молчит. Чонгук вообще личность интересная, он с чего-то решил, что, когда люди узнают о чувствах, они кричат об этом на каждом углу. И всё это, конечно, весело, но на самом же деле он так вовсе не думает, а просто сложив дважды два, не может понять, почему Тэхён ведёт себя вот так. То есть обычно, отстранённо, даже как-то безразлично. Чонгук считает, что он просто не в его вкусе, и это не то чтобы обидно, но совсем немного. Он никогда не видел тех парней, с которыми Тэхён мог теоретически встречаться, с которыми виделся, поэтому не знает его предпочтений. Может, ему нравятся бруталы и просто плохие парни? Может, наоборот, рассудительные и умные, с кем можно поговорить о вечном? Чонгук не вписывается ни туда, ни туда, и, честно говоря, он вообще не самый интересный человек. Он просто любит погулять, пуговицы, цветы Юнги, самого Юнги, конечно же, и чуть-чуть своего соседа. Чонгук и Намджуна любит – его пример для подражания и начальник. С Хосоком ему всегда спокойно, можно помолчать, с Чимином, в принципе, тоже. Сокджин просто за любую движуху и никогда не отлипает от Намджуна, он тоже немного странный и даже сам не знал, что ему могут нравиться мужчины, но Намджун добросердечно принял в нём этот факт. Усердно добивался на протяжении трёх лет, пока Сокджин управлял его кафе, а потом не выдержал и... сдался. Так они, собственно, и съехались, живут в доме напротив. И Чонгук очень рад, что его окружает столько людей. Он бы давно зачах в одиночестве, а потому не желает Тэхёну такого. Тот и не страдает, но когда это человек, чувствующий себя одиноким, понимал, что он безгранично одинок? Это не приходит к тебе вот так просто, это можно лишь ощутить, как раз в один из таких моментов, как сегодня. Когда ты сидишь в шумной компании, даже можешь веселиться, а потом возвращаешься к себе в пустую квартиру и понимаешь, что всё не то. Чонгук очень надеется, что Тэхён не будет себя чувствовать подобным образом после сегодняшнего вечера. Он бы лучше просто пришёл домой, немного подумал о Чонгуке и лёг спать. Чонгук вот так и делает, только думает не о себе, а утром, как обычно, опаздывает. Выбегает на лестничную клетку, встречается взглядом с Тэхёном, кидает быстрое «Привет-пока», второе достаётся Хосоку, но его внезапно окликают. Он, хоть и опаздывает, замирает истуканом на предпоследней ступеньке, слишком резко обернувшись. Тэхён никогда не звал его. Тот показывает пальцем себе в грудь, а потом на Чонгука, и тот успевает надумать всякого, пока Тэхён не говорит: — Кофта. — Классная, я помню, — говорит Чонгук, а Тэхён смеётся. — Ты надел её задом наперёд, — объясняет он. Чонгук пялится на себя, но понимает, что у него нет времени на такие мелочи, поэтому благодарит и сбегает на первый этаж, даже не пытаясь переодеть кофту правильно. Это мелочи жизни, тем более до кафе ему бежать не больше пяти минут. — Ты нравишься ему, — слышит Чонгук хриплый голос Хосока и замирает у входной двери. Он пытается прислушаться, кажется, Тэхён садится, молчание затягивается на минуту. Чонгук даже думает, что пропустил ответ, потому что его сердце гулко бьётся, из-за звона в ушах ничего не слышно, но Тэхён тихим голосом говорит: — Я уже понял, — и у Чонгука выбивает весь воздух из груди. — Знаешь, он... Он осторожно делает шаг вперёд, хочет услышать продолжение, но ему в лицо прилетает дверью. Юнги непонимающе смотрит на него, зажимающего истекающий кровью нос рукой, и Чонгук затыкает свободной ладонью ему рот, успевает расслышать только Хосока: — Я, конечно, не эксперт, но мне кажется, что это взаимно, — он говорит, выдыхая дым, с улыбкой – Чонгук слышит ту в голосе. Он сам улыбается сквозь боль, у них с Тэхёном что-то там взаимно. А потом он беззвучно стонет, открыв рот, пока в глазах наворачиваются слёзы. Юнги без слов затаскивает его в квартиру, хлопает дверью, Тэхён даже выглядывает на первый этаж и хмурится, замечая капли крови на чистой плитке. Он спускается к Юнги, даже ручка в крови, потому и стучится, и дверь тут же открывается, как будто его ждали. — Чё? — любезно приветствует Мин. Его руки в крови, белая футболка запачкана, Тэхён заглядывает тому за спину, свет в квартире выключен. Он вопросительно выгибает бровь, не понимая, что происходит. — Ты типа в крови, — констатирует. — Всё нормально? Чонгук сильнее вжимается в стену за дверью, старается не шмыгать разбитым носом, беззвучно глотает кровь и морщится от железного привкуса во рту. — У меня всякие дни. Всё, давай, — Юнги бесцеремонно хлопает дверью – Тэхён на него никогда не обижается, а Чонгук вот обиделся бы. — Спасибо, — в нос говорит Чонгук, пока Юнги ведёт его в гостиную. Пихает в руки мокрое, холодное полотенце и достаёт телефон. — За то, что тебе нос разбил? Да обращайся. Он сам звонит Намджуну, который, судя по кряхтящим звукам, доносящимся из трубки, ещё даже не поднимался с постели. Объясняет, что так и так, Чонгук полный неудачник, а ещё у него свиданка намечается, все дела, сам понимаешь. Но Чонгук грустным взглядом пялится в потолок, не может же он встретить Тэхёна в таком виде. Тот начнёт задавать вопросы, поймёт, что кровь на Юнги принадлежала Чонгуку, если тот заикнётся про разбитый нос. Придётся краснеть, объяснять, врать, что ничего он не подслушивал, и не слышал, и даже не собирался. — Кофе будешь? — Юнги кидает телефон на диван, а Чонгук говорит в нос: — Что сказал Намджун? — Будний день, народу немного, Чимин с Джином сами справятся, — Юнги обращается к нему с кухни. — Пять ложек хватит? — Кофе? — Сахара, Гензель. Чонгук ворчит себе под нос. — Чтоб у меня всё слиплось? — Точно, — судя по голосу, Юнги хмурится, гремя кружками. — Как же ты без своей жопы-то будешь? С Тэхёном-то так нельзя, он же тоже человек. — Заткнись, — просит Чонгук, принимая у него кружку, но Юнги внезапно забирает ту обратно и относит на кухню. Выливает в раковину – Чонгук всё слышит и глупо пялится в потолок. — Кофе-то отдай! — Я тебе нос разбил, какой нахрен кофе? Хочешь мне здесь всё заляпать? Водички попьёшь, не облезешь. С тебя, кстати, новая футболка. Чонгук вытирается полотенцем и подходит к зеркалу: подбородок в крови, любимая кофта в красных разводах. Он без раздумий снимает ту, плетётся в ванную и, пока всё не засохло, пытается отстирать. Из носа периодически капает, и Чонгук почти психует, но Юнги молча отодвигает его в сторону, велит пойти полежать, пока он его в таком виде отсюда не выгнал нахрен, и сам застирывает пятна. Юнги, честно говоря, лучший друг, который только был у Чонгука, и неважно, что у них разница в возрасте шесть лет. Они знакомы уже года четыре, с тех самых пор, как Чонгук съехал от родителей в эту квартиру. Он тогда никого из своих соседей не знал, а Юнги каждый день выходил покурить на крыльцо. А потом занялся садом. Чонгук не понимал, чего тот копается каждый день в земле, но как-то разговорился с ним и выяснил, что у Юнги просто случилось самое большое горе в его жизни: приставка полетела, на новую денег не было, стало тоскливо и скучно. Спустя полгода он всё-таки купил ту, но сад с наступлением зимы так и не бросил. Занимается им круглый год, просто расслабляется, как старик на пенсии. Чонгуку он нравится, потому что Юнги понимает его без слов. Даже сейчас понял, сам всё отстирал, вручил новую кофту. Вышел на клетку, разведал обстановку, убедился, что никого нет и отправил Чонгука восвояси, даже вытер кровь с пола и отмыл ручку. Такие друзья на дороге не валяются. Чонгук мышью крался к двери, морщился, когда пытался открыть замок, и чуть не потерял сознание, когда дверь в квартиру Тэхёна открылась и тот окликнул его. — Ты разве не должен быть на работе? Чонгук стоит к нему спиной, изо всех сил пытается не паниковать, нос-то хоть немного, но посинел. Он до конца так и не отмылся и выглядит сейчас не лучшим образом. А ещё на нём какая-то стрёмная футболка с Пикачу. — Ты куда-то собрался? — уходит от ответа Чонгук, открывая дверь. — Чонгук. — М? — Посмотри на меня. На секунду на лестничной площадке воцаряется тишина. Чонгук мог бы просто зайти домой и закрыть дверь, ничего не объясняя, но он же пытается идти на контакт, поэтому оборачивается и сам же морщится, когда Тэхён равнодушно разглядывает его лицо, опираясь плечом о дверной косяк. У него длинный коридор за спиной, двери во все комнаты закрыты, в зале виден слабый свет от ноутбука или телевизора. — Много услышал? — буднично интересуется Тэхён. — Я ничего не слышал, — и это почти правда, но на него скептически смотрят. — В тот момент, когда ты говорил, я был слишком занят тем, что Юнги разбивал мне нос. — Жаль. — Да, мне т... — он хмурится. — Что? — Жаль, что ты не слышал то, как я говорил, что согласился бы на свидание, если бы ты предложил ещё раз. Чонгук смотрит на него как на дурака. Или это он выглядит дураком, глупо хлопая глазами в своей футболке с Пикачу. — С какой стати? — не понимает он. — С какой стати тебе делать это снова? — Тэхён пожимает плечами. — Мне не принципиально, я и сам могу. — С какой стати ты передумал? Тэхён внимательно наблюдает за ним, прищурившись. Чонгук понятия не имеет, что происходит в его голове, почему столько времени тот молчал, а сейчас вот говорит, да ещё и соглашается на свидание. — Подумал над твоим предложением, — объясняет Тэхён. — Не уверен, что что-то получится, но... — Я не плохой человек, — Чонгук сжимает дверную ручку в руке, пристально наблюдая за Тэхёном в ответ. За кого тот его вообще принимает, почему думает, что... — А я – да, — заявляет он, и Чонгук не знает, смеяться ему или плакать. Тэхён плохой? Просто очень одинокий. — Поэтому давай решим эту проблему по-быстрому, — продолжает он. И грубый. Очень грубый. У Чонгука колет сердце от его заявления. В каком это смысле «по-быстрому»? Он его уже достал, настолько был очевиден? — Мои чувства – проблема для тебя? — голос звучит обиженно, но Чонгук и не пытается этого скрыть. — Вовсе нет, — ласково говорит Тэхён, но взгляд у него по-прежнему холодный. — Мои чувства – проблема для меня. — По тебе не скажешь, — безразлично кидает Чонгук, заходя в квартиру. — Что это проблема? — Что у тебя есть чувства. Он успевает поймать серьёзный взгляд Тэхёна, прежде чем закрыть дверь на замок. И какой теперь толк от того, что он нравится своему соседу, который нравится ему? Тэхён ведь не мог быть таким холодным всегда, да? Вообще-то, сколько Чонгук его знает, именно таким он был. Потому, видимо, никого и не водил к себе домой, чувства это ведь та ещё проблема для него. Чонгуку бы не обижаться, ведь он, вроде как, симпатичен. Тэхён даже согласен на свидание, был готов сам пригласить. Они оба этого сейчас и хотели, но Чонгук уже как-то не хочет. Не после слов о том, что проблемой Тэхёна являются собственные чувства к человеку, который был влюблён в него грёбаный год. В дверь раздаётся короткий стук, Чонгук так и стоит, пялясь в стену недовольным взглядом. Не надо, значит, не надо. Не хочет он ничего пробовать, кому-то что-то доказывать, чтобы его потом кинули, когда надоест. Если бы Юнги только знал, какая же сука этот Ким Тэхён, раз говорит ему прямо в лицо такие вещи, то никогда бы в жизни не доверил ему свои пионы. Чонгуку нравился тот образ недоступного холодного принца, который он выстроил в своей голове. Всегда ведь хочется побыть героем, покорить непокоряемое. Чонгук и хотел так поступить, пока реальность не плюнула ему в морду. Ким Тэхён не робкий и не замкнутый в себе человек. Он одинок не потому, что не может сойтись с кем-то, а потому что просто-напросто этого не хочет. И любые чувства убивает в зародыше, пока те не затопили его радужку. Ну, будь у него чувства, к слову, то даже его безжизненно-серый давно сменился бы как минимум на жёлтый. У Чонгука же сменился. Буквально несколько дней назад он проснулся, глянул на себя в зеркало, наконец принял и осознал: влюбился. Теперь уже точно. Организм не врёт, химия рулит и все дела. — Не веди себя как ребёнок, — доносится из-за двери глубокий голос Тэхёна. — Открой дверь. Чонгук пофигистично скидывает рюкзак в коридоре, скидывает обувь, даже не думая приближаться. Стягивает эту тупую футболку, надевая удобную толстовку. Ту, про которую Тэхён ему никогда ничего не говорил. Чонгук даже находит те самые перламутровые пуговицы, которые Тэхён ему когда-то отдал для коллекции и равнодушно выкидывает в окно, прямо в цветы Юнги. Он делает себе кофе, насыпая побольше сахара – глюкоза ему сейчас необходима, достаёт из холодильника остатки торта, которые лучше бы выбросить. Но ему сейчас позарез необходимо что-нибудь сладкое, а выйти из квартиры он не может, потому что там Тэхён, который говорит: — Хочешь сделать вид, что ничего не было? — он не звучит раздражённо, скорее расслабленно. — Хорошо, Чонгук. Соседи так соседи. Будь добр, не обращайся больше ко мне. Чонгук хмыкает – не собирался. Он, в отличие от некоторых, не страдает фигней и не тешит себя надеждами. Не желай он своих чувств, то просто отказался бы от них, как делает и сейчас. Да, это совсем немного больно, в груди ноет, но чувство не такое уж неприятное. Обычное. Он переживает это не впервые, однажды пройдёт. Тэхёну будет проще и легче отказаться от их общения, которого и так было по минимуму, если Чонгук просто перестанет. Он больше не прислушивается к шагам на лестничной клетке, не сравнивает Тэхёна с Хосоком, весь день сидит дома в свой незапланированный выходной, смотрит телевизор, ест просроченный торт и пьёт кофе. Немного жалеет о том, что выкинул пуговицы, те ведь ему всё-таки ничего не сделали. За весь день его навещает только Намджун, который приносит чизкейк, и Чонгук, честное слово, готов кланяться ему в ноги. А когда солнце прячется за горизонт, он смотрит