***
— Ну что, Дан? Я говорю, чтоб Элиза ждала тебя на День рождения? — Санда говорит шёпотом, вероятно, чтоб маленькая и вездесущая девочка ничего не услышала. — Ну конечно, я же обещал, что приеду, — а вторая вездесущая девочка сейчас подходит сзади и обвивает мужской торс руками, утыкаясь носом между лопаток. — Дан, и ещё... — она немного напрягается, — что у вас с Тиной? — А ты с какой целью интересуешься? — смеётся Дан, чувствуя, как по Тине разливается напряжение от услышанного. — Ты мне не говорил, что малая с ней виделась, но она проболталась, — смеётся Санда, — и снова очень скучает и постоянно вспоминает вашу короткую встречу. Я подумала, если бы вы вместе... — Мы приедем, — Дан широко улыбается, хорошо понимая возможность убить двух, а то и трёх зайцев сразу. А глаза Тины в этот момент расширяются до неестественных размеров. Машет головой из стороны в сторону. Теряется. — Мы будем вас ждать, только, Дан... — снова мешкается, а по интонации уже и Дан чувствует что-то более серьёзное, — мама, она... ну, в общем... — Санда, мы разберёмся, спасибо. Послезавтра будем у вас. — Ждём, целую тебя, — отключается, а Дан резко выдыхает, наконец имея возможность обнять свою маленькую приставучую женщину. — И куда ты решил меня увезти? — с улыбкой спрашивает Тина, уже успокоившись и располагаясь поудобнее в его руках. — В Кишинёв, — совершенно спокойно отвечает , чем вызывает заливистый женский смех, — у Элизы День рождения в пятницу, малыш. Я обещал приехать и взять тебя с собой, — она и так все слышала, но сейчас снова теряется, будто ей только что сказали шокирующую новость. — Дан, я по Элизе, конечно, тоже очень скучаю, но... — заминает пальцы, практически выламывая их, пока Дан не перехватывает ее ладошки в свои, — но я не знаю, насколько это будет уместно... Там вся твоя семья, а я... Дан едва сдерживает себя, чтобы не сказать, что она и есть его семья, причём одна из ее главных составляющих. — А ты туда прекрасно впишешься, Тин, чего ты так запереживала? — Не знаю, просто... все как-то быстро, я... — осекается, нервничает и снова теряет себя в потоке хаотичных мыслей. — Тина, — смеётся, — тебе напомнить сколько нам лет? Сейчас уже, чем быстрее, тем лучше. Смеются оба, а Тина легонько бьет Балана ладошкой по плечу. Следующий день она проводит в попытках найти и собрать все самое необходимое на два дня вне дома, носится в панике, совершенно не думая о том, что всем глубоко все равно, в чем она приедет, как минимум потому, что она будет безупречна, даже если будет в старой поношенной пижаме, хотя до таких крайностей лучше, конечно, не углубляться. Выезд был запланирован на раннее-раннее утро, почти что ночь, и поэтому Тине было вполне логично переночевать в квартире Дана. И, конечно же, сделать вид, что верит тому, что выезжать так рано нужно исключительно ради маленькой племянницы. Ну конечно. А зачем ещё? Какой-то подростковый максимализм среднего возраста, честное слово. И самое парадоксальное в этом то, что все прекрасно знают и понимают, как и когда он начинается, но как и когда заканчивается — до сих пор тайна, покрытая мраком. У некоторых вон, до сорока бушует, и ничего.***
— Доброе утро, — тихонько шепчет, целуя свою драгоценную спящую красавицу в висок и аккуратно ставя ее кофе на тумбочку, — малыш, за нами уже очень скоро приедут, просыпайся, — как же все-таки лениво открывать глаза, когда за окном не то, что ещё не светает, а самая настоящая кромешная тьма, а вместо солнечных лучей, только бьющий в лицо уличный фонарь. — Доброе, — потягивается, вызывая у мужчины самую настоящую кошачью улыбку и заметив это, тут же смеётся, — Дан, даже не начинай. — А я и не собирался, — наигранно безразлично встаёт, уходя на кухню и чувствует прилетевшую в спину большую подушку. Улыбаются. Счастливые. Всю дорогу проводят молча, а Тина за эти длинные восемь часов в машине успевает прекрасно доспать свои законные часы отдыха, а на плече у Балана это делается, как ни у кого другого, удобно. Дан же почти всю дорогу вслушивается в приглушенную музыку в салоне и стук капелек дождя о крышу. Любуется ею, слегка поглаживая коленку и бедро, изредка целуя лоб, что так удачно