Амстердам ЧЗО

      Припять включает плеер, купленный вроде бы Славутичем на границе Зоны, и закрывает глаза, слушая «Амстердам» Крематория. И даже подпевает иногда — ломким и неверным голосом вспоминает то, что видел под землей, на границе факелов и паутины, в брызжущих из-за стен тенях, в танцующих воспоминаниях и серых деревьях.       Москва красивая, а Метро — еще красивее. Так могли бы жить и его люди. Торговать, обменивать патроны на жратву, спариваться ради обоймы, на которую можно пойти и купить себе место для сна, выпрашивать ёбаные пульки…       В Метро нет понятия «мир». Никто не помнит, что такое синее небо над головой и свежий ветер в лицо. Потому что Москва находится в самом центре стабильного вихря, крутящего воронку уже десятки лет. Демоны над головой свистят что-то матерное, бляди в дешевых подтяжках на сцене на Театральной танцуют что-то, издали похожее на канкан, и обсуждают в гримерной — у кого из них осталось больше пудры, и на что потратить остаток патронов.       Черт, в Метро можно снять шлюху за то, что поместится в один палец перчатки!..       Но этот город-в-городе омерзителен Припяти. Стреляющий, убивающий на каждом шагу, за пару дней он заебал его хуже, чем Чернобыль за последние двадцать семь лет, и даже Москва не удержала его — а зачем?..       Миру — мир, так? Метро скоро подохнет, как бродячая сучка, не успев выносить ни одного ублюдка, в котором смогли бы жить люди — и это хорошо. Пусть подергается, а потом Припять позовет туда Чернобыль. Или Дугу, этого психа с морзянко-мозгом. Пусть вычистит все, прирежет этого мерзкого гаденыша… — Здравствуй, моя иллюзия, — задыхается от вони канализации вожделеющая Чернобыль, и Припять насмешливо хмурит брови. О, да, у него все еще есть волосы, в отличие от лысого и местами ободранного до мяса и костей Метро.       А Москва… Если бы он знал ее такую раньше — не заносчивую дамочку с самомнением мировой столицы, а полу-убитую, разваливающуюся на ходу, кутающуюся в десятки рваных ран, и похожей на ёбаное божество всего его задолбанного мира — он бы влюбился. Но он уже безнадежно потерян в Чернобыли, которая вот-вот подорвет ко всем ебеням очередной энергоблок — ревность так и прет из всех щелей, но… — Я не смог жить где-то еще. Я не смог бы любить кого-то еще так, как тебя, — выдыхает Припять, целуя искусанные губы Чернобыли и в очередной раз разрывает нежную кожу. Ему нравится чувствовать тепло ее крови, вдыхать ее запах… А потом блядовать, как последний нимфоман, на разбитых улицах.       Никто не знает, как раньше звали Амстердам ЧЗО, и только на старых картах можно найти эти слова — московский метрополитен.       Иногда это выглядит так смешно…