Любовь зла

      «Ворота зимы» пожаловали в Дивнозёрье во всей красе.       Спросонья Тайка не поняла, что её разбудило. Испуганно села на постели, моргая и пытаясь что-то разглядеть в темноте. Привычно тикали ходики на стене, завывал за окном ноябрьский ветер.       «Бух!» — громыхнуло вдруг о стену. Ну конечно! Разбушевавшийся ветер отцепил ставню. Теперь поспать не даст…       Тайка привычно глянула на часы. Батюшки! Половина восьмого! А темень-то — будто ночь глубокая!       Пришлось выползти из-под одеяла, накинуть куртку поверх пижамы, сунуть в сапоги босые ноги. И только отворив дверь, Тайка поняла, куда делось солнце: небо заволокло низкими, мрачными, почти чёрными тучами — вот-вот ливанёт. А ведь ещё вчера было ясно, разве что на закате алое небо намекало на скорую перемену погоды.       Крючок в бревенчатой стене оказался выдран с мясом. Пришлось закрыть ставни, заперев их на железный засов: потом распогодится — Никифор починит.       Вернувшись в дом, умаявшаяся накануне с осенними заготовками юная ведьма нырнула в кровать, натянула одеяло на голову и вновь провалилась в сон.       Одно было хорошо в самом мрачном месяце года — каникулы.       Второй раз её разбудил Пушок.       — Тая! — рыжий разбойник пытался когтистой лапой стянуть с хозяйки одеяло. — Там кто-то есть! Спаси нас! Сделай что-нибудь, ты же ведьма!       В этот раз колотили уже в окно со двора.       — Тай! Ты дома? — раздался детский голос. — Пушок! Никифор! Эй, вы в порядке там?       — Алёнка?       Тайка босыми ногами прошлёпала к окошку, отдёрнула занавеску. Так и есть: соседка-первоклассница с крутящимся рядом верным щенком.       — Случилось что-то? — девушка высунулась в форточку. — Моя помощь нужна?       — Не… — Алёнка помотала головой. — Меня Снежок позвал. Смотрю — у тебя ставни закрыты. Ты же никогда их не запирала. И это… на двери… ну, там…       И девочка, крепившаяся из последних сил, всё же разревелась.       Меньше чем через минуту все — Тайка, Пушок, Алёнка и симаргл — стояли перед крыльцом. «Какая гадость!» — подумала было Тайка, шагнув на ступеньку и попытавшись убрать с двери нечто, издали напоминавшее разворошенное гнездо. Да так и замерла, когда у неё в руке оказалась кукла с двумя характерными чёрными косичками, подвешенная на гвоздике — за накинутую на шею витую красно-зелёную верёвочку.       — Ох, Таюшка-хозяюшка! — причитал Никифор, сидя за печкой и обхватив обеими руками косматую голову. — Прости дурака старого, недоглядел!       Марьяна шикнула на домового, и тот примолк. За круглым столом в большой комнате продолжился «военный совет».       Гриня вертел в руках снятую с гвоздя куклу. Хотя куклой назвать сие творение можно было весьма условно: перегнутый пополам пучок сухой травы, призванный изображать голову, торчащие из него веточки-ручки, обёрнутый вокруг «талии» клочок джинсовой ткани… И тщательно сплетённые косички: из той же травы, но вымазанные — видимо, для большего сходства — в чёрной грязи. В одну из веточек, изображающих руки, была воткнута большая сапожная игла со сломанным ушком.       — Колдовской подклад, не иначе! — гневно проговорила вытьянка. — Иглы, земля… надеюсь, не кладбищенская?       — Это ты у Макар Иваныча спроси, — хмыкнул Арсений. — Когда проснётся.       — Может, это всё же чья-то неудачная шутка? — в который раз уже повторил леший. — Ну не могут же они всерьёз такое с нашей ведьмочкой! Ведь правда?       Тайка, уже отпоенная чаем с вишнёвым вареньем, вздохнула.       — Может быть. А может, и нет. Не узнаем, пока не найдём того, кто это сделал.       — Я… это… останусь у тебя на недельку, а? — предложил леший.       Юная ведьма, задумавшись, не ответила. А вот Марьяна одобрительно кивнула: за хранительницей Дивнозёрья теперь требовался присмотр.       Следующие два дня прошли спокойно. А на третий на крыльце Тайка обнаружила мёрзлую жабу. Между передних лапок у несчастного животного торчала веточка душистого колоска. Казалось, будто жаба протягивает символический цветок. И от этого «подарочек» казался ещё более зловещим.       