Троя

Май выдался на удивление тёплый в этом году. Окна все нараспашку, с улицы доносятся крики детворы, играющей на площадке возле дома. Сквозь ткань плотных штор не видно, но, кажется, на улице опять солнечно. Чёрная собака поднимает лобастую башку со скрещенных передних лап и тихонько скулит, подергивая коротко обрезанными ушами. Проспали утреннюю прогулку, а сейчас на улице наверняка жарко. Да и вставать не хочется. В комнате полумрак, в голове кавардак, на журнальном столике нагромождение грязной посуды, полная окурков пепельница. Кровать разобрана, простыни перекручены, на полу пустая бутылка вина. С кухни тянет сквозняком и слышно, как шелестят обрывки фольги от шоколадки на столе, которую она съела вчера. Голова гудела, хотя выпито было всего ничего. Очень хотелось забыться, но все напрасно. Во рту словно татарская конница пронеслась. Сушняк. Предусмотрительно поставлена бутылка минералки рядом с изголовьем. И как вчера не выхлебала? Чудом, наверное. На пустой половине кровати раскрыт ноутбук, давно разрядившийся. — Что, Тойф, бардак у нас, а? — голос охрипший, словно всю ночь орала. Пёс проскулил и застучал хвостом. — А где Зарка? Рыжая собака, услышав свое имя, поднялась с пола и тявкнула, приветствуя хозяйку. Хвост, как хлыст, со свистом рассекал воздух. Не нужно переводить на человеческий: и так ясно, что оба хотят на улицу. Но раньше, чем хозяйка выпьет кофе, ни о какой прогулке речи быть не может. — Скажи мне, Зара, на хрена я снова косяк алкоголем шлифанула? — обречённо спросила девушка. Собака, ожидаемо, промолчала. — Ладно, вставать надо... Десяток шагов босиком по приятно холодящему ступни светлому ламинату. Слегка кружилась голова, но это ничего. Пройдет. Включить чайник, а, пока вода греется, надо успеть под прохладный душ. Тело казалось липким и грязным, что вызывало омерзение. В зеркало смотреть на себя страшно, да и не хочется. Сколько она скурила, интересно? Унесло, она помнит, с первой же тяжки, предупреждал же Ахмет, что «вай, дэвущка, злой трава, возьми другой». Но тянуть пластилин она не хотела. Если отрываться, то по полной. В конце концов, нечасто она себе позволяла расслабиться. Вмазаться, как Русик этой зимой, она побаивалась, с иглы соскочить нереально, а ей морда своя дорога. В конце концов, если товарный вид она потеряет, то её просто пристрелят и спишут на передоз. Мол, сторчалась, дура, сама виновата. Так что остаётся только потягивать чудо-траву Ахмета, когда жизнь кажется совсем беспросветным дерьмом. Ей ещё двадцати пяти не исполнилось, а чувство такое, будто уже целых три жизни прожила. То, чем она занимается сейчас, ей давно уже не нравилось, но других вариантов не было. Ни соскочить, ни отказаться, ни изменить ничего. Ни любимого человека, ни друзей, ни подруг, ни даже права назваться собственным именем. Единственные существа, к кому она испытывает хоть какую-то привязанность — её собаки. Оставался, конечно, вариант — пустить себе пулю в висок, чтобы наверняка. Но духу на это не доставало. Видимо, для неё ещё не все потеряно. Иногда только срывало тормоза, как вчера, когда ей казалось, что косяк способен решить все проблемы. Из душа она вышла более или менее бодрой. Чайник уже отключился, можно выпить отвратительный растворимый кофе. Оставленный вчера кухонном столе телефон ожил, приняв смс. «Ну что, детка, какой твой положительный ответ?» И следом ещё одно: «Цыпа, не испытывай моё терпение, я ведь могу разозлиться и напомнить, что ты с нами ещё не расплатилась за оказанные услуги. Или твоя матушка уже выздоровела?» Он никогда не называл её по имени. Всегда придумывал откровенно отвратительные обращения. «Детка» и «цыпа» самые хамские из них. В этот раз чувствовалась какая-то лажа в предстоящем деле, но что именно не так, она понять не могла. Однако, барыш пообещали хороший и найти ей местечко поспокойнее и поприбыльнее попозже. По сути, выбора у неё не было. Не дожидаясь третьего сообщения, а то и звонка, она набрала одно-единственное слово в ответ: «Послезавтра». Теперь можно пить кофе, одевать на прогулку питомцев, маячивших в коридоре в ожидании сборов, одеваться самой и приводить себя в божеский вид. Телефон снова ожил. «Умница, детка, а то я уже подумал, что ты решила кинуть меня. Буду вечером». Она только закатила глаза. Вечер понятие для Макса растяжимое. Он мог приехать и в шесть часов, и в час ночи, как ему заблагорассудится. Значит, опять никуда не уйдёшь и ничем не займешься. На прогулку она собралась быстро: обтягивающий топ чёрного цвета, светло-голубые джинсы, поверх топа рубашка. Зарка молодая ещё, любит скакать и играться по дороге, а лишние царапины и ссадины ей ни к чему. Наносить макияж она не стала, откровенно говоря, было лень. — Тойф, сит, — услышав приказ хозяйки чёрный пёс плюхнулся задней частью тела на пол и уставился на лицо девушки. Его нетерпение выдавало только тихое поскуливание. Девушка сняла с вешалки тяжёлый цепочный ошейник и надела его собаке через голову. Рыжая собака переминалась