— Знаешь, я завидую тебе, Херра.
Эти слова звучали треском стекла в тишине комнаты. Тон того, кто пытается говорить это с улыбкой. Женщина и правда старалась улыбаться, пока медленно убирала длинные белые волосы с лица, не смотря на свою собеседницу. А та в свою очередь смотрела поражённо на неё, не веря своим ушам. Разве её судьбе можно завидовать? Рано умерший король её рода, осталась без наследника и согласилась на договор Черва лишь за ребёнка, за последний свой шанс познать каково быть матерью. Огромная цена, но дар его стоил. Сейчас она видит, как её маленькая Хорнет бегает по этому выбеленному дворцу, увиваясь иногда вокруг Чистого Сосуда, что лишь взглядом наблюдал за ней, никак не препятствуя.
— Ты познала то, каково быть матерью и ласкать собственное дитя, — Белая Леди медленно подняла голову, смотря в сторону Херры своими голубыми глазами, но на которые уже давно пала пелена слепоты.
— Но и Вы, Белая Леди, познали это, — Херра рефлекторно хочет показать на Сосуд, но одёргивает себя, вместе с тем убирая с лица чёрную вуаль. — У Вас есть Сосуд. Ваш ребёнок.
Белая Леди на это лишь тяжело вздыхает, складывая бледные тонкие руки на коленях, закрывая глаза и прислушиваясь. Чистый Сосуд решает поиграть с ребёнком, копируя игры других жуков, которые сумел увидеть краем глаза. Он не знаком с ними лично, лишь мог наблюдать за ними. Единственное, что знакомо ему не понаслышке, это вечные тренировки и испытания его силы физической и духа. Лишь боль и вечные занятия идут с ним бок о бок. Страдания ради великой цели. Пожалуй, только цена невыносимым грузом легла на плечи короля и королевы, заставляя чувствовать оковы вины.
— Херра, услышь меня и пойми. Разве это то материнство, о котором можно было бы мечтать? Мой ребёнок истязаем каждый день тренировками и испытаниями. Будущего не существует для него. Закаляют ради роли сосуда для чумы. И у него дальше нет пути, — губы сжались в нитку, белые ресницы почти закрыли глаза, не давая увидеть то, как в них плещется скорбь. — Он не знает материнского или отцовского тепла, не познал ни любви, ни счастия. Одинок в идеальных стенáх. Ты бы пожелала этого для Хорнет?
— Нет, — Херра переводит взгляд черных глаз с детей на королеву вновь, чувствуя противоречивые эмоции, сейчас она почти физически ощущает то, как разрывается чужое сердце. — Я бы не пожелала этого никому.
— И я бы не пожелала это своему потомству. Изгнанные, брошенные в глубины Бездны. Разрушенные, преданные мной же и их отцом. Семена, которым было суждено погибнуть во тьме ради цели. Королевство должно жить, но почему цена столь высока?
— Королевский венец тяжёл не только для его носителя, но и для тех, кто близ него. Черв решился на это, обрекая почти всех на страдания, — в голосе скользит неприязнь и непринятие его политики. — Столкновение старого и нового света.
— Всё это для королевства. Коль не он, то не узрело бы это место разум, не познало бы индивидуальности. А сейчас любая жертва ради цели, ведь иначе всё было тщетно.
— До последнего будете защищать своего мужа, — женщина вздыхает с долей отчаяния и смирения, убирая тёмные волосы обратно в аккуратный пучок. — Наверное, не имею права за это осуждать. Но всё же я чувствую провал идеи Черва.
— Раз так, — Белая Леди на слух обернулась в сторону детей, где была возня и откровенные поддавки в игре от Сосуда. — То всё напрасно. Но я не оставлю его.
— Любить его точно выпить яду: медленно разрушает до самого нутра. В любви к нему я Вас никогда не пойму, — Херра нервным движением одёрнула темно-синее платье на своих коленях, складывая руки на них. — Эта любовь долго не проживёт и кончится крахом.
— Пусть даже так, то всё ли так ужасно? Уж помню я, пускай ты не согласна, что не так уж плох тот договор, что был с ним заключён, да и как партнёр он разве плох?
— Лишь часть уговора, Белая Леди. Мне было всё равно на этот фактор. Неплохо, что он вообще сумел до меня добраться. Мне нужна была лишь королевская кровь. О чувствах речи не идёт. Ну, а Вы? Разве Вам и правда всё равно на его интрижки?
— Слышать это от тебя, Херра, почти смешно, — женщина чуть грустно улыбается. — Ты знаешь, что я сейчас скажу.
— Любая жертва ради цели, — звучит от них синхронно.
