Memento mori

      БРФФ мирно сидел на кровати, пытаясь что-то высмотреть в Алексее, найти хоть капельку сумасшествия на его лице, увидеть эту грань между ненормальным лицемером и сдержанным гением. — Как там Даша? — спросил светловолосый из вежливости, казалось, не желая слышать ответ. — Всё хорошо, Вов, — сдержанно ответил Лёша, очертив своим пустым взглядом силуэт БРФФ. В его тоне была нотка брезгливости и отвращения, будто он совершенно не хотел говорить об этом.       Наступило неловкое молчанье, на которое обоим было глубоко плевать. Алексей думал о своих благих целях, а Вова о том, как эти благие цели побыстрее устранить. Всё больше стримеров подвергались вечной блокировке, остальные уходили сами. На стриминговых площадках оставалось всё меньше и меньше людей, а вот зрителей было всё больше и больше. БРФФ такое не одобрял, но всегда догадывался из-за чего так происходит. Да, администрация Твича, которая во многом была несправедлива, любила блокировать людей за их красноречивый поток, ну или за неприемлемое поведение, но эти блокировки были или редки, или на недолгий срок. Сейчас же со стриминговых сервисов уходили люди, провинившиеся в чём-то мелком и незначительном. Чёрный юмор, вычурная внешность, чрезмерная критика, глупая оговорка, неосторожный взгляд и слово — всё это приводило к пожизненному бану. Большинство некогда популярных людей, пытались выжить на оставшиеся копейки, поднимали эту тему во всех органах и старались как-то остановить эту ерунду. Конечно, изначально все грешили на Твич, на людей, которые там работают, но спустя кучу проверок было установлено, что они к этому не имеют никакого отношения.       Вова, имея неплохие мозги и сообразительность, понял, что это дело небольшой группы хакеров, которым не угодили прямые эфиры обычных людей, оставив их с огромной ношей на плечах и без копейки в кармане. Был большой процент того, что это дело рук не группы, а одного человека, и чем дальше он продвигался в решении этого дела, тем больше он в этом убеждался, и как бы плачевно не звучала ситуация, но Алексея он подозревал уже на 25%.       Легко заметить одну закономерность, кибер-смерти подвергались только люди, чьи имена были хорошо известны, поэтому БРФФ не боялся за свою карьеру. Он внимательно следил за поведением его коллеги, стараясь подловить его хоть на малейшем проколе, но пока, к большому сожалению, зацепок не было вообще.       Весь мир начал называть вершителя правосудия Кирой. Кто-то полностью поддерживал его, считая, что разврату и похабщине давно пора уйти из интернета; кто-то его осуждал, говоря о том, что интернет единственное место, где можно было свободно говорить, не боясь ответной кары. Но факт остаётся фактом, какие бы споры не шли, Кира никуда не делся, люди продолжали погибать в альтернативной реальности интернета, не оставляя после себя ничего, и никто не мог что-либо сделать, никто не мог его остановить: ни полиция, ни общественность, и что самое обидное для Вовы, он тоже не мог этого сделать, хоть и очень хотел. Он был странным парнем, жутко странным, но его аудитория только восторгалась его мыслям, поведению и контенту. Он был умным, нет, он был гениальным человеком, который почти всё время проводил в четырёх стенах своеобразного рабочего места, проводя трансляции и читая книги. Под его глазами образовались огромные чёрные круги, а волосы, сожженные белой краской, лежали лохматой кучей на его голове. Он не бежал за модой, не хотел богатства или славы, его первой любовью была книга, и таковой остаётся до сих пор. Общаться с людьми он тоже не умел, отдача там нужна с обеих сторон, и вести анонимную трансляцию было куда легче. С самого детства он не понимал многие правила, установленные обществом, но при этом считал своим долгом поддерживать нормы морали среди людей. Для многих он стал авторитетом, не смотря на его анонимность, и пока все стримеры боялись хоть что-то сказать о Кире, то Вова спокойно высказывал своё негодование и совершенно отрицательное отношение к этому персонажу, чему зрители удивлялись всё сильнее и сильнее. — Ты веришь в Бога, Алексей? — скрючившись в своей любимой позе спросил Вова, не глядя на парня. Шурша фантиком от очередной конфетки, он положил лакомство в рот, и заметив небольшое пятнышко от торта на его белой толстовке, грустно хмыкнул. — Смотря что ты имеешь ввиду под словом «Бог», — загадочно ответил Лёша, сощурив свои глаза.       