Вставай

– Вставай. Выплюнув пыль и сопли, проглотив унижение – Избранный не должен падать, да и другие дети ржут, – заглушив собственную гордость, боль, отлепив от лица мелкие колючие камушки со двора монастыря. Вставай, через боль поднимай своё непослушное тело, тощие руки и ноги, торчащие рёбра, всклоченные волосы. Вставай, поднимая вместе со своей тушкой придавивший тебя столб воздуха высотой с небо. Вставай, нельзя поддаваться уютным объятиям земли, где не надо бороться. Это уже не Ву говорит Морро – это Морро говорит себе. Ву просто говорит «вставай», без подробностей. Других учеников Ву подниматься не заставлял. Морро косо поглядывал на них, но без ненависти или зависти. В конце концов, Избранный – он, и с него спрос больше. Потому что он сильнее. Нечего завидовать более слабым, такое отношение к ним – просто снисхождение. Ву всё-таки тренирует в Морро силу воли, ведь быть Избранным непросто, столько соблазнов... Нужно уметь сказать себе «вставай!». Учитель просто хочет, чтобы Морро был ещё сильнее, да. Вот только от самого Ву мальчишка этого ни разу не слышал. Но, наверное, это просто ещё одно испытание. Он должен находить силу и поддержку в себе самом. Да и не так уж и важно, что творится вокруг. Есть он, Морро, и есть его Цель – Сила. Остальное неважно. Он – выпущенная стрела, которая ни за что не остановится, он – зверь, который движется вперёд, не обращая внимания на усталость и ранения. Этот зверь может перемолоть что угодно: падение, сопли, жалость к себе, сломанные конечности, старые раны, унижения, чей-то тупой ржач, стрелы, копья, камни, огонь. Даже то, что его никто не видит, он может преодолеть. Наверное. Хотя это обидно. Но и обиду можно съесть, подпитать ею силы и снова гнать вперёд, ведь так? На помойке совсем нет ничего лишнего, нужно брать энергию из любых объедков, чтобы были силы передвигаться. Да и вообще, он сильнее, чем они все. Он лучше, потому что он всегда поднимается. Он лучше, потому что может обойтись без того, что другим страшно потерять. Морро не помнит, когда впервые засомневался. Когда в голосе учителя, в привычном «вставай» прорезался страх. Наверное, это слово звучало постоянно из уст любого учителя в любом месте и в любое время, то с необходимой суровостью, то со злобой, может, даже мягко. Но страх... Наверное, Морро первый, кто такого добился. Учителя говорили «вставай», и дети поднимались. Один раз. Второй. Третий. Больше – редко. Морро поднимался всегда, пятый, десятый – не потому, что плохо защищался, просто от упражнений со стихией ноги не держат. Но не важно, сколько раз упал и как это было больно, главное – сколько раз победил себя и поднялся. Морро поднимался всегда. И всегда был победителем. Не удивительно, что Ву испугался. Морро вставал с тупым упорством, словно совсем не был человеком. Когда-то Ву приказывал мальчишке вставать, теперь Морро приказывал себе исключительно сам. И учитель боялся. Если Морро мог наблюдать себя со стороны, тоже испугался бы, но, к счастью, ему было не до этого. А зеркал в монастыре не было, всего одно маленькое – и то у Ву, и смотреться в него не разрешалось. Оно служило только для того, чтобы учитель мог время от времени убедиться, что у него всё в порядке с лицом. Ну и пусть боится. То, что Ву труслив, Морро заметил ещё при первой встрече. Он был похож на зайца, да, на зайца. Осторожно вылез, огляделся, прислушался, смотрел внимательно, изучал каждое движение. Для кого-то осторожность, но для Морро уже трусость. Ву всегда сомневался, Морро считал, что сомневаться стыдно. Конечно же, он за это расплачивался собственной шкуркой, но зато... Зато он был сильнее. А трусость Ву можно пережить. Когда Морро дёрнул за шиворот пацанёнка, с которым он тренировался, учитель почему-то приказал прекратить. Очень резко приказал. Почему-то то, что Ву требовал от Морро, Морро не мог требовать от других. Хотя, казалось бы, всего-то надо встать, проглотить сопли и стерпеть ушибы, всего-то подняться на ноги. Значит, этому можно себя не преодолевать, а вот Морро должен. Это было бы нечестно, будь они равны, но Морро – Избранный. Он сильнее. Это перекрывает абсолютно всё. Избранный должен мучиться больше, ведь так? Так. Ву этого не говорил, но ведь почему-то он ведёт себя именно так, почему-то он требует именно с Морро, почему-то именно на него таращится, плохо скрывая страх. Почему-то он делает шаг назад, когда Морро опять встаёт. Почему-то. К этому дню он готовился. К этому дню