И все, наконец, хорошо

Но я буду с тобой, несмотря ни на что. Даже если весь мир будет против тебя.

Все, что было у Юэ Ци — Сяо Цзю. У Юэ Цинъюаня и этого не осталось. Шэнь Цинцю не хочет на него лишний раз смотреть. А он пытается силы найти хоть однажды в глаза ей взглянуть. Однажды рассказать ей обо всем. Она бы поняла. Сяо Цзю всегда понимала. Но Шэнь Цинцю — не Сяо Цзю. Шэнь Цинцю — госпожа пика Цинцзин. А Юэ Цинъюань– глава Цанцюн, не больше и не меньше. И сколько хочешь проси прощения, она не будет слушать. Скажет язвительно, но вежливо-подчеркнуто что-нибудь — как мечом отрежет. И не продолжить никак потом. Раньше так не было. Раньше Сяо Цзю всегда дослушивала. Но и Ци-гэ раньше не извинялся. Не за что было. Он же никогда в жизни не ранил бы Сяо Цзю! Как он мог больно ей сделать, если так её любит? Сделал так больно, как только можно. И все еще любит, хоть и не принимают его любовь. Мол, фаворитизм это обычный. Якобы женщине в главах пика не место, вот и делает он Шэнь Цинцю поблажки разные. А Сяо Цзю поблажки пуще смерти с детства ненавидит. И Шэнь Цинцю, видимо, тоже. И вовсе не думает он, что не место ей среди лордов. И не верит ни капли в то, что Сяо Цзю чересчур уступает другим по силе. Просто не любит сражаться, вот и разговор весь. «Не показывай своей силы. Не то сильнее бить будут». Пусть бьют. Ради Сяо Цзю потерпит. Даже если она никогда больше не разрешит так себя назвать. Даже если для него на всю жизнь Шэнь Цинцю останется. Всё равно не так страшно, если ради нее. В конце концов, у него другой сестры нет. И не нужно — он любит свою Сяо Цзю. И больше всего на свете мечтает все рассказать от и до. Искренне, наконец, попросить о прощении. Не то что раньше неискренне просил, но утаивать тоже не слишком правильно. Мечтает он об этом. И боится. Сяо Цзю не поверит. Отвернется. Не захочет даже понять, о прощении можно не думать. Не простит. Никогда. Он сам триста раз простил бы, если б на ее месте был. Но он не на её месте. Он ровно на ступень выше. И на тысячу шагов дальше от Сяо Цзю. Они теперь никто друг другу, точка на этом. Точка. Конец. И не будет нового начала, пока не расскажешь всю правду. Но вот будет ли, если рассказать? Вернется ли Сяо Цзю? Стоит ли думать об этом, когда под угрозой ее свобода? Маленькая шкатулка на пороге опасной не кажется. Но — только кажется. Внутри ничего нет особенного. Только церемониальная заколка госпожи Цинцзин. И записка.

«Вашей сестре это больше не нужно. Первой жене Императора Трех Царств не полагается. Она будет счастлива со мной».

