Касание

— Ещё моя помощь нужна? — шуршащий вопрос раздался где-то вдалеке, продираясь сквозь пелену белого шума. Девушка ухватилась за этот родной, дорогой сердцу голос, как за спасительную веточку, способную скорее вернуть её к реальности. Туман в голове начал проясняться. Сердце окутало приятное тепло: он здесь. Как всегда, невозмутим, сдержан, собран. Ведёт себя так, словно его не касается происходящее. Но это лишь обман для несведущих.       Тут же знакомое раздраженное ворчание ответило: — Мне — нет, перекладывать её больше не требуется. Утром сама встанет, сильная, — почему-то возникла тишина. Ни шагов уходящих, ни шелеста ткани от движений, словно собеседники (двое?) пристально смотрели друг на друга, обмениваясь напряженными взглядами. — А ей? Так и не надумал? — Не сомневаюсь, Масамунэ — прекрасный воин, но… — неожиданно поддержал старого лекаря глава клана, однако почему-то не закончил свою мысль, будто столкнулся с досадливым выражением лица Кадзу.       Мэй невольно снова чуть приподнялась на локтях, преодолевая мучительное головокружение, чтобы в свободное пространство взглянуть на мужчину, к которому были обращены взоры опытных синоби. Он, стоявший к ней боком, скривил губы, как и обычно, когда боролся с недовольством: — Если начну, то изменю её.       «О чём он?» — кицунэ напрасно хмурила лоб, пытаясь разгадать его таинственную душу, и опустилась обратно на подушку, чувствуя, как подкатывает к горлу дурное ощущение. Магия, как оказалось, — опасная игрушка в руках неумелой колдуньи. — Зачем, если без этого обходится? — продолжил рассуждать ниндзя. — Пока у неё всё получается, лезть не стану…       Внимательный его слух в следующее мгновение уловил шорох покрывала, которое предательски стало сползать вниз. Девушка хватала его и тянула слабыми, дрожащими пальцами на себя, но попытки остановить скольжение было тщетным. Без промедления Кадзу повернул голову и заметил её движения. — Похоже, приходит в себя, — к нему, по-видимому, действительно невозможно было подкрасться: он, с глазами чернее ночного неба, всегда настороже, всегда контролирует каждое движение, каждый звук, четко подмечает каждую деталь.       Чонган тут же захлопотал, тоже бросив на Мэй обеспокоенный взгляд: — Тогда надо напоить травами ещё. А вы всё, идите, идите, — суетливо замахал руками, выгоняя гостей из своего дома. — Не мешайте отдыхать.       Однако Кадзу под таким напором даже не двинулся в сторону входной двери. Наоборот, уверенно направился к створке, разделяющей комнаты. У Мэй сжалось от странного трепета сердце: «Неужели?». — Сначала загляну к ней.       Не бросил. Ни тогда, ни сейчас: никогда.       Ниндзя приблизился почти беззвучно, опустился около постели, на уровень её глаз. Суровое острое лицо тронула вдруг короткая улыбка краешками губ. Он, безусловно, рад был видеть девушку. Но она его — ещё больше.       Там, в небытие, где нет звуков и запахов, нет движения, где нет жизни и нет его, Кадзу, царил животный страх. Абсолютное ничто, из которого нет выхода. Казалось, будто оно никогда не закончится, но живительная влага, мерзкая на вкус, приготовленная чудотворными руками Чонгана, вернула ей силы для борьбы за своё сознание.       Мэй постаралась вернуть улыбку, но вышло вяло, вымученно. Шепнула в ответ, стыдливо отведя взгляд к полу: — Здравствуй. Прости, что я так… — неловко было за свой ужасный облик: запёкшаяся кровь в носу мешала говорить, голос казался каким-то чужим, причёска и без того не лучшая, сбилась, нагадзюбан перепачкан красными пятнами. Разве подобает так выглядеть гейше?       Синоби лишь удрученно качнул головой, слегка нахмурившись. Не любил такие ответы, но и переубеждать не умел: не в его характере. Сделал так, как казалось правильным в такой момент: остановил. Остановил её сбивчивое оправдание нежным касанием её губ, не давая продолжить говорить.       