в глазок, проверяя нет ли кого, потому что не хочет сталкиваться с Тэхёном. Вообще. Серьёзно. Раз уж всё так вышло, что ему не нужны отношения или элементарное общение с Чонгуком, то лучше бы он съехал. Но Чонгук не может об этом заикаться, он всё ещё хороший и приличный человек, поэтому молча выходит из квартиры и идёт на улицу. Он шарится в кустах, кажется, случайно ломает один цветок, пока ищет пуговицы. Сдались вот они ему! А сдались. Чонгук помнит каждую из своей коллекции: где нашёл, кто подарил, у кого украл. Да, это было единственным, что он воровал за свои полные двадцать два года, и ему ни разу не стыдно. — Ты чё делаешь? — Юнги курит в окно, а Чонгук облегченно выдыхает, когда видит переливающийся под светом фонарика перламутр. Они очень похожи на глаза Тэхёна, но забирает их Чонгук, разумеется, не поэтому. Он не отвечает Юнги, перепачканными рукавами вытирает лицо, мараясь в грязи, и ему пофиг, честно. Пофиг и на то, что у Тэхёна в квартире выключен свет, зато открыто окно. Пофиг, что он, оказывается, стоит и смотрит неизвестно сколько времени. Нахмурив брови, скрестив руки на груди, смотрит прямо в глаза, которые Чонгук старательно прячет. — Я-то думал, что это Айсберг по ночам роет ямы под кустами, — выдыхает дым Юнги. — А это ты наш кладоискатель. Чё потерял? — Что потерял, то уже нашёл, — кидает Чонгук. — Ну-ну. Как с Тэхёном посидели? Нормально? Юнги простительно, он не в курсе ситуации и не знает, что Тэхён прямо сейчас слышит их разговор. Чонгук тоже хотел бы не знать этого и рассказать о том, что случилось, но не хочет устраивать драму. Вообще не хочет, чтобы его жалели или чтобы к Тэхёну плохо относились, поэтому безразлично кидает: — Лучше не бывает. Он поднимается к себе, слышит, как за его спиной снова открывается дверь, но не оборачивается и ничего не говорит. Они же соседи – так было решено. Чонгука попросили ни за чем не обращаться, он и не стал бы. Он закрывает дверь, когда Тэхён спускается по ступенькам, хотя сперва Чонгуку даже показалось, что тот шёл к нему. Куда он пошёл посреди ночи, зачем – Чонгука не касается. Случись это ещё пару дней назад, он мог бы напроситься пойти с ним посидеть на ступеньках и посмотреть на звёзды, когда сам смотрел бы на понятно кого. Он лишь один раз кидает взгляд в окно, видит торчащие из-под козырька ноги, значит, далеко Тэхён не собирается. Чонгуку всё равно. Ему прям фиолетово, и его совсем не тянет выйти на улицу. А погода замечательная: тёплая, с прохладным ночным ветром. Но кое-кому завтра на работу, поэтому он принимает душ и заваливается спать. А спать в понимании Чонгука после выпитых за сегодня семи кружек кофе – это лежать и полночи пялиться в потолок, пытаясь успокоить глупое сердце, которое так идиотски ноет. Это всё химия, повторяет себе Чонгук, однажды это пройдёт, и он не будет влюблён в Тэхёна, даже если ему очень сильно этого хочется. Утром обнаруживается неприятное: переносица всё ещё синяя, глаза опухли, но дело не в этом. Даже не в том, что Чонгук выглядит как вареный пельмень. Он смотрит на себя в зеркало и болезненно жмурится. Если он решил отказаться от своей влюблённости, то почему на желтой радужке появились карие вкрапления, которых там в принципе быть не должно? Похожее было у Чимина, только наоборот. Он тогда падал в Юнги безвозвратно, его глаза до сих пор тёмные, у Юнги – голубые с чёрными вкраплениями. Его ни одна зараза не берёт, даже такая, как любовь. А Чонгуку она дышит в спину, и от этого становится очень страшно. Он же не планировал влюбляться сильнее, так что это должно пройти. И вкрапления, и желтый цвет глаз, и однажды Чонгук проснётся и увидит привычный зелёный. И будет очень этому рад. А пока что он радуется тому, что Намджун отправляет его на кухню, а не в зал. Чонгук с удовольствием готовит завтраки, ничего сложного в этом нет. Он только на секунду замирает, когда читает заказ на блины с ветчиной и сыром, и Чонгук знает, что сыра должно быть побольше. Для Тэхёна он готовит, кажется, лучшие блины в своей жизни. Кладёт поменьше ветчины и побольше сыра, его тарелка блестит, в ней даже можно увидеть своё отражение. Намджун хлопает его по плечу, когда возвращается из зала и говорит: — Посетитель за четвёртым передаёт свои благодарности повару. Четвёртый – столик Тэхёна. Он всегда старается занять именно его, и пускай на секунду, но Чонгук глупо улыбается, а после резко меняется в лице, не давая себе этого делать, чем очень удивляет Намджуна. Даже пугает, судя по его лицу. — Всё нормально? Чонгук кивает и остаток рабочего дня ходит мрачнее тучи. Он не хочет так реагировать на комплименты от человека, которому в тягость испытывать к нему симпатию, или влечение, или что у него там, у этого Ким Тэхёна. — Не против? — Чонгук непонимающе смотрит на вышеназванного, который подловил его после работы, а теперь стоит и чего-то ждёт. — Не против чего? — Нам в одну сторону. — Не я клал асфальт, иди где хочешь, — Чонгук отворачивается и не светится. Он даже не в той самой кофте, которую Тэхён, смотрящий ему вслед, когда-то похвалил. Не то чтобы ситуация неприятная, но совсем немного. И неважно, кто эту ситуацию создал. — Поговоришь со мной? — буднично спрашивает Тэхён, шагая по левую руку от Чонгука. — Хочешь – говори. — Я очень плохо выражаю свои чувства, которые, ты удивишься, у меня всё-таки имеются, — в ответ Чонгук только угукает, не особо в это веря. А ещё он так бежит, что они вот-вот будут дома. — Извини, если задел тебя или чем-то обидел. Я никогда не был с такими, как ты. Чонгук внезапно тормозит, и Тэхён даже дёргается назад, потому что не ожидал. — Ты предельно ясно выразился: тебе не нужны те чувства, которые ты ко мне испытываешь, — говорить спокойно очень тяжело, но Чонгук старается изо всех сил. — И я не хочу париться из-за этого, надоедать тебе или даже общаться, — он указывает на них пальцем поочередно. — Ты сам сказал: соседи. — Мне было не очень после нашего разговора, — морщит нос Тэхён, и Чонгук, видит Бог, чуть ли не простил ему всё в эту самую секунду за такой жест. — Я подумал, что ты мог неправильно меня понять. Кажется, так и есть. — Как это ещё можно было понять? — хмурится Чонгук. — Ты сказал, что это проблема для тебя. Логично, что ты этого не хочешь. — Я говорил не об этом. — Ты назвал нас соседями. — Дал тебе время поненавидеть меня, — устало усмехается Тэхён. Он стоит напротив, зачем-то шагает ближе, Чонгук упрямо сверлит его неприветливым взглядом. — Сильное чувство, да? Ненависть. — Я не ненавидел тебя и не ненавижу. — Значит, просто обижаешься. — Отвали, — он фыркает и делает шаг, но чувствует руку на предплечье, которая крепко держит его. У Тэхёна горячие ладони. Настолько, что у Чонгука почему-то начинает зашкаливать температура. Это вообще первый раз, когда Тэхён его касается. — Тебя так задело это «соседи»? — он выгибает бровь, пытаясь заглянуть Чонгуку в лицо, но тот только закатывает глаза, желая прекратить этот разговор. — Я сказал: давай решим эту проблему. — Да, я помню, — поджимает губы. — Это не относилось к моим чувствам к тебе. Ты нравишься мне, Чонгук. Я не имею ничего против этого. — Да, разумеется. — И если ты перестанешь вести себя как обиженный подросток, то я с удовольствием загляну к тебе домой... — Кто тебя приглашал? — ...и подробно объясню, о чём я говорил, — у Тэхёна приятный, ласковый голос. Настолько спокойный, что Чонгук ненароком перестаёт злиться и кидает на него взгляд, явно заинтригованный. Он не думал о том, что мог просто неправильно понять чужие слова. В конце концов, если бы мы знали, как часто нас понимают неправильно, мы бы больше молчали, как сказал кто-то там. — Хочешь зайти? — недоверчиво переспрашивает Чонгук, а Тэхён коротко кивает, отпуская его. И в том самом месте, где была его ладонь, страшно горит кожа. Чонгука всего пробирает дрожь, потому что он уже в который раз спокойно разговаривает с Тэхёном. Их общение сдвинулось с мертвой точки, он что-то не так понял и нравится Тэхёну в ответ безо всяких сожалений. Чонгук не очень-то умный, но его всё устраивает. — Нравлюсь? — он продолжает коситься, а Тэхён впервые улыбается для него: расслабленно, искренне, в уголках глаз появляются морщинки. И Чонгук не понимает, как мог считать его взгляд холодным, как мог сравнивать его с грязным снегом, потому что прямо сейчас это самое завораживающее зрелище, которое он только видел в своей жизни! Но. — Но... — Поговорим наедине, — перебивает Тэхён. — Мы и так наедине... Он подталкивает Чонгука ладонью в спину, и там тоже всё горит после его прикосновения. До дома остаётся всего ничего, уже в квартире Чонгук начинает заметно нервничать, потому что Тэхён у него дома, как и обещал. Тэхён по-хозяйски закрывает его квартиру на замок изнутри, Чонгук очень хочет спросить зачем, если ему всё равно придётся возвращаться домой, но молчит, в упор наблюдая. Ему очень хочется, чтобы Тэхён всё-таки объяснил, что значили его слова. — Я весь день просидел в кафе, пока ждал тебя, так что, может, ты перестанешь пялиться и угостишь меня кофе? — Тэхён улыбается одними уголками губ, и Чонгук задыхается. Честное слово, если бы Тэхён улыбался ему так с первого дня их встречи, то на целый год его бы не хватило. — Когда я говорил о том, что нам нужно избавиться от этой проблемы, я имел в виду не то, что мне нужно избавиться от своих чувств, — говорит Тэхён, пока Чонгук с крайне сосредоточенным лицом делает ему кофе без сахара. А себе с сахаром да побольше. Он даже достаёт оставшийся чизкейк, знает, что Тэхён не будет, но лично у него сейчас стресс. — До этого я сказал о том, что я плохой. Поэтому предложил решить эту проблему. Чонгук замирает с вилкой у рта, глядя на него. Усиленно думает, наверное, настолько громко, что Тэхён должен слышать его мысленные потуги. Чонгук агрессивно жуёт десерт, пытаясь понять много других вещей, которые никак не вяжутся со вчерашним разговором. — Тогда почему ты сказал больше не обращаться к тебе? — говорит Чонгук, тут же запихивая в рот новый кусок. Лицо у него хмурое, не особо довольное, в то время как Тэхён расслабленно наблюдает за вилкой и его ртом, а после поднимает взгляд к глазам. — Ты очень глупо себя вёл. — Назвать нас соседями, по-твоему, верх гениальности, — говорит он с набитым ртом. Хочет запихать в рот ещё кусок, но Тэхён останавливает его, косо глядя на десерт. Не дурак и понимает, что Чонгук очень сильно нервничает, и, когда нервничает, жуёт что-нибудь сладкое. Если так ему проще, то хорошо, но всё же не в таком количестве. — Ты делаешь проблему из ничего, — говорит Тэхён, забирая из его руки вилку, и откладывает ту в сторону. — Ты прямым текстом сказал, что твои чувства – это проблема. — Я мало разговариваю, как ты мог заметить, потому что склонен портить отношения с тем, кто мне по-настоящему нравится. Не могу это контролировать, — он пальцами обнимает кружку, но Чонгуку больше нравилось, когда тот держал его запястье. — Потому и считаю себя не самым лучшим кандидатом на роль твоего парня. — Давай я сам буду решать? Тэхён усмехается. — Что ты собрался решать? — Я, вообще-то, в ответе за свои чувства и свой выбор. — Я о том, Чонгук, что ты сделал этот выбор уже очень давно. И ничего ты не можешь решить или изменить. — Могу, — протестует он, а Тэхён облизывает губы, кидая взгляд на чужие, то и дело касается своих пальцами, кусает. — Скажи это своим глазам. Если они такие не из-за меня, я возьму все свои слова обратно. Чонгук тут же прячет взгляд, утыкаясь носом в кружку, чтобы выпить кофе, но ему становится только горячее. — Давай без этого, — бурчит Чонгук. — Ты сам знаешь, они такие потому, что ты мне просто нравишься. — Хотя бы так. — Что значит это твоё «хотя бы так»? — хмурится он. — Что не так с твоими? Они так и будут до конца жизни серыми? — Не нравится? — Красивые. На вопрос ответь. Тэхён вздыхает, откидываясь на спинку стула. — Линзы. — Чего? — этого точно не может быть. Чонгук как-то спрашивал, носит ли Тэхён линзы, но тот ответил, что у него жуткое раздражение от них, поэтому... — Так ты не плакал? — глупо хлопает глазами Чонгук, а Тэхён непонимающе смотрит на него. — Они красные из-за линз? — Почему я должен был? — Ну, не знаю. Из-за неразделенной любви ко мне, — шутит он, и Тэхён в самом деле тихо смеётся. Смех этот медленно сходит на нет, Тэхён выглядит очень задумчивым. Чонгуку даже кажется, что зря он это сказал, но глупости это всё. — Сними. Тэхён поднимает взгляд, выгибая бровь, и Чонгуку больше не до шуток. Если он сейчас же не убедится, что его чувства взаимны, он выгонит Тэхёна, а потом заставит его продать квартиру и съехать. И пускай живет где-нибудь не рядом с Чонгуком, который целый год боялся к нему подойти из-за каких-то там линз. — Я не хотел, чтобы это, — Тэхён указывает на свои глаза, — стало побуждением к действиям для тебя. — Почему нет? Ты же видишь мои. — Да, давно заметил. — И? — Я не был уверен, что из-за меня, — признаётся Тэхён, пожимая плечами. — Из-за кого ещё это могло быть? — ворчит Чонгук. — Из-за Юнги. Чонгук давится кофе, глаза начинают слезиться, он всё никак не может прокашляться, пока Тэхён наблюдает за ним. Не выдерживает, касается ладонью плеча, ведёт по предплечью, как будто успокаивает, а не пытается помочь. Он слишком нежный, Чонгуку ни капли не становится легче от его прикосновений: он снова задыхается. — Из-за какого ещё Юнги? С чего бы вообще? — Из-за того, который живет этажом ниже. — Я не тупой, — плечо само по себе дёргается, Чонгук тут же об этом жалеет, потому что выглядит это так, как будто он пытался отстраниться. Однако Тэхён, слава Богу, не понимает, или не хочет понимать, или отказывается, поэтому только перемещает ладонь