Сенека

Что может победить смерть? Эту ужасающую, пустынную или даже лесную, хвойно-темную тишину после жизни человека. Смерть — конец любого существования, который придет в момент, когда его меньше всего ждешь. Когда-то даже самый твердый и неживой камень исчезнет, переродившись во что-то более новое, удивительное и полезное. Победить смерть может лишь рождение. Так же, как и смерть, рождение неминуемо. Вакуум, что был до — будет и после. Мари родилась ночью, застав несколько секунд северного сияния. Роды проходили тяжело, женщина-бета несколько раз падала в обморок и кричала-кричала-кричала. Вокруг неё тихо носились люди, пытались помочь, облегчить боль, но, казалось, своими метаниями делали хуже. Женщина цеплялась за простынь, цедила ненависть сквозь наглухо сомкнутые зубы и ловила своим лихорадочным взглядом взгляд мужа. В такой суматохе, однако, не было места шуму: все говорили тихим шепотом в страхе перед Нэлбэй айсыт. Он не кривился от того, как сильно она сжимала его руку, стойко терпел весь страх и за жену, и за дочку. Ему было страшно от всей этой ситуации, но если бы он показал хоть грамм слабости — женщине стало бы хуже. Поэтому он, как единственный носитель спокойствия в этой комнате (хоть и натянутого), вынужден был отдавать приказы остальным. — Еще чуть-чуть, девочка! — исступленно воскликнула повитуха, видя, что осталось еще немного. И тут же зажала рот мокрой от крови ладонью: не дай шаман Нэлбэй айсыт услышала, только бы не отобрала жизнь у ребенка! Все присутствующие смерили её взглядом то ли укоряющим, то ли таким же испуганным; но сделанного уже не воротишь. Девочка была неимоверно слабой, болезненной. Она не кричала, как остальные дети, а тихо дышала, будто бы кривясь от боли. Аромат смолы и молока разнесся по помещению, забиваясь в нос, заставляя некоторых заулыбаться: в этот мир только что пришла омега. И погибла, унося с собой здоровый блеск усталых детских глаз. Девочка помнила свою смерть. Её душа была несформированной, но она могла ходить, дышать и даже думать. Она блуждала по сумрачному лесу, перекликаясь с какими-то забавными, светящимися животными, которые смотрели на неё тысячей тысяч глаз. Она смеялась, когда опадающие листья, сразу же переживающие перегной, щекотали ей голые пятки; она плакала, когда кто-то до неё почти дотрагивался десятью руками. Она не знала, кто её родители, и как она родилась, попала в этот удивительный мир. Она не знала даже, сколько времени прошло с тех пор, как впервые открыла глаза. Все, что ей удавалось слышать — это грохот далекого водопада; все, что удавалось видеть — это звездное небо, покрытое молочным туманом, и вершины острых гор вдалеке. В какой-то момент это стало даже скучно, поэтому она разговаривала с поломанными кувшинами и чайками. Все сторонились её прикосновений, и каждый раз, когда она дотрагивалась до чего-то, будь это дерево или существо, заболевало и покрывалось темной коркой. Девочка одергивала несуществующие-невидимые руки и глотала слезы пополам с обидой. Неподалеку от глухого леса текла быстрая река, очень темная на вид. Её вода бурлила, словно от большой температуры, но была ледяной до такой степени, что девочка после прикосновения прижала замерзшие руки к груди в надежде их отогреть. У конца реки стояло страшное существо, вбирающее всю реку до конца: оно никак не могло насытиться, сжирая все подряд. Из его рта летели кусочки земли, капли темной воды и различные духи, которым не повезло попасть ему в жадный желудок. Мари побоялась подходить к нему ближе, а потому шла в обратную сторону. На обратном пути девочка уже слышала эхом, разнесшимся по всему миру, лишь какой-то старческий, не потерявший должной твердости, крик: — Подготовьте лодку! Все духи обернулись на зов, внимания потустороннему призыву. Шелестящие змеи проползали мимо девочки, захватывающе поблескивая разнообразными узорами, сотворяя новые миры. Мари пошла за всеми, не зная, куда они идут. Духи сетовали между собой, являя миру начищенные жертвами острые зубы. И даже так — они обходили девочку стороной, лишь бы не дотронуться, не коснуться, не… Впереди виднелась лишь огромная снежная гора с разливающимся по черноте северным сиянием, пока вокруг раздавался шепот-шепот-шепот, женский шепот, проникающий в самую суть. Они что-то спрашивали и отвечали, угадывали и ошибались, и Мари было страшно, ведь она чувствовала, что они ищут ее. Но ей было так хорошо среди духов, что она не хотела