Она не посмела ему возражать, тем более что его прикосновение исцеляло едва ли не сильнее лекарств Чонгана. Однако возрождающее к жизни счастье было недолгим. Уже через мгновение мужчина отстранился и, аккуратно дотронувшись до подбородка девушки, заставил его чуть приподняться. С явным знанием дела он осмотрел её нос и, не произнеся ни слова, потянулся куда-то за голову кицунэ, придвинул, судя по всплеску, мисочку с водой, а затем смочил в ней лежавшую тряпку.       Мэй удивленно следила за его движениями, и, когда ниндзя куском чистой ткани осторожно коснулся одной из ноздрей, только сдавленно простонала. Но даже не от неприятных ощущений, которых, к слову, тоже было достаточно, а от осознания, что Кадзу так ухаживает за ней: не брезгует, не морщит носа, не отводит взгляда. — Тш-ш, — успокаивающе послышался еле слышный его голос. — Тихо, нежная, тихо, — уверенно действуя, он старался облегчить её дыхание. — Я не больно. Потерпи. Сейчас слабая, самой плохо.       Одинокая слеза прокатилась по её щеке, и за неё было впервые не стыдно. «Нежная». Никто к ней не относился так, как жестокий наёмник, которому впору быть чёрствым и неприступным. Но он преданно выхаживал её, раз за разом ставил на ноги, подставлял своё плечо, ловил, когда падала, держал за руку в моменты нестерпимого страха.       Кадзу, конечно, заметил мгновение слабости, но или не понял истинного значения, или, что скорее, не дал ей очередного повода закрыться от него, не став заострять внимания на слезах: — Не переживай. Завтра намного лучше будет, — как всегда, скупыми, ломаными фразами синоби постарался отвлечь, будто уговаривал не думать о плохом. — Знаю. Такао помню. От магии бывает так.       И действительно, дышать рядом с ним становилось легче. — А губы.., — ниндзя как бы ненароком скользнул по ним взглядом, оставляя приятную дрожь по телу. «Вот бы снова коснулся…» — пронеслось в голове кицунэ, и она ощутила, как сердце трепетно замирает. По промелькнувшему в его глазах лукавому отблеску стало ясно, что он снова уловил ход её мыслей. — ...сухие. Пить будешь? — мягко улыбнувшись, нежно провёл кончиками пальцев по её щеке.       Усмехнувшись собственным мыслям, Мэй слегка кивнула, и в следующий миг мужчина поднялся, а вернулся уже с лекарем, который тут же подсунул под нос что-то ужасно пахнущее и отвратительно выглядящее. Но спорить с Чонганом было нельзя: это в деревне знали все, даже загостившаяся кицунэ. И она, зажмурившись, залпом опрокинула в себя противное варево и лишь успела увидеть улыбающиеся смелости девушки глаза Кадзу прежде, чем снова провалилась в бессознание.       На следующее утро Мэй наивно посчитала себя здоровой, однако бдительный старик снова заставил выпить до дна чай, который неожиданно оказался довольно вкусным, размять усталые мышцы и съесть большую порцию риса. Когда с завтраком было покончено, какие-то странные ощущения вдруг снова погрузили её в сладкую дремоту. Видимо, и чай в арсенале знаменитого травника был необычным.       Однако после обеда он, наконец, выпустил девушку на короткую прогулку подышать свежим воздухом. Не стал интересоваться, куда пойдёт, но, будто невзначай сказал, чтобы, если решит идти на другой конец деревни, попросила какого-нибудь случайного встречного проводить её обратно. Проницательность Чонгана хоть уже и не удивляла, но всё ещё заставляла смущенно улыбаться и отводить глаза.       Она действительно поспешила туда, на окраину поселения, где стоял в отдалении от других одинокий дом. Как и его хозяин, он будто сторонился окружения, стремился уединиться и спрятаться в тени деревьев от посторонних взглядов.       