Колосок вытащили, жабу всучили оказавшейся поблизости кикиморе Кире, которая пообещала прикопать её в палисаднике в опавшей листве. За обедом Пушок не сводил с Тайки глаз, провожая взглядом каждую ложку борща, которую хранительница несла в рот. А когда настал черёд десерта, коловерша демонстративно заграбастал тарелку с оладьями.       — Всё, Тая, достаточно. Переедать — вредно для фигуры! — глубокомысленно изрёк рыжий наглец.       — Отдай! — Тайка привычно схватилась за полотенце.       — Я же говорил! — Коловерша взвился под потолок, не расставаясь с тарелкой. — Неконтролируемое переедание, именуемое бу-ли-ми-я!       — С чего ты взял, что у меня булимия? — опешила хранительница. — Да откуда ты слово-то такое знаешь?!       — Из Интернета, Тая. Из Ин-тер-не-та, — протянул нараспев Пушок. И только тогда Тайка заметила на подоконнике свой телефон. Вот ведь не уследила за негодником! — А вызывается она колдовским подкладом заговоренной лягушки!       — Это жаба! — возмущённо воскликнула ведьма. — Тебе ли не знать!       — Да какая разница! — негодник сунул в рот очередную оладью — кажется, уже предпоследнюю.       — Разница большая, — согласился с Тайкой Никифор. — Колдовские подклады не делаются абы как. Сказано — лягушка, стало быть, требуется именно лягушка. Никакая жаба её заменить не может.       Пушок не ответил. Лишь фыркнул, облизываясь, и кинул в мойку пустую тарелку.       Странная история никак не выходила из головы юной ведьмы. Тайка перебрала почти все бабушкины тетрадки с записями, но не нашла ничего даже близко напоминающего недавние сюрпризы. В большой комнате компания дивнозёрской нечисти уже допивала второй самовар чая, а хранительница всё сидела за письменным столом, разбирая убористый бабушкин почерк.       — Тай! — донёсся до неё скрипучий голос коловерши. — Да бросай ты это дело! Иди к нам, Марьяна ватрушек напекла!       Пришлось бросать затею и тащиться к гостям: не обижать же их отказом.       Шёл к концу третий самовар, когда Тайка попыталась ссадить с колен вконец обожравшегося и уже начавшего дремать Пушка.       — Ну что ты за человек, Таисия! — пафосно вскричал рыжий недокот-недосова. — Нет чтобы пледиком укрыть, за ушком почесать…       — Ещё скажи — сказку тебе рассказать! — попытался приструнить его Никифор.       — А что! — тут же ухватился за идею Пушок. — Сказки на ночь — самое оно!       — Угу, — хмыкнула Марьяна. — Про царевну-лягушку.       — Тогда уже царевича, — отозвался Гриня. — Вдруг лягух этот — принц заколдованный? И нашей ведьме надо его поцеловать, чтобы расколдовать?       — Фу-у-у-у… — коловершу аж передёрнуло. — Нет такой сказки! В этом доме следует любить исключительно меня!       — А вот и есть, — подала вдруг голос сама ведьма. — Мне ещё бабушка читала.       Тайка поднялась с дивана, открыла дверцу книжного шкафа и сняла с полки увесистый том. «Сказки братьев Гримм», — красовалась на обложке позолоченная надпись.       — Хотели сказку? — хранительница усмехнулась и раскрыла книгу. — Ну слушайте. «Близ королевского замка был большой темный лес, а в том лесу под старой липой вырыт был колодец. В жаркие дни заходила королевна в темный лес и садилась у прохладного колодца; а когда ей скучно становилось, брала она золотой мячик, подбрасывала его и ловила…»       Поздним вечером, проводив до калитки Гриню с Марьяной, Тайка услышала в кустах тихие всхлипывания. Хранительница тихонько раздвинула ветки. На куче опавшей листвы, подёрнутой инеем, сидела Кира, а перед ней лежало всё то же окоченевшее тельце жабы.       — Мой хороший… — шептала сквозь слёзы кикимора. — Если бы я только могла тебе помочь!       — Кира, — Тайка присела рядом на корточки. Не хотелось разочаровывать впечатлительную кикимору, но что поделать? — Боюсь, это не заколдованный принц, а обычная жаба, впавшая в спячку. Прикрой её листьями, весной она оттает и оживёт.       Но Кира только сильнее зарыдала. Пришлось ведьме одной рукой взять кикимору под мышку, другой подхватить готовую выпасть из тонких кривых ручонок тушку и отнести обеих в дом. Только там, за чашкой горячего чая и куском яблочного пирога, Кира смогла успокоиться.       