на спину, скользнув по напряженным лопаткам. Если бы Чонгук знал, что ему так нравится касаться, то давно бы подавился десертом. Он неосознанно наклоняется ближе, хоть и хмурится, но внутри у него происходит что-то невообразимое: человек, в которого он влюблён, прикасается к нему. Вот так спокойно, без стеснения, он останавливает руку на голой шее прямо под волосами. Гладит большим пальцем, пуская мурашки по позвоночнику, смотрит на реакцию, наверняка замечает гусиную кожу на руках, то, как волосы встают дыбом. Чонгук видит, где гуляет его взгляд, и Тэхён выглядит так, как будто очень сопротивляется каким-то внутренним желаниям. От всего происходящего сушит в горле, скручивает в желудке, потому что Тэхён ему не просто нравится: Чонгук в него влюблён. И, наверное, слишком остро реагирует на всего него. На горячие руки, внимательный взгляд, низкий голос, когда тот говорит: — Мне сложно открываться людям, и я не хочу портить с тобой отношения в будущем, если у нас ничего не выйдет... — Я хочу, чтобы вышло. — Перестань перебивать, — спокойно просит Тэхён, и его рука соскальзывает с шеи на плечо, а там и на стол, накрывает ладонь Чонгука, несильно сжимает. Он пытается хоть чуть-чуть захватить пальцы Тэхёна своими. Чонгук не помнит, чтобы он хоть когда-то похожим образом реагировал на Юнги: забывал, как дышать; потел от одних только касаний; искусал все губы. Как Тэхён вообще мог подумать о таком? Может, они и правда очень много времени проводили вместе, до сих пор проводят, но это ведь совсем не то. — Не хочу портить наши отношения, если ничего не выйдет, — повторяет Тэхён, глядя в глаза своими серыми, и кажется, что в самую душу. Чонгук физически ощущает, как карих вкраплений в его радужках становится больше. — Не хочу всей этой неловкости после, если ты вдруг поймёшь, что я не тот человек. Но я не против чего-то большего, если ты этого хочешь. — Я хочу этого с тех самых пор, как ты въехал в квартиру напротив, — негромко признается Чонгук, и Тэхён усмехается одним уголком губ: — Не ври. — Может, не так давно, но что-то около того. Ты очень... — Чонгук. — Очень нравишься мне, — судорожно перебивает он, двигаясь ближе вместе со стулом. Тэхён не отстраняется, так и сидит, разглядывая его лицо, как будто пытается впитать все эмоции. Ощущение, словно тех у него самого нет, но если бы только Чонгук знал, что с ним происходит в этот самый момент, когда тот впервые сидит так близко к нему. Когда смотрит прямо в глаза своими жёлтыми, когда судорожно объясняет, что влюблён, что только слепой бы не понял. Тэхён смотрит на его лицо, на его руку, размахивающую над столом, на вторую, которой тот пытается сжать его пальцы крепче, возбужденно рассказывая о том, что не надо решать всё за него; что он самостоятельный человек, гроза прерий. Тэхён прослушал половину, пока впервые вот так вблизи разглядывал его лицо, слабо улыбался нахмуренным бровям, бегло движущимся губам, которые снова что-то говорят. Если бы только Чонгук знал, как давно и бесповоротно он был в него влюблён, он бы сошёл с ума. Не с первого дня их встречи, но примерно. Тэхён действительно сначала не носил линзы, а после пришлось. Он совсем не ожидал однажды проснуться, взглянуть на себя в зеркало и увидеть то, чего не желал. Он не хотел, даже боялся. Глупо надеялся, что это пройдёт, но сам же каждое утро выходил почти в одно время с Чонгуком из квартиры, чтобы услышать его беглое «Привет»; чтобы понаблюдать за тем, как он перепрыгивает ступеньки. Вечерами Тэхён из своего окна смотрел, как Юнги чему-то учит его, ковыряясь в цветах, как Чонгук смеётся над ним, как иногда обнимает. Чимина, Намджуна, Юнги, Хосока, Сокджина – он всех обнимал, если только те давали повод. Юнги, видимо, давал тот чаще всего. Мин сам по себе не был тактильным человеком, но Чонгука почему-то всегда терпел, позволял ему вламываться к себе в квартиру, угощал сладким, разрешал трогать свои патлы, если они сидели вдвоём на крыльце. Чонгуку почему-то такое нравится, и Тэхён не мог не представлять, как эти самые пальцы зарывались бы и в его волосы. Как Чонгук смотрел бы на него другим взглядом, не таким хмурым, как обычно – было сложно понять, что происходит в его голове. Тэхёну целый год казалось, что тот им не доволен; не доволен его отстранённостью ото всех; тем, что он общается с его друзьями; не доволен его глазами, им всем целиком. Сначала даже разочаровался, когда понял, что радужки Чонгука сменили цвет – тот, оказывается, влюблён. Вау. Тогда это больно ударило по его чувствам, но Тэхён терпел. Считал себя идиотом, потому что не мог заговорить с Чонгуком, не мог первым позвать его на свидание в тот самый момент, когда понял, что между ними может быть всё не просто так. Он мог столько всего сделать, но не сделал, потому что боялся. В жизни было и так не сладко, пустующая, не обустроенная квартира только усугубляла состояние. Даже цветок у него сдох, и это, честно говоря, стало последней каплей. Тэхён замучился от одиночества, а Чонгук всегда был под рукой. Чонгук никогда не переставал ему глупо улыбаться, не переставал удивлять. Ещё и на свидание позвал. Тэхён был не в восторге из-за того, что Чонгук был явно пьян больше, чем ему самому казалось, потому и отложил разговор на попозже, но после этого засыпал потревоженный. Он давно не чувствовал чего-то такого, просто каких-то светлых чувств по отношению к кому-то. Тэхёна слишком давно ничего и никто не трогали, но той ночью он пялился в потолок, касаясь ладонью груди. Тяжело дышал, вслушивался в стук собственного сердца: то колотилось как сумасшедшее, когда он понял, что глаза Чонгука такие не из-за кого-то, а именно из-за него. Осознание этого пришло внезапно, накрыло лавиной чувств: в его унылой, серой жизни появилось собственное солнце. То сидит рядом, совсем близко, тянется рукой к вилке, но замирает, когда Тэхён поднимается и нависает над ним, опираясь одной рукой на стол, а второй – на спинку чужого стула. Тэхён совсем медленно наклоняется, единожды целует мягкие, сладкие губы. Не удержался, но ему какая уже разница, если у них это взаимно? Чонгук так воодушевляется его порывом, что не моргает, даже отпускает вилку – сладкого больше не хочется. Тэхён смотрит прямо ему в глаза, он просто хотел, чтобы Чонгук замолчал. Чтобы перестал нервничать и нести всякую ахинею, чтобы забыл их вчерашний разговор. Да, он не самый хороший человек, но не имеет ничего против того, чтобы побыть лучшим для своего соседа. Почему бы не попытаться? Тэхён ничего не теряет, ему и нечего. Чонгук смотрит на него с серьёзным лицом, бегло облизывает губы, как будто пробует на вкус. Провоцирует. Сам понимает, что делает, нагло усмехается: — Не перебор для нас, соседей? — Соседский поцелуй, — буднично отзывается Тэхён. — Сними линзы, — настойчиво просит Чонгук, поднимаясь с места, но Тэхён так и стоит над ним, не даёт этого сделать, а потому Чонгук буквально дышит ему в губы, опускаясь обратно на стул. Сверлит уверенным взглядом, хочет убедиться, что всё это правда, но Тэхён только качает головой – не собирается. — Почему? — Мне так комфортней. — А мне будет комфортней, если я буду знать, что всё это не твой тупой соседский розыгрыш. — Спасибо, что ты настолько высокого мнения о моих интеллектуальных способностях, — они по-прежнему непозволительно близко, — но я бы не додумался до того, чтобы играть с чьими-то чувствами. Это не очень-то весело. — Настолько ты благородный? — Мне уже разбивали сердце, — легко признается он. — Это не благородство. — Значит, переживаешь за мои чувства. — Переживаю, — обыденно говорит Тэхён, и Чонгук теряет всю свою весёлость. Понимает ситуацию и не собирается над ней смеяться. Он тоже был влюблён, и ему тоже разбивали сердце. Может, это к лучшему, что они оба знают, что это такое, когда ты остаёшься один на один со своими угасающими чувствами. — Ты всегда такой серьёзный? — хмурится Чонгук. — Ты всегда такой манящий? Чонгук заметно сглатывает, кидая взгляд на чужие губы. — Это к тебе вопрос. Твои же чувства. — Значит, всегда, — без раздумий выдаёт Тэхён. — Поцеловать? — Давно мог бы. — Ждал, пока ты первым не сдержишься. — Я терпеливый, — Чонгук себя едва слышит, а Тэхён внезапно весело усмехается, заглядывая ему в глаза. — Правда? — он смотрит с каким-то задором. Приближается, вот-вот поцелует, Чонгук даже облизывает губы, уже чувствует чужое дыхание, собственное давно сбилось к чертям. И Тэхён замирает прямо так: близко, улыбаясь ему в рот, едва задевая губы своими. А после отстраняется и тычет языком в щёку, пока Чонгук судорожно соображает, что происходит. Он подрывается с места, когда Тэхён уже в коридоре, явно ждущий его, смотрит исподлобья, со смешинкой в глазах. Наверняка сумел прочесть немой вопрос в чужом взгляде: какого чёрта, Ким Тэхён? Почему? Но тот ничего не объясняет, а когда в дверь стучат и Чонгук на автомате тянется открыть замок, то его придавливают к стене одной только ладонью. Тэхён молча достаёт из его кармана телефон, вбивает свой номер, а Чонгука всего чуть ли не трясёт от злости, возмущения и негодования. Они снова так близко, просто стоят вплотную друг к другу, на его груди – рука Тэхёна, его губы сами притягивают к себе взгляд. Чонгук готов забрать обратно свои слова по поводу терпеливости, он даже незаметно сам тянется вперёд, тяжело дыша, потому что хочет, но Тэхён щёлкает замком и отстраняется. Выходит из квартиры, окидывая Юнги равнодушным взглядом. Чонгуку даже кажется, что он ревнует, но что за глупости? — Напиши, если захочешь всё это обсудить поподробнее, — кидает Тэхён, а когда оборачивается, на его губах играет усмешка, которая сменяется наигранной серьёзностью. Чонгук хочет его придушить, когда тот говорит: — Ну или жди, пока я сам напишу. Тебе, как я понял, терпения не занимать. Дверь за ним закрывается, и Юнги сам заталкивает Чонгука в квартиру с до ужаса серьёзным лицом. — Всё норм? — он реально беспокоится. — У тебя взгляд бешеный. — Мы почти поцеловались, — Чонгук смотрит на него широко распахнутыми глазами. — Всего-то. А выглядишь так, как будто вы тут совокуплялись, пока я не пришёл. Чонгук только мечтательно вздыхает, игнорируя скептический взгляд Юнги, который молча обходит его и забирает кошачий корм. Он так и стоит посреди комнаты, кусая щеки изнутри, вспоминая. А будет ли это романтично, если Чонгук вломится к Тэхёну домой? Тот никогда никого к себе не приглашал, но рано или поздно ведь придётся. Чонгук надеется на всякое, на поцелуи там, на чего-нибудь ещё, всякие совокупления. Он даже болезненно стонет, понимая, что его обломали с поцелуем, теперь ещё и издеваются, а Юнги, прежде чем закрыть за собой дверь, кидает равнодушное: — Мечтай потише. Стены тонкие, а Хосок тоже ведь человек. Чонгук мечтал бы потише, если бы мог, только вот губы Ким Тэхёна настойчиво маячат перед глазами. Кажется, они будут сниться ему в кошмарах. В самых сладких кошмарах, на которые Чонгук всем своим сердцем глупо надеется.*****
— У меня такое ощущение, что ты меня не слушаешь, — заявляет Юнги. На улице тёплый вечер, солнце ещё не успело спрятаться, разбрасывает лучи по всем поверхностям, путается в волосах. Чонгук собирался подняться к себе в квартиру, чтобы немного полюбоваться закатом, мечтательно повздыхать, но Юнги предложил зайти. Спросил, как прошёл день, почему у него такое глупое выражение лица и чего он вообще выглядит вот так: как окончательно влюблённый дурак. — Нет, спасибо, я не буду, — бормочет Чонгук, игнорируя Юнги и отвечая на сообщение Тэхёна. Он глупо и широко улыбается, потому что общался с ним весь день. И вчера, и позавчера, и три дня назад, в общем, на протяжении последней недели. Чонгук каждый вечер после работы зовёт Тэхёна к себе, рассказывает о всяком, а тот внимательно слушает. Иногда улыбается, иногда хмурится, иногда так долго смотрит на губы Чонгука, что тот не может перестать их облизывать, понимая, о чём Тэхён думает. Окей, он бессовестно врал, когда говорил, что терпеливый, и Тэхён продолжает смеяться над ним. Беззлобно, но иногда Чонгук хочет дать ему подзатыльник, как поступает с ним Юнги прямо сейчас. Чонгук недоумённо смотрит на него, а Мин выгибает бровь. — Я очень рад лицезреть тебя таким счастливым, смотри не тресни. — Мы так много общаемся последние дни, — снова улыбается Чонгук, и Юнги вот-вот ослепнет. — Хочу сделать ему какой-нибудь сюрприз. Юнги давится кофе, вспоминая, что последний сюрприз Чонгука для него самого чуть ли не закончился инфарктом. В ночь на день его рождения он спрятался в квартире Юнги, а когда тот встал попить воды после двенадцати, то выпрыгнул прямо на него из коридора. Сказать, что Юнги обосрался – считай, не сказать ничего. — Чонгук, давай без этого. Ради вашего общего благополучия. — Я могу романтично забраться к нему через окно, что-нибудь подарить, а потом... — он так вдохновлённо говорит, что Юнги даже неловко его перебивать, но всё равно перебивает, взмахивая рукой. — Так, слушай меня. Если ты не хочешь, чтобы Тэхён словил сердечный приступ, то никуда ты не полезешь. Ты нормальный вообще? — хмурится он. — Квартира на втором этаже. Насколько мне известно, гостей он не жалует, а тут ты вломишься к нему без приглашения. Это как минимум не круто. — Брось, — Чонгук наигранно смеётся, и Юнги щурится, глядя на него. Что-то тут нечисто. — Тэхёну будет приятно, и вообще... — Посмотри мне в глаза. Чонгук тут же забегал взглядом по столу, по чему угодно, лишь бы только не в глаза Юнги, но тот упрямо повторяет строгим голосом: — В глаза смотри, — и Чонгук смотрит взглядом нашкодившего щенка. Или щенка, который только собирается выкинуть какую-то дичь. — Чего удумал, признавайся. — Ничего