Разум подсказывал, что старик прав: она ещё слаба для таких длительных путешествий, но сердце рвалось к Нему и придавало сил изнеможенному телу. Кадзу был единственным, кого ей хотелось увидеть, вернувшись к нормальному существованию. Его хотелось обнять, к нему хотелось прижаться, впить в себя его запах и его ощущение уверенности в будущем, когда земля уходит из-под ног.       Однако дом встретил её пустотой. Она несколько раз безрезультатно постучала в дверь и, с трудом подавляя горечь в глубине души, хотела было отправиться обратно, как вдруг вспомнила, что иногда синоби проводит время на заднем дворе, тренируя своё тело. На удачу, решила заглянуть и туда. И, едва завернув за угол, тут же наткнулась на него, видимо, спешившего к ней. От неловкости их столкновения кицунэ невольно засмеялась: — Прости, я не хотела. — Чонгана оглушила, сбежала, а теперь за мной пришла, бодрая? — широко улыбнулся он в ответ, явно обрадованный такой неожиданной встрече. — Он сам меня отпустил, — уже привыкшая к его чувству юмора, Мэй не могла скрыть свою улыбку, особенно видя, как недоверчиво прищуриваются его темные глаза. — Правда, я почти в порядке.       Ниндзя, от близости с которым и вправду казалось, что теперь всё приходит в норму, быстро окинул её взглядом, пытаясь понять, не лукавит ли она и не приукрашивает ли ситуацию. Девушка в ответ рассмотрела его. В руках у него были иглы, похоже, те самые, которые он метал в мишень когда-то во время их разговора о её отце. Заметив оружие, кицунэ не сумела сдержать любопытства: — Занимался?       Синоби коротко кивнул и выжидающе приподнял бровь. Самый подходящий выдался момент, чтобы выяснить его мысли, и Мэй рискнула вновь поинтересоваться, надеясь, что он не сочтёт её излишне навязчивой: — Я обучаюсь у Такао, Сатоши, Чонгана… — прямо и в лоб спрашивать было неловко, она решила пойти в обход, выбирая самую длинную и, как казалось, самую безопасную дорожку, которую, однако, быстро обрубил догадливый Кадзу: — Спроси уже, — губы его дёрнулись в недовольную линию.       Гейша не была уверена, что он не читал её мыслей, однако такие предположения посещали её всё чаще: невозможно настолько точно знать, о чём она думала. Или просто она для него как открытая скучная книга с предсказуемым сюжетом? — Почему ты не хочешь обучать меня? — одним махом выдала всё, что беспокоило. Будь что будет. Наверняка сочтёт прилипчивой, отвязаться захочет. Однако Кадзу снова удивил. Внимательные чёрные глаза прищурились, а лица коснулась усмешка: — Подслушивала? — и, не дав ей ответить, не дав даже на секунду смутиться от собственной несдержанности, небрежно хмыкнул и продолжил, скользнув взглядом куда-то в сторону, мимо неё. — Плохо подслушивала. Я не говорил, что не хочу этого.       Как против него воевать? Он силён и огромен, решителен и твёрд, перед ним мгновенно теряешься: слова путаются, не выстраиваются в правильную мысль, тело слабеет, робеет. — Тогда почему?.. — почти шёпотом пролепетала Мэй, загнанная в тупик. — Ты сказал, что изменишь меня, если начнешь…? Я думала, речь о занятиях.       Ниндзя недоумённо поднял одну бровь: — О занятиях, — возникло неловкое недопонимание, с которым, однако, он быстро справился, и от которого девушка чуть не провалилась сквозь землю. — Я не буду лезть в твоё обучение, потому что не могу научить тебя чему-то особенному, но могу испортить то, что есть.       Ничего не прояснил его ответ. Сказать что-то, ничего при этом не сообщив, — кажется дар каждого синоби. Может, и зря, но кицунэ решила проявить ещё чуть-чуть несдержанности: — Что ты можешь испортить?       Как знала, не надо было упорствовать. В следующее же мгновение его губы вытянулись в язвительную ухмылку, а в глазах вспыхнуло до боли знакомое ехидство: — Сорву твои занятия своим присутствием. Так понятнее, любопытная?       