Херра вздыхает раздражённо, закатывая глаза и окончательно снимая вуаль с лица и рогов. Она ненавидит уже эту фразу. Часто слышит её от Черва, а теперь и от королевы, хотя понимает, что у той нет выбора. Если не будет придерживаться этой мысли — вина изъест её изнутри, не оставив даже оболочки. Груз на её плечах столь же велик, как и у Бледного короля. План, в котором они оба принимают участие, вина и тоска напополам. И в этот момент Херра испытывала… жалость к этой женщине, что отдала себя королевству и королю от и до, обрекая себя на страдания, пока этот кошмар не закончится. Множество детей, но нет ни одного её ребёнка, которого она могла бы любить и воспитывать. Все оказываются в Бездне. А тот, кто остался, должен быть идеальным и его нельзя испортить какими-либо чувствами.
— Я не смею попросить его о нашем ребёнке. Это угроза брака для Чистого Сосуда, да и времена не те, — женщина выглядит смиренно, сжимая пальцами тонкое белое платье на своих коленях.
— Мне Вас жаль, — срывается раньше, чем успевает одёрнуть себя. — Познали любовь и заботу от мужа, но из множества сотен детей нет Вашего чада, а королевский статус больше кандалы, чем дар.
— Пожалуй, это чувство взаимно, Херра, — Белая Леди положила свою руку поверх чужой на столе. — Ты не познала любви или нежности, но ты счастливая мать, пускай это время и быстротечное.
— Это последнее моё посещение этого дворца.
— Но, может, сумеем увидеться в моих садах? Они не так далеко, я буду рада видеть тебя и Хорнет. Вы для меня тоже семья, как и мой муж.
— Может, у нас есть ещё одна встреча до того, как я стану печатью. Предадимся взаимной жалостью? — звучит с иронией, но в этом столько правды.
Но встреча была далеко не одна. В цветущем саду они встречались так часто, как могли. Слепота королевы не мешала им видеться. Она знала дорогу от и до, приходя к каждой их встрече. Она наполняла себя суррогатом чувства материнства, лаская Хорнет так, словно это и её ребёнок тоже. Гладила по волосам, по белым рожкам, дарила ткани для платьев, ткачи в шитье были всегда лучше, чем кто-либо из дворца. Сердце Белой Леди наполнялось теплом и нежностью к этой маленькой девочке с храбрым и сильным сердцем, с малых лет твердящая про то, что будет защищать свой народ. От Черва в ней лишь фарфор кожи, да и тот чуть мягче, не отдаёт искусственной белизной.
— Она так на тебя похожа, Херра. Твоё дитя, — пальцы проводят по коротким черным волосам, даже те унаследовала от матери.
— Черв передал лишь немного его решительности, — женщина фыркнула, отпивая из чашки травяную настойку.
— Словно у тебя её нет, — Белая Леди смеётся, прикрывая улыбку длинным рукавом одежд. — Я не уверую в это.
— Не так много, у него её излишне, — Херра закатила глаза, но после поддержала чужой смех лёгким смешком в ладонь.
— И всё же она унаследовала от тебя лучшее, Херра. Она будет чудесной принцессой ткачей. Я верю в тебя, как в прекрасную мать, и в неё, как в прекрасное продолжение тебя.
И так пролетало время, которого было слишком мало для них. Они виделись почти каждый день, проводя втроём время, не давая быть себе одинокими. Херра наслаждалась нежностью королевы, её любовью. Столько тёплых слов она не слышала давно в свой адрес. Безродная, не имеющая ни грамма благородной крови, добившаяся своего места лишь женитьбой, прозванная Зверем и чуть ли не чудовищем… Сейчас её любили и ласкали, как ребёнка, которому не доставали тепла всю жизнь. Они жалели друг друга. Одна даровала свою любовь, пока вторая давала испытать вкус счастья материнства.
И всё же это была не любовь. Или не та любовь, к которой мы привыкли. Белая Леди любила своего мужа, но даровала любовь и Херре. Видимо, им всегда было всё равно на интрижки друг друга, игнорировали их, делая вид, что ничего не произошло. Странные отношения между ними тремя, но всех это, видимо, устраивало. Король слишком глубоко ушёл в тренировку Сосуда, не мог осудить свою жену за стремление снова познать тепло. Он знал её
особенность, позволял ей делать то, что она пожелает, доверяя её выбору и действиям.