такого, — бормочет он. — Ты уже не первый раз говоришь о том, что хочешь влезть к нему в квартиру. Добром это не закончится. Завязывал бы ты с этим, по-дружески советую. Я ж тебе друг? — Друг, конечно. — Так вот как друг тебе говорю: перестань страдать хернёй. Тэхён взрослый человек, когда захочет, тогда и пригласит тебя. — А если никогда не захочет? — лицо Чонгука тут же тускнеет. — Ты с ним об этом говорил? Чонгук-то? Он не хочет нарушать их идиллию, а потому молчит обо всём, из-за чего переживает: пригласит ли его Тэхён к себе; снимет ли когда-нибудь при нём линзы; не обманывает ли он Чонгука? Вдруг он просто притворяется, что Чонгук ему нравится? Вдруг специально смотрит на него такими глазами, как будто всё никак не может налюбоваться? Может, он поспорил с кем, или ему просто скучно стало, или его заставили, или... Нет, Чонгук сам понимает, что все его мысли очень глупые, и никто Тэхёна не заставлял в него влюбляться. Чонгук иногда дурак, любит понять ситуацию неправильно и надумать лишнего, вместо того, чтобы пойти и спросить прямым текстом: можно мы сегодня посидим у тебя? Он боится напрашиваться к нему домой, а время вместе провести очень хочет, потому и зовёт к себе каждый день, не дожидаясь приглашений. — Я не говорил, но... Чонгук замолкает, когда Юнги на него серьёзно смотрит. Взрослым взглядом, очень похожим на взгляд Тэхёна: внимательно, как будто понимает то, чего не понимает Чонгук. Но много ли мозгов в двадцать два года у по уши влюблённого парня, который боится задавать вопросы, потому что не хочет получать отказ? — Я тебе не мамка, — строго говорит Юнги. — И я не собираюсь отчитывать тебя за то, что ты собираешься выкинуть, но послушай человека, наученного жизнью: если есть вопросы, их нужно задавать. Если есть о чём поговорить – говори, надо, чтобы выслушали – попроси выслушать. Над тобой никто не будет смеяться, Тэхён, я уверен, особенно. Но всё вот это вот, — он неопределенно обводит пальцем кухню, на которой стоит тяжелый запах свежего кофе, — поверь мне, он не оценит. Твои сюрпризы выйдут тебе боком. — Но к тебе я же тоже влезал через окно, — недовольно хмурится Чонгук. Он и правда не понимает, что в этом такого страшного. Вдруг Тэхён просто посмеётся с того, какой Чонгук у него романтичный дурак? — Я не Тэхён, — Чонгуку не нравится тон Юнги, он очень редко говорит с ним настолько серьёзно. — Милые глупости – это, например, когда ты оставляешь ему пакет с любимой едой под дверью, внезапно говоришь что-то приятное или элементарно угощаешь его кофе. А когда ты врываешься к нему в квартиру через окно посреди ночи – нет. Не мило, Чонгук. Вы не в тех отношениях, ты понял? Даже не думай. — Он столько всего от меня скрывает, — признаётся Чонгук. — Научись терпению. — Он не снимает при мне линзы. — На то наверняка есть свои причины. — Он говорит, что ему так комфортней, — угрюмо говорит Чонгук. — Я просто хочу быть уверен, что он не обманывает меня. — Поверь мне, он не обманывает, — Юнги говорит спокойно, споласкивает кружку и отключает духовку. Когда открывает створку, то в нос ударяет запах специй, у Чонгука даже крутит в животе от голода, которого он не замечал. Юнги всегда умел вкусно готовить, и Чонгука научил, а потому какой-никакой, но Мин авторитет для него, и его слова иногда заставляют задуматься. Иногда. — Он почти ничего о себе не рассказывает. — Странно, когда я спрашивал – он рассказывал с удовольствием. — Я не спрашиваю, — едва слышно бормочет Чонгук себе под нос, и Юнги хлопает прихваткой по столу. — Значит, так, — он достаёт из шкафчика несколько контейнеров, агрессивно накладывает горячую еду. Не забывает о кимчи и рисе, а потом пихает это всё Чонгуку прямо под нос и заявляет: — Не надо играть в Маугли. Берёшь это всё и несёшь Тэхёну. Напрашиваешься на обед, если не пустит, то сделай максимально грустный вид... Да, примерно вот такой, как сейчас. Думаю, с этим ты справишься. Всё. Флаг тебе в руки, ветер в спину, перо в задницу и барабан на шею. Пошёл. Чонгук судорожно сглатывает, пока Юнги толкает его к выходу. — Но я же разозлюсь, если он меня не впустит, — Чонгук себя знает. — Могу сказать что-нибудь не то. — Слава богу, в вашей паре хоть у одного имеются мозги, так что по этому поводу я не переживаю, — Юнги выталкивает его на лестничную клетку, но окликает. — Но ты всё равно постарайся не наговорить лишнего. Чонгук обещает сам себе, что вообще не станет открывать рот, если Тэхён не впустит его в свою квартиру. И у него страшно колотится сердце, когда он стоит перед его дверью, не решаясь постучаться. Чонгук не стесняется таких вещей, никогда не стеснялся, просто переживает за свою реакцию: иногда он бывает слишком уж импульсивным. И ему до сих пор противно вспоминать тот момент, когда он случайно неправильно понял Тэхёна, заявил, что у него нет чувств, и устроил драму. Юнги, разумеется, прав. Чонгук чувствует, что, какую бы фигню он ни выкинул, Тэхён сможет понять, даже если его это заденет. Чонгук восхищается этой чертой, восхищается его сдержанностью, его улыбкой, взглядом, руками. Им всем восхищается и не уверен, что у него в груди пожар из-за горячего контейнера, который прижимает к себе, а не из-за тех самых мыслей, к которым периодически возвращается: их первому недопоцелую. Играть в скромников, конечно, очень весело, но Чонгуку надоело. И он очень надеется, что Тэхён его впустит, съест всё, что он принёс, а потом Чонгук его поцелует. Или Тэхён поцелует его в знак благодарности? Да, это было бы очень даже здорово, но если вдруг этого всё-таки не случится, то Чонгук сам. Ему не принципиально. Он просто мечтает о том, чтобы они уже перешли порог от узнавания друг друга к приветственным и прощальным поцелуям. Или просто поцелуям: долгим, коротким, милым, горячим, мокрым, с языком, без языка, перед сном, утром, в обед, в кафе, в саду, в подъезде. Господи, да где угодно, лишь бы уже поцеловать Тэхёна. Чонгук, оказывается, ни разу не терпеливый, и ему откровенно пофиг. Он так глубоко погрузился в мысли, что не сразу понял, как это так вышло, что Тэхён стоит прямо перед ним. С открытой в квартиру дверью, за спиной у него длинный тёмный коридор, двери во все комнаты, как обычно, закрыты. Кроме одной. Необычно. — Пахнет вкусно, — говорит Тэхён. У него всё ещё немного красные глаза, и Чонгук не понимает, почему он продолжает носить линзы и терпеть дискомфорт, если может просто снять их, но ладно. На то есть свои причины и всякое такое, Чонгук взрослый и понимающий, по уши влюблённый, мудрый парень, поэтому не собирается в тысячу первый раз поднимать эту тему. Он даже не станет напрашиваться к Тэхёну домой, передумал. Как видит его, так мозги отключаются, уже открывает рот, чтобы пригласить к себе поужинать, но Тэхён отходит в сторону и предлагает войти. — Мы, конечно, и на лестничной площадке поесть можем, если очень хочешь, — почти серьёзно говорит он, когда Чонгук не двигается с места. Тэхён всё понимает – видно по взгляду. — А до этого ты не приглашал, — всё-таки говорит Чонгук и мысленно бьет себя по лбу. Всё, это крах. Ну почему у него язык как помело? Мог бы просто поблагодарить или вообще промолчать. Но Тэхён не обижается, закрывает за ним дверь, пожимает плечами. — Ты не просился. — Надо было напроситься? — не затыкается Чонгук, проходя за ним в гостиную, мельком заглядывая в единственную открытую комнату, которая чуть ли не до потолка забита коробками, которые, кажется, начали разбирать только сейчас. — Я знаю, что ты хотел, — будничным тоном говорит Тэхён, закрывая ноутбук и двигая на край столика. — Не пришёл бы сегодня сам, я бы позвал. Чего ты так смотришь? — Правда позвал бы? — недоверчиво интересуется он, и Тэхён устало вздыхает. — Да, я не гостеприимный, ты уже наверняка это понял, как и все остальные, но мне нечего скрывать. Как видишь, людей я здесь не расчленяю. — А что в других комнатах? — Чонгук до ужаса любопытный, и Юнги сам сказал, что Тэхён с удовольствием отвечал на все вопросы. Он, правда, не уточнял, чего касались эти вопросы, но Чонгук начинает входить во вкус, потому что Тэхён ведёт себя абсолютно спокойно и не пытается что-то скрыть от него. — Вещи, — совсем просто отвечает тот, пожимая плечами. Чонгук – дурак. Что, блин, там ещё могло быть? — Ты давно живёшь в этом доме? — внезапно спрашивает Тэхён, и Чонгук кивает. — Четыре года. — Тогда ты должен был знать тех, кто жил в этой квартире до меня, — он улыбается, но улыбка эта грустная, и Чонгук совсем не рассчитывал на откровения, но по ощущениям именно это сейчас и происходит: Тэхён готов о себе поболтать. Чонгук снова молча кивает, оставляя еду на столике, у него горячие руки из-за еды, но это последнее, что его волнует. Правда, Тэхён выглядит обеспокоенным, когда мимолётно касается его ладони: просто пробегается по ней своей, утягивая Чонгука на диван, и от такого жеста он уже весь плавится. Тэхён до невыносимого нежный. Или Чонгуку просто нравится думать, что он такой, но кто ему запретит? У Тэхёна хотя бы хватает смелости не бояться быть отвергнутым, когда он берет и вот так легко касается Чонгука: кладёт ладонь ему на плечо, гуляет пальцами по шее. Кажется, он вообще очень любит прикасаться. Только к Чонгуку, потому что рассчитывает на нечто большее, чем дружба, а потому и не стесняется. Чонгук – тоже. Он очень хочет что-нибудь сделать, хотя бы сесть поближе, но они и так сидят вплотную: Чонгук – лицом к телевизору, Тэхён – лицом к нему. Между ними тишина, неозвученные вопросы, невысказанные мысли. У Чонгука отключается мозг, когда Тэхён ногтями щекочет его шею. — Моя бывшая соседка, — с трудом говорит Чонгук, прикрывая глаза. — Ну которая раньше жила здесь... Она всегда выгоняла Хосока курить на улицу. Я, если честно, даже не понял, когда они успели съехать. — Это были мои родители, — буднично говорит Тэхён, и Чонгук удивлённо смотрит на него. Выходит, они уехали и оставили квартиру на Тэхёна? Теперь понятно, почему он тут один. — Куда они переехали? Тэхён коротко улыбается, его рука замирает на шее, ложится всей ладонью на чувствительную кожу, снова вызывает мурашки. Чонгук смотрит в чужие глаза и думает о том, что Тэхёну всё-таки очень идёт серый: красивый, перламутровый, светлый цвет. Наверное, его глаза выглядят невероятно, переливаясь жёлтым под линзами. — Никуда, — Тэхён пожимает плечами. — Полтора года назад они попали в аварию, квартира досталась мне от них. Во всех комнатах их вещи, немного моих, и только вчера я решился начать разбирать весь этот хлам, потому что рано или поздно ты бы заглянул туда, и мне было бы ещё более неловко говорить об этом, — его голос звучит спокойно, как будто он уже смирился с этим, но Чонгук смотрит на него во все глаза. Не таких откровений он ждал, но Тэхён говорит об этом так легко. Может, ему и не легко вовсе, но если так, то он мастерски владеет своими эмоциями. — Рано или поздно ты узнал бы, — продолжает он. — Все узнали бы. Хосок уже. Сам догадался. И я не хочу, чтобы ты думал, что мне всё равно, раз я об этом так легко говорю. Просто мне кажется, что мне стоит делиться с тобой такими вещами. — Я не думаю, что тебе легко, — Чонгук удивляется тому, что он вообще смог хоть что-то ответить на такое. В голове – вакуум. — Но ты и правда так говоришь об этом... — Я знаю, — перебивает. — Я пережил те дни, когда убивался из-за этого. Сейчас самым сложным для меня было заняться всем тем, что есть в этих комнатах. Избавиться от ненужного, разобрать вещи, — он усмехается. — Я переехал год назад, а мои шмотки до сих пор разложены по коробкам. Не удивляйся тому, почему я такой нелюдимый. Много всего навалилось, — внезапно наступает тишина. Взгляд Тэхёна становится задумчивым, он до сих пор держит ладонь у Чонгука на шее. Ему так спокойнее. Он всегда был из тех людей, кто принимает смерть как должное: случилось – значит случилось. Даже в тот день, когда он узнал об аварии, то не проронил ни одной слезинки. Ему не хотелось выть в подушку, вспоминая счастливые дни детства; он не плакал навзрыд на похоронах, когда его родителей опускали в землю; не жалел о том, что не успел попрощаться. А кто в такой ситуации мог бы успеть? Тэхён просто перегорел эмоционально в тот самый день. Он много спал, мало разговаривал, почти ничего не ел, а однажды утром проснулся, глянул на себя в зеркало и принял новый цвет радужки как само собой разумеющееся. Как будто такое случается сплошь и рядом. Врач сказал, что всё будет нормально, не сразу, но это пройдёт. Это не красота, не особенность, это – побочный эффект того, что он пытался огородить себя от каких-либо чувств. А Чонгук, его глупый сосед, считает это чем-то красивым. Напоминает об этом почти каждый день, восхищается. Иногда просит снять линзы, показать, что те скрывают, но проблема в том, что Тэхён очень долго держал абсолютно все свои чувства взаперти, а сейчас те нашли выход. И ему очень страшно однажды признаться Чонгуку в чём-то большем, чем взаимная симпатия, а потом получить отказ, потому что тот к такому окажется не готов. — Они поэтому такие? Ты говорил, что это не с рождения, — Чонгук указывает пальцем на его глаза, и Тэхён кивает. — Какого цвета они были? — Синие. — Вау... — выдыхает. — Они когда-нибудь снова станут такими? Тэхён мягко улыбается: — Надеюсь, нет. Чонгук сперва не понимает, но после впивается в лицо Тэхёна жадным взглядом. Его глаза, должно быть, тоже сменили цвет, и он просто надеется быть влюблённым так долго, сколько получится, чтобы его цвет оставался карим. Чонгук не возражает. Он даже согласен сколько угодно терпеть его нежелание показывать радужки, раз для него это настолько личное. — Хочешь, помогу разобрать вещи? — предлагает он, а Тэхён удивляется. — Хочешь