Когда никого нет рядом

Всю свою недолгую жизнь Хаджимэ Хината считал себя уравновешенным человеком. Не с железной выдержкой, конечно, но и не размазня точно. И он был весьма горд этой мыслью. Вот только ничто в этой жизни не могло подготовить его к тому, что начало твориться на этом острове. Но он держался бодрячком. По крайней мере, поначалу. Но всегда случается какое-то непредвиденное дерьмо. Разбитая кружка или странная мысль, пришедшая посреди ночи. Вот дерьмо и случилось. Хината стоит возле книжной полки, пустыми глазами глядя на выпавшую из рук книгу. Он понимает, что надо сделать над собой усилие, нагнуться и подобрать её, но тело не двигается. Горло болезненно сжимается, и Хаджимэ чувствует, как по щеке скатывается слеза. А затем ещё одна. И ещё. Он поднимает руку, дрожащими пальцами касаясь лица, и как-то сдавленно смеётся. — Твою мать… Он пытается думать о чём-нибудь, но в голову лезут только мысли о смерти. И не только его одноклассников. О его собственной тоже. Хаджимэ вдруг остро осознает, что боится умереть. Смех как-то застревает в горле, превращаясь в уродливые всхлипы. Он уже не плачет. Он рыдает. Прижавшись к стеллажу и зажав руками рот. Он боится, что его услышат, увидят таким. И пусть где-то на краю сознания маячит мысль, что это нормально — переживать в такой ситуации, — Хината игнорирует её. Ему стыдно. Страшно. Больно. Парень пытается прекратить, яростно утирает слёзы, но они всё не кончаются. Словно издевательство какое-то. Держался-держался, а тут… Развезло его. — Прекрати, — хрипло шепчет он сам себе и снова заходится в надрывистом плаче. Хочется забиться в самый тёмный угол и просидеть там до самого конца игры, схватившись за голову руками. Он устал. — Хината-кун? — Естественно. — Это ты? Хаджимэ закусывает губу, отворачивается и пытается скрыть то, что плачет. Получается, мягко говоря, не очень. — Я… — Он сглатывает, с трудом подавляя всхлип. — Чего надо? — Я увидел, как ты заходишь в библиотеку. — Нагито останавливается за его спиной, и Хаджимэ ёжится, чувствуя на себе его пристальный взгляд. — Вот и подумал, что ты что-то планируешь. — Ничего я не планирую. — Жаль. Мы ведь тут одни, — как ни в чём не бывало продолжает Комаэда. В его голосе проскальзывает та странная, почти безумная нотка, и Хината уже знает, о чём сейчас пойдёт речь. — Такая возможность предоставляется редко. Точно не хочешь воспользоваться ей? — Я не собираюсь никого убивать, — шипит Хаджимэ в ответ, украдкой утирая слёзы. Он надеется, что Комаэда, не добившись своего, свалит куда подальше и оставит его в гордом одиночестве. — И тебя тем более. — Вот как, — разочарованно вздыхает парень. Однако даже этого не хватает, чтобы сбить его «позитивный» настрой. — Ну конечно. Ты ведь, наверное, не хочешь марать о меня руки. Понимаю, понимаю. Но!.. — Комаэда, заткнись, бога ради! Тут уже Хината не выдерживает. И корит себя за это. Он мог потерпеть, забить и дождаться, когда Нагито надоест. Но нет. Ему надо огрызнуться. Надо развернуться к Нагито, выставив напоказ свою слабость. Комаэда тут же меняется в лице. Идиотская улыбка исчезает, руки медленно выскальзывают из карманов, а и без того бледный Нагито становится, кажется, ещё бледнее. — Хината-кун, ты… ты плачешь? — тихо спрашивает он. Может, Хината и правда сошёл с ума. Иначе как объяснить то, что он улавливает в чужом голосе тревогу? — А если и плачу, тебе какое дело? — с вызовом рычит он. Парень болезненно осознает, как выглядит со стороны: жалко. Красные, припухшие глаза, заплаканное лицо и растрёпанные волосы. Такого не испугаешься. — Нет, я просто… — Поржать надо мной пришёл? — продолжает он. — Ну, давай. Вперёд, чего ждёшь?! Он делает шаг к нему, и Комаэда отступает почти инстинктивно. Однако не сводит с Хаджимэ встревоженного взгляда. — У тебя… у тебя всё в порядке? Какой дебильный вопрос. В порядке ли у него всё? Действительно, что же не так? В какой момент его жизнь начала рушиться прямо на глазах? Он хочет ответить, но уже не может — закрывает руками лицо и снова отворачивается. Разрыдаться перед Комаэдой — это ещё уметь надо. Из всех обитателей острова Хаджимэ меньше всего хотел пересечься именно с ним. Повезло так повезло. — Если ты закончил, — шепчет он, — оставь меня одного. Пожалуйста. Он правда надеется, что у Нагито хватит такта и вежливости уйти. Только это ему и остаётся — надеяться. Потому что в следующую секунду он чувствует на плече чужую руку и несмело оборачивается. Комаэда стоит рядом, и впервые за эти две