***
«В кабинет зашла маленькая светловолосая девочка. С виду ей, казалось было лет 5 – 7. Она нервно перебирала с ноги на ногу, и сжимала что-то в руках. Ее запуганные зеленые глаза с тревогой и непониманием смотрели на старого мужчины, который не отвлекаясь от своей привычной для нас волокиты, продолжал что-то писать. - Отец, я думаю, что это будет лучший вариант для вас, Академии "Амбрелла" и для меня. Так, эта маленькая девочка стояла в кабинете Реджинальда Харгривза совершенно одна. Но это одиночество, страх перед опасностью и теперь уже неизвестным будущем, было обусловлено только одним фактом. Она – лишняя. А взрослый мужчина, которого она еще утром называла отцом, продолжал свою работу. Эта ситуация казалась уже настолько обыденной, что не верилось, что этот ребенок, как и ее братья и сестры, могли быть еще более одинокими. Реджинальд, как и раньше, не позволял себе даже взглянуть на эмоции своего уже брошенного на произвол судьбы дитя. - Отец, прошу, скажи уже что-нибудь! – девочка заплакала и начала переходить на истеричный крик. Тут, эта стена, непреодолимый барьер между двумя людьми рухнул. Холод отступил. Реджинальд нервно откинул ручку в сторону, скинул со своего рабочего стола документа, схватился за голову и смотрел словно в пустоту. - Номер Восемь! – это названное, какое-то механическое, словно для кого-то неодушевленного предмета, неимеющего никакой ценности и выполяющего определенную функцию машины, эхом разнеслось по комнате, и било в самую душу. – Хотя после обмана твоих биологических родителей ты не можешь носить даже этого имени. Из глаз девочки слезы продолжали литься градом, она еще более нервно начала мять что-то в своих руках. Меньше всего в данный момент ей хотелось находиться в этой комнате, перед своим отцом и с чувством загнанной в угол жертвы ощущать только страх и стыд. А мужчина встал с кожаного кресла, подошел к окну и отречено наблюдал за происходящим на улице. - Я попытался связать с ними. Но, как оказалось, получив деньги за тебя они тут же сменили имена и место своего проживания – тут Реджинальд Харгривз взглянул на девочку. – Хорошо, что ты понимаешь, что больше не можешь находиться в моем доме. Перестань плакать, Номер Восемь! Но девочка не переставала. Наоборот, она начала задыхаться в собственных слезах, она тряслась и казалось вот-вот и она просто упадет. А маленькая игрушка, маленький кролик, которого она делала со своими сестрами, порвался и вата, которой он был набит, упала на темный ковер. - Номер Восемь, успокойся! – девочка и сама не заметила, что отец подошел к ней, присел, для того, чтобы попытаться сравняться ростом с девочкой, и обнял так, как не обнимал уже многие годы. Это было первое и, пожалуй, единственное проявление нежности к своим детям. Неизвестно сколько они простояли так, время будто остановилось. Но тут, эту тишину прервал голос маленького, дрожащего ребенка: - Папа, что мне делать? – девочка немного успокоилась, но еще сильнее она обняла того, кем называла отцом на протяжении всей своей жизни. - У одних моих хороших знакомых нет детей. Но они мечтают, чтобы у них была такая умная дочь. Тебе там понравится… - Но я хочу быть здесь, вы – моя семья. Я не хочу, чтобы у меня была друга! Я… - девочка перешла на крик, но Реджинальд спокойным голосом перебил ее. - Номер Восемь, не противоречь себе! Ты – не наша семья. – сказав это, мужчина попытался еще сильнее прижать девочку к себе, но она отстранилась, ее руки опустились. Слез больше не было. Да и на лице больше не было никаких эмоций. - Я больше никогда не увижу тебя, своих братьев и сестер? - Никогда. Маленький, белый порванный кролик выпал из рук девочки. Девочка отстранилась и отвернулась. - Ты будешь только мешать им, - мужчина встал с пола и также отвернулся. Словно хотел забыть всю сцену, что происходила здесь. Его голос вновь стал холодным и надменным, - за тобой сейчас приедет машина. Можешь пока попрощаться со всеми. - Я не хочу. Не хочу мешать им, у них сейчас тренировка. - Это правильное решение, Номер Восемь. Реджинальд поднял свои документы и сел за стол. А девочка, на которую он возлагал такие большие надежды, умную и мудрую не по