уходить. Все это было столь истинно и столь велико для глаза человеческого, что её несозревшей душе казалось, что как только она родится вновь, она потеряет свою суть, знания эти покинут её. Сейчас она могла видеть начало и конец, но человек может видеть только середину, цепляясь за прошлое и гадая о будущем. А шаман… шаман ведь тоже способен видеть время в такой последовательности? Смотреть назад-вперед, существуя при этом в настоящем. Девочка растерянно хлопнула блестящими ресничками: «А что такое — шаман? Что такое слова?». Ночное небо всполохом красных облаков, похожих на угли, осветилось, показывая то, насколько много вокруг Мари духов. Это была огромная толпа совсем не похожих друг на друга сущностей, которые толкались, мешали друг другу и о чем-то спорили. Самые большие шли впереди, выбив себе место на первый ряд представления. Их было не так много, как остальных, и в их желудках переваривались души похищенных людей. Первым шел самый огромный волк со злыми красными глазами. Его топот был самым громким среди всех существ, и, казалось, что он был одновременно везде: и за спиной, и в голове, и внутри неё, став самым потаенным страхом. Они все добрались до горы, столпившись у ее подножья, тогда как волк пошел дальше, издавая пугающие звуки. Звенели под его огромными лапами обглоданные кости сунувшихся сюда шаманов, в животных глазах горел неистовый, смертельный огонь. Мари издалека видела, как бесстрашно ждал чудовище человек, сидящий в лодке, и сам он был чем-то отдаленно похож на оленя. Быть может, рогами, а, быть может, взглядом ярко-кислотных глаз, прожигающих девочку издалека. Его шаманский плащ был расшит разнообразными лентами, с плеч свисали выделанные из металла подвески — Мари не могла рассмотреть, какие именно, но подозревала, что связаны они тоже с оленем, — и гремели так, что весь лес слышал эти отталкивающие звуки. Несколько раз на его одежде повторялись рисунки солнца, но их перекрывали пластины на груди и запястьях. — Мне нужна только одна душа, — послышался голос с самой вершины и все духи зароптали, приходя в страшное движение. Мари отпрянула подальше, случайно сбив спиной пищащее существо, что было похоже на жука. Оно подавилось писком, хватаясь за траву и растворяясь в туманном воздухе черным прахом, и девочка с замершей душой повернулась обратно. — Эта душа попала к вам сегодня. Какую цену нужно заплатить, бук? Существо оскалилось, показывая острые окровавленные клыки, и несколько детских костей, застрявших посреди зубов. Посетитель из людского мира оставался непоколебимым даже тогда, когда волк приблизился к нему, щелкая челюстью прямо перед носом. Медленно бук перевел свой дьявольский взгляд вниз, на металлическую пластину у самого сердца. — Я не глуп и не стар, а ты не потомок Юрунг айы тойон, — волк сверкнул глазами, растворяясь дымом, приманивая к себе слабых духов и сжирая их сразу же, как только они приблизились. Старик склонил голову в знаке уважения, как это и было необходимо. — Ищешь наполнение для пустого сосуда, но эта душа уже не подходит телу. — Я не оспариваю мудрость твою, древний дух, но душа отправилась сюда по ошибке, — он тряхнул головой, отчего оленьи рога с вызовом уперлись в самое небо, чуть ли не протыкая своей остротой. — Нэлбэй айсыт обижена, это не ошибка — наказание, — глухо пророкотал дух нижнего мира. Волк остановился, замерев на секунду, а после все затихло. Даже облака перестали двигаться в небе, как и сам лес, шумящий каждую секунду. Привыкшая к шуму Мари была оглушена тишиной. Слышно было лишь тление угля и потрескивание костра. Его когтистая лапа вновь коснулась сгнившей-цветущей травы, и топот вновь начал проноситься среди толпы существ. Мари подобралась, протискиваясь среди прижатых друг к другу призрачных тел. Духи воды возмущенно затрепетали на столь явное неуважение, но молча отходили, боясь пропасть в веках, стоило только буку скосить на них глаза. — Дым можжевельника и аржаан. Сейчас, но не потом, — волк захихикал детскими голосами, цепляясь хвостом за ветхие деревья и сбивая их одним движением. Гость повторил его слова шепотом и прикрыл глаза. Шепот старика потонул в женском пении, от которого душа Мари затрепетала. Она услышала в их голосах что-то знакомое, словно где-то уже встречала один из них. Это было похоже на то чувство странной ностальгии при виде старого дома, где чай был поделен пополам с остальными родственниками за обеденным столом. Ей захотелось