Троя

Андрей потом не раз вспоминал их первую прогулку. Катя оживилась и расслабилась, Ташка скакала от отца к няне и обратно, болтала без умолку, доставала обоих вопросами. Со стороны, наверное, они выглядели как молодая семья. Жаль, что только со стороны. Пока рядом был ребенок, они как-то еще общались, но потом Тася отпросилась на детскую площадку, и Катя замолкла. Так хотелось ее приобнять, может, и возражать бы не стала, однако Андрей так и не рискнул… Детей на площадке было достаточно, но Тася так ни с кем и не заговорила, наблюдала больше со стороны за детьми, как дикий зверек. Права оказалась Катя, когда настаивала на прогулках с ней. Но о каком гулянии может идти речь, если он вечно занят на работе, а всех предыдущих нянь дочь воспринимала в штыки? Интересно, если бы Катя не была наводчицей, вытерпела бы все Ташкины выкрутасы или уволилась бы после первой же истерики? Осталось продержаться всего каких-то четыре сраных месяца, и все закончится, если он правильно понял творящееся вокруг. Только наблюдая, как девушка одной рукой снимает залезшую на крутую лестницу его дочь, поймал себя на мысли, что кого-кого, а Катю отпускать он не хочет. А вообще, какого хрена он стоит и наблюдает вместо того, чтобы присоединиться к девчонкам? Болтались по парку почти до самого вечера, Ташка выпросила сахарную вату, извазюкалась в ней по самые уши, и если бы у Кати не обнаружилась пачка влажных салфеток, так и ходила бы липкая и сладкая. Андрей над такими тонкостями не задумывался совершенно, но наблюдать за собственной дочкой оказалось очень интересно. И, порой, ему казалось, что вместо «Кать!» он слышит «Мам!». Только под вечер, когда они нагулялись, наелись не самой полезной еды из ларьков в парке, Катя погрустнела после звонка. О чем она говорила со звонившим было не слышно. Только последнюю фразу Жданов успел поймать, может, потому, что было сказано незнакомым, полным холодной ярости, голосом. «Гони в шею этого упыря и не вздумай открывать ему дверь, я приеду, разберусь сама». Кого, интересно, она так ласково? Домой вернулись довольно поздно, нагулявшийся ребенок вырубился практически сразу, даже укладывать не пришлось, да и Катя клевала носом, пока он менял ей повязку. Даже не возмущалась от явно лишних прикосновений к ней, и Андрей был готов зайти чуть дальше, но она его поблагодарила, как обычно, и ушла. Только улыбнулась чуть теплее прежнего. Со стороны ее комнаты послышалась полушутливая ругань, адресованная Куджо, собачье ворчание в ответ, возня, глухой стук, а потом все стихло. Получив в безраздельное пользование кухню, Катя пропадала там практически все свое свободное время. Про кабинет, ключ от которого валялся где-то в ее комнате, она почти не вспоминала, хотя и было интересно, что там у Жданова попрятано. Вообще после серии звонков с угрозами Макс вдруг затих, и это настораживало. Надеяться на то, что он свернул себе шею где-нибудь или упился вусмерть, рассчитывать не приходилось. Скорее всего, готовит какую-нибудь гадость. Вместе с этим Андрей разрешил гулять с Ташкой, да и сам частенько стал присоединяться к их вылазкам. Катя даже привыкать стала, что практически везде и повсюду они втроем. Казалось, что Андрей чего-то выжидает, слишком уж часто она ловила на себе его долгий взгляд. Он больше не приставал, старался не касаться ее, и, кажется, что-то изменилось, только понять, что именно, Катя не могла. Часто звонила Тамара, порядком раздражая жалобами на мать и просьбой приехать. Катя откладывала, не хотелось показываться на глаза матушке и выслушивать ее бредни. Тем более, Андрей собрался уехать на несколько дней, как только у нее заживет рука. Те три дня, которые Жданов отсутствовал дома, почему-то показались чуть ли не бесконечными. Он не звонил больше по вечерам, как в первый раз, Малиновский не появлялся, в доме было тихо и спокойно. Утром, позавтракав, Катя собирала Ташку и собак, бродили по лесу. Ротвейлеры в трех шагах, стаффы, как обычно, бегали туда-сюда, играли, дрались. А Катя с Ташкой разговаривали практически обо всем на свете. Про мать девочка почти перестала вспоминать, да и про Андрея не задавала кучу вопросов. Радовалась, конечно, что он звонил, но с прогулками у нее образовалась просто прорва неотложных дел. В поселке была шикарная детская площадка, и