своим годам, вышла. Больше она в эту комнату никогда не заходила». Ветер усилился. Ветка сильно ударила в окно. От чего рассказ мальчика был прерван. Свеча, которая находилась в центре круга, который создали четверо подростков, начала затухать. - Клаус, тебе снится какой-то бред, - возмутился Диего, который во время всего рассказа играл с новыми ножами – и мы хотели послушать страшную историю, а не сказку. - Но, Диего, моя история очень страшная, странная и довольно логичная! – мальчик изобразил на своем лице обиду и отвернулся от своих братьев и сестры. - Клаус, не обижайся, но твоя история правда звучит, как выдуманная – сказала темненькая девочка и ободряюще похлопала своего брата по плечу, в знак утешения. - Рассказываю им, рассказываю, а в ответ – «не верю»! Я видел этот сон не один раз! - Да, но наш отец никогда не обнимал нас, и не какая «холодная стена» просто не могла «рухнуть». Это ведь он, а не мама. Да и девочка вела себя достаточно адекватно, и я бы сказал… умно… - Это просто ты тупой, Лютер! Высокий светловолосый мальчик также обиделся и отвернулся от Диего и Эллисон. - А если серьезно, то, наверное, нашего отца могли обмануть и продать ребенка без каких-либо способностей, но родившего в день нашего рождения. Заявить, что этот ребенок не имеет отца и еще утром его мать была не беременна. – начала рассуждать Эллисон. - Обмануть нашего отца? – возразил и засмеялся Диего – Да и Ваня у нас тоже без каких-либо способностей. - Да, тут не поспоришь, Диего. - Да, нелогично! – очень громко воскликнул Лютер, прервав свою двухминутную обиду. А Клаус продолжал обижаться и смотреть в стену, но на такие громкие слова он подпрыгнул и в недоумении обернулся. - Лютер… Тут дверь резко открыла высокая и красивая женщина, с довольно серьезным взглядом. - Лютер, Диего, Клаус, быстро по своим комнатам! Вы видели, сколь сейчас времени? Мальчики встали с пола и направились к выходы, в сторону их родной мамы, которую они всегда слушали и уважали. - Опять Первый испортил все веселье! – зло посмотрел на своего брата Диего, оттолкнул их и вышел из комнаты первым. За ним вышел в припрыжку Клаус, а за ним уже и обиженный и печаленный Лютер. Мама погладила его по плечу и поцеловала в лоб. И воскликнула. - Дети, спокойной ночи! Приятных снов! Затем женщина зашла в комнату, взяла остаток свечи с пола. И подошла к кровати Эллисон, накрыла девочку пушистым розовым одеялом. - Мама, скажи, а возможно, что помимо нас, здесь жил кто-то еще? – спросила девочка, явно не ожидая точного ответа на свой вопрос. - Номер Восемь уже давно здесь не живет, она… - она замолчала, поняла, что говорит лишнее. – Спокойной ночи, дорогая! Мама поцеловала дочку в лоб и поспешно вышла, закрыв за собой дверь. А Эллисон так и не смогла уснуть в ту ночь, периодически она повторяла. - Номер Восемь – существует.***
В отличие от моих братьев и сестер, я запомнила день моего отъезда. Каждую ночь мне снился этот момент. Он даже стал моим кошмаром, а также надеждой на дальнейшее изменение всего происходящего в моей жизни. То, что я не обернулась к моему отцу – это правда, о которой до последнего я буду жалеть. Ведь это было возможностью показать лишь свою слабость, а за это чувство, чувство стыда, мне до сих пор стыдно, несмотря на мой возраст. Но меня всегда мучил всего один вопрос: как члены этой семьи могли так просто забыть меня? Может быть, да и скорее всего, это было какое-то вмешательство в голову тех, кого я больше всего любила, да и люблю до сих пор. Но… мне просто хотелось так думать – больше всего хотелось. Я надеялась, что я действительно часть их жизни. Да, за пять лет совместного проживания. Хах, теперь я понимаю какая это розовая мысль. Я стала образом без индивидуальных черт, я стала сказкой, или даже страшилкой, которую смело можно рассказывать у костра. Мой уход оплетался мистической оболочкой. А их детский разум стер меня и другие воспоминания обо мне из памяти всех семерых. Я – просто плод воображения. Но, как будто за стеной, либо под водой, я продолжала кричать им в спины: «Я здесь, просто обернитесь». Большое серое здание центра Парижа. Холод стен зажимал редких посетителей своими