недели Хината видит в нём того самого парня, которого встретил в первый день. И что-то внутри замыкает. Хаджимэ резко разворачивается и делает шаг навстречу. На этот раз Нагито остаётся на месте. Они стоят так несколько мучительно долгих секунд, и между ними висит какая-то странная, почти осязаемая атмосфера. — Если тебе неприятно, я могу… — вдруг спохватывается Комаэда. Словно до него только доходит, что то, что он делает — неправильно в корне. Но и вся эта ситуация неправильная. Так какая уже разница? — Закрой рот, — шепчет Хаджимэ и, подавшись вперёд, утыкается ему в плечо. Ему не неприятно. Совсем наоборот. По телу вдруг начинает расползаться уютное тепло, и от Нагито приятно пахнет, и сердце вдруг начинает биться быстрее. Это не неприятно. Это странно. Он сам не верит, что собирается попросить об этом. Но на душе мерзотно и пусто, и уж если так сложилось, что рядом только Комаэда, то так тому и быть. — Комаэда? — тихо зовёт Хаджимэ. — Да, Хината-кун? — неизменно бодрым голосом отвечает тот. — Можешь… — Он сглатывает, чувствуя, как щёки заливает краска. Он идиот. — Можешь меня обнять? Такая по-детски наивная просьба. И стоит Хаджимэ озвучить её вслух, как он тут же чувствует себя ещё хуже. Не стоило ему. Надо было просто придержать язык за зубами и перетерпеть. — Хорошо. Нагито отвечает без замедления. Хината не хочет интерпретировать это — не хочет уже даже думать. — Вот так? — тем временем участливо интересуется парень. Вторая рука аккуратно ложится на плечо Хаджимэ. Это даже близко не похоже на объятие. Он просто… держит его за плечи. — Пойдёт, — устало выдыхает Хината. Но этого всё равно мало. Он стыдливо прикусывает нижнюю губу и неловко обвивает талию Комаэды. Прижимается к нему и жмурится, вслушиваясь, как сильно колотится его сердце. Боги. Нагито нервничает. Безумно нервничает. — Хината-кун, ты уверен, что это хорошая идея? — Хорошая? — усмехается он. — Нет. Но… я чуть-чуть. Прости. — Не стоит извиняться. Я только рад быть полезным. — Ну ещё бы. Они замолкают. Хаджимэ втягивает носом запах Комаэды, ёжится и пристраивает голову поудобнее. Кто же мог подумать, что обнимать его настолько приятно. С виду ведь и не скажешь. Только смотрится со стороны это, наверное, не очень. Он-то буквально вжимается в Нагито, в то время как тот… просто стоит. Вот тебе и объятие. Всё равно что с деревом стоять. — Комаэда? — Ты закончил? Тогда я… — Обними меня, пожалуйста. Комаэда явно вздрагивает, мешкает. — Но я и так тебя обнимаю? Тебе не нравится? Хината-кун, ты не должен был выбирать меня для такого важного… — Кончай давай. Ты… — Он запинается. Неужели он сейчас действительно скажет это вслух? — Тебя очень приятно обнимать. Нагито не отвечает. Мало того, он, кажется, вообще перестаёт дышать. Только мелко подрагивает всем телом. И стоит только Хаджимэ немного отстраниться, чтобы проверить, не отправился ли тот в лучший мир, как замирает, осознав… что Комаэда тоже плачет. Смотрит на него широко раскрытыми глазами и даже не пытается спрятаться. — Ну ты-то куда? Ничего же не случилось. — Я просто… — Он коротко усмехается и качает головой. — Никогда бы не подумал, что достоин таких слов. Хината-кун, ты уверен, что я… — Уверен, — обрывает его парень. Ему вдруг становится жалко Комаэду. Всё это время к нему относились… ну, не очень-то приветливо. И только сейчас Хаджимэ стукнуло по голове, что и у него, вообще-то, тоже есть чувства. Что ему тоже может быть страшно. Больно. Обидно. И сердце предательски сжимается. За всё это время Хаджимэ даже и не подумал о том, через что проходит Нагито. — Иди сюда. Он снова притягивает его к себе. Обвивает руками тонкую талию и крепко обнимает. Наверное, он морально вымотан. И соображать сейчас особо не хочет. Но этот момент кажется правильным. Чем-то, что давно надо было сделать. И он становится в два раза приятнее, когда Нагито обнимает его в ответ. Несмело, конечно, но это уже прогресс. Хината большего и не просит. На душе становится спокойнее. Это всего лишь плацебо, но в таких условиях даже это — роскошь. — Прости, — вдруг шепчет он. Сам не понимает, за что именно извиняется. Хочет верить, что за всё. Нагито только слабо кивает. Он и сам, кажется, не хочет рушить момент и только ластится к Хинате, как будто краем сознания понимает, что это, возможно, последний раз. Вот и старается уцепиться. Хаджимэ его прекрасно понимает. И вдруг остро осознаёт, что не хочет, чтобы этот момент кончался. По крайней мере, сейчас он не один. А это уже дорогого стоит.