девочка там частенько пропадала на качелях-горках, понемногу училась общаться с детьми и постоянно оглядывалась на Катю. Компания на площадке уже давным-давно сложилась, кто-то дружил, кто-то не очень, и Ташке было очень сложно вливаться в коллектив. Первая попытка познакомиться и наладить общение вовсе закончилась истерикой и немедленным требованием вернуться домой. Катя, как могла, поддержала ее, пообещав самой себе устроить Жданову головомойку как приедет. Наверное, желание разобраться в том, что здесь происходит, толика любопытства и отсутствие хозяина привели, в конце концов, девушку в кабинет. Почти моментально она срисовала обе камеры в кабинете, внушительный сейф, который только автогеном резать, полный беспорядок на широком, гладко отполированном столе. Фотография в резной рамке — пожилой мужчина, смотрящий чуть с укоризной поверх очков, легко улыбающийся снимающему. Нетронутая пепельница, покрытая густым слоем пыли притаилась под листами каких-то графиков, начерченных от руки, чуть смятых. Что написано — непонятно, но, видимо Андрею они были не нужны, придавлены «Психологией управления» с загнутой страницей где-то в середине. Огрызки простых карандашей кучкой свалены на дальнем углу, смятые черно-белые рисунки, исчерканные карандашом, поверх одного из них размашистым угловатым почерком хулиганская надпись: «Ну и лажа!» На мониторе приклеен яркий стикер с надписью тем же почерком: «Убить Милко, закопать по-тихому в лесу». Клавиатура в пыли — ей давно не пользовались. Два стакана, в которых когда-то что-то было налито и, похоже, их не мыли ни разу с того момента, как они оказались на столе. Ящики стола ожидаемо заперты. Может, там как раз то, что нужно Максу? Да черт его знает. Рассматривать бардак на столе Андрея было гораздо интереснее. Под бронзовым львом засохшая липкая лужа, орел тускло поблескивает от косых оранжевых лучей закатного солнца. Пожалуй, в порядке содержались только три предмета. Фотография и обе статуэтки. По правую сторону от стола массивный книжный шкаф с открытыми полками, книги там выглядят так, словно их давно никто не трогал. Невольно погладив льва по спине, девушка подошла к шкафу, наугад вытянув первую попавшуюся. «Зеленая миля» Кинга, надо же. Может, есть еще что-нибудь? Читать про смертника-осужденного ей не хотелось, слишком уж тема щекотливая в силу обстоятельств. Катя хотела, было, поставить книгу на место, но она выпала из рук, раскрывшись на полу. Девушка наклонилась, чтобы подобрать ее, и увидела фотографию, которую кто-то использовал в качестве закладки. На ней совсем молодой Андрей в коротких шортах на берегу моря. Волосы мокрые, торчком в разные стороны, как иглы дикобраза, взгляд непривычно самодовольный, открытый, хоть глаза и прищурены. Жданов без очков, улыбается во весь рот. Нет настороженности и недоверия в глазах, нет глубокой морщинки залегшей между бровей, теней под глазами от бессонных ночей. Андрей на фотографии тянет руки вверх, в одной банка с пивом, другая по-хулигански показывает фак снимающему, и им обоим весело. Катя почти слышит набегающую на берег морскую волну, представляет, как здорово лазить по горам, обрамляющим бухту. Андрей еще по-юношески тощенький, но, если вспомнить оригинал, то скоро раздастся в плечах и заматереет. Что могло случиться с этим улыбчивым пареньком, что он превратился в осторожного и недоверчивого мужчину, с трудом терпящего общество людей? Один раз она только видела подобную улыбку у нынешнего Андрея, когда они попали под ливень. На обороте фотографии аккуратным почерком написано: «Орджоникидзе, август 2003 г.» В Андрея из 2003 года можно было влюбиться с первого взгляда, наверное. Попадись ей такой мужчина тогда, точно втрескалась бы по самые уши, и, скорее всего, безответно. Катины семнадцать это ночные посиделки в грязных прокуренных подъездах, дешевое пиво и друзья, которые на данный момент уже либо сидят, либо сторчались и на людей не похожи. Вспоминать не хотелось то время. Все равно кроме омерзения и горечи ничего не принесет. В этой же книге была еще одна фотография, датированная тем же годом. Молодые Малиновский, Андрей и Кира где-то в горах, загорелые, довольные отдыхом, практически не похожие на нынешних. И Катя им откровенно позавидовала. Сейчас, между заданиями, она могла