пошариться? — Помочь, — Чонгук на секунду замолкает, но добавляет совсем тихо: — И пошариться. Тэхён впервые смеётся перед ним вот так: заливисто, искренне, широко улыбаясь. — Спасибо за честность. — Ты сам сказал, что тебе нечего скрывать. — Да, но это мои личные вещи. Мало ли, что там может валяться, — продолжает улыбаться он. — Ну, я не стану осуждать тебя, что бы я там ни нашёл. — Ты такой наглый, — восхищенно говорит Тэхён, глядя на него влюблённым взглядом. Чонгуку даже кажется, что ему кажется, но нет, Тэхён действительно смотрит на него именно так: с трепетом и нежностью. Его пальцы гуляют в волосах на загривке, взгляд бегает по лицу Чонгука, как будто пытается уловить новые детали, или запомнить, или выучить, или поймать каждую эмоцию, а те у Чонгука всегда легко читаются: лицо выдаёт его обожание. Если бы ему ещё половину недели назад сказали, что Тэхён смотрит на него таким взглядом не потому, что считает глупым, а потому что просто влюблён, Чонгук бы покрутил пальцем у виска, а потом обдумал это дело и поверил бы, потому что он очень доверчивый человек. Даже если это не было бы правдой, он бы себя накрутил и не смог спокойно спать ночами. Он уже не может, потому что разговаривает с Тэхёном перед сном, а когда тот уходит к себе, Чонгук не может успокоиться и продолжает о нём мечтать, как о чём-то недосягаемом. Как будто Тэхён за пределами его вселенной, и им не суждено быть вместе. Иногда Чонгуку снятся кошмары: о том, как они случайно знакомятся в интернете, а потом оказывается, что не могут встретиться, потому что живут в параллельных мирах. Они ищут друг друга и никак не могут найти. Но утром он с бешено бьющимся сердцем выходит на лестничную площадку, видит Тэхёна, а тот с улыбкой желает ему доброго утра и удачи на работе, прерывая собственный разговор с Хосоком. Он всегда смотрит Чонгуку вслед, пока тот не скрывается из виду, и он вполне себе реальный человек из этого самого мира. В своей домашней одежде, тапочках, с чашкой кофе в руке и самой красивой улыбкой, которую Чонгук только видел в своей жизни. Он не преувеличивает, просто влюблён, вот и всё. И Тэхён сидит так близко, что Чонгук видит контур линз, видит, что это ненастоящий цвет. Пальцы сами тянутся вперёд, чтобы ухватиться за футболку Тэхёна, так почему-то проще держать себя в руках, а ещё к нему просто очень сильно хочется прикоснуться. Тот не имеет ничего против, он ведь сам позволяет себе быть тактильным, и когда Чонгук приближается к его лицу, то смело закрывает глаза – разрешает. Конечно, разрешает. Он первым поцеловал его неделю назад. Сейчас его ладонь обхватывает шею Чонгука, как будто успокаивающе поглаживает горячую кожу, а Чонгук смотрит на его лицо вблизи, хочет поцеловать – целует. Касается тёплых губ своими, отстраняется, чтобы снова поцеловать. И снова, и ещё пару десятков раз, оставляя поцелуи в уголке рта, на щеке и скуле. Чонгук тяжело дышит, в то время как у Тэхёна дыхание почти спокойное, размеренное. Он открывает глаза, заглядывая в душу Чонгуку, касается ладонью его лица, бережно скользит пальцем по щеке и притягивает к себе, целуя по-настоящему. Чонгук просто не был уверен, что это то, что должно происходить после таких серьёзных откровений, но Тэхёна совсем не беспокоит то, чем сам поделился. Он смешивает их дыхание, целует Чонгука так, как сам давно хотел: жарко, с языком, выдыхая ему в рот, продолжая гладить пальцем по щеке, как будто успокаивает. Чонгук мечтал об этом последний месяц сильнее всего: просто целовать его; знать, что Тэхён в него тоже. Они наконец-то преодолевают ту самую грань, стирающую все недомолвки, касающиеся их отношений. Они не соседи и не друзья, они целуются так долго, что еда успевает остыть. У Чонгука опухшие и красные губы, он за это время успевает выучить вкус Тэхёна, его запах, когда горящим лицом утыкается ему в шею, переводя дух. Он касается горячей щекой его такой же горячей шеи, дышит куда-то в ключицу, пока Тэхён гуляет носом в его волосах. Чонгук чувствует, как тот глубоко вдыхает аромат, как зарывается пальцами, наводит беспорядок на голове, в голове своими прикосновениями. Он жадно и так тесно прижимает Чонгука к себе, как будто совсем не хочет отпускать, но тот и не хочет уходить. Так и сидит, восстанавливая сбитое дыхание, думает, что ему этого поцелуя хватит на год вперёд. Ошибся: не хватает даже на пять минут. — Ладно, — говорит Тэхён, и его плохо слышно, потому что он уткнулся губами Чонгуку в волосы. — Можешь помочь мне с вещами. А потом мы наведём порядок у тебя. Думаю, это честно. — Но у меня порядок, — бормочет он и чувствует, как Тэхён выпускает смешок. — Это бардак, Чонгук. — Творческий беспорядок. — Ты со своей работой когда вообще последний раз убирался дома? — Не знаю... Когда въехал, наверное. Иногда Юнги выкидывает какой-то мусор, однажды он даже вытирал пыль, а Хосок может раскидать вещи по местам. Но если тебе нравится порядок, то я уберусь. — Я же сказал, что помогу. — Если ты думаешь, что я откажусь от твоей помощи и не стану помогать тебе, то придумай что-нибудь другое. — Я пытался, — выдыхает Тэхён, а спустя минуту тишины выдаёт: — Ты так вкусно пахнешь. У Чонгука в груди – пожар из-за его слов. Он сам жадно вдыхает чужой запах. Тэхён как будто специально такой идеальный: понимающий человек, который не обижается на его жизненную неопытность. Он даже не даёт Чонгуку подумать о поцелуе, не сдерживается и снова целует сам. Они так и сидят, совсем в темноте, потому что солнце спряталось пару часов назад, еда осталась нетронутой, зато Тэхён зацелованный. Чонгук очень старался целовать так, чтобы передать все свои чувства, в какой-то момент у него закружилась голова, и Тэхён остановил его, тихо засмеявшись. Он облизывал и так мокрые губы, и Чонгук чувствовал себя таким удовлетворённым. У него впереди два выходных дня, он надеялся задержаться у Тэхёна до поздней ночи, целовать его, пока совсем не захочет спать, но тот сам предложил: — Оставайся. И разве Чонгук мог отказаться? Оказывается, Тэхён спит в зале прямо на этом самом огромном диване, потому что другой мебели у него нет, и не потому, что он не располагает средствами. Просто не видел смысла что-то покупать, но уже после позднего ужина, когда они расправили диван, а Чонгук тянулся за поцелуем, Тэхён заявил: — Я всё никак не мог начать заниматься квартирой, — его пальцы так и гуляют в чужих волосах, расслабляют. Он у Чонгука такой первый, чтобы с ним было настолько комфортно, как будто у них был не один только нормальный поцелуй, а всё и даже больше. — Теперь у меня появился стимул. — А где ты возьмёшь деньги? Тэхён усмехается. — Я, вообще-то, работаю. Просто удалённо. Беру заказы, пишу программы, получаю за это деньги. — Вау... — в который раз выдыхает Чонгук. — Ты типа гений? — Нет, я типа фрилансер. И это не то чтобы впечатляет. — А меня впечатляет, — задумчиво говорит он. — Я в этом вообще не разбираюсь. — Я как Хосок, только он от своего дела получает удовольствие. — Он из-за компа не вылазит. — Зато может позволить себе ничего не делать. — Никогда не видел, чтобы ты работал, — Чонгук нависает над ним, и Тэхён улыбается, убирая с его глаз мешающие волосы. Скользит пальцем за ухом, по мочке, скуле и касается кончиками пальцев губ. — Я работаю, когда тебя нет. — Чтобы провести со мной побольше времени? — догадывается Чонгук, но Тэхён наигранно серьёзно хмурит лоб. — Нет, чтобы ты не знал, откуда у меня деньги, и думал, что я максимально загадочный человек. — Ты фрилансер, — фыркает он. — Только что тебя это впечатляло. — Времена меняются. Но, если честно, я очень долго думал, что с тобой и правда что-то не так, — откровенно говорит он. — Ты скрытный, никто за целый год не был у тебя дома. Спасибо, что ты не серийный убийца. Тэхён растягивает губы в зловещей улыбке. — Откуда ты знаешь? — Очень смешно, — нервно смеётся Чонгук. — Даже если так, то мне всё равно, пока я могу в любой момент прийти к тебе и провести с тобой время. — Приходи, когда захочешь. — И ты тоже. Чонгук улыбается ему, и Тэхён вмиг становится серьёзным. Такая смена настроения даже пугает, но он прикладывает ладонь Чонгука к своей голой груди, потому что всегда спит без одежды, и чего-то ждёт. Под пальцами гулко бьётся сердце, как будто вместо него мотор – у Чонгука такое же. Он знает, ощущает, что именно сейчас испытывает Тэхён, наблюдая за ним в темноте. Его глаза выделяются на фоне этой черноты, даже на ночь он отказался снять линзы, но Чонгук не заикается об этом. Он просто чувствует, что сейчас его не обманывают. — Я всё пытаюсь подобрать тебе красивое сравнение, — говорит Тэхён. — Не могу. Вертится на кончике языка, но из того, что приходит на ум, ничего не подходит. Чонгук целует его пальцы, которые до сих пор касаются губ. Он сжимает его руку в своей, убирает от лица, чтобы приблизиться. Так и замирает, столкнувшись лбом с чужим, прикрыв глаза, тяжело дышит, пытается поверить в то, что его чувства и правда взаимны. Первый раз не были, тогда, несколько лет назад, а сейчас, кажется, да. Даже несмотря на то, что Чонгук не может быть уверен в этом на все сто. Он верит своей интуиции, словам Юнги и тяжело бьющемуся сердцу Тэхёна, но не своим глазам. На него никто не смотрел так, как он того бы хотел, всегда Чонгук был влюблён больше всех, ему просто хотя бы знать, что глаза Тэхёна точно сменили цвет. Он бы всё за это отдал, но молчит, потому что Юнги сказал набраться терпения. И Чонгук терпеливо ждёт. Даёт себя поцеловать, снова до покрасневших губ. Они засыпают только под утро, когда просыпается солнце. Тэхён закрывает плотные шторы, закрывает окно, чтобы не слушать копошение Юнги в саду и его разговоры с котом, а потом возвращается и притягивает Чонгука к себе. Обнимает со спины, забираясь руками под его футболку; засыпает, оставив ладонь на его животе, а когда просыпается и вместо мягкой кожи чувствует холодную ткань на второй половине дивана, то невольно хмурится, сонно оглядываясь по сторонам. С кухни доносится какое-то копошение, пахнет чем-то странным, по звукам что-то жарится. Тэхён давно не просыпался таким отдохнувшим, в таком хорошем настроении. Он никогда не завтракал дома, потому что не умеет готовить, всегда шёл в кафе, но когда заходит на кухню и окидывает Чонгука сонным взглядом, то понимает, что готов прямо сейчас взять его в мужья: на тарелке рядом с плитой блины с уже расплавленным сыром. — Выходи за меня, — сонно хрипит он, поднимая взгляд, глядя на Чонгука одним глазом, потому что ещё не привык к свету. А того на кухне очень много, и дело тут вовсе не в солнце, и не в лампочке над ними, а просто Чонгук ему улыбается. Он не смущается, кидая на Тэхёна весёлый взгляд, в приказном порядке отправляет умываться. — Я серьёзно, — говорит Тэхён, вернувшись из ванной, и садится за стол. — Если ты согласен стать моим мужем и готовить мне, то это джекпот. — Я не собираюсь постоянно готовить тебе, — усмехается Чонгук, забираясь на стул, подтягивая к себе колено. — Я, вообще-то, всё ещё должен ходить на работу, чтобы на что-то жить. Я же не фрилансер. — Если ты думаешь, что фрилансерам башляют миллионы, то мне жаль тебя разочаровывать. — А я-то надеялся, что мне достался миллионер, — он закатывает глаза. — Раньше не мог сказать? — Реально соболезную, — морщится Тэхён, но опустив взгляд на свою тарелку, вдохнув аромат, чувствует, что он голодный как зверь. — Где ты взял продукты? У меня в холодильнике не то чтобы было где разгуляться. — Серьёзно? — смеётся Чонгук, выгибая бровь и наливая себе кофе. — Не то чтобы? У тебя там не только мышь повесилась, но и ещё парочка млекопитающих. И, к слову, я всё ещё живу в метре от тебя, и с моим холодильником таких проблем нет. — Купить еды, я понял. Ты можешь быть чуть менее саркастичным, — он отмеряет пальцами это самое «чуть». А умяв поздний завтрак, задумчиво смотрит на Чонгука, который наблюдает за ним в ответ с глупой улыбочкой, обнимая собственную ногу. — Ты всё-таки подумай над моим предложением, — снова говорит Тэхён. Он, конечно, не убийца, но за блины Чонгука убил бы. Если бы потребовалось. За Чонгука, вообще-то, тоже.*****