Сколько еще несчастных девушек «счастливы с тобой», Ло Бинхэ?! Ты сам хоть пытался их посчитать? Чем еще оправдать унижение, как не заботой о счастье? Не будет Сяо Цзю с тобой счастлива. И Шэнь Цинцю тоже. Один Юэ Ци и понимает, что она… Она может это не пережить. Хотя Ло Бинхэ и не Цю Цзянло. Но может хуже в сотни раз оказаться, даром что полудемон. Силы свои контролировать не умеет толком, слишком юн для такого. Одна неосторожность — и всё разрушено. С Сяо Цзю нельзя неосторожно. Юэ Цинъюань сам не знает, как можно, где уж Ло Бинхэ знать. Да, он имеет на месть право. Имеет, и доказал это давно. Но высокий в гареме статус для Сяо Цзю — худшая пытка, какую представить можно. Даже человеческой палкой не так страшно стать, как первой женой оказаться. Или любимой рабыней. Для нее, наверное, все одно. «Впрочем, Ци-гэ может не торопиться. Эта Шэнь Цзю понравилась мерзкому Цзянло». Не могла не понравиться. Пусть весь мир заявит, что женщина из Сяо Цзю Шэнь Цинцю никакая, жизнь обратное доказывает. В ней с самого детства что-то было такое, что всех мужчин влекло. Единожды посмотришь– потом глаз оторвать не сможешь. Ненавидеть будешь это нечто, влюбишься в него безвозвратно, но не забудешь уже. Юэ Ци не забыл. Юэ Ци не хочет совсем забывать. Юэ Ци поможет, и цена не волнует его. Чем угодно расплатится. Расплатился. В кои-то веки всё сделал правильно. И жизни не жаль ради этого. На душе так спокойно теперь. Наконец все так, как должно быть. Наконец он снова Ци-гэ, пусть и на секунду всего. Разве что умирать все равно больно. Не из-за ран. Из-за того, что он снова Сяо Цзю оставляет одну. Она, конечно, защиты никогда не попросит. Еще и ядом плеваться будет в тебя, если намекнешь. Но это не значит, что защищать не нужно. Так темно. Спокойно. Мягко и тихо. Остаться бы навсегда здесь. Ни зла, ни добра. Только тишина. И одинокая мысль — последняя, должно быть. «Так и не сказал». И умирать этой тайне с ним. Белый свет. Такая же тишина. Такая же мягкость. Но нет больше темноты. Неужели…всё ещё жив? — Перестань уже делать вид, что спишь. Сяо Цзю. Не Шэнь Цинцю. — Месяц в себя не приходишь. Прекращай. Быть не может. Нет. Не мог он после битвы с Ло Бинхэ выжить. Не ему тягаться с мечом Синьмо, который подчинить единицы среди демонов могут. Сюаньсу, конечно, велик и могуч, но только в умелых руках. Не в руках того, кого жизнь своя не волнует нисколько. Пусть. Пусть, если останется Сяо Цзю. В лицо брызгают водой. Холодная донельзя, чтоб точно проснулся. — М-м, — Цинъюань честно пытается глаза приоткрыть. Не с первого раза, но получается. Взгляд сложно в одну точку направить. Но светлые стены Цяньцао слепой бы только не узнал. Столько раз бывал здесь, что сложно спутать. Столько раз…и всегда один. Нет дела никому до главы Цанцюн. Или это ему казалось всё время так? — Наконец-то, — утвердительно-саркастично. — Главе школы не положено столько прохлаждаться, ты помнишь об этом? Ей так идет белое. Траурный цвет, конечно, но не только. Еще — знак непорочности. Цвет лунного света, зимнего снега. Так красиво с тёмными волосами смотрится. Почти незаметно, что что-то не так. Что-то не так. Слишком бледное лицо. Слишком белые рукава ханьфу, слишком холодные руки, касающиеся лба. И взгляд какой-то…неясный. Не колючий, как обычно, но и не сказать, что теплый. Как будто сплошное белое одеяло вокруг. И зеленые глаза Сяо Цзю. — Сяо Цзю, — пытается коснуться чужой руки. Только коснуться, ничуть не больше. Но все равно отталкивают: — Не нужно, — твердо. — Раз