себе позволить смотаться куда-нибудь на недельку-другую, купить понравившуюся побрякушку. А тогда плотный ужин и полноценный сон в кровати был за счастье. Книга отправилась на место вместе с фотографиями, хотя так и подмывало оставить себе на память беспечно улыбающегося Андрея. Катя уселась на уже знакомый диванчик и погрузилась в размышления. У нее есть пара часов до того, как проснется Таська и потребует новых развлечений. Признаться, даже себе, что она соскучилась по Жданову, она не хотела. Заниматься прямыми своими обязанностями она тоже не желала. Что ей терять-то, по сути? Терять было нечего. В этот раз все шло совсем не так, как она привыкла. Жданов — не денежный мешок. Это раз. Ее подгоняют и подстегивают, чего раньше никогда не случалось. Это два. «Слив» старого персонала произошел гораздо раньше, чем она что-то передала Максу. Три. В этот раз нужные документы поручено вынести ей самой, хотя прежде этим занимались домушники. Четыре. Вывод напрашивался неутешительный. В ее услугах больше не нуждаются, а, значит, речь уже идет о вещах, про которые она старалась не думать последние годы. И плюнуть бы на все и спасать собственную шкуру, только, что-то ей подсказывало, далеко она не уйдет. И со Ждановым не поговоришь на эту тему. Остается только тянуть, как можно дольше и попытаться выторговать собственную жизнь у шефа. Ведь ему позарез нужны какие-то документы, а, значит, есть шанс уехать из Москвы и попробовать начать с чистого листа. Конец июля 2010 В трубке раздаются длинные гудки, и звонящий медленно закипал. Какого черта этот щенок не подходит к телефону, когда он звонит? Прошел почти месяц, а толком ничего не было сделано, а время — деньги. Наконец, после четвертой попытки, последовал ответ. — Алло, — хрипло, нервно, дергано. Как бы Максимов не распускал хвост и не выпячивал грудь перед своими шестерками, он был и остается трусливым шакалом. — Чем порадуешь, мой хороший? — рука нервно барабанит по столу. — Где результаты? — Шеф, я… В общем, девчонка не выходит на связь. Вообще. Я попробовал через ее мамашу вытащить с объекта, но она что-то не торопится, — запинаясь на каждом слове, ответила трубка голосом Макса. — Так пришей ее мамашу, может, зашевелится, мне, что ли, учить тебя?! — Шеф стукнул кулаком по столешнице. В ответ раздался заливистый смех. Что смешного он сказал? — И не видать вам документов, — хрипло ответил Макс. — Только спасибо скажет и помашет ручкой на прощание. — Братья, сестры, любимые племянники, кто там у нее еще есть? Действуй, Макс! Времени нет совершенно! И заменить я ее уже не могу, даже не заикайся об этом, — злобно прорычал Шеф. — Распустил свой персонал совершенно! Через месяц не будет результатов — заменю уже тебя! Даже два метра земли выделю на природе! — Понял. Работаю. Попробую ее простимулировать, — безразлично ответил Максимов и отключился. Серега Максимов задумался, хотя активная умственная работа ему никогда не нравилась. Что ж детка его так подводит-то? Сколько он ее знал, всегда работа выполнялась четко и чисто, без задержек и проволочек. Уж не влюбилась ли она в клиента? Да нет, чушь. Эта цыпочка способна вертеть хвостом и строить глазки, но сама, кажется, людей просто тихо ненавидела без разбору. Скорее, снег пойдет в июле, чем она к кому-то проявит нормальные человеческие чувства. Именно поэтому он и предложил ее Шефу, когда он приказал выбрать из его девиц лучшую. Можно было сколько угодно глумиться над ней, свое дело она знала хорошо. Не привязываясь ни к кому, она быстро подмечала все необходимое, не вызывая подозрений, работала всегда безотказно, но, порой, Макс ее начинал бояться. Она ни разу никому не улыбнулась, не подпускала к себе на пушечный выстрел, ей было плевать, что с ней будет дальше, и она отлично умела бить по самому больному, откровенно этим наслаждаясь результатом. Макс достал патрон, переданный шефом еще месяц назад. Восемнадцать миллиметров стали и свинца, кажется, способны решить практически любую проблему. Кроме одной. Знакомый по памяти номер он набрал не глядя. Гудки. Усталый, тихий, чуть хриплый голос девчонки в трубке, как и вчера, и позавчера, и неделю назад. Максимов прикрывает глаза, проглатывая поднявшуюся волной ненависть к ней. — Привет, детка, не успела еще соскучиться по мне? Разговор есть…