— Зачем тебе столько женской одежды? — бурчит себе под нос Чонгук. Они уже седьмой день разбирают коробки, тех правда очень и очень много. Чонгук только что вернулся с работы и теперь стоит, склонившись над Тэхёном. Внутренне млеет от того, что его тянутся поцеловать и целуют в знак приветствия – это то, чего Чонгук и хотел. О чём мечтал вечерами, иногда о таком он мечтал и на работе, глядя на Тэхёна из-за стойки. А теперь он в любой момент может подойти к нему, пофлиртовать не как клиент и официант, иногда даже может поцеловать, а потом получить выговор от Намджуна, потому что болтается без дела. Намджун, конечно, очень добрый, но работа есть работа, и Чонгук вечерами подолгу возмущается Тэхёну, что он и пары секунд не может провести в тишине и покое, то есть со своим парнем. И когда Чонгук сказал об этом впервые, Тэхён странно на него посмотрел, задумчиво, но потом растянул губы в улыбке, начал целовать, обнимать, лезть руками под кофту. Ту самую, которую когда-то оценил. Чонгук снова таскает её каждый день. — Это вещи мамы, — он перекладывает платье из одной коробки в другую, на выброс, а Чонгук хватает его за руку и обеспокоенно смотрит. Ну как ему не умиляться? — Не хочешь оставить? — А носить это кто будет? — усмехается Тэхён. — Ты? Чонгук понимает, что сморозил глупость. Зачем Тэхёну оставлять женские вещи? Да, память о матери для него важна, но как раз на этот случай он оставляет альбомы и все фотографии. Правда, убирает их подальше, потому что вряд ли в ближайшее время у него возникнет желание удариться в ностальгию. Он скучает, но ничего не может с этим поделать. По крайней мере, у него есть Чонгук, чувства к которому заменяют многие негативные или просто нежелательные эмоции. Тэхён счастлив в своей влюблённости, он пытается быть откровенным, ничего не скрывать, честно отвечать на все вопросы, а тех становится очень много, когда Чонгук наконец перестаёт бояться их задавать. По выходным он всё ещё готовит на них двоих, у Тэхёна в холодильнике теперь всегда есть еда. Он сам бы понятия не имел, что с ней делать, его максимум – заварить рамён и пожарить яичницу. Но Чонгук, в отличие от него, умеет готовить и делает это вкусно. Так же, как в кафе Намджуна, и иногда Тэхён даже подумывает попросить его уволиться, а сам бы он платил ему деньги за завтрак, обед и ужин. Он, как и сказал, не башляет миллионы, но ему в наследство достались накопления родителей, а потому он вполне мог бы позволить себе Чонгука в роли личного повара. Только вот Чонгук делает это за бесплатно, никогда ничего не просит взамен, готовит от души. Конечно, нагло издевается над тем, что Тэхён как-то раз перепутал конфорки, когда Чонгук попросил его включить рис, а потому не понимал, почему тот не закипает, но в целом у них взаимопонимание. Почти всегда. Чонгук просто-напросто несносный и упёртый, и если он задался целью помочь Тэхёну облагородить квартиру, то он это сделает. Тем более большую часть времени он проводит в ней же, считай, живёт, и ни один из них не понял, когда это успело произойти. То ли месяц назад, когда Тэхён в своём шкафу обнаружил его вещи, то ли ещё раньше, когда в новеньком стаканчике появилась вторая щётка. А ещё всякие таблетки в шкафчике в ванной, пластыри, вата, бинты, презервативы и даже смазка. Тэхён уверен, что ничего такого не покупал, но тактично об этом молчит. Разумеется, он рассчитывает на секс, но дальше поцелуев у них не заходило, это не к спеху, и ему интересно: инициативы ждут от него или же Чонгук сам попросит, когда захочет? Тэхён с тех пор, как увидел флакон, не может спокойно находиться в ванной. То почитает состав, пока умывается, то достанет и покрутит в руках, когда идёт в душ. Соврёт, если скажет, что не ждал, пока та заметно уменьшится, но крышка не вскрыта. Он часто проделывает один и тот же ритуал, просто зачем-то смотрит, вертит в руках, как будто каким-то волшебным образом та исчезнет или превратится в золотой слиток. Сам не знает, чего его это так зацепило. Почему вообще настолько будоражит воображение, он уже давным давно не девственник. Они с Чонгуком встречаются уже три месяца, на дворе наступил жаркий август, окна первое время закрывать не получалось. Тэхён добросовестно позаботился и об этом, приобрёл кондиционер, потому что Чонгук бурчал, когда к нему в такую жару посреди ночи лезли обниматься. Тэхён сначала просто советовал снять футболку, потом начал просить об этом. Настойчиво просить. Потом требовал. Но Чонгук упирался, нагло заявлял, что ему тоже есть что скрывать, а поэтому Тэхён облезет. Линзы в обмен на футболку – условия, конечно, максимально нечестные. Но раз Чонгук любит повыделываться, то хорошо, так тому и быть. Тэхён тоже терпеливо ждёт, не предпринимает никаких попыток раздеть его, хотя уже видел без футболки, когда относил ему полотенце в душ. Чонгук его совсем не стеснялся, даже поцеловал, и ничего такого страшного эта футболка не скрывала. По крайней мере спереди, а вот что касается спины, ту он бережёт как зеницу ока. И вот туда Тэхён уже не лезет, только если руками: гладит бока и рёбра, иногда добирается до лопаток, уткнувшись лбом в затылок Чонгука, пока тот готовит им обед или ужин. Его приятно трогать, он всегда покрывается мурашками, стоит Тэхёну поцеловать его в шею. С удовольствием открывает доступ к той, откидывая голову ему на плечо, а потом ворчит, когда чувствует запах горелого лука. Возмущается, и его очень приятно затыкать, поддакивать в такие моменты между поцелуями, собирая его мурашки пальцами. В будние дни Чонгук иногда устаёт, возвращается домой (к Тэхёну), скидывает рюкзак на пороге и плетётся в ванную, едва перебирая ногами. Заваливается спать уже в их спальне, которую они привели в божеский вид и наконец приобрели кровать. Тэхён пальцами расчесывает его мокрые волосы, а когда те высыхают, то прямо во сне меняет Чонгуку подушку на сухую. Он заботится так, как умеет, а умеет Тэхён не так уж много. Чонгук многого от него и не требует, просто хочет, чтобы Тэхён до конца своей жизни питался его едой, а не магазинной, и показал наконец свои глаза. У Чонгука те с каждым днём становятся всё более карими, насыщенными, как молочный шоколад. И было предсказуемо, что однажды он, целуя Тэхёна в постели, в свой первый выходной вечер, заявит: — Ты же не будешь ходить так до конца жизни. Тэхён улыбается, заглядывая ему в глаза. Рука Чонгука гуляет по его шее, он почти лежит на Тэхёне, который согласно кивает в ответ – разумеется, не будет. — Тогда чего ты боишься? Я всё приму, кроме того, что они совсем не поменяли цвет, — Чонгук с явным волнением смотрит на него. — Они же поменяли? — Да. — Давно? — Ещё до того, как ты пригласил меня на свидание, — признаётся Тэхён. — Я, кстати, узнал, что синий означает сдержанность. Это про тебя. Сделай мне одолжение, — Чонгук перекидывает ногу, чтобы сесть Тэхёну на бёдра, и тот согласно мычит в ответ, принимая горячий поцелуй в шею. — Сделай это до моего дня рождения. Или во время. Мне не нужны другие подарки, — его голос впитывается под кожу, когда губы спускаются ниже. — Я знаю, что ты что-то чувствуешь ко мне: симпатия это или любовь – меня не волнует. Я чувствую это, мне все об этом говорят, но пойми меня тоже... — Чонгук, — ровным голосом перебивает Тэхён. Он поднимает его голову за подбородок, смотрит прямо в глаза, пытается сосредоточиться на разговоре, а не на том, что чужие руки крепко сжимают его бока, впиваясь пальцами в кожу. Чонгук хочет его – это так очевидно. — Обещаю сделать это в твой день рождения. Я сниму линзы и больше никогда в жизни их не надену. — Это будет лучший подарок, — Чонгук утыкается лицом ему в грудь, улыбается, касается губами над самым сердцем, а то, уже как обычно, просится и рвётся к нему. К этому самому мальчику, который беззастенчиво восседает на его ногах. Сам тянется за жадным поцелуем, оставляет мокрые следы на нежной коже, дёрнувшемся кадыке, рёбрах, животе и, откинув одеяло, нагло и неожиданно кусает внутреннюю сторону бедра. Тэхён возмущённо смотрит на усмехающегося Чонгука, который, стоит ему немного отдохнуть в субботу, становится самой настоящей неугомонной бестией. Он смотрит хитрыми глазами, подрывается с места, и Тэхён знает, куда и зачем тот пошёл. Возвращается со смазкой и упаковкой презервативов – Тэхён часто ему поражается. Тому, как в один момент он застенчиво просит о чём-то личном, а после ведёт себя вот так нагло. — Ты же заметил, — говорит Чонгук, улыбаясь, а Тэхён тянет его к себе, сам раздвигает ноги. Он ничего не знает об отношениях Чонгука, тот мало об этом говорил, поэтому понятия не имеет, какой у него опыт в постельных делах. Сегодня Тэхён согласен пойти ему навстречу: так же жарко целует в ответ, отрывается от чужих губ только для того, чтобы стянуть с Чонгука футболку; гуляет руками по его телу, чувствует, насколько сильно тот возбуждён. Он часто заводится на раз-два, даже стараться не надо, чтобы вывести его из равновесия, чтобы заставить жадно и тесно прижиматься в ответ, сбито дышать в самые губы, болезненно стонать, когда их члены трутся через ткань белья. — Думал, подождём до свадьбы, — тяжело дышит Тэхён, он тоже не железный. Просто у него выдержки побольше, чем у Чонгука, который стягивает с него бельё и нетерпеливо целует в живот, оставляя мокрые следы. — Можно, конечно, подождать, — сбивчиво шепчет Чонгук, обхватывая ладонью его член, и Тэхён откидывается головой на подушку, горячо выдыхая. — Только давай начнём ждать завтра. — У тебя уже был секс? — К твоему несчастью, да. Тэхён усмехается, глотая стон, когда Чонгук обводит пальцем головку и заменяет его языком. У него горячие ладони, такой же горячий рот – он как будто весь горит. Тэхён и не скрывает того, что хотел бы стать его первым, в конце концов, Чонгуку всего двадцать два, так что шанс, что он остался девственником, был. И его веселит то, что Чонгук понимает его вопросы, к чему он ведёт. — Если ты не доверяешь мне... — у него серьёзный взгляд, большие карие глаза, рука на чужом члене, которая делает очень приятно, и разве ему можно не доверять? — Всё нормально, — успокаивает его Тэхён, протягивая смазку. — Если ты сделаешь что-то не так, то я просто отыграюсь на тебе позже. — Ну и гаденький же ты, — щурится Чонгук, вскрывая крышку и выдавливая жидкость на пальцы. — Говорит мне человек, который любит маслины, — смеётся Тэхён, но весь напрягается и опускает взгляд на руку Чонгука, чувствуя, как тот касается липкими пальцами его ягодиц. Между ними воцаряется тишина, взгляд глаза в глаза, к животу приливает кровь, и у Чонгука крайне серьёзное лицо, когда он заявляет: — Я же не хочу сделать тебе больно. Если хочешь, то мы можем... — Чонгук, успокойся, — с расслабленной улыбкой просит Тэхён. — Если бы я не доверял тебе, то ты бы никогда не смог зайти так далеко. — Так далеко? Это вот так? — его палец беспрепятственно скользит внутрь, сгибается внутри, случайно задевая чувствительное место, и Тэхён вздрагивает, низко простонав. — Пустишь меня ещё дальше? Может, правильнее сказать: глубже? — Чонгук невинным голосом издевается, добавляя второй палец. Добросовестно растягивает, всё ещё остаётся его, Тэхёна, Чонгуком, потому что лезет целоваться, сам подставляет лицо под чужие губы словно котёнок. Он весь покрывается мурашками, когда ногти Тэхёна гуляют по его спине и в волосах; когда его целуют в скулу; когда Тэхён обхватывает мочку его уха губами и проходится по ней языком. В этот момент Чонгук несдержанно вбивает в него пальцы и стонет за них двоих, чувствуя язык Тэхёна на своей серьге. Чонгук когда-то и о таком только мог мечтать: чтобы они в одной постели; чтобы бесконечно недосягаемый Ким Тэхён обхватывал его ногами за спину; чтобы сам уверенными движениями раскатывал по его члену презерватив, доставляя боль и удовольствие одновременно. Он выдавливает из пакетика остатки смазки, расслабленными движениями пальцев сводя Чонгука с ума. Тот хочет толкаться в него, а не в его руку, поэтому, пересилив желание забить на секс и кончить прямо сейчас, чтобы умереть счастливым, отстраняется от Тэхёна на вытянутых руках, пытаясь отдышаться. Он медленно втягивает носом воздух, как будто готовится к прыжку, и Тэхён под ним изо всех сил старается не улыбаться: смыкает губы, хотя глаза блестят – выдают. Он всё-таки не сдерживается и хрипло смеётся Чонгуку в рот, ласково притягивая к себе за шею, чтобы поцеловать. Но веселье сходит на нет, когда он чувствует, как Чонгук входит в него плавными, медленными движениями. На лице проступает боль с примесью удовольствия, то проскальзывает во взгляде, направленном прямо в глаза напротив; в судорожно облизываемых губах; в пальцах, которые настойчиво зарываются во влажные на затылке волосы. Чонгук не стал бы врать: он хотел взять Тэхёна и хотел, чтобы тот взял его. Следуя за своей натурой, он хотел быть нежным с ним, хотел просто наслаждаться процессом, не преследуя итогового удовольствия. Быть с Тэхёном – уже удовольствие. Быть с ним, над ним, в нём, пробраться к нему в сердце настолько, чтобы он даже боялся показать Чонгуку свои глаза – вот что доставляет наслаждение. Заставляет сердце биться чаще, отбивает всё желание с ним торопиться и дарит веру в то, что между ними это всё не просто так. Чонгук даже согласен поверить в судьбу, потому что не бывает так, чтобы человек был настолько твоим. С Тэхёном хорошо и комфортно, на него всегда можно положиться, он умеет решать проблемы и обсуждать их, в отличие от Чонгука. У Тэхёна приятные, ласкающие слух стоны, низкий, пробирающий до костей голос, крепкая хватка: он держит Чонгука ногами, обнимает руками за шею, не давая и шанса отстраниться. Он не волнуется о том, что кожа горит от пота, что температура в комнате как в жерле вулкана и что им придётся менять постельное. Чонгук плавно скользит в нём, тяжело дыша в шею, облизывает пересохшие губы и несдержанно целует, тут же ныряя в рот Тэхёна языком. Его низкие стоны вибрацией отзываются в горле, руки обхватывают лицо, пальцы с привычной нежностью гуляют по щекам, стирая все сомнения относительно его чувств. Он для Чонгука самый невероятный человек, покоривший его своей загадочностью, за которой скрывалось всё самое обычное, но важное. То, о чём знает теперь только он: о том, как именно Тэхён любит целоваться – долго и неторопливо; как любит спать, обнимая его со спины; как возбуждающе стонет, пуская мурашки по коже, и какое у него лицо во время их единения. Слишком сексуальное, чтобы Чонгук мог спокойно это выносить. Тэхён тяжело дышит, сжимая его собой, не нарочно, а кончая совсем неожиданно для Чонгука. Он откидывает голову на подушку, заламывает брови, открывая рот в немом стоне, а пальцы непроизвольно до боли впиваются в кожу на чужих плечах. Чонгук больше никогда не сможет мастурбировать дольше пяти минут, вспоминая его в этот самый момент. Тэхён тесно прижимается, пытается дотянуться руками до чужих бёдер, которые продолжают неторопливо толкаться в него. Сдержанно, как будто назло, продолжая вызывать необъяснимый мандраж во всём теле. Тэхён под ним и правда заходится в мелкой дрожи каждый раз, когда Чонгук входит в него. Он трогает трясущимися руками, целует на выдохах, сбивчиво, кусая свои и чужие губы. Просто отдаёт Чонгуку всего себя за то, что выбрали его, а не кого-то другого, как считал изначально. Первый год было невероятно сложно строить отношения, этого и не особо хотелось. Тэхён вообще по глупости решил переехать в эту квартиру, а потом встретил своего соседа. Тот ему просто улыбнулся: сперва одними только уголками губ, а после широко, показывая зубы, морща нос и как будто мерцая на солнце. Чонгук мило заправлял волосы за ухо, и это так сильно контрастировало с тем, что в следующий момент он мог с недовольным лицом препираться с Юнги. Тэхён тогда не сдержался... Влюбился. Казалось, что это пройдёт. Не прошло. А если бы прошло, то у них не было бы одного одеяла на двоих и двух щёток в стаканчике. Чонгук бы не мучил его так сладко в постели, своей нежностью и обожанием; он бы не кончал для Тэхёна, горячо простонав ему в шею его же имя. Его руки не гуляли бы с трепетом по влажной коже, он бы не признавался ему шёпотом о том, что по уши влюблён. Тэхён – тоже. Давно и глубоко, настолько, что, попроси его Чонгук о самой большой глупости в мире, сделал бы для него что угодно, не став задавать вопросов. И Тэхён знает, что Чонгук примет его чувства, насколько безрассудными они бы ни были. До его дня рождения остался всего лишь месяц, и почему-то теперь, наблюдая за таким Чонгуком – разнеженным и чуть ли не беззащитным, Тэхён стойко уверен в том, что его чувства и правда станут большим подарком. И наверняка даже больше того материального, который он Чонгуку готовит.*****