готовилось, казалось, всё. День, когда Оружие признает Морро, был рассчитан по фазам луны и прочей лабуде. С утра дул сильнейший ветер, что Морро посчитал хорошим знаком – родная стихия всё-таки. Ву нервничал. Впрочем, он нервничал вообще всегда. Заяц. В этот день никто не пришёл в монастырь. И правильно, признание Оружием – это дело только Ву и Морро, посторонним там делать нечего. Вокруг всё было торжественно и тихо, только ветер завывал за тонкими стенами. Ву утром удалился подготовить Оружие и кимоно Зелёного Ниндзя. Морро сегодня впервые оставил силовые тренировки и работал только над своим сознанием, готовя его к принятию нового статуса. Он сидел на полу, вслушивался и старался дышать ровно, чтобы успокоиться. Но сердце предательски колотилось с такой силой, что, казалось, заглушало биением все прочие звуки. Сердце уже рвалось вперёд, с новой силой и статусом, самым лучшим из возможных. Морро старался утихомирить его, хотя сам украдкой думал: это лишь подтверждение, ну как может быть иначе? Конечно же я Избранный, я, я, я! Однако такие мысли не красят Зелёного Ниндзя, и Морро старательно их подавлял. Нужно привести сознание в порядок. Жизнь в компании бомжей, к которой он всё ещё иногда мысленно возвращался, не должна больше влиять на ход его мыслей. Прошлое сегодня сдохнет и усохнет, а Ниндзяго примет нового воина – не бывшего бомжа, научившегося драться, а Зелёного Ниндзя – воина, неразрывно связанного с самим миром и призванного в эту жизнь, чтобы охранять его. В том, что он появился на свет только ради этого, Морро не сомневался. У него в волосах зелёная лента, оставленная мамой. Какой знак может быть ещё более явным?! Морро понял, что готов. Сознание у него стало пустым и чистым. Кровь, старательно рвавшаяся обратно и пытавшаяся запачкать всё, чего он касался мысленным взором, наконец схлынула. Прошлое, красное, грязное и железное, было отброшено. Ни одна тренировка, даже самая тяжёлая, не была сложнее, чем этот проход по коридору. Держать своё сознание гораздо сложнее, чем своё тело. Тело устаёт, его можно контролировать, если заставлять его работать. Но сознание всегда с тобой, оно лишь перетекает от одного к другому, от первозданной чистоты к грязной свалке, от тревожного, но доброго и растерянного лица Ву к изрезанной глубокими шрамами роже бомжа, от ухоженных рук учителя к чьим-то покрытым слоем коросты, истёртым и страшным ногам. Главное и самое сложное – удержать этот поток, остановить бег, очистить своё сознание. Не думать. А после такого приказа столько мыслей сразу же навязчиво хлынуло в голову! Но он готовился. Он учился чиститься как снаружи, так и внутри. Он даже уши помыл ради сегодняшнего события. Наконец он открывает дверь. На душе у него чисто и спокойно. Дальше надо поклониться. В центре комнаты разложено великое Оружие, сотворившее этот мир. Дальше стоит Ву и держит заветное и такое желанное зелёное кимоно. Сердце колотится, Морро нервно сглатывает и мысленно ударяет себя, чтобы успокоиться. Оружие-миротворец блестит золотыми драконами, оно прекрасно. Драконы щурятся на Морро недобро, но они обязательно поладят. Со временем. Мастер ветра подходит ближе и задерживает дыхание. Делает шаг. Ветер внутри него впервые за столько лет стихает, сердце не бьётся, всё остановилось. Сознание чисто и готово почувствовать. Каково по ощущениям Признание? Может, приятная щекотка и чувство лёгкости? Может, золотая пыль щиплет кожу, как множество крохотных мушек? Может, огненные иглы пронзают тело, наполняя его новой силой, смыслом и предназначением? Морро никогда этого не узнает. Он открыл один глаз. Потом второй. Произошло ничего. И всё. Сознание стало ещё более пустым, в него даже не хлынула кровь. Просто ничего не произошло. Ничего не зажглось, не вспыхнуло, не было ни легко, ни больно. Только очень-очень пусто. Может, так и надо?! Морро забегал глазами в поисках разгадки и, увидев разбитое лицо Ву, напоролся на ответ, как на расколотое стекло. Морро почувствовал, что мысленно слепнет. Как же так?! Он же тренировался. Он стал сильнее, чем любой противник, выходивший к нему. Он побеждал себя каждый раз, он не позволял себе провисать, стал твёрдым, как земля, быстрым, как молния, опасным, как огонь, чистым сознанием, как лёд. Он стал самым сильным. Ву сам велел ему подниматься, Ву ведь сказал, что всё будет, если побеждать себя, всё-всё будет! Вот Морро победил себя, не испугался странного мужика, рискнул попробовать еду – и вот он здесь! Он