расположился, прямо у него под подбородком. Все ещё не верит и наверное долго ещё не сможет. Понимает, что его жизнь не так уж и провальна, а там Высоко все же кто-то живет, и этот кто-то явно очень любит людей, раз решил вот так вот взять и дать второй шанс, учитывая все прошлые «обстоятельства». А ещё поражался тому, как сильно любит его эта девочка, которой уже почти сорок, к слову. Она могла бы вышвырнуть его после первого же приветствия, наговорить все, что копила в себе эти почти пять лет, а что она сказала? «Я рада тебя видеть...» Искренне. Это называется безусловной любовью, которая все же смогла поселиться в ее сердце во второй раз. И он больше никогда ничего не разрушит. Не посмеет. Все эти мысли заставляют прижать хрупкое тело ещё ближе, зарываясь носом в волосы на макушке. Водитель сообщает о прибытии, когда уже и Дан успел немного задремать. Сонные и улыбающиеся выходят из машины, а у Тины подкашиваются коленки от волнения и от странного чувства дежавю. Она будто помнит каждую тропинку двора этого большого дома, каждую ступеньку и сколотый уголок. Слышится звук распахивающийся двери и на улицу вылетает Людмила, но увидев Тину, крепко вцепившуюся в руку Дана, тут же замирает, меняясь в лице. — Дан, ты не предупреждал, что будешь не один, — тихо говорит женщина, не двигаясь с места. — Санда тебе разве не сказала? — Дан чувствует, как переживают обе его самые любимые женщины, а одна из них вообще чуть не оторвала ему руку только что. — Не говорила, — оглядывается на дом, где на пороге уже стоит сестра и бросает на Дана виноватый взгляд, — ну да чего стоять? Проходите. Пара приближается к женщине и Тина едва может найти в себе силы, чтоб проронить тихое: — Здравствуйте, — тут же уводя взгляд в пол. — Здравствуй, — и не сказать, что Балан старшая была как-то враждебно настроена, нет, но совершенно непонятно, чем была вызвана такая растерянность и дискомфорт в ней. И одна Элиза ничего не подозревает, абсолютно беззаботно бросаясь обоим своим долгожданным гостям на шею, целуя в щеки каждого по очереди. День рождения удался и с этим не поспоришь. Людмила немного отпустила ситуацию и все отлично повеселились, но Кароль никогда ничего так просто не отпускает. Она вообще не понимала реакции мамы на неё. Не понимала, что она-то во всей этой истории сделала не так.***
— Дан, я не понимаю, почему она так на меня реагирует, — стоит у окна, теребя в руках маленькую любимую подвеску, вглядываясь в ночную темноту за окном, — ну правда. У нас же были прекрасные отношения... — Малыш, не бери в голову, она просто была не подготовлена. Ты же видишь, как с Сандой получилось. Я подумал, что она скажет, она подумала, что я и в итоге, не сказал никто. Она просто была не готова, — подходит, аккуратно обнимая сзади, сцепляя руки на ее животе в замок, — хочешь, я с ней поговорю? Тина прикрывает глаза и слегка откидывает голову назад, выдыхая. — Нет, не нужно, я сама, может быть, завтра. — Значит сейчас выдыхай и пойдём спать, — целует в щеку, разворачивая лицом к себе и получая утвердительный кивок. Часы показывали около трёх часов ночи, когда Тина открыла глаза после очередного не самого приятного сна. Решает попить воды и аккуратно идет на поиски кухни, едва ли не наощупь. Свет горит. Сердце начинает биться, а она умоляет всех, кого можно, чтобы это оказалась Санда или ее муж, или кто угодно, главное — не Людмила. Но я уже когда-то говорила, что единственные исправно работающие законы — это законы подлости. — Доброй ночи, — хрипло произносит Кароль, все же замечая, сидящую за столом женщину. — Доброй, — робко отзывается та, пока Тина наливает себе из графина воду. Уже собирается уходить обратно, как что-то тормозит ее и артистка разворачивается лицом к Балан старшей. — Извините, я могу спросить, я вас чем-то обидела? — осторожно интересуется Тина, сжимая в руках стакан с водой. — Меня? — она теряется, совершенно не зная, что ответить, — меня нет... — А кого? — Тин, раз уж ты завела этот разговор, присядь со мной, пожалуйста. Тина аккуратно садится за стол рядом с женщиной, вполоборота к ней. — Я хочу попросить у тебя прощения за свою реакцию, но и ты меня пойми... Дан мой сын, единственный