Чем ближе становился сентябрь, тем более возбужденным был Чонгук. Он перестал заикаться о линзах, ни разу за прошедший месяц не поднимал тему чувств, даже показал, что скрывала футболка: между лопатками красовалась небольшая тату в виде солнца с восьмью лучами – на счастье, как объяснил. Он начал спать без футболки, так что Тэхён беспрепятственно мог добраться губами до того самого места, поцеловать чёрный круг, треугольные лучи, поцеловать всего Чонгука со спины, и тот никогда не жаловался. Да и с чего бы? Он просто лежал, спрятав руки под подушку и глядя на Тэхёна из-за плеча, пока тот гулял руками по его телу. Часто предлагал себя, тоже хотел расслабиться, но Тэхён только улыбался ему и продолжал дразнить. Он бы и дальше этим занимался, если бы не знал Чонгука, а у того могли закрасться всякого рода мысли о том, что Тэхён его совсем не хочет. Неправда. Хочет, даже очень. Иногда, принимая душ, доставляет себе удовольствие мыслями о том, как сладко бы выглядел под ним Чонгук. И Тэхён никакой не праведник, просто решил, что сможет подождать ещё пару недель до его дня рождения, чтобы дать Чонгуку то, чего он давно так хочет – себя. Подарить ему день в своей компании, наконец признаться в чувствах, дать ему увидеть своими глазами, что он делает с Тэхёном, а после провести с ним целую ночь, не давать спать, залюбить до изнеможения. Чонгук, несмотря на всю его наглость, очень добрый и мягкий человек. Да, немного странный, иногда может и нагрубить посторонним, но никогда – Тэхёну. Он, кажется, вообще единственный, кому Чонгук никогда не скажет чего-то резкого, потому что боится задеть, переживает, что Тэхён разочаруется в нём, если Чонгук хоть раз повысит на него голос. Кричать на кого бы то ни было вообще не в его стиле, поэтому и переживать об этом бессмысленно, но это ведь Чонгук. На губы сама лезет дурацкая улыбка, когда Тэхён думает о том, что иногда он ведёт себя очень глупо. Но пускай делает что хочет, если ему так комфортно. В конце концов, их отношения в данный момент строятся на узнавании друг друга, попытках понять действия и мотивы, и, как ни странно, они оба понимают друг друга без слов. Чонгук просто хочет быть с ним, ему не нужны приключения и какая-то невероятная жизнь, наполненная незабываемыми событиями и драйвом. Ему будет достаточно самой обычной, спокойной, с человеком, который понимает. И Тэхён подходит по всем пунктам, пытаясь обеспечить им мирное существование, потому что многое в их отношениях зависит именно от него, как от человека, у которого есть опыт в подобных делах. В конце концов, Чонгук считается с их разницей в возрасте в пять лет, поэтому обычно не возникает и молча слушает, если у них случаются конфликты. Просто возникают они в большинстве своём по его инициативе, потому он и сидит, смирно молча в тряпочку, пока Тэхён объясняет ему, что не будет тот строить из себя рыцаря и лезть на второй этаж через окно, потому что это романтично. Романтично, конечно, только вот он может легко убиться. А если не убьётся, то его убьёт Юнги за то, что свалился на его цветы. Да и вообще ни один из них не понимает этого пристрастия забираться в дом через окно – у Чонгука определенно есть какие-то проблемы с дверями, но тот тактично об этом молчит. И он вроде как понял, что этого делать не нужно, что Тэхён очень сильно против и будет недоволен им, если тот не послушается. Но если быть честным, то Чонгук хоть и внимательно слушает его, если чего-то захотел, то всё равно это сделает. Тэхён с ужасом ждёт того дня, когда ему придётся ловить Чонгука в окне. Он скромно радуется тому, что его парень работает пять дней в неделю, возвращается домой к семи часам, и ему не хватает сил на всякие акробатические трюки. Только на душ, ужин и вечерние ласки в постели, после которых он спит как убитый. Иногда разговаривает во сне, последний раз вот проснулся из-за того, что Тэхён гоготал посреди ночи непонятно из-за чего. Тот не стал рассказывать, но Чонгук во сне пытался гавкать. Буркнул пару раз, что-то промычал, нахмурил брови, и Тэхён, сидевший в телефоне, не выдержал – засмеялся. В основном от умиления, потому что Чонгук иногда и правда напоминает ему щенка. В гостиной загорается свет, когда Тэхён выходит из ванной. Он снял линзы на время, долго рассматривал чёрную радужку, слившуюся со зрачком – всё это выглядит очень странно. Его чувства настолько затопили сознание, что нашли выход подобным образом, и Тэхён не уверен, что это нормальная ситуация, что они должны быть такими. Но когда вечерами он наблюдает за Чонгуком: когда тот готовит им ужин, стоя у плиты с упёртыми в бока руками, и ждёт, пока закипит вода; когда они сидят у телевизора и Чонгук лежит у Тэхёна на плече, очень эмоционально реагирует на происходящее на экране, агрессивно жуёт попкорн или чипсы на важных моментах; когда лежит с ним в постели, привычно спрятав руки под подушкой, и просто смотрит на Тэхёна со своей глупой улыбкой и блестящими глазами, – в такие моменты Тэхён понимает, что любит его до беспамятства. Что Чонгук – его человек, создан для него, высечен из чего-то космического, необъяснимого. Он как потерянная на множество лет родственная душа, которая наконец нашлась. Тэхён рядом с ним нашёл спокойствие и свой дом. И если кто-нибудь попытался бы Чонгука забрать, он бы за себя не отвечал, сделал бы всё для того, чтобы тот никогда не ушёл. И в этом и есть весь смысл: Чонгук никуда не собирается и не хочет. Он часто говорит о том, что переживает за их будущее, боится, что родители не поймут, что вдруг им придётся оставить друг друга, а Тэхён в эти моменты обнимает, гуляя носом в его волосах. Поцелуями обещает, что все поймут и оставлять никого не придётся. Тэхён живёт этим человеком. Правда, иногда он, конечно, очень злится на Чонгука, всё-таки в жизни не без этого. А именно – когда он наконец возвращается домой после работы, только не так, как Тэхён себе это представлял. Он собирался закрыть окно, когда понял, что дождь усиливается, но услышал странное копошение, а потом из-за слива показалась чёрная макушка. Мокрая. А потом и лицо, и тело, и весь Чонгук заползает в квартиру через окно, пока Тэхён скептически наблюдает за этой картиной, но не делает резких движений, чтобы, не дай бог, Чонгука не напугать. Тот весь мокрый, с волос и одежды капает вода, он широко улыбается, закрывая окно, и Тэхён не знает, с чего начать: отправить его в душ или всыпать по заднице, как пятилетнему. Ладно, если бы на улице не было дождя, но он взбирался по изгороди, ещё и лез на мокрый подоконник. А если бы поскользнулся? Упал? Тэхён бы его прямо там, под окнами, и закопал бы. — Счастлив? — строго интересуется, а Чонгук скидывает рюкзак на пол, активно кивает головой, радостно, как самый настоящий ребёнок, а потом поднимает взгляд и замирает. Широкая улыбка медленно сходит с его губ, морщинки возле глаз разглаживаются. Он не шевелится, стоит статуей, даже не моргает, уставившись на Тэхёна во все глаза, и тот внезапно понимает – линзы. Чонгук вернулся вот так, да ещё и на два часа раньше, разумеется, сейчас его вообще не ожидали увидеть. Он подходит ближе, осторожно, не отводя глаз, смотрит не куда-то внутрь, а поверхностно, заинтересованно и даже недоверчиво, как будто пытается понять. — Они чёрные, — шепчет, как будто кто-то может услышать, и Тэхён только кивает в ответ. Всего один день до его дня рождения. Один! Как можно было так облажаться? — Они из-за меня такие? — Чонгук тянется руками к его лицу, приближается совсем близко, и в его собственном взгляде столько надежды и обожания, а Тэхён прикрывает глаза, касаясь его лба своим. — Нет, конечно. Из-за соседа нашего. — Повезло ему, — в его голосе слышится улыбка, а Тэхён усмехается: — Да уж. — Посмотри на меня. Когда Тэхён открывает глаза, Чонгук впивается в его лицо жадным взглядом. Пытается что-то там рассмотреть, а по радужке разбросаны едва заметные серые вкрапления, совсем тусклые, напоминающие звёзды. — Никогда такого не видел, — Чонгук дрожит после дождя, и Тэхён стягивает с него толстовку, кивая головой на окно: — Я такого тоже. — Так это правда из-за меня? — он игнорирует чужое недовольство, обеспокоенно смотрит прямо в глаза, как будто боится поверить в то, что кто-то может его любить. — Только из-за тебя, — ласково звучит в ответ. — Чонгук, бога ради, не делай так больше. Тэхён сам расстегивает его мокрые джинсы, пытаясь стянуть, а когда не выходит, то наклоняется, и Чонгук выпутывается из штанин. На его бедре остается поцелуй, кожа под губами холодная, он весь покрывается мурашками, когда Тэхён снова смотрит на него. День рождения Чонгука теоретически наступит сегодня после полуночи, так что в принципе Тэхён не имеет ничего против того, чтобы нарушить свой план. Разве что Чонгук, может быть, хочет поговорить, спросить когда, почему и как, но тут всё и так ясно: давно, потому что любит и так задумала природа. Может, оно и к лучшему, когда ты знаешь, что чувствуешь к человеку. Конечно, первое время это пугает, после ты учишься с этим жить, а потом принимаешь как подарок свыше, когда понимаешь, что твои чувства взаимны. Глаза Чонгука тёмные. Не такие, как у Тэхёна, но глубоко-карие. Он так долго смотрит, как будто не может поверить, словно хочет что-то сказать, мысль вертится на языке, но не может подобрать слов, поэтому просто целует: отчаянно и нежно, крепко зажмурившись и прижимаясь теснее. Он сам толкает Тэхёна в сторону спальни, шепчет благодарности, заполошное «спасибо» бьётся о чужие губы, как будто за любовь в этом мире нужно благодарить. Тэхён бы хотел сказать спасибо тому, кто подарил ему Чонгука. Того, который, идя наперекор всем, всё равно исполнил своё собственное дурацкое желание, влез в квартиру через окно. Того, который путается в одеяле, крепко прижимаясь к Тэхёну. Обнимает за шею, начинает чаще дышать, согревается под ним, горит. После холода у него краснеют щёки, когда к лицу приливает кровь, кожа на бёдрах всё ещё ледяная – Тэхён греет его руками и поцелуями. Чонгук просит смотреть на него, как будто до сих пор не может поверить. Просит не отводить взгляд даже в тот момент, когда Тэхён, надев на пальцы презерватив, растягивает его. Он продолжает тяжело дышать, шептать о том, что это лучший подарок, который ему когда-либо делали, что он тоже любит очень сильно, что его карие ничего не значат и однажды они станут такими же чёрными. Тэхён только беззлобно смеётся над ним, когда у Чонгука на стонах ломается голос, пока он пытается доказать, что его чувства такие же сильные. Он чуть ли не плачет – настолько переживает из-за этого, но Тэхён затыкает его нежным поцелуем. Касается его губ своими, массируя тугие стенки изнутри, из-за чего у Чонгука дрожат колени. И руки, и весь он целиком. Даже давится воздухом, хватаясь за одеяло, когда становится слишком чувствительным из-за стимуляции. Пытается вывернуться, отодвинуться, оттолкнуть руку, сжать колени, но Тэхён просто хочет подарить им обоим удовольствие. Он заставляет Чонгука кончить одними только пальцами и жаркими поцелуями, вдыхая все его стоны. Бесконечно любуется им, пока Чонгук потерянно смотрит мутным взглядом, приходит в себя, наконец осознаёт, что это было сделано для того, чтобы подольше помучить его. Он улыбается и хитро смеётся, когда Тэхён склоняется над ним, когда целует в шею, скулу и щёку, шире раздвигая его ноги. — Я хочу провести так весь завтрашний день, — выдыхает Чонгук. — Мы можем это устроить? Тэхён честно говорит, что не могут, потому что это далеко не всё, что он ему приготовил. Это мелочи, обыденные для них вещи. И секс однажды тоже приестся, если у них обоих не будет новых эмоций. Чонгук не расстраивается, просто смотрит влюблённым взглядом, пытаясь сдерживать эмоции, когда Тэхён толкается в него. Чонгук сжимает его собой неосознанно, ещё не до конца отойдя от оргазма, и его ладони лежат на чужих щеках. Тут не получается удержаться: губы Тэхёна сами сладко целуют его пальцы. — Позволишь мне зайти дальше? — Тэхён издевательски прикусывает кожу на шее, ощущая на языке солоноватый привкус, а Чонгук смеётся в ответ. — Или правильнее будет сказать: глубже? — Ты иногда так меня бесишь своими