Щеки подернулись румянцем, от чего Кадзу заулыбался с явным удовольствием от её смущения. Но быстро собрался и серьёзно вдруг произнёс: — На слово не веришь. Проверить хочешь?       Было не понятно, издевается ли он или действительно хотел предложить занятие, но, судя по вопросительному взгляду, всё же ниндзя не шутил. И очевидно было, что выбирать нужно здесь и сейчас: в другой раз не спросит. — Хочу, — уверенно кивнула Мэй. — Хочу проверить.       Может быть, ей лишь так показалось, но, похоже, его взгляд стал чуть теплее, будто ему было приятно её доверие, но вслух непоколебимо решительным голосом ответил: — Вечером приходи. Попробую научить тебя сосредоточенности, — неожиданно мужчина улыбнулся, — чтобы не врезалась в невинных людей, сногсшибательная. ***       Как только вечер опустился на деревню, и в воздухе воспарили созданные Такао фонарики, Мэй, сгорая от нетерпения, поспешила отправиться к дому Кадзу. С трудом сдерживалась, чтобы не сорваться на бег, но показывать своё нетерпение очень не хотелось.       Было до безумия любопытно, что же сегодня они будут делать. А ещё очень радостно от того, что, наконец, она сможет провести с ним хоть немного времени. Пусть даже они будут заняты делом. Ведь за те несколько недель, что Мэй находилась на попечении других наставников, они с Кадзу почти не виделись. И, хотя сил под вечер у неё не оставалось, сердце ныло, заходясь в нестерпимой тоске по мужчине. Его очень не хватало. Но надо было терпеть, чтобы стать сильнее. Иначе будущего у них просто не будет.       Дойдя до знакомого, ставшего таким уютным и дорогим сердцу, домика на краю деревни, девушка оправила складки своего кимоно, пригладила выбившиеся из прически прядки. Хоть ей сегодня предстояла тренировка, она не могла себе позволить явиться перед Кадзу неопрятной, неухоженной. Сделав глубокий вдох, неуверенно постучалась, и через мгновение на пороге возник хозяин дома, как обычно, облачённый в чёрную тренировочную хакаму. Обменявшись короткими приветствиями, они прошли внутрь дома.       Взяв со столика небольшой кусок тёмной ткани, синоби подошёл к девушке со спины, усадил её на татами и принялся завязывать ей глаза. Мэй спиной ощутила прикосновение его мускулистой груди. — Что ты делаешь? — растерялась кицунэ, а когда почувствовала, как он кончиками пальцев прочертил линию вдоль её спины, то невольно вздрогнула. — Как и говорил: буду учить тебя сосредоточенности, — тихий шёпот у краешка уха обжёг кожу девушки.       «Он специально дразнится?!» — недовольно нахмурилась юная колдунья. С каждой секундой становилось всё тяжелее думать о чём-либо, кроме этого приятного голоса, от которого сердце заходится в трепетном ритме, кроме сладких прикосновений, от которых тело буквально горит. С завязанными глазами его близость воспринималась в разы острее. Но вдруг мужчина язвительно хмыкнул, оборвав тревожное предчувствие: — А ты о чем подумала?       Девушка вспыхнула до кончиков волос от смущения. Ни о чем неразумном, конечно, и не было у неё мыслей. Прекрасное воспитание майко давало о себе знать, строго удерживая её в рамках приличий. Но как ему удается так быстро сбивать её с толку?       «От него будто ком в горле, но… так странно хорошо».       Так и не дождавшись ответа, но, видимо, поняв всё по зарумянившимся щекам, Кадзу вновь усмехнулся каким-то своим догадкам, а затем поднялся во весь рост, от чего голос стал звучать откуда-то сверху и показался куда внушительнее и строже обычного: — Хотела учиться — запоминай. Масамунэ тебе говорил за глазами следить. Это верно, — Мэй невольно удивленно приподняла брови: она и не думала, что ниндзя может знать такие подробности её тренировок с бывшим самураем. Значит, всё-таки бывал рядом, когда она его не видела?.. — Но верно только для ронина. Синоби обучают концентрироваться на своих ощущениях ещё до столкновения с взглядом противника, потому что нападать могут и со спины.       