же побеждал себя, бил, рвал на кусочки, втаптывал в мозаику с драконом во дворе монастыря, когда вставал! Так почему?! – Не мне решать, – сказал Ву бесцветным голосом и отвернулся. Ву сам очень хотел верить, что всё будет, всё-всё будет, если очень стараться. Тупо и глухо прозвучал голос самого Морро откуда-то издалека: «Я буду тренироваться!» Жалко прозвучал. Жалобно. Как писк голодного котёнка. Жал-ко. И в сознание тут же хлынула кровь. И ржавчина. И свалка. И бег. И пот. И грязь, очень много грязи. Чистота сознания, которую Морро старательно выстраивал столько времени, была пущена коту под хвост за какие-то доли секунд. Морро казалось, что он хлебнул всей этой дряни, и теперь она хочет вылиться наружу. Его жгло изнутри. Ненависть, старательно сдерживаемая ради великой цели ненависть вырвалась наружу, так как её оковы внезапно стали бумажными игрушками. А ненависть всегда была самой настоящей и всепоглощающей. Она не была ещё ни на что направлена, она просто жила в Морро с самого первого дня его существования, и она всё время искала выхода. Её держал только призрак Зелёной Силы. Которого теперь не было. Оно вернулось. Бессилие. Беспомощность. Жалкий голодный котёнок, который ничего не решает и ничего не может изменить в своей гнусной судьбе, который плачет и скоро сдохнет. Он просто хочет есть, но кто ж ему даст?! Ненависть выжгла Морро, как спичку, быстрее, чем он успел понять. По сознанию прошёлся всеубивающий огненный смерч. Все смыслы обуглились и жалобно маячили чёрными комочками. Морро был почти пуст, почти, только не так, как надо, а по-плохому. Он не думал не потому, что держал себя, а потому, что думать ему было больше нечем. В голове вертелся огненный шар. Он не смог добиться цели. И за это выжег себя изнутри. Но отравы осталось много, и она рвалась наружу. Куда же? Перед Морро стоял его главный враг. Ву скорчился. Кажется, он понял. Но Морро не позволил себе. Он дёрнулся, вырвал с мясом дверь, которую так недавно с трепетом открывал, рявкнул «Докажу!», чтобы выплюнуть хоть немного отравы. И побежал. Зелёное кимоно, настоящий идол для него и для многих, его главный враг, его желанная и недостижимая цель, плясало у него перед глазами. Дело было не в том, что оно было зелёное, не в том, что это был самый лучший статус, а в том, что Морро его не-дос-тиг. И Ву, Ву, единственный, с кем Морро мог поговорить, как человек с человеком, Ву, который показал ему нормальную жизнь – Ву скорбно отвернулся, оставив его одного. И Морро не мог его вернуть. Учитель его больше не слышал, ему тоже было плохо, ведь его надежды разбились. Ненависть. Вряд ли к Ву. Вряд ли к зелёному идолу. Но точно к самому себе, который ничего не достиг. Самая настоящая отрава. Но! Зато! Он! Сильнее! Даже если бессилен! Да?! Морро выбежал во двор. Но даже тут стены давили. Кинулся дальше, за ворота. Там давило сизое грозовое небо, а земли вовсе не было видно. Хочешь – падай вниз сколько угодно, но наверх уже не поднимешься. Не Ву решать. И тем более не Морро. Какие-то вещи никто не решает, хоть бейся головой об эти тучи. И Ву предлагал с этим просто смириться. – Я вас ненавижу! – истошно проорал Морро, задрав голову к небу – словно где-то там за тучами спрятались коварные писатели судеб, определившие, что ничего не получится. Небо насмешливо ответило Морро дождевой каплей. И ещё одной. Дождь усилился резко. Морро по-прежнему с яростью смотрел вверх, будто надеясь прожечь взглядом тучи и хоть как-то навредить небесным писакам. Капли весело постукивали по воротам, по крыше монастыря, по искажённому ненавистью лицу Морро. И, кажется, с каждой пролитой каплей небо становилось чуть-чуть легче и выше. Пожар был потушен. Оставил после себя лишь разорение, но всё-таки ушёл. Морро трясло. Бессилие. Он ничего не может сделать. Он может только не принимать его, больше ничего не остаётся. Концентрированная сила превращается в яд. Слишком много мощи в одной тощей тушке, а выйти ей некуда – никто добровольно на себя такое не примет. Потому что если и брать, то всё сразу. Ведь это не сила какого-нибудь Зелёного Ниндзя, не мышцы и не магия. Это сила воли, из-за которой встаёшь, даже если уже не хочешь. Из-за которой любое желание – условность, потому что ты можешь приказать себе перехотеть. И однажды Морро встанет. И Ву испугается. Только не так, как много лет назад, а гораздо сильнее. Морро поднимется, хотя совсем не должен. Никто не должен подниматься из мёртвых. Но он бессилие не принимает.