объятиями. Девочка-подросток сидела в маленьком кабинете, в котором даже не было окон, напротив врачей психиатрической больницы, глаза ее были опущены. Она сидела, словно приросла к этому деревянному неудобному стулу. Позади нее стояло человек пять, а прямо перед ней три взрослые женщины, главные врачи. - Дориана Ник, вы покинули страну. Каковы ваши причины для этого? Услышав свое имя, подросток резко подняла голову и заглянула в глаза немолодой женщины, что спрашивала, казалось бы очевидные для вас вещи. - Пятилетняя я покинула Академию Амбрелла…. Женщина и мужчина, одновременно цокнули и явно схватились за головы. - Мои новые родители не могли иметь детей. - Новые родители? - Да, мой отец – Реджинальд Харгривз, - девочка явно ожидала какой-то эмоции от врачей, но ее не последовало. – Так, мои родители не были мне рады. Думаю, что принятие меня в их семью – попытка, успешная попытка подлизаться к моему отцу. А, у них, я думаю, это получилось на славу. Так, я переехала в совершенно другую страну. Во Францию… Мы жили и живем всего в 70 км от Парижа, и, наверное, в часе езды от Диснейленда. Всегда мечтала там побывать… - Дори… - Не называй меня так…. Мама! - этот крик был слишком резким, отчего женщина утихла, и в комнате нависла еще более тяжелая и удушающая тишина. - Дориана, если тебе просто хочется попасть в Диснейленд, давай мы просто съездим, все вместе! Я, ты и мама – раннее грубый голос отца резко стал мягким и добрым, но это было явно не свойственно ему, отчего он походил на голос маньяка. - Родители, сейчас уже незачем проявлять свою любовь… - доктор своим голосом явно задела ложные чувства мужчины и женщины – Дориана, продолжай, пожалуйста. - Побывать в Диснейленде – это моя вторая мечта. Первая – это было вновь увидеть и обнять своего отца, братьев и сестер. Так, моими новыми родителями стали – Марко и Кларисса Ник. Но они редко обращали на меня внимания. Так, вот до 13 лет, я была окружена разными нянями, слугами, учителями. Изучала я совершенно разные предметы: технические, гуманитарные, я умею играть на скрипке, виолончели и фортепиано, занималась балетными танцами, а также знаю несколько языков. За это я очень сильно им благодарна… Также, я очень сильно люблю историю искусств и рисование. Думаю, я бы даже хотела связать с этим свою жизнь. Но, больше всего, в плане моей будущей профессии, я бы хотела стать учителем. Простым учителем. Без большого количества денег, без большого количества движимого и недвижимого имущества. Я бы хотела жить, принося пользу людям, которые только начинают жить. Дориана умолкла и подняла взгляд на своих «судей». Она ждала своего "приговора" смело, глубокого внутри она ожидала снисхождения к себе. - Итак, Дориана Ник. Очень хорошие планы на будущее у вас… были – «Были» резко пронеслось в голове у девочки. – Вы покинули дом своих родителей... Да что там, вы покинули свою страну, что просто недопустимо для законодательства Франции. Подделали документы. Напугали семью Реджинальда Харгривза, его семерых детей. Отчего им тоже надо проходить обследование... У вас явные психологические проблемы, расстройство, даже депрессия. Поэтому вы, молодая леди, пока останетесь здесь, в нашей лечебнице. В комнате наступила гробовая тишина. Зеленые глаза «осужденной» почернели. И тут, дверь открылась и кто-то зашел. Если до этого в помещении было сыро и холодно, то теперь после того, как зашел этот человек – холод стал пробирать до костей. Эхом пронеслись его шаги, и этот человек явно пользовался тростью. - Папа? Папа! Это ты! – девушка попыталась вскочить, но врачи тут же прижали ее к стулу. – Пожалуйста, забери меня! Позволь мне быть вновь номер Восемь! Но ответом на это был только шум в ушах. Сердце билось, как бешенное. А в голове крутилась только одна мысль «Он меня услышал, он заберет свою любимую дочь. Я снова буду счастлива». Истерично Дориана начала вырываться из рук врачей. Резкая боль в плече. Мысли начали куда-то уплывать, слабость. Падение. Девушка упала со стула, ее взгляд был направлен в сторону семьи Ник и ее отца. Но он стоял, отвернувшись. Затем силуэт начал расплываться. Девушка провалилась в темноту своего сознания.