Невольно гейша слушала вполуха, размышляя о том, что учитель из него вышел бы очень строгий и требовательный. Возможно, поэтому не хотел брать под своё крыло, боялся испортить нежные взаимоотношения её обидами на его излишнюю суровость? — Слушай свои ощущения, — Кадзу отошел куда-то в сторону, а затем несколько раз чем-то со свистом рассек воздух. — Постарайся почувствовать, когда буду атаковать и откуда. И уклониться.       Он дал ей какое-то время, видимо, на размышления, однако расслабленное сознание девушки никак не отреагировало. — Начинаем, — и только после этого кицунэ вдруг осознала, что сейчас он собирается её ударить. «Всерьёз?!»       В помещении воцарилась тишина. Мэй старательно пыталась отбросить мысли о мужчине, тщетно пыталась сосредоточиться, перестать думать о чем-либо, кроме удара, но получалось крайне плохо: аромат горьких листьев снова околдовывал своим присутствием, а тяжёлый взгляд тёмных глаз обжигал кожу шеи. За это и мгновенно поплатилась, получив неприятный, хоть и несильный, тычок какой-то палкой в спину. — Ой… — недовольно поморщилась девушка, но не посмела возражать: Кадзу справедливо угадал, что мысли её были вовсе не о тренировке. — Много думаешь, — раздался сзади строгий голос синоби, как всегда собранный.       Кицунэ нахмурилась и твёрдо решила сосредоточиться на своих предчувствиях. Ниндзя совершенно не двигался, даже не давая подсказки шорохом ткани, и, лишенная зрения, она не могла представить, откуда ждать новой угрозы. Тепло было где-то возле правого плеча.       Однако в следующее же мгновение кончик палки коснулся поясницы. — Хитрее будь, если не чувствуешь, — терпеливо посоветовал учитель, — всем телом увернись.       Мэй сосредоточенно свела брови к переносице, поджав губы, и попыталась пробудить в себе способности ёкая, взывая к сверхъестественным силам, что помогали не раз. Но лисье нутро упрямо отказывалось работать без реальной опасности: не воспринимало её собственное тело Кадзу как источник беды. Ему… хотелось верить.       Однако сама вызвалась, напросилась, навязалась, придётся пытаться. Рассуждать пришлось логически, раз магия оставалась в стороне: слева удар был, в поясницу тоже. Выходило, что надо уклониться влево.       Словно насмешка над её мыслями, последовало касание в левое плечо. — Прислушивайся к моим движениям, поймай мой взгляд, — помогал ниндзя.       Колючий взор злых глаз, как настоящий дикий зверь, в ловушку её подсознания попадаться не собирался. Как ни старалась Мэй уловить его на своей спине, он каждый раз, как мираж, растворялся. Тогда она навострила уши, подключая инстинкты своего истинного облика. Лисы слышат в лесу в шорохе травы беззвучный бег быстрых мышей, неужели с синоби справиться сложнее?       На мгновение в воздухе ощутилось колебание, будто Кадзу сделал шаг к ней ближе. Зашелестела жёсткая ткань хакамы. Гейша напряжённо замерла. Если это подсказка, то её нужно успеть прочесть до следующего удара. Куда попытаться отвернуться? Может, просто отклониться вперед?       Пытаясь угадать, как же ей лучше поступить, начала суетиться и потеряла долю секунды. Всё же подалась телом вперёд и ощутила, как боккэн ниндзя еле уловимо прочертил линию вдоль левой лопатки. — Уже лучше, — хоть она и не видела своего тренера, но по голосу поняла, что он слегка улыбнулся. Ей даже на мгновение перестало казаться, что она совсем бесполезная. — Но не ослабляй внимание, — его отрезвляющие слова вдруг прозвучали совсем близко, почти перед ней.       