послушание.

- ты готов? - для вас я всегда готов, мастер Дилюк, - Кейя улыбается крайне обольстительно и приторно сладко так, будто Дилюк - очередная девка в таверне, которую можно так легко купить и заставить лечь в постель с капитаном кавалерии. хотя сложно отрицать, что глядя на эту улыбку, сердце не екает даже у самого Рагнвиндра и что это не у него в постели сейчас лежит Кейя. но это мелочи. - будешь вести себя так, добавлю пять ударов, - но маску невозмутимости красноволосый не собирается снимать. по крайней мере не до и не во время... их совместного процесса получения удовольствия. - это нечестно! - по-детски восклицает Альберих, вскочив на кровати так, будто планирует вот-вот прыгнуть в бой с Дилюком. он был уже без одежды и совершенно не чувствовал себя скованно. - еще слово и точно добавлю, - Дилюк встает из-за стола, берет их излюбленную линейку, глядя как Кейя потягивается, изгибаясь в спине, пытаясь соблазнить. взгляд красноволосого ненадолго замирает на чувственном изгибе, но сразу отводит взгляд. Кейю очень сложно заставить молчать, но зато можно заставить его выдавливать из себя не слова, а совершенно иные звуки. - скажи мне пожалуйста, сколько, по-твоему, ударов ты заслужил? - Дилюк стоит рядом с кроватью, опираясь коленями на каркас, держит Альбериха за подбородок и смотрит в его единственный открытый глаз. - десять? - соблазнительно улыбаясь, зная, что его ждет, он продолжает пытаться выводить Дилюка из себя. что ж, правила этой игры приняты уже давно. - ужасно, отвратительно, - Рагнвиндр отпускает его подбородок, строя омерзение, - я же говорил, что добавлю еще пять. заслужил. десять ударов с одной стороны, пятнадцать с другой. правила ты знаешь: руки не отдергивать, спину держать прямо, считать громко и четко, смотреть только мне в глаза. нарушишь хоть одно из них - штраф в пять ударов с каждой стороны и сначала. понял? - конечно, мастер Дилюк, - ничему его жизнь не учит, улыбку эту стереть сложно. но не невозможно, Дилюк это знает и потому просто опускает линейку на чужие руки с негромким шлепком. первый удар всегда неожиданный, не вздрогнуть практически нереально, но Кейе удается. он знает, что для разгона его любимый брат всегда берет четкий темп средней силы. в этом было его достоинство - он всегда держал обещания и был ожиданным, все равно умудряясь вызывать даже у того же Кейи восхищение. второй удар приходится по середине пальцев. суставы отзываются больше, чем в целом кожа, принося боль. но это терпимо. впереди еще три удара средней силы, а после на пятом Альбериху хочется отвести взгляд, лишь бы тот не жег его так сильно после его тихого вскрика. на самом деле это было неожиданно, хотя это повторяется из раза в раз, но Кейя не может заставить себя молчать на первом сильном ударе, поэтому вместо числа Дилюка всегда встречает вскрик, который отдается сначала в сердце, а после скатывается в теплый комок внизу живота. он наблюдает за трепетом синих ресниц, которые пытаются скрыть пелену стыда, наблюдает за тем, как грудь слегка качается от быстрого дыхания, руки после нескольких ударов дрожат, а член уже стоит, но веселье только началось. Кейя быстро исправляется, пытаясь не понизить тон голоса на числе, а после шипит. еще несколько ударов и тело прошивает непреодолимое желание спрятать руки куда подальше, а также возбуждение. последний удар самый болезненный, но при этом самый приятный, ведь оба понимают, что будет дальше. а дальше хриплый голос: - переворачивай, - он все еще строгий, но нотки жара присутствуют, и когда Кейя слышит его, он осознает, в каком состоянии находится Дилюк и почему-то это подкидывает дров больше, чем любые грязные словечки. всегда. это каждый раз гораздо возбуждающе, потому что Дилюк, такой холодный и безэмоциональный на вид, не может сохранить голос, его маска стремительно разрушается во время их игр. Кейя знает, что делать, но на этот раз молчит на команду, молча переворачивая ладони внутренней стороной к верху - не может доверять своему голосу в этот момент, а Дилюк не может не поддеть его по этому поводу: - что, растерял всю свою дерзость? это только начало. впереди еще пятнадцать ударов, которые ты заслужил собственным ужасным поведением, - боги, нужно