вновь встретиться с оленем, который так твердо стоял перед чудовищем, что мог съесть его в любую секунду. Духи вновь разбрелись по лесу, таская какие-то предметы, ругаясь или скрываясь. На Мари теперь не обращали никакого внимания, теперь она была чужой для них. Невидимой, несуществующей, и теперь её руки не могли нанести никакого вреда окружающему миру. Неприкаянная душа у живых, чужое существо среди мертвых. Она открыла глаза только тогда, когда по древесной поляне разнесся дым, а по горе потекла вода с молоком. Мари глубоко вдохнула и начала кашлять, потому что стало слишком горько, слишком свободно, слишком много всего, и голова закружилась, пока она все заходилась в кашле. Неуловимый запах сладких, слишком сладких конфет и сирени забился в формирующиеся легкие, заставляя давиться слезами. За руку её крепко держал старик, и солнечным лучом они оба проникли в шатер, на секунду лишь касаясь костра всей своей сутью. Среди обжигающего жара лепестков огня Мари почувствовала благословение предков, передающееся через благовония и чистый воздух. Первым человеком, точнее, пятном, которого она увидела в своей жизни, была женщина — её мать. Именно её голос она слышала в победном пении, когда старец договорился со страшным духом. Мари растерянно оглянулась, замечая толпу людей. Все они смотрели на неё, оценивали и чему-то радовались. Кто-то даже был ей знаком, будучи неуловимо похожим на одного из духов. Не хватало только нескольких рук или глаз, или чего бы то ни было еще. Мари растянула свои младенческие губы в улыбке, и в её размытом мире все обрело смысл. — У неё все получится, — прошептал какой-то старец, сидящий неподалеку, и девочка видела, как его слова облачились в дым, который и спас ее, вытащил из того жуткого мира, из которого она сама не хотела уходить. Надетые на его голову рога пестрили разнообразными нитками и прикрепленными листьями. Теперь, оторвав туманные глаза от матери, она смотрела лишь на него, окруженного светом солнца. Мари с растерянностью почувствовала влагу на своем лице и так и не смогла понять, что это были слезы женщины, что её держала. — Спасибо, спасибо вам! Ска Иси, мы даже не надеялись, — мать Мари задыхалась, прижимая к себе ребенка. Мари пошевелилась от неудобства, что только сильнее взволновало всех людей. — Я не могу поверить, что она двигается. Она жива! — Она стала взрослой еще до того, как родилась, — усмехнулся шаман, прикуривая трубку. Шатер весь пропитался целительными запахами, горькими сочетаниями трав. Это не волновало никого, ведь свершилось чудо — девочка жива. — Джылга хаан смилостивился над тобой, дитя, — повитуха рядом с поблекшей от старости улыбкой сжала маленькое детское запястье, — тебе отныне не роптать, счастливой будешь. Гости засмеялись, так и не заметив задумчивый взгляд старца, направленный на Мари. Пустой сосуд. Для чего? * Старейшина уже несколько часов ругался вдалеке на старших охотников, что вновь сделали что-то не так. Они смотрели в пол, сопели натужно, но ничего не говорили, было тщетно что-то противопоставлять такому уважаемому лицу. Изредка долетали фразы: «…одну просьбу!», «медленно, поворачиваясь спиной…». Мари не обращала на это ровно никакого внимания. — Но я тоже хочу охотиться и рыбачить! — заканючила девочка, выбегая на порог в аккуратной одежде. На улице было ужасающе холодно, но детям на это было все равно. Бегали они иногда, когда родители не видят, с распахнутыми рубашками, под которыми еще одним слоем находилась теплая одежда. Снимались тайком колючие шапки, терялись где-то в недрах зимнего царства посреди буйных игрищ. Снег валил огромными комьями, мешая нормальному обзору. Ветер задувал прямо в лицо, царапая нежную кожу, попадая даже в уши. Мари топнула ногой, когда старшие братья засмеялись. Удивительно-теплая атмосфера царила между всеми ними, окутывая пледом маленьких тайн и забавных историй. — Ты девчонка, к тому же самая младшая, оме-ега, — самый старший издевательски щелкнул её по носу и одновременно с этим достал с полки лук. Он был искусно расписан им самим в последнюю инициацию. — Куда тебе охотиться? — Да я охотник лучше вас! — возмутилась Мари и ухватила брата за рукав, повиснув в воздухе. Ноги её беспомощно болтались в воздухе, пока брат держал руку на высоте. — Ну-у-у, старший брат, ну, пожа-а-алуйста! Парень тяжело вздохнул и поставил девочку на пол, ладонь положив ей на макушку. Его рука была настолько большой, по сравнению с головой