шутками, — улыбается он, а Тэхён внимательно смотрит на него, опираясь руками по обе стороны от головы. Взгляд становится тяжелым, голос глубоким: — Почему ты думаешь, что я шучу? — он внезапно входит ещё глубже, и Чонгук, не ожидая такого от самого себя, громко стонет, тут же прикрывая рот рукой. Ему будет очень неудобно перед Хосоком. Вряд ли он вообще сможет смотреть ему в глаза после такого, а Тэхён только нагло усмехается. Его руки заботливо обнимают, отрывая от постели, опоясывают бока, и у Чонгука плывёт перед глазами, когда они садятся в таком положении, потому что чувствовать Тэхёна так глубоко – больно, одновременно с тем приятно. Между ними нет пространства. У них кожа к коже, губы к губам, когда Чонгук сам начинает двигаться, привыкая к ощущениям. У обоих под кожей пожар, взаимные стоны, горячо выдыхаемые в беспорядочно шепчущие что-то губы. Тэхён даже в шутку поздравляет Чонгука с наступающим, а тот громко смеётся: «Новым годом, что ли?» – а потом несдержанно, низко стонет, в секунду меняясь в лице. Наверное, это и называется жить душа в душу – когда ты просто хочешь, чтобы твой человек получал удовольствие. Хочешь делить это чувство с ним, хочешь видеть взгляд, полный бешеной, безудержной любви, направленный только на тебя: когда вы один на один или когда в суетной толпе. Тэхён просто хочет подарить Чонгуку немного счастья, и его «немного» для Чонгука значит бесконечность. Потому что ему и правда не нужны другие люди, потому что он хочет проводить всё своё свободное время только с одним человеком, который заставляет его задыхаться от переизбытка чувств и глубоких толчков. Подобное удовольствие ни с чем не сравнимо для Чонгука, такого человека у него ещё не было. Не было таких чувств, поцелуев до боли и нежных пальцев, скользящих по его спине, когда он, после занятия самой настоящей сумасшедшей любовью, расслабленно лежит, окутанный тьмой, и наблюдает за Тэхёном. За его взглядом, чёрными глазами, которые тоже находят его в темноте. Время перевалило за полночь, дождь уже пару часов как прекратился, в квартире стоит запах освежающей прохлады. У Чонгука завились волосы после дождя, он разморенный и довольный, а Тэхён говорит: — Предлагаю не ждать, а ехать прямо сейчас. — Куда ехать? — лениво улыбается Чонгук. — Это сюрприз. Кстати, с днём рождения, — как будто невзначай вспоминает тот. — Ты уже поздравил меня, — усмехается Чонгук и вскидывает брови. — Пару раз. И это было очень приятно. — И поздравлю ещё раз. За каждый год твоего рождения. Тебе наконец-то двадцать три. — Наконец-то? — Ненавижу двадцать два. Чонгук возмущённо вздыхает. — Я думал, ты меня любишь. — Тебя – да. Люблю. Чётные числа, увы, нет. — Слава богу, мне двадцать три. — Да, я правда очень этому рад. — А тебе скоро двадцать восемь, — хитро улыбается Чонгук, и Тэхён хмурит брови, тяжело вздыхая. — Не напоминай. Каждые два года одно и то же. Мой психотерапевт говорит, что мне не стоит об этом так много думать. Чонгук приподнимается, упираясь локтями в постель, и хмурится. — У тебя есть психотерапевт? — Нет, но если бы он был, то обязательно сказал бы что-нибудь такое. Не смотри так. Моя сестра тоже не любит мои шутки, говорит, что у меня странное чувство юмора. — У тебя есть сестра? — Чонгук округляет глаза. — Нет, но если бы была... — Ты невыносим, — стонет Чонгук, утыкаясь лицом в подушку, а Тэхён тихо над ним смеётся, оставляя лёгкий поцелуй на знаке солнца. — Я тебя тоже. — И я тебя тоже, — глухо звучит из подушки. — И я тебя тоже, — повторяет Тэхён. — И я тебя. — А я тебя. — Кого-кого? — Чонгук поднимает голову, у него растрепались волосы. — Тебя. — И я тебя, — в сотый повторяет он, улыбаясь. — Хочешь всю ночь этим заниматься? — Ты же меня тоже? — наигранно хмурится он, а Тэхён закатывает глаза, вылезая из постели. — Одевайся. — Но ты же тоже меня? — Тоже, Чонгук, тоже. — А я тоже тебя. — Правда? Очень неожиданно. Вставай и собирайся, — он кидает на кровать его вещи: свежую толстовку и джинсы, но Чонгук не шевелится, наблюдая за ним. — Всё это, конечно, шутки, — уже серьёзно говорит он. В его глазах ни намёка на юмор. — Но я должен кое-что тебе сказать. И если ты узнаешь, я не уверен, что тебе захочется мне что-то показывать. Тэхён напрягается, косо глядя на него, но что такого страшного может сказать Чонгук? Тот садится на постели и сглатывает, подзывая его к себе, чтобы он сел рядом, и Тэхён садится, пытаясь выглядеть чуть менее напряженным. Такая резкая смена настроения ставит его в тупик. — Ты только пойми меня правильно. — Чонгук, — настороженно смотрит на него Тэхён, и парень судорожно облизывает губы. — Я решил, что тебе стоит знать. — Ты заставляешь меня нервничать. — Я тоже нервничаю, — и правда нервно смеётся он. — Извини. Не знал, как лучше это сделать... Он собирается с духом, глубоко вдыхает и поднимает глаза. На Тэхёна смотрят виноватым взглядом и говорят: — Я тебя тоже, Тэхён. А потом Чонгук откидывается на спину и заливисто смеётся с его лица, даже вытирает слёзы и пытается оттолкнуть Тэхёна, когда тот залезает на него, и щурится. — Ты, блин, напугал меня. Чонгук только громче смеётся над ним, обнимает за шею и тянет ближе, чтобы коснуться его губ своими. — Я же найду, чем тебе ответить, когда ты совсем не будешь этого ждать, — предупреждает Тэхён, а Чонгук зарывается пальцами в его волосы, совсем не заботится о его словах. Улыбается. Очень ярко, не оставляя шансов для сопротивления. — Но я правда тебя люблю, — он говорит это с такими лёгкостью и счастьем, как будто окрылён своими чувствами. Наверное, так и есть. Тэхён ведь тоже немного сходит с ума, он никогда не чувствовал себя рядом с кем-то таким взбудораженным, мечтающим обо всяком дурацком, вроде той же ночной поездки за город. С тихой музыкой, чтобы его человек ему улыбался: ярко и тепло, как летнее солнце; как умеет только он. Тэхён не умеет говорить о своих чувствах всерьёз, у него в жизни было много проблем из-за этого, но с Чонгуком хочется делиться самым сокровенным, потому что даже если он и станет смеяться, то только любя. — Ты моё всё, Чонгук. Чонгук наигранно квасится, изображая умиление, а потом снова смеётся над ним, и Тэхён готов повторить это ещё пару десятков тысяч раз, если это поднимает его парню настроение. Он оставляет ему последний поцелуй, собирает тёплые вещи, не замечая, как лицо Чонгука меняется, не зная, как сильно бьётся его сердце, как горят щёки. Тэхён ведь тоже его всё. Всё, что у него сейчас есть, и даже если бы они остались без всего материального, что сейчас имеют, то Чонгук не так уж много и потерял бы. А вот останься он без Тэхёна, тут всё уже куда сложней. Он долго крутит его признание на повторе, с несдержанной улыбкой одевается, собирает еду, как велели. Находит в холодильнике торт и шампанское, приготовленные для него. Его любимый чапче, который Тэхён просит разогреть и завернуть в полотенце, пока сам сворачивает одеяло. Он берет ключи от... машины? И Чонгук меняется в лице, непонимающе уставившись на него, но Тэхён это никак не комментирует. Чонгук, блин, понятия не имел, что у них есть машина! А когда они выходят на улицу, то с машины снимается сигнализация, и Чонгук пялится на тот самый Хендай, который припаркован у их подъезда уже целый год. Машину никто не трогал, Чонгук даже начал думать, что владелец той просто умер, раз она стоит без дела, и его одолевают мысли по поводу того, что, вероятно, её владельцы действительно мертвы. Она могла достаться Тэхёну в наследство от родителей, а потому Чонгук молча забирается на переднее сиденье и закидывает сумку назад, никак не комментируя ситуацию. Хотя когда это он умел держать рот на замке? — Машина твоих родителей? — его язык всегда работает быстрее мозга, но Тэхёна это никогда не расстраивает. Он спокойно соглашается с этой догадкой, говорит, что машину пришлось отдавать в ремонт после аварии. На ней, выходит, они и разбились, и Чонгуку немного не по себе от этой информации. Он не суеверный и вообще глупо было бы думать о том, что их может ждать та же самая участь, но на ночных улицах – никого. Дороги пустые, светофоры приветливо мигают оранжевым, давая полную свободу, но Тэхён ведёт ровно. Он никуда не торопится, и Чонгук невольно заглядывается на него. Он ведь даже не знал, что Тэхён умеет водить машину и у него есть права. — Куда едем? — Чонгук рукой ловит встречный воздух, высунув руку в окно. Волосы развеваются, приятная прохлада обдувает лицо, и на дорогах – тишина. Даже это уже дарит Чонгуку столько эмоций, сколько у него не было за последний год. — За город, — отзывается Тэхён. — Устроишь мне пикник на природе? Покажешь рассвет, заставишь спать в машине? — Угадал по всем пунктам. Спать, кстати, будешь в багажнике. Сзади место только для одного. — Как ужасно, — улыбается Чонгук, противореча своим словам. — Я согласен. — Странный ты парень, — усмехается Тэхён. — Я тебя тоже! И в ответ раздаётся мучительный стон и просьба: «Только не снова». Но Чонгук снова. И он мучает Тэхёна своим «Я тебя тоже» всю поездку. Благо добираются они почти быстро, буквально за час, успевая заехать в магазин, и всё благодаря пустым улицам. Чонгук не включает музыку, ему нравится болтать и смеяться над всякими глупыми историями, возмущаться из-за того, что у Тэхёна дурацкое чувство юмора, потому что в его шутки невозможно не поверить, когда он говорит их с таким серьёзным лицом. — Я как-то пошутил, сказав родителям, что съел всю упаковку кошачьего корма, и меня отвезли в больницу на промывание желудка, — он тяжело вздыхает, как будто это было буквально вчера, а не двадцать лет назад. — Я смотрю, жизнь тебя ничему не учит, — говорит Чонгук, выглядывая в окно, когда машина наконец останавливается. — Кое-чему она всё же меня научила, — Тэхён загадочно улыбается, приковывает к себе заинтересованный взгляд, сопровождаемый улыбкой, и говорит: — Если я счастлив с кем-то, то за этого человека стоит держаться. Его стоит держать, категорически противопоказано отпускать, потому что другого такого можно не найти. И мне жаль, что я так долго тянул с тем, чтобы снять линзы. Знал, что ты примешь это, но всё равно не мог решиться. Всё-таки это... — он указывает на свои глаза – чёрные как ночное небо. — Не совсем обычная ситуация. — То, что у тебя в машине тарантул – вот это необычная ситуация, — Чонгук даже не успевает договорить, как Тэхён широко распахивает глаза и выскакивает из салона, но когда над ним начинают смеяться, то только шумно вздыхает и саркастично улыбается. — Чонгук, солнце... — Прости, — смеётся тот, вылезая с водительской стороны. — Иногда я просто не могу удержаться. Нет чтобы воспользоваться дверью со своей стороны... Но Тэхён совсем не возражает, когда его обнимают и улыбаются в губы. Чонгук всегда такой ласковый с ним, мягкий, иногда, конечно, невыносимый, но всё ещё любимый. — Здесь очень красиво, — говорит тот, рассматривая вид, открывающийся на город. И в его взгляде читается искреннее удивление, даже шок, когда он видит красную бархатную коробочку, которую Тэхён прятал от него. У Чонгука блестят глаза, и он, разумеется, согласен на всё, что бы ему сейчас ни предложили: руку, сердце, разделить жизнь или же душу. Правда, он совсем не ожидал, даже не подозревал, что у Тэхёна были такие мысли, да и они всё-таки встречаются всего ничего, каких-то четыре месяца. Несмотря на это, Чонгук не постеснялся и за пять секунд распланировал всю их совместную жизнь: свадьба, дети, смерть. План, конечно, такой себе, но он придуман на скорую руку, так что Чонгуку пойдёт. Он берёт коробочку в руки, гладит бархат пальцами, а Тэхён улыбается ему: тепло, в глазах искрится радость. Он, кажется, тоже счастлив. А когда Чонгук с замиранием сердца открывает крышку, то веселье в чужом взгляде становится ощутимым, как будто мерцает вокруг них электрическими зарядами. Тэхён даже сперва думает, что Чонгук обидится на него, когда его взору предстаёт не кольцо, а огромная чёрная пуговица, но тот только щурится. Поднимает такой же весёлый взгляд и говорит: — Мы друг друга стоим. Спасибо, люблю тебя, — он буднично звучит и хлопает крышкой, чтобы спрятать подарок в карман. — Вот так просто? — А чего ты ожидал? Серенаду? Это у меня сегодня день рождения. — Я и спеть могу. — Помилуй, — нагло просит Чонгук, и Тэхён скалится: он всегда бесится, когда Чонгук сомневается в его способностях. — Лучше скажи что-нибудь приятное. — На языке вертится, но никак не могу вспомнить, что именно хотел сказать, — наигранно хмурится Тэхён. — Дай минуту. — Просто скажи: я тебя тоже, Чонгук, — звучит нараспев. — Совсем из головы вылетело, не поверишь, — он давит пальцами между бровями, пытаясь «вспомнить». — Я тебя... что-то там. — Ты невыносим. — Я тебя тоже, — щёлкает пальцами Тэхён. Они на окраине города, а по ощущениям – на краю всего мира. Где есть только Тэхён, который смеётся, тянется обнять, пригреть и поцеловать, и Чонгук, который крайне скептически на него смотрит. Недовольно щурится, строя из себя недотрогу, но сам же целует первым, тесно прижимая к себе, пока чужие холодные пальцы гладят его шею. Тэхён недовольно мычит, когда его кусают, а Чонгук вздыхает, интересуясь вслух, за что Вселенная послала ему такого неженку. Получает тычок между рёбер, холодные руки на животе, и по всему холму раздаётся его возмущение и громкий смех. И, должно быть, они действительно друг друга стоят: у Тэхёна красный укус на плече, дурацкое чувство юмора и океан невысказанных чувств, а у Чонгука в кармане пуговица. В машине – торт с шампанским, в карих глазах – обожание. И благодарность за то, что такого дурака, как Ким Тэхён, послали именно ему, а не кому-то другому. Вселенная всё-таки никогда не ошибается.