и самый любимый, — Тина понимала, к чему клонит женщина, но слушала молча, — да, он совершил ужасную ошибку, которую ты была в полном праве ему не простить. Но я хочу, чтобы ты знала... — она выдыхает и поднимает глаза кверху, борясь с эмоциями, — ему было очень плохо. Так плохо, как не было ни разу в жизни... Он лежал у меня на коленях вот на этом диване и умирал внутри себя. А я не могла ничем помочь, — голос женщины дрожит, и эта дрожь передаётся Тине. Она неотрывно смотрит на Людмилу, в который раз убеждаясь в том, что поступила правильно, поддавшись чувствам, — он больше никогда не сделает тебе больно, я знаю это, я чувствую, только не отбирай у него этот шанс, шанс все исправить. Он справится. Кароль накрывает дрожащие руки женщины своими, что уже успели заледенеть, и из последних сил сама сдерживает слезы. — Я за последнее время поняла для себя одну очень важную вещь... — всматривается во взгляд напротив, — я готова дать ему и второй, и третий, если потребуется, шанс. А знаете, почему? — улыбается одними уголками, губ, пока с ресниц все же срываются слезинки, — потому что я его люблю... вот и все. Женщина тянется к Тине и заключает ее в свои материнские объятия, давая волю слезам и всему, что накопилось в душе за это время. Так выглядит точка невозврата, пожалуй, во всей этой истории. «Потому что я его люблю» — и никакого другого пути уже просто не существует. Это ответ на все вопросы и ключ ко всем замкам, и к самому главному, к сердцу, в том числе. Они просидели на кухне около часа, болтая обо всем на свете, о карьере, о съемках, о выступлениях, о зрителях. О любви и семье, о счастье и горе. Тина пришла в комнату почти под утро, аккуратно забираясь обратно в тёплые и любимые руки, тут же сладко засыпая с улыбкой на лице и все ещё чуть влажными от слез щеками. Весь следующий день проходит абсолютно счастливо и беззаботно, а уже вечером они должны уехать обратно. — Тина, ты не будешь Дана обижать? — спрашивает маленькая Элиза, не выпуская Кароль из объятий, на что Дан закатывает глаза и смеётся. — Это кто кого ещё будет обижать, — парирует Тина, глядя на Балана и улыбаясь. — Никто никого не будет обижать, договорились? — встревает Людмила, обнимая детей и звонко смеясь, — но на всякий случай у вас всегда есть мой номер телефона, да? Все, поезжайте, а то так ещё три часа на улице простоим. Садятся в машину и уже как будто по привычке обнимают друг друга. — Тина, — Дан прокашливается и слегка от неё отстраняется, — я понимаю, что может ещё не время, но... я больше не могу, — тянется рукой в карман и достаёт оттуда маленькое колечко с красивой выкованной розочкой, — я бы хотел, чтоб ты снова его носила... Кароль замирает над этим кольцом, а в голове несутся одно за другим воспоминания, но они, кажется, не хотят возвращаться к ней обратно. Последнее из них: это кольцо срывается с ее пальца и летит куда-то прямо в едва выпавший снег, оставаясь там, как она тогда думала, навсегда. — Это то? — все, что она сейчас может из себя выдавить, — Дан, это то кольцо? Ты тогда его нашёл? Кивает, отводя глаза и Тина снова видит там страх, совершенно ей непонятный, но очень сильный страх, на что она молча протягивает ему свою руку. — Надевай, — тихонько шепчет, а Дан аккуратно надевает колечко на безымянный пальчик правой руки. И это больше, чем предложение. Это больше, чем вообще все слова на этой планете. — Дан, я очень тебя люблю, ты слышишь? — проводит рукой по его щеке, отчего мужчина вздрагивает будто мальчишка, глядя ей прямо в душу, — мы друг друга больше не потеряем. И все страхи куда-то исчезают. Не остаётся больше ни одного. Одна простая фраза, одно простое обещание... и в глазах загорается совершенно другой свет. — Я знаю, — и она обнимает его, мучая пальчиками любимые чёрные кудри. И наверное им стоило пройти через все эти страдания и пять лет разлуки, чтобы научиться прощать, научиться любить и слышать друг друга. И это опыт. Опыт через который они смогли пройти порознь, но вместе, как бы странно это сейчас не звучало. И их жизнь начинает свой отсчёт заново. И они готовы, сцепив руки, пройти через все испытания, что ещё будут ждать их на этом пути.The end.