Мэй раздосадовано нахмурилась: а ведь отвлеклась всего на секунду, всего на миг утратила контроль над ситуацией, обрадовавшись небольшому успеху. В глубине души осознавала, что в реальном бою это может стоить ей (и не только) жизни, поэтому, когда деревянная палка кольнула её в живот, она сочла это вполне справедливым наказанием. И всё же не смогла сдержать разочарованного стона.       "Ну, ничего". Уж в следующий раз она точно уйдёт от его атаки, точно сможет прочитать его движения. Девушка уже почти настроилась, как вдруг ощутила лёгкий поцелуй на своих губах. От удивления распахнула глаза, но из-за повязки увидела лишь темноту. — Кадзу?! — только и смогла она выдавить из себя после невольного шумного вздоха. Прозвучало будто возмущенно, но на самом деле — изумлённо. — Соберись, не отвлекайся, — в его голосе проскочили нотки игривости, которые тут же потонули в глубине суровости. «Играет, как обычно, играет, ловко изворачивается!»       Гейша прожгла бы его взглядом, если бы не плотная чёрная ткань на глазах. Он подождал, пока она снова сосредоточенно замрёт, положив на колени руки, а затем коснулся боккэном правого предплечья, не давая ей даже возможности увернуться. — Пытайся представить, о чем я думаю, прислушайся к моим движениям, дыханию, — продолжал наставлять, как ни в чем не бывало, строгий учитель, а затем вдруг скользнул пальцами между лопатками так откровенно, что вся кожа вспыхнула. — Думай о том, куда я смотрю, пробуй предугадать…       Она старалась, честно старалась, но не могла справиться с теми ощущениями, которые перекрывали разум. Девушка за всё время подготовки с другими наставниками так соскучилась по прикосновениям его грубых пальцев, что не была в состоянии мыслить здраво. Сердце тоскливо ныло в груди, мечтая, чтобы тренировка закончилась или превратилась во встречу двух влюблённых, измученных долгой разлукой. — Куда я сейчас смотрю, Мэй? — требовательно спросил его голос где-то прямо перед ней, будто синоби присел рядом.       Слегка пожав плечами, кицунэ, чувствуя себя такой слабой при его близости, выдала очевидное: — На меня.       Кадзу, наверняка дёрнув щекой, усмехнулся: — Я всё время смотрю на тебя… — и будто осознав двусмысленность своей фразы, спешно добавил. — А точнее?       Лучше всего хищнику удаётся заманивать свою жертву в ловушку, не оставляя даже шанса на побег. Именно так ощущала себя Мэй в этот момент: загнанной в тупик. Ничего не могла с собой поделать, томясь от чувства, будто её губы горят огнём. И потому поступила так, как делала всегда, когда было страшно: сделала шаг вперёд, к нему: — Снова на мои губы… — голос гейши сорвался в пропасть. Туда же, куда покатилась её смелость. Тело забил озноб, как при тяжёлой болезни. «Сочтёт глупой, навязчивой, прогонит».       Но не могла ему солгать. Ей действительно казалось, будто его острый взгляд внимательно исследует её губы. Короткая усмешка в ответ разорвала ужасающую тишину: — Верно.       Кицунэ показалось, что её лёгкие вновь наполнились воздухом. Кадзу, как и всегда, не осудил за прямолинейность и даже, кажется, наоборот, был доволен своей ученицей. Он поднялся на ноги, судя по шелесту ткани одежды, а затем почти беззвучно переместился снова ей за спину: — А сейчас? — новый вопрос прозвучал настолько резко и неожиданно, что девушка невольно расстроилась, что она отгадала направление его взора. Не доставало ей порой хитрости.       Мэй не чувствовала ничего, кроме жуткого желания, чтобы он вновь прикоснулся к ней губами. Доселе неведомые приятные ощущения требовали продолжения, требовали его всего без остатка, как тогда, в его доме. «Как и когда он сумел так проникнуть в мои мысли и перевернуть там всё с ног на голову?!» Воспитанной майко не следовало думать о подобном, а …гейше-кицунэ? — Я не знаю… — честно призналась девушка, борясь со своей робостью и откровенными, будоражащими сознание представлениями о мужчине, что был так опасно близок.       