БРФФ молчал, прикусив кончик большого пальца. Создавалось ощущение, что он ждал, когда во рту растворится конфетка. Его взгляд был сосредоточен на маленькой башенке крышечек из-под лимонада, которую он сам старательно собирал, просматривая очередные новости. — Так значит веришь? — посмотрел на парня Вова, и, застыв с выражением животного интереса, не моргая остановил свой взгляд на его губах. Он не торопил Лёшу, и прекрасно знал что тот давно подготовил ответ на этот вопрос и лишь изображал полное удивление и непонимание. — Я верю в то, что человек может сделать что угодно, как, и стать тем, кем он захочет, — фыркнул презрительно Лёша, и, усевшись на небольшой чёрный диван, взял яблоко из соседней корзины с фруктами. — Не знал что ты любишь на вопросы отвечать метафорами, — улыбнулся БРФФ уголком губ и вернулся в исходную позицию, не желая смотреть в это наглое лицо. — Так значит ты считаешь, что можешь стать Богом? — парень сильнее сжал подушечку пальца зубами и прикрыл веки, заранее зная ответ. — К чему ты клонишь? — напрягаясь спросил Губанов, нервно глотая слюну. Он откусил кусочек от красного сочного яблока, и, прожевав его, продолжил. — Ты думаешь я Кира? — Я думаю ты человек с манией величия, который возомнил себя негласным законом этого мира. Кира — лишь имя этого синдрома. Кира не человек, а его наивная личность, которая переживает стадию юношеского максимализма, — Вова закрыл глаза полностью, будто вся обстановка вокруг мешала ему думать. Честно, больше всего на свете БРФФ не хотел, чтобы Кирой оказался его друг. Да, он считал его другом, старым другом, и не составляло труда заметить то, с какой стремительностью личность Лёши подверглась серьёзным изменениям. Из амбициозного умного паренька он превратился в лицемерного Бога, не считавшего нужным принимать чужое мнение. Он не видел дальше своего носа, несмотря на безупречные умственные способности. Со временем он начал сходить с ума, переживая все косяки своей идеологии. Вова не знал, что такое любовь, но был уверен, что это именно то чувство, которое гложет его при виде Губанова. Его сердце сжималось каждый раз, когда в глазах друга проблёскивала надменность, отражаясь на сетчатке глаза Вовы красным цветом. Он был влюблён в того Лёшу, который мог искренне дружить, мог сочувствовать и переживать, а не имитировать все эти эмоции. Он был уверен, что Губанов давно перестал видеть в нём друга, считая его своим врагом и помехой в благом деле, и как бы тот старательно не делал вид, что не причастен к блокировкам, но в глазах отражалась та самая печальная истина. — Неужели ты веришь в Бога, Вов? — с издёвкой спросил Алексей, закинув ногу на ногу и откусывая очередной кусок яблока. — Я верю в справедливость, — печально выдыхая и не отрывая взгляд от башенки из крышечек ответил Вова. — А разве Бог не справедлив? — Лёша держал себя в руках, что бы не засмеяться от вида ничтожности опечаленного Вовы. — Нет, — ответил парень, выпрямив свою спину буквально на мгновение. Конечно, он слышал интонацию друга, что ранило его уже истоптанные чувства. — И никогда так не считал. Я помню, что я человек и таковым останусь. Я не в праве решать судьбы людей, я не в праве губить и убивать их. Смерть — большая юмореска, с которой надо обращаться аккуратно и тактично. Помни что смертен, как и все остальные, — БРФФ резко замолк, хотя казалось, его речь достигла своего пика, и Лёша до последнего ждал конца этого монолога. Но завершения не было, это оставило заинтригованного Лёшу в недоумении. — Но Кира не убивает, он лишь чистит интернет от грязи, — после долгого молчания добавил Лёша, смотря на скрюченную фигуру Вовы, которые пил уже третью кружку зелёного чая. — Интернет такой же мир, — Вова томно выдохнул, будто не хотел продолжать этот разговор. — Тут все те же люди, те же отношения, институты и структуры. И кто знает, где грань между реальным и нереальным? Что мешает Кире убивать людей тут, в настоящем? — впервые Лёша увидел на лице Вовы грусть. Обычно оно ничего не выражало, редко проскакивала заинтересованность и саркастическая ухмылка, но грусть он не видел никогда. — Я помню, что смертен, а ты это помнишь?