А королева впервые не терзалась ничем, навещая Херру в своём саду. Она давала ей свою любовь, которая копилась без возможности выйти наружу. Касание рук, нежные слова, объятия, уютные посиделки, лёгкие поцелуи. От рук всё выше, пока не касалась лица, мягко поглаживая скулы, пока тёплые поцелуи не начали запечатлеваться на них и губах. И взаимность никогда не заставляла себя ждать. Херра добровольно глотала сладкий суррогат любви настоящего партнёра, упивалась любовью Белой Леди. Знала, что это счастье недолгое, пускай невыносимо мягкое и приятное. Но до последнего желала наслаждаться им, пока её не погрузят в вечный сон. Пока у неё есть шанс быть любимой, она желала быть таковой. А ей и не отказывали в этом, ублажая эту мечту, отдавая новые порции нежности и ласки, такой светлой и невинной. Если Бледный король ослеплял своим светом, на него было больно смотреть, то королева обволакивала своим, своей чистотой и любовью. Ей не возносили почестей, как Черву, но корни божества чувствовались в ней. Она снимала боль, как самые сильные обезболивающие травы, убаюкивала своим нежным светом. Она — колыбель королевства, его сердце, пока Черв — разум, трезвый и величественный.
***
Логово ткачей опасное место, но Херра вела королеву за руку по всем ходам, избегая своих многочисленных сородичей, накинув на неё свою вуаль, дабы скрыть лицо, хотя и толку мало в этом. Белизну волос и аккуратный стан узнает всякий, кто хотя бы слышал о ней. Но это было необходимым ложным чувством безопасности. Лишний жест заботы от той, кто не привык её проявлять. Нежные касания рук, придерживание за плечи, чтобы Белая Леди не сделала случайного шага туда, куда им не следовало идти. Они шли так медленно, но осторожно, не желая того, чтобы королева что-то себе повредила. А та доверилась с головой, следуя за Херрой так, как та просила, слушаясь беспрекословно, лишь улыбаясь иногда, когда слышала тихую рыгань на то, как место всё же опасно. Не способная видеть, она могла положиться лишь на Херру. Она стала её глазами в этом месте. Пускать корни было бесполезно, они шли, всё же чуть торопясь, замедляясь лишь для того, чтобы ничего не повредить в пути. Лишь иногда получалось коснуться свободной рукой стены или сводов, чувствуя твёрдую землю и где-то паутину. Не испытывает отвращение, лишь интерес. Она не была здесь ни разу да и почти не покидала дворца и садов. Всё впервые, в диковинку.
Покои Херры встретили тишиной и идеальным порядком. Кровать, множество собственными руками сшитых тканей, на столах всё стоит в строгом порядке. Тут наконец-то довелось им отдохнуть от долгого и опасного пути. Белую Леди аккуратно усадили на кровать, пока Херра снимала с неё вуаль и вместе с тем освобождая себя от накидки и множества слоев одежды. Королева пока лишь касалась руками простыней и одеял, вдыхала запах и пыталась расслышать хоть что-то, но до слуха доходили лишь движения где-то по коридору, редкие, но быстрые, да шаги по комнате. Ничего отвлекающего или постороннего, было даже как-то пусто по ощущениям. Но времени много не дали. Холодные руки коснулись лица, убирая длинную прядь с него за ухо. Кровать мерно прогнулась под чужим весом, а губ коснулись чужие, пока руки переплелись.
Они совершали страшный грех, по мнению других. Они уединились друг с другом в покоях королевы ткачей, чтобы упиться этим грехом. Нежность питала странные чувства, но всё же семя похоти тоже взяло своё. Но о страсти тут речь не идёт. Лишь ласка и нежность щемят всё в груди. Непривыкшая, Херра позволяет вести поначалу, подчиняясь нежным касаниям. Ни грамма пошлости или спешки. Их союз должен остаться неспешным. Тягучие прикосновения, переплетались пальцы, в поцелуях ни капли бездумной страсти. Прикоснуться губами, чтобы вновь отпрянуть, соприкоснувшись лбами в жесте невинном. Поцелуи по щекам и скулам, вискам, убирая чужие волосы. Статность и чин оставили за порогом, ублажая желанье друг друга в чувственной близости.
Белая Леди распускает чужие волосы, позволяя ниспадать на плечи, наслаждаясь их мягкостью. Пальцы медленно ведут по высоким рогам, аккуратно поглаживая их. Не способная видеть, она заполняла место зрения осязанием. Херра послушно подставлялась, позволяла то, что обычно не давала сделать никому. Сейчас для них нет табу и ограничений, нет старых привычек иль нравов. Лишь льющаяся жалость друг к другу, переплетающаяся с чем-то нежным и мягким.