запретить Рагнвиндру говорить таким голосом. Кейя думает, что может сойти с ума от тона, тембра и от самого Дилюка, такого близкого, но при этом недоступного - не было разрешения, а без стоп-слова игра не закончится. мысли прерываются на этой ноте, ведь его внимание снова обращается на руки, которые все также продолжают мучить линейкой. если тыльную сторону можно было спокойно перетерпеть, реагируя лишь во время попадания куска дерева по костяшкам, то на внутренней стороне ладоней кожа была нежной. также если учитывать тот факт, что Кейя в обычное время носит перчатки, то руки становятся самой настоящей эрогенной зоной, а наказание превращается в игру "не разбуди всех в округе криками и стонами и не кончи раньше времени". а кончить хотелось невероятно сильно, когда Кейя думал о том, что последует после наказания. он не может вспомнить момент, когда они решили, что именно его будут ожесточенно бить по рукам линейкой, как юного мальчика в мужском монастыре, когда его поймали на самоудовлетворении. в первый раз это вообще вышло "случайно". Дилюк посчитал, что Кейе необходимо "наказание" за какую-то маленькую провинность, а Кейя храбрился, горделиво улыбался и подставлял свои длинные руки. через некоторое время это вошло в привычку, а сейчас это уже похоже на потребность. и всех все устраивает. этакое негласное соглашение, на котором держатся их отношения даже спустя столько лет. конечно, их связывали еще некоторые чувства, но говорить о них они точно не собирались. по крайней мере не пока у обоих происходят сдвиги в головах и штанах от предвкушения. с каждым ударом вскрики в перемешку со стонами все больше наполняли ночную тишину, дрожь с новой силой била руки Кейи, прямо как линейка Дилюка. сдерживаться было все сложнее им обоим, ведь один ловит кайф от боли, а второй - от прекрасного вида синеволосового, чей взгляд все больше окутывается туманом возбуждения, чей голос все чаще срывается в стонах. хочется отбросить этот несчастный кусок дерева, бросить на кровать, а после бросить в пучину удовольствия, откуда выход найдется лишь с лучами солнца. "но нет, игра должна продолжаться, нужно закончить это, довести до сумасшествия, безумия", - думает Дилюк, щурясь, сжимая линейку и нанося более сильные удары. он старается не забывать про счет, потому что он должен довести Кейю своими собственными руками. Альберих захлебывается последним числом и осознанием того, что все закончилось. руки приятно болят, но член ноет так, что хочется потянуться, кончить, утонуть в дымке оргазма. разрешения нет - Дилюк отбрасывает линейку, левой хватает за подбородок, обращая на себя синий поплывший взгляд, правой хватая чужую ладонь. прижимает ее внутренней стороной к своему лицу. кожа стала чувствительнее в разы, но при этом будто прикосновений нет вообще, а после по разгоряченной коже проводят губами, языком. это выбивает растерянный стон, а укус доводит до крика. Дилюк тоже на пределе своих возможностей, и это ужасно приятно, что он неравнодушен к их играм. Кейе нравится понимать, что не только он получает здесь больное удовольствие. его наконец опрокидывают - еще стон, заглушенный долгожданным поцелуем. они целуются исступленно, на грани оргазма, на грани сознания, не могут насытиться дыханием, губами, взглядами. не хватает другого человека рядом, но при этом все, что он отдает прямо сейчас, он отдает без остатка. Дилюк отстраняется, нетерпеливо расстегивает брюки, глядя своим алым, пылающим взглядом на Кейю, пока вновь проводит по покрасневшим нежным пальцам языком. достаточно представить, где еще может быть этот язык и этого почти хватает, чтобы кончить. но нельзя. их окончательно ломает и уносит, когда вторая рука Альбериха оказывается на двух членах, сжатая в чужой. сначала они не могут взять один темп, а потом два пальца оказываются во рту Дилюка. он направляет и одновременно утаскивает с нужного направления, беря контроль. Кейя ощущает, что его прижали к кровати, практически полностью зафиксировали, поэтому легкого сжатия на члене хватает, чтобы улететь за край в белую пелену оргазма, за которой слышен собственный отчаянный стон, сквозь который отдаленно улавливается имя синеволосового, с которым кончает Дилюк.