вы пришли в себя, эта сестра может удалиться. Беспрекословно. Ослушаешься — схлопочешь. Но Цинъюань не ученик, чтоб этого бояться. Хватает за рукав. Крепко-крепко сжимает, насколько хватает сил. — Постой! — хоть раз! Нет у него права просить об этом, но… останься хоть на секунду дольше. Бессмысленно это. Если Сяо Цзю захочет — сейчас же убежит. И никакие слова нипочем ей. И как ты крепко ни держи, не выйдет ничего. — О вас позаботятся и без этой сестры, — безразлично. — Но, если вы так хотите, я не смогу вам отказать. Можешь. Всегда отказываешь. Всегда, сколько он помнит себя. Разве что давно когда-то…в детстве… Ци-гэ сам в это ввязался! Но тебе повезло, Шэнь Цзю все равно негде ночевать. Когда он с кем-нибудь дрался за последнюю лепешку, Сяо Цзю молчала. Когда лез в драку просто так, Сяо Цзю ругалась последними словами. Когда защищал ее от других мальчишек, еще и добавляла синяков. Но никогда не оставляла одного. Как-то понимала, что вдвоем легче. А он даже вслух никогда не просил остаться. Она просила всего лишь раз. Конечно же, он не послушал. Не на что надеяться после этого. Как будто было сложно потерпеть чуть-чуть! Не хвататься за сильнейший меч, а выбрать что попроще. Быть может, потерять немногим больше времени, но не все те годы, которые в итоге отнял у себя же. У себя. И у Сяо Цзю. Так и не признался, почему. Чуть не умер, но не признался. — Мне…стоит рассказать тебе кое-что, — все еще держит за рукав. Мягкая ткань, но сильно не изомнется. Больше может не оказаться шанса. Больше нельзя продолжать молчать. — Рассказ может подождать, — привычно-раздраженно дергают за ткань рукава в ответ. Мол, выпусти, еще испортишь чего. Цинъюань уже всё, что мог, испортил. Лучше не будет, но главное — чтоб хуже не стало. Рукав он не выпускает. Сначала расскажет до конца. — Не может, — не может он больше ждать. Минута промедления, и жизнь закончена. А Сяо Цзю заслуживает правду знать. Она, наверное, думает, что Ци-гэ её бросил. И никогда не придет. А он только и жил мыслью, что нужно прийти. — Раз глава школы… — не успевает закончить. Он перебивает: — Просто Юэ Цинъюань. Не нужно сейчас формальностей. — Если вы — глава школы, извольте терпеть формальности, — «влез в драку — не удивляйся шишкам». Уж лучше бы шишки, чем это сухое «глава»! Ну какой он глава теперь? Какой он глава в принципе, если даже то, что действительно дорого, защитить не смог? Он такой же мальчишка с улиц. Только скрывает это чуть лучше, чем Сяо Цзю. Уже не Сяо Цзю. Уже Шэнь Цинцю, госпожа пика Цинцзин. Или всё-таки?.. — Прошу, Шэнь-шимэй, давай без этого, — без всего этого. Без слёз, без тайн, без обид. Давай без этого, Сяо Цзю. — Вынуждена согласиться, раз вы настаиваете, Юэ Цинъюань, — шипит. Не любит дистанцию нарушать. Оно и понятно. Шаг ближе — и одного извинения главе школы мало. Столько натворил, что никак иначе. Еще бы ей было не наплевать на трехсотое кряду «прости». Оно и понятно, невысока извинениям таким цена. Но то, что он сейчас сказать собирается, стоит безмерно дорого. Поймут ли его? Изменит это что-нибудь? — Продолжаете молчать? — непринужденно. — Вы что-то рассказать хотели, не помните? Хотел. Расскажет. Не может после этого не измениться ничего. Только в какую сторону все переменится, вот вопрос. — Да, — потянувшись к ней, берет за руку. — Это…связано с прошлым, — с тем самым ненавистным прошлым. — И это не то, о чем можно забыть. — Хм, — насмешливо-снисходительно. — Должно быть, это действительно важно Юэ Цинъюаню, — подчеркнуто-холодно. — Как