Ниндзя неопределённо хмыкнул, видимо, недовольный её ответом. Но в следующее мгновение её шеи коснулись его губы, жадно целуя. Сбилось дыхание от счастья. Безотчётно кицунэ отклонилась назад, желая, чтобы не отстранялся, не исчезал больше никогда этот сводивший с ума синоби. Но Кадзу и не собирался уходить: он лишь крепче притянул девушку к себе, обхватив тонкую талию сильными руками.       Ей ужасно не хватало именно этого: откровенной страсти, не сдерживаемой ненавистной зимой и прочими условностями. Повернув к нему голову, она даже приоткрыла рот, чтобы сказать ему, что ждала этих мгновений, хотела сорвать с себя повязку, но мужчина тут же мягко отвел её руку в сторону, игриво провёл кончиком языка по её нижней губе, после чего смело углубил поцелуй. Не зная, как вести себя в такой ситуации, Мэй, задыхаясь от нежности, отвечала на его ласки.       Вдруг раздался глухой стук: по-видимому, деревянная палка упала с колен ниндзя на пол. С каждым новым прикосновением нежность становилась всё откровеннее, всё сильнее подавляла разум кицунэ, вызывая желание концентрироваться только на этом сладком и будоражащем кровь чувстве, разливающемся по телу.       Не разрывая объятий и не отстраняясь от гейши, Кадзу ловко подхватил её на руки и куда-то понёс. Чуткий слух уловил, как скользнула в сторону створка двери. Ещё пара шагов, и девушка очутилась на чём-то мягком. — Кровать? — ударило в голове осознание. Было не страшно ощутить себя в его постели снова, наоборот, это перемещение из другой комнаты казалось теперь таким естественным. — Угадала, способная, — он заботливо уложил её на холодную поверхность простыни.       Мучаясь временным отсутствием возможности видеть, Мэй слепо заводила в воздухе руками в поисках его тела, но раздавшийся вдруг где-то сбоку шелест ткани заставил замереть. И подушечки пальцев, исследующих возле себя пустое пространство, скоро уткнулись в рельеф мышц его живота.       Нерешительно, будто боясь осуждения, кицунэ провела по обнаженной коже мужчины, стараясь сделать поглаживания почти невесомыми. Он молчал. Слышно было и ощущалось пальцами только лишь, как ниндзя тяжело дышит.       Не имея возможности взглянуть на него, девушка постаралась припомнить содержание тренировки и представила Кадзу таким, какой он бывал, когда они оставались наедине: мягкий взгляд глаз, острое лицо, ставшее безумно родным за последнее время, губы, сомкнувшиеся в доброй ухмылке… — Ты улыбаешься? — почему-то ей показалось, что он непременно должен сейчас, чувствуя её касания, быть счастлив и не сдерживать расслабленной улыбки. Её саму разрывало от нежности, что могла выразить лишь легкой вздёрнутой вверх дугой губ. — Подглядываешь? — судя по ласковому голосу, да, он улыбался, а затем игриво коснулся повязки, будто проверяя, нет ли возможности подсмотреть.       Кицунэ только прошептала в ответ: — Нет, я чувствую…       Оказывается, это так просто — чувствовать другого человека, близкого тебе душой и телом. Так просто целовать его каждую выступающую мышцу на животе, так просто желать быть с ним, касаться его руками и ощущать, как он старается сдерживать себя от накатывающей волны удовольствия.       Но вдруг, когда ей показалось, что она уже достаточно усвоила урок и вновь потянулась снять мешающую зрению ткань с глаз, синоби ловко перехватил её запястье, после чего его грубые пальцы переплелись с её тонкими. Он подался вперёд, оказываясь над ней. Вторую руку девушки ниндзя положил себе на талию, подсказывая, обучая совершенно иной, но куда более приятной науке. Смелым движением отодвинул ворот её кимоно и принялся осыпать лёгкими поцелуями шею, ключицы. — Кадзу… — вырвалось на полувыдохе вместо просьбы не мучить её долго, но договорить мужчина уже не дал, жадно сминая её губы своими.       Впрочем, оказывать сопротивление этому «крадущемуся» не просто было глупо: ей не хотелось даже пытаться. Всё, чего он касался, отзывалось единственным желанием о повторении.       Внезапно Кадзу отстранился, совсем как в те ужасные разы, когда обрывал ласку на морозе: — Попробуй почувствовать, на что сейчас я смотрю… и к чему прикоснусь, — голос подрагивал, ниндзя будто еле удерживал себя в рамках строгого учителя. Приходилось постоянно делать паузы межу словами, чтобы выровнять дыхание и тембр.       Вскружённая его запахом голова отказывалась рассуждать. Казалось абсолютно неважным, к чему он дотронется, если снова тело ощутит его пальцы или губы, а потому, как в сладкой дремоте, Мэй прошептала: — На одежду…       Но вместо ожидаемых прикосновений к кимоно, от которого уже хотелось избавиться, вдруг раздался еле слышный тяжёлый вздох и удрученный голос: — Говорил же, что сорву твои занятия своим присутствием, — показалось, что ниндзя сел рядом, и совершенно потерял настрой. — Нельзя нам. Забываемся, теряемся.       Она не сумела даже слова в ответ вымолвить. Сбитая с толку, девушка просто не понимала, что теперь ей делать. Ясно было одно: лежать вот так, в ожидании чего-то — нелепо, двусмысленно. Невольно приподнявшись и даже радуясь, что сейчас не видела его осуждающих глаз, хотела осторожно снять повязку и ускользнуть, как вдруг Кадзу удержал её руку снова. — Значит, не буду тебя учить, — как и всегда, когда хотел приободрить, пощекотал ладонь. - А любить буду.       И в следующий миг, оборвав все ее сомнения, мужчина принялся освобождать изящное тело от одежды, которая так сильно мешала и раздражала, когда сердце едва ли не рвалось из груди от желания.       Кожа буквально горела, а малейшее прикосновение сводило Мэй, чувства которой обострились до предела, с ума. С губ сорвался рваный полувздох-полустон, когда его узкие ладони легли на её грудь, слегка сжав в неистовой страсти. Её пальцы, оставляя заметные следы, с силой впились в его ключицу, когда на смену рукам пришёл его язык. Синоби продолжал неторопливые ласки, изучая кицунэ, наслаждаясь её реакциями, выискивая самые чувствительные места на её теле.       Девушка прогибалась от каждого касания губ, когда ниндзя прокладывал дорожку поцелуев вниз вдоль её живота. Выпавшие из хвоста пряди его волос приятно щекотали кожу. Всё тело дрожало от предвкушения, хотелось ощущать его полностью, раствориться в нем и забыться окончательно. Словно почувствовав её предельное напряжение, Кадзу, наконец, осторожным, плавным движением слился с ней в единое целое, делая неважным, блеклым все, что было до него.       Мир вокруг словно перестал для неё существовать. Были лишь его сладкие касания, рваное дыхание, мягкие, но требующие ответа поцелуи. Утопая в их танце страсти, девушка, как в бреду, пересохшими губами шептала имя человека, ставшего самым важным в её жизни…       Бледный лунный свет заливал спальню мужчины, норовя прорваться сквозь лёгкую ткань, окружающую кровать. Засыпать у него на плече, в его крепких объятиях — большего счастья в такое тревожное время кицунэ и представить себе не могла. По телу растекалось уютное тепло, а сердце переполняла сладкая истома. Сейчас Мэй, как и в ту ночь, что они впервые разделили на двоих, снова казалось, что всё встало на свои места: «В окия — другое: ритуал, долг. Здесь…?»       Гейша вместо ответа самой себе крепче прижалась к мужчине и блаженно прикрыла глаза. Тело всё ещё помнило момент их волнующей близости, которая до сих пор сладостно отдавалась в каждой клеточке. Слушая его мерное дыхание, наслаждаясь его дурманящим запахом, нежась в его руках, девушка медленно погружалась в сон. А в голове эхом продолжал отдаваться хрипловатый голос: «А любить буду» …