с лапы на лапу, не прекращая вилять хвостом, облизываться и громко скулить. — Зара, сит, — собака послушно уселась по команде, но, стоило хозяйке отвернуться, как она вскочила и снова завиляла хвостом, норовя подпрыгнуть и лизнуть девушку в щеку. — Сит, я сказала! Зара неохотно села, но то и дело порывалась снова вскочить. Широкий кожаный ошейник с пятью рядами блестящих заклепок стянулся на мощной шее собаки. Красиво. Щелчок карабина звучит, как разрешение выйти собакам в подъезд. Тойф ждёт, пока хозяйка закроет дверь на замок, а Зара порывается спуститься по лестнице, но ей мешает поводок. Прогулки с собаками днем она не любила: люди шарахались от них, сгребали в охапку детей, порой, ругались. Разумеется, будь на месте хрупкой невысокой девушки какой-нибудь мужик, кричать в спину «развели тут монстров-убийц!» вряд ли кто осмелился. А девушке, ведущей возле ноги двух воспитанных и послушных стаффордширских терьеров на поводках, можно и покричать с безопасного расстояния. Она привыкла уже, но не любила этого. На улице было жарко, даже ветра не ощущалось. Вечером обещали грозу, но как-то не очень верилось в прогноз погоды. Солнце слепит глаза, приходилось щуриться. Собаки вывалили розовые языки и тянули поскорее в тень. До лесопарка она попросту не дойдёт сейчас, так что кружок по району, а вечером, когда уедет Макс, можно будет выйти на улицу снова. Домой они вернулись быстро. Чёрный Тойф на солнце перегревался быстро, а воду на прогулку хозяйка взять забыла. Теперь она хлопотала над псом, коря себя за невнимательность. На уборку в квартире сил уже не было. Конечно, можно вызвать кого-нибудь для уборки, и она бы так и сделала, если бы не гора окурков, пахнущих отнюдь не табаком. Не факт, что ментам не стукнут, а пойти по двести двадцать восьмой из-за своей лени было бы глупо. К тому же, "злой трава" у неё лежала на видном месте. Есть ей тоже не хотелось. Поэтому, покормив собак, она поставила ноутбук на зарядку и включила какой-то сериал. Просто, чтобы фоном шёл. Мобильник снова ожил. — Детка, я тут подумал и решил, что приеду через пару часов. Собери там поляну, что ли, баба ты, в конце концов, или нет? — в трубке раздались глумливое хихиканье. — Тебе пожрать негде что ли? — недовольно спросила девушка. — Я тебя не так уж и часто навещаю, цыпочка, — ответил Макс. — И раз уж в остальных удовольствиях ты мне отказываешь, то хотя бы ужином покорми. Жди меня, короче. Связь прервалась, а девушка скривилась, словно от зубной боли. Лучше бы ей было сдохнуть тогда в том распроклятом сугробе, чем вот уже четвёртый год выслушивать хамство в свой адрес. Но делать нечего, придётся идти на кухню и готовить. Не хочется в очередной раз выслушивать оскорбления. Ответить ему тем же она побаивалась. Макс мог без зазрения совести распустить руки. Одно радовало, он никогда не пытался её облапать или затащить в постель. Звонок в дверь застал её врасплох, несмотря на предупреждение о скором приезде. Собаки в ответ коротко гавкнули и разбрелись по своим местам. Девушка впустила нежеланного гостя и закрыла дверь на замок. — Иди на кухню сразу, — приказным тоном посоветовала она. —А что, детка, даже не поцелуешь в щеку? — мужчина усмехнулся и, не разуваясь, прошёл, куда указано. — Не заслуживаешь, — раздалось из коридора. — Я же говорила, что готова буду только послезавтра. — Шеф сказал, чтобы ты не тянула с клиентом, времени не особо много, — отозвался Макс. — Дай пожрать, потом поговорим. — На плите все, сам положишь себе, — девушка подперла плечом дверной косяк и упрямо склонила голову набок. — Обслуживать я тебя не нанималась. — Крошка, если бы я хотел самообслуживания, то женился бы на тебе, не выводи меня из себя! Баба ты или нет? — Ладно, черт с тобой, Максимов, — пробурчала хозяйка. Мужчина развалился на стуле, наблюдая, как она гремит кастрюлями. Пахло аппетитно. — Жри, выкладывай, что нужно от меня, и проваливай. — О, ты не в настроении сегодня? — хохотнул Макс, отправляя в рот сразу половину котлеты. — Ну, так я тебя сейчас развеселю. Держи ксивы, цыпа. Девушка раскрыла первым делом паспорт. "Николаева Екатерина Владимировна". Ну, хотя бы в этот раз можно не вздрагивать, когда ее зовут по имени. И дату рождения поставили верную. — Ну как тебе? Теперь снова Катенькой будешь, а? — Макс поднял насмешливый взгляд на девушку. — А, может, сразу мой паспорт предъявить клиенту? — фыркнула девушка. — И прекращай глумиться, Серег, мне не смешно. В чем дело? — Ты мое имя вспомнила, надо же, — гость усмехнулся. — Слушай сюда, цыпа, мне какие ксивы дали, те я и принес, не ко мне вопросы. Тебе, что, собственное имя не нравится? Ты давай, изучай, потом про клиента расскажу. Катя сдержала вздох. Не нравилось ей это все. Категорически не нравилось. В записке с легендой значилось, что она имеет педагогическое образование, а, значит, придётся, скорее всего, иметь дело с детьми. Детей она не любила. А Макс сидел и криво ухмылялся, ожидая её реакции. Они оба знали, что отказать она не может.