девочки, что он пальцами мог обхватить макушку и затылок, а ладонью полностью закрыл ее лоб, не давая ей смотреть. Натренированные пальцы зарылись в кудрявые светлые локоны сестры. Мари уже знала этот фокус наизусть, а потому всеми силами пыталась сбросить чужую ладонь с лица, чтобы увидеть, что же брат показывает остальным, пока она не имеет возможности видеть. Знаками он показал остальным, что пора бежать, и мальчишки виновато переглянулись, прежде чем покинуть территорию дома. Забор натужно скрипел, когда они проходили мимо, шикая любопытной девочке на улице. Та только глядела через доски и улыбалась завистливо чему-то своему. Только когда остальные братья ушли, Кританта перестал тискать Мари, чтобы сесть перед ней на корточки. — Эй, где остальные? — она округлила глаза, покачиваясь на пятках. Почему-то ей показалось, что в этот раз братья спрятались где-то недалеко и ей нужно их найти. Кританта широко улыбнулся и дал ей свой тотем на толстой веревке, чтобы она успокоилась. Он был сделан из темного дерева, вырезан заботливой рукой шамана, и теперь охранял его на охоте. — Ой, медвежонок! — Да-да, медвежонок, — парень закатил глаза. На меньшее, чем грозный медведь, покоряющий племена, он был не согласен. Особенно ему нравилось представлять, как шаман делает его главным охотником, и он, сияя шрамами (показателями его побед, не иначе), хохотал среди девчонок. — Защитишь его, пока я на охоте? Охота предстояла тяжелая, хотя бы потому, что в этот раз с ними был и самый младший брат — взрослые попросили его взять с собой, показать, как это делается. Было страшно, что что-то пойдет не так, да и времени будет затрачено немало, ведь мальчишке нужно будет больше остановок. — Ладно, — Мари обхватила тотем двумя руками, пальцами прощупывая все детали. Она быстро согласилась так не только из-за слов брата, но и из-за собственного желания поближе его рассмотреть, поскорее потрогать, огладить мордочку и пригреть у себя в ладошках. Тотемы были удивительными, они до ужаса нравились девочке. Она мечтала, что когда-то, может быть, лет через пять, шаман заметит её силы и скажет обучаться с остальными, а не заставит шить и колоть дрова. Может быть, у неё будет даже собственный тотем: ни у кого у девчонок нет, а у неё точно-точно будет! Он и так выделял ее из остальных девочек, будто видя скрытый потенциал. Перед сном Мари всегда размышляла, глядя на звезды из своего окошка: «Каким будет мой тотем?». Сначала ей представлялась чайка, после — жучок, а что-то внутри твердило — ланка. Она надеялась на это, ведь хотела так же, как и Ска Иси, гоняться по другим мирам, договариваться с духами и совершать сделки с айы. И теперь она держала в руках тотем старшего брата, только ей он доверял своего зверя (конечно, не считая его невесты, но тут кто бы спорил). Он жег ей ладони интересом, и, закрыв глаза, девочка представила, как стоит на инициации и вдыхает запах костра, пока руку тяготит собственный тотем. Кританта знал, что тотем нужно носить всегда при себе, но именно в этот день он решил отдать его ей, чтобы успокоить и не слышать потом недовольные тирады матери о том, что они избегают Мари. Что может случиться за несколько часов? Девочка крепко обняла парня, мокро чмокнув его прямо в щеку. Юный охотник поморщился, показывая все отвращение к таким нежностям, но глубоко внутри него разлилось тепло от таких проявлений чувств. В их семье нечасто перепадала любовь самому старшему, от того он, быть может, так и любил ласковую Мари. — Я буду хранить его и оберегать, ведь я люблю тебя больше всех! — последние слова Мари крикнула на всю видимую территорию, чтобы все слышали, кто ее самый любимый брат. Кританта звонко рассмеялся и встал, чтобы все-таки уйти на охоту. — Никому не говори об этом, они же обидятся, — парень заговорщицки подмигнул и махнул широкой рукой, скрываясь за огромными белоснежными сугробами. Его спина была последним, что она видела, прежде чем он полностью исчез на горизонте. Девочка провожала его взглядом до последнего и только потом подняла высоко-высоко над собой тотем, чтобы рассмотреть его в свете солнца. Медведь выглядел настоящим, хоть и был выполнен из какого-то темного дерева грубым ножом. — Мари, почему дверь открыта? — раздался голос из глубины дома. Девочка ойкнула и покраснела, заходя обратно в теплое помещение. Тотем цвел в руках Мари. Кританта вернулся назад весь в крови, таща на своей спине полумертвого, самого младшего брата.