Аккуратно укладывает королеву на идеальные простыни. Даже так та бела на них и легка, лишь кожа наконец-то заметно живее на вид, отдаёт теплотой, а не серостью и безжизненность, как у Херры или короля. Поцелуями по лицу и тонкой шее, ощущая как мерно бьётся чужое сердце, как тепло кожи ласкает холодные губы. Прекрасна в своей красоте и невинности. Позволяет делать всё, не смея закрыться, лишь открывает желаемые части, обнимая так нежно и и сладко. Шорох одежд, что мешают упиться тем чувством. Королевы снимают постепенно одежды. С плеч скатываются тёмные и светлые ткани, а по открытым местам скользят поцелуи. И всё ниже и ниже исподнее, пока тела переплетаются плотнее. Контроль Херры ложен даже для неё самой. Она знает, что мнётся в чужих руках сильнее, чем свежие ростки при неаккуратном прикосновении. Последний раз, когда она кому-то так сильно раскроется, но пока ей дают, она выльет всё, что есть в ней, даровав себе покой и последний шанс побыть слабой, открытой, уязвимой.
— Солги мне. Прошу, — отчаянный шепот.
— Я люблю тебя, — бледная рука ведёт по щеке с невыносимой нежностью.
— Это ложь?
В ответ тишина.
— Спасибо, — жмётся к руке на щеке, смаргивая слёзы. Она не приняла бы от неё ни «да», ни «нет».
Белая Леди сцеловывает слёзы. Их акт любви и жалости, лжи и надежды. Открыты сердца друг для друга. Упиваются лаской и нежностью, чтобы потом разойтись пред рассветом, дабы скрыть эту связь.
— Если бы у нас было больше времени…
— Но у нас его нет.
—…я бы хотела, чтобы мы были дольше близки.
Минуты покоя после близости, когда Белая Леди любовно гладит чужую голову на своей груди, убаюкивая своим тихим голосом. Волосы частично вьются вокруг чужого тела, оплетая руки, какие-то участки, это её особенность. Королева мечтает о возможном развитии событий, но Херра не любит частицу «бы» в разговорах и пустые представления того, что уже не случится. Даже если сердцу и хотелось поверить в чужие домыслы. Хотя сейчас, всё же, она была готова послушать чужие мечтания, как колыбельную. Предчувствие намекало, что это их последняя спокойная ночь.
— Если бы не угроза старого света и нужда в сосуде для его сдерживания, то Чистый Сосуд бы мог быть моим сыном, Хорнет — твоей дочерью. Они бы веселились в моих садах, как самые обычные дети, радовались жизни и не знали бы горе утрат и потерь. Мы были бы счастливы и проводили друг с другом дни.
Херра засыпала под эту несбыточную, но такую сладкую и нежную мечту. В своих снах она видела это так, словно это и правда произошло. Мир, где она счастлива всегда вместе с Белой Леди. Если бы это было возможно, она бы даже была бы готова смириться с Бледным королём возле них. Лишь бы эти грёзы были явью.
После Белая Леди ушла, бесшумно и ожидаемо. Ей нужно было вернуть во дворец. Лишь теплые поцелуи на коже и еле уловимый запах садов остался напоминанием. А после известие о дате становления печатью. Это было неизбежно. Но впервые ощущалось жгучей горечью на душе. Идеальная сказка разбилась, как та хрустальная ваза, где стояли цветы с садов королевы. Это конец. Она — Грезящая. Ради своей дочери. Ради
неё.
***
— Херра, иди к нам!
Белое платье колышется на ветру, до локтей сползла подаренная когда-то шаль, которую связала собственными руками. На губах Белой Леди нежная улыбка. Она зовёт за собой, отступая назад, в сад, который вновь зацвёл. Всё бросается в глаза своей яркостью и светом. Тепло и уютно. Повзрослевшая Хорнет тренируется с Чистым Сосудом, недовольно фыркая, когда противник заливался смехом и что-то говорил. Даже Белый король снял мантию и спокойно сидел за столом, улыбаясь гостье так, словно они старые друзья.
— Сними же скорее вуаль. Я влюблена в тебя, а не в ткань.
Пару неловких шагов навстречу. Руки сами тянутся к полупрозрачной ткани на лице, чтобы наконец-то убрать её, увидеть всё лучше и почувствовать знакомое тепло. Сладкая мечта. Сладкий сон.
Грёзы
Отскакивает прочь, отступая назад, со страхом и горечью смотря на растворяющиеся силуэты. Всего лишь мираж. Игра Лучезарности, попытки сломить печати, их волю. Словно старается купить самыми желанными снами, где всё так, как хочет владелец. Но ей нельзя подчиняться, поддаться. Ради любимой дочери и ради
неё сохранить свой разум, чтобы защитить и уберечь, раз собственная судьба — вечность провести в борьбе с грёзами.
— Прощайте. Даже во снах я не смогу вас увидеть.
***
В ту ночь из королевских покоев впервые были слышны горькие рыдания скорби.