Когда утром Тайка открыла глаза, в комнате уже было светло. А на подушке, прямо напротив лица юной ведьмы, сидела… большая жаба.       Не то чтобы Тайка боялась земноводных — напротив, она с детства тащила в дом всякую живность. Но спросонья это было так неожиданно, что хранительница непроизвольно шарахнулась к стенке.       И увидела, как по щеке жабы стекает самая настоящая слеза. Тайка не знала, что и думать, как вдруг…       — Не плачь, миленький!       Из угла к кровати бросилась Кира, подхватила жабу крючковатыми лапками, прижала к груди и расцеловала в зеленовато-коричневые щёки.       В следующий миг сверкнула молния, истошно завизжал Пушок, раздался гневный рык Никифора. Протерев глаза, Тайка с изумлением уставилась… нет, не на прекрасного принца, как можно было бы подумать. Посреди комнаты на полу растянулась Кира. А напротив кикиморы, потирая ушибленный лоб, сидело странное существо. Такого же болотно-зелёного цвета, с ветвистыми руками, с которых свисала тина, лысое, со свиным пятачком на месте носа.       — Ты кто? — первой пришла в себя хранительница.       — Я… — раздался скрипучий голос, — я… Фаня… Ну то есть Пафнутий.       — Очень приятно, — откашлялся Пушок. — А по биологическому виду кто будете?       — Эээ… — растерялось существо. Таких слово оно, видимо, никогда не слышало.       — Ты водяной? — предположила Тайка.       — Анцыбал я. Болотный чёрт.       — Как же ты оказался в облике жабы?       Пафнутий вздохнул. В уголках его лупоглазых глазищ вновь заблестели слёзы. Кира неслышно подошла сзади и обняла анцыбала за подрагивающие плечи.       Слово за слово, чашка за чашкой ароматного чая, оладья за оладьей — и из нежданного гостя получилось выудить всю историю. Оказалось, Пафнутий шёл к Тайке, потому что услышал о ней от болотниц. А услышав, влюбился без памяти в отважную ведьму, спасшую самого Мокшу от заколдованных змей. Сначала он послал хранительнице подарок, но, не получив ответа, отправился в путь сам — к сожалению, не рассчитав время. Начались заморозки, и анцыбал прямо на крыльце своей возлюбленной превратился в жабу, в облике которой он обычно переносил морозы.       — Но мы никаких подарков от тебя не получали! — возмутился не упускающий своего Пушок.       — Постойте! — догадалась вдруг Марьяна. — А что это был за подарок?       — Портрет… — шмыгнул носом Фаня.       — Какой такой портрет?       Болотный чёрт только пожал ветвистыми плечами. Но тут Тайку робко подёргали за подол. Ведьма глянула вниз. Кикимора Кира протягивала ей тот самый колдовской подклад.       — Не этот?       — Да! — обрадовался Пафнутий! — Он самый! Я очень старался, чтобы получилось похоже! Мне болотницы рассказали! И косы чёрные, и одежда… эта… ж-ж-жынсовая, кажется…       — Постой-ка, голубчик! — ухватил его за шиворот Гриня. — Если это подарок для нашей ведьмы, то зачем ты в куклу иголку воткнул, негодник?! Али вред причинить надумал?!       — Так это же меч! — удивился их непонятливости Фаня. — Мне Марфа-болотница сказала: мол, есть у хранительницы меч-кладенец. Ну вот она его в руке и держит.       Первой расхохоталась Тайка. А спустя пару мгновений облегчённо смеялся уже весь дом.       — А верёвка-то на шее зачем? — отсмеявшись, вытер слёзы Никифор.       — Так бусы это! Вот тут ягодки рябины были надеты. Видите ошмётки? Должно быть, птицы поклевали. Мне кикиморы сказали: мол, доставили в целости и сохранности, на выступ двери посадили.       — А выступ-то маленький! — ахнула Марьяна. — Вот кукла и упала, зацепившись бусами за гвоздь!       — Спасибо, Фанечка! — улыбнулась Тайка. — Мне было очень приятно получить твой подарок. Только я вовсе не такая храбрая, как тебе рассказывали. Вряд ли я смогу стать достойной парой такому отважному анцыбалу.       — Ведьма Таисья, ты только, пожалуйста, не обижайся, — Пафнутий вдруг стал серьёзным. — Только я, кажется, уже нашёл свою любовь.       И анцыбал с нежностью притянул к себе счастливую Киру.