глава школы он обязан забывать о мелочах. Цинъюань не забывал. Никогда не забывал. Каждую секунду борьбы с Сюаньсу помнил, ради чего сражается. Ради чего все еще жив. Ради чего должен выжить. — Это — не мелочь, — оба понимают, о чем разговор. Нет смысла дальше вокруг да около ходить. — Тогда почему ты забыл? — стиснув его ладонь пальцами, смотрит в глаза. И не отводит взгляд ни на секунду. Будет смотреть, пока не добьется хоть чего-то. — Почему? — эхом зачем-то повторяет. — Почему я забыл, если не забывал? — Может и не забывал, не спорю. Плюнул просто, — пытается сжать еще сильнее пальцы. Следы ногтей точно останутся. Плюнул и пошел покорять вершины, так? Не так. — Неправда, — сложно говорить. Слова комом в горле. Но слова не простые совсем. — А со стороны, представьте себе, так и выглядит, — задел. Заинтересовал. Знает об этом. Говорить от этого не легче. — Выглядеть-то оно выглядит, ничего не скажешь… — кажется, губы дрожат. Не получается дышать. Цинъюань прерывисто вдыхает. Раз. Два. Раз. Не спасает. Только не перебивай молчание. Не то будет еще сложнее. Страшно. И плакать хочется, и ругаться, и подраться для профилактики. Вдох. Выдох. Вдох. Закрыть глаза от греха подальше — пристальный взгляд Сяо Цзю мало кто выдержит. — Но я приходил, — выдохнув резко. Начал, заканчивай. — Приходил, но было поздно. Сяо Цзю уже не так крепко держит за руку. Но Цинъюань и с закрытыми глазами чувствует ее напряжение. Наконец, частичка истины. И сотни вопросов. Почему было поздно? Почему не раньше? — А поздно было потому, что я поторопился. Когда выбирал меч, не учел всю мощь Сюаньсу, — чеканит по предложению, по слову почти. Иначе не получается. Сяо Цзю, кажется, даже не дышит. Можно продолжать. — Наши силы были неравны. Я не мог его подчинить. Два года боролся — без толку. Только всю мою ци выпил, как в насмешку. Тишина. Цинъюань тоже забыл, как дышать и говорить одновременно надо. — Остался один выход, — вздохнув. –Пришлось наши души соединить. Сделать источником не ци, а мою жизнь. По-другому было никак. Молчание. — Я пытался успеть как можно раньше. Но вместо этого потерял время. И вернулся тогда, когда на месте дома Цю ничего не осталось, — сил не хватает продолжать. Ком в горле. — Прости меня, Сяо Цзю, — прижимает ее ладонь к лицу. Она не сопротивляется. — Я…не должен, да…раньше стоило сказать… прости меня. Слеза по щеке скатывается. И еще одна. И еще. И не остановишь их. — Прости, Сяо Цзю, — на ощупь притягивает к себе за плечи. Обнимает так крепко, будто она исчезнет, если отпустить. Как в детстве — такая же маленькая, тонкая, хрупкая донельзя фигурка. Как из императорского фарфора статуэтка, как прозрачная льдинка, что вот-вот растает в твоих руках. Наверное, она сейчас вырваться захочет, но Цинъюань не отпустит. Ци-гэ не отпустит Сяо Цзю. Хотя и получит за это потом. А пока его обнимают тоже. И неловко гладят по спине. Резкими, нерешительными, должно быть, движениями, но пытаются успокоить. Только больше плакать хочется. Она разве что слезы не вытирает ему. А он столько сделал… столько боли причинил…не успел, поторопился, не пришел, позволил, допустил столько страшного… — Ну хватит, хватит. Насколько я помню, ты не был таким плаксой, — интонация та самая, с которой учеников отчитывает. Но не важно это, важны слова. — Ты…помнишь? — не забыла? И действительно хочет помнить? — Попробуй забудь. Я на тебя посмотрю, — помнит! И, наверное, верит ему. — Хватит уже глаза прятать, посмотри на меня. «Посмотри на меня, Ци-гэ!». Ци-гэ с трудом поднимает взгляд, но смотрит. Смотрит в блестящие глаза Сяо Цзю. Родные. Знакомые. Бесконечно любимые. Полные слез. — Почему ты раньше не сказал? — тихо. — Столько лет прошло, почему ты молчал? — притянув к себе за ханьфу. — Кто тебе не давал говорить?! Он сам себе не давал. Сам себя затыкал, заикнуться боялся. А почему — непонятно. Она бы дослушала. Если б он начал. — Сяо Цзю… — все, на что хватает. Тянется стереть слезинку с ее щеки. — Не надо, — отталкивает его тут же. И добавляет ледяным тоном: — Я жду ответа. На этот раз без недомолвок, Юэ Цинъюань. Знать бы еще ответ, который ты так услышать хочешь. — Мне повторить? — вкрадчиво. — Хорошо, для особенно одаренных. Какого хрена ты даже рассказать не попытался мне? Извинялся постоянно черт разберет за что, а до конца сказать ума не хватило? Ты не забыл, у тебя были причины, но почему ты молчал?! Не знает он толком, почему молчал. И почему сейчас слова не может сказать. А Сяо Цзю ждать не будет. — Не могу я сказать, Сяо Цзю. Сам не знаю. Пощечина. Хлесткая, звонкая, след наверняка остался. Щека горит, но это так надо. Это так правильно, он заслужил. Заслужил, чтобы больно было. Заслужил всё, что Сяо Цзю нужным сочтет. Потерпит. Наказания тоже важно получать. — Сволочь ты последняя, понял?! — по другой щеке прилетает. — Чем вообще думал, скажи на милость? Нет, не так, ты думал хоть чем-нибудь? — Думал, — неожиданно для себя заявляет. — Слишком много, наверное, думал. — И за каким чертом ты думал? А он знает, за каким? — Не продолжай. Все равно ничего разумного не скажешь, придурок, — будто сплюнув. — Лучше скажи, зачем к Ло Бинхэ полез? — Тебя спасать, — без задней мысли. — А мне кажется, героически помереть хотел. Чтоб все судачили, какой глава Юэ бесстрашный, что в этот гадюшник сунулся. Да и не просто сунулся, собой пожертвовал! — гневно. — Нужно вот было бы тебе это, если б ты… Обрывает фразу, не закончив. И кладет голову ему на плечо. — Мог бы не… — Не мог, — вправду не мог ведь. — Мне Ло Бинхэ твою заколку прислал. И написал, что тебе она не нужна больше. — И? — Я же знаю, что нужна, — и статус твой тебе нужен. И свобода, и пик родной, и остальное все, что отнять пытались. — И что? — устало как-то. Ему тоже уже надоело ругаться. Двадцать лет в одну стенку бьются, а все так просто. — И все, — решение сразу же принял. Понимает потому что слишком хорошо. — Разве еще что-то нужно? — Нужно. Подумать, например, неплохо бы, — с сарказмом, но без язвительных нот. — Чуть Цанцюн без главы не оставил, оболтус, — крепкий такой подзатыльник. Разве что в глазах не потемнело, но Цинъюаню без разницы как-то. — Ладно Цанцюн, другого найдут легко, — руку кладет ей на макушку. — Я бы себе не простил, если б тебя одну бросил снова, — поглаживает тихонько, прядки волос перебирая. Так тихо. Такое тепло знакомое в душе разливается. Так хорошо давно не было. Долго так сидят. Сяо Цзю почему-то молчит. — Что скажешь? — мягко. — Ну что тут сказать, — пожав плечами. — Мы два идиота с тобой. Ты не говорил, я не спрашивала. Вот и вышло… что вышло. — А дальше? — будет что-то дальше? Захочет ли Сяо Цзю дальше? — А дальше как хочешь, Ци-гэ, — задумчиво. — Я даже знаю, как тебе хочется. Против не буду. Но учти, в себя придёшь — ещё получишь. — Вопросов нет, — ну и пусть получит. Какая разница, если шанс есть, что…что все как тогда будет. Что они, наконец, помирились уже. Наверное, все, наконец, хорошо. — Но сначала еще кое-что, — прерывает мысль Сяо Цзю. — Мне тоже есть, что тебе рассказать.