***
Не все истории превращаются в прекрасную сказку. Не все купцы, покидая очередной город, подсчитывают прибыль с упоением. Не все бордели на рассвете притворяют двери, чтобы следующей ночью открыться вновь. Кажется, эта история не закончится счастливо. Вероятно, она попросту не закончится, ведь главные действующие лица пьесы бессмертны, и потеряны. Потерян Се Лянь — прекраснейшая бусина в ожерелье некогда могущественного государства. Потерян Хуа Чен — цветок, орошаемый каплями бесконечно изливающейся с небес крови. Потерян Цзунь У — принц, оставивший человечность в криках любимых последователей. И холодные взгляды, и выжигающая сердца боль, и безумное безразличие — все это части одной истории, которая, кажется, уже никогда не превратится в прекрасную сказку. Яркий свет ударяет в сознание, мешается с гулом толпы, с бесконечным пестрым потоком, и несёт его дальше, дальше — к колеснице, медленно продвигающийся к известной одним богам цели. Воспоминание бьется в истерзанном мозге, а с ним искажается картинка, расплываются лица, растворяются во времени. Они скользят, плывут, беснуются, но голосов уже не расслышать. Точно не воспоминание вовсе, а сон, увиденный однажды, в младенчестве, ныне дряхлым старикашкой. Он хочет остановить их, приказать заткнуться, немедля покинуть улицу, раствориться в тенях, или даже самолично прирезать каждого, кто посмеет проронить вздох. Да, вот тогда ему станет легче, тогда слезящиеся от яркого света глаза ощутят покой. Покоя! Покоя!***
«Покой нам только снится»***
И все смолкает. Он инстинктивно напрягается и ловит ртом воздух, когда в следующее мгновение пространство режет визг, и толпа выходит из своего укрытия на задворках сознания, чтобы с новой силой наброситься и терзать. Однако, они молчат. Преследователи не смеют сейчас пошевелиться, ибо он сам в этот миг, правда, многие столетия назад, остановился. Глазам ещё больно, но они способны различить багровую тень, готовую стать частью мостовой и окропить несколько рядов зевак, прежде чем исчезнуть навеки. Но нет, происходит что-то ужаснее, ибо лица публики взрываются огнями таких цветов, какие не существуют что в природе, что при смешении всех существующих спектров, и на пике их беснования хрупкое тельце, завернутое в багровые лохмотья, оттягивает налившиеся усталостью руки Его Высочества. Один единственный глаз занимает взрывающееся с резкими хлопками пространство. Се Лянь погружается в тишину и темноту, а когда тьма отступает, и слуху открывается шелест и завывания ветра, главную улицу оглашает несчастный вопль. Этот звук: рык, вой, что угодно, только не вибрации человеческой глотки, разносятся над домами и стирают в пыль жизни простых людей. Липкая алая жидкость стекает с плеч Его Высочества, и он не сумеет ее ощутить даже тогда, когда захлебнётся в ней, и даже тогда, когда проснётся, потревоженный заглядывающим в комнату новым днём.