***
В пятом классе, когда ты совсем глуп, когда живёшь стереотипами и угнетаешься старшеклассниками за свой рост и возраст, ты особо не думаешь о будущем. Ну, только представляешь, как у тебя будет машина как у папы и хорошая работа. Ещё не задумываешься об экзаменах и, приходя домой, смотришь не в учебники весь вечер, а в телевизор, нетерпеливо постукивая по обивке дивана в ожидании черепашек ниндзя. Вова помнит эти времена, помнит, как на уроках музыки, только смеясь и кидая в друга карандаш, не особо желал подпевать какую-то глупую песню про прекрасное далёко. Помнит, как раздирал школьные брюки на коленях, падая на крыльце из-за игривого толчка одноклассника. Шестой класс отпечатался как самый невезучий для Вовы. Его он проболел. Пролежал дома на диване, играя в змейку на телефоне и изредка выходя гулять, потому что мать не отпускала. В том же году он познал прелести компьютера и интернета. Восьмой класс — скандальный. Вова стал невыносим. Безбожно агрессивен и имел безразличие ко всему, что его окружало, кроме Максима, Валеры, своих друзей. Семенюк то ли не умел, то ли разучился стараться. Наверное, просто не видел больше в этом смысла, оставляя доску в классе немытой, а окна открытыми. Экзамены и выпускной девятого класса мелко колышели парня. Лучше поиграть в новый шутер, чем выучить правило по русскому для восьмого задания ГИА. Ещё чего, запятые да тире. Да он эти задания видеть уже не хотел. Хорошо хоть, что с математикой проблем особо не было. Но имеет место быть помарка. Девятый класс, — как и для многих, — класс, в котором начинает по-новому работать сердце. Вова не знает, хорошо это или плохо, но видеть грусть определённого человека и не иметь возможности его развеселить — очень больно. Семенюк получил этот опыт, наверное, слишком рано. И эта ситуация стала причиной преобразования их трио в квартет дураков, способных на самые странные поступки. В их компании появился Губанов — человек, чьи интересы не так схожи с чужими, однако хорошо вписывающийся в эту компанию. Он другой, и Вову это поймало на крючок. Он чувствовал себя беспомощной рыбой, которая ничего сделать не могла. То, как Вова оказался в одиннадцатом классе — для парня совершенная загадка. Вроде вчера только нехотя пел «прекрасное далеко», а потом рвался домой смотреть мультики, а сегодня он уже с читаемой грустью и даже обидой на беспощадное время нашёптывал себе под нос знакомые, родные слова песни. Всё пролетело так незаметно, так задело Семенюка за сердце, что желание вернуться за парту проскользнуло в его голову между мыслями. Не держать этот глупый аттестат с тройками в руках, не улыбаться на сцене натянуто. Не чувствовать через белую рубашку синюю ленточку «выпускник 2016». — Владимир, — начал приятный голос директрисы. Парень прям чувствовал её полупраздничный, полутоскливый настрой. Глаза её мутные, будто вот-вот прослезится. — владеющий миром. Энергичный, общительный, приветливый… Вова не слушал. Он знает, что, несмотря на отношение Вовы к учёбе, его в этой школе любят. И из-за этого ему ещё хуже. Он постоянно теребит кольцо на пальце, цепляя маленький, еле заметный бриллиантик на нём ногтем. Этот аксессуар для него был спасательным кругом во время стрессовой ситуации. Будто потрогаешь его, и всё хорошо становится. А с бриллиантом оно не потому что украшение Вова забрал у матери. Нет, он просто обожал эти маленькие, странные камушки, что будто сотни маленьких звёздочек блестели. Это ещё одна слабость молодого парня, и плохой он её не считает. Наоборот, готов потратить все деньги со дня рождения на одно колечко. А захочется ещё чего-нибудь красивого, к примеру, подвеску какую-нибудь блестящую — купит рублей за триста на окраине рынка. Для него, конечно, существует разница между настоящими бриллиантами и каким-нибудь обработанным стеклом, выглядящим как натуральный камень, но денег на такую красоту у него нет, поэтому выкручивается как может. Он научился определять, где поддельные, а где настоящие бриллианты по отражению света, по бликам. У него как будто чуйка на них. Это его хобби что ли? Просто интересны термины, а сам вид бриллиантов с ума сводит, но не только он может доводить Вову до экстаза одним лишь видом. После завершения речи, адресованной персонально Вове, он уходит со сцены, садясь между Валерой и Лёшей. Наблюдает за счастливым, даже светящимся Максом, получившим аттестат, и немного тает, улыбаясь ему. — Ты такой грустный на сцене был, будто тебе приговор выносили, — Губанов наклоняется к самому уху друга, усмехаясь дрогнувшему в испуге парню. Ему и правда весело и хорошо, ведь ещё пару недель, и он исполнит свою маленькую мечту, о которой, может быть, Вова вспомнит чуть позже. — Иди нахуй, Хес, — усмехнулся нервно Вова, стараясь не акцентировать внимание на расстёгнутой верхней пуговице на рубашке Лёши. Да и вообще ему некомфортно сидеть рядом с ним. И не потому что Лёша стал ему каким чужим, или, страшнее всего, неприятным. Нет, совсем нет, Вова просто до сих пор сомневается, и не в Хесусе, а в себе. Видя, как на его друга часто кидают взгляды одноклассницы, он начал ненавидеть сначала себя за не слишком привлекательную внешность, потом этих девочек, а потом вообще запутался. Уже не сердился на себя и своих родителей, не кидался на одноклассниц, а на Лёшу смотрел подозрительно долго и такими добрыми глазами, так затянуто, что мылилось в глазах. Сейчас же он вообще старается сделать вид, что Губанова не существует, но как-то не получается. Сердце болит из-за этих голубых глаз, и хочется сжаться, закрываясь руками от пугающих мыслей. — Одиннадцать лет колонии отбыл, радоваться надо, а он хоронит себя, — подключается к разговору Валера, поворачивая голову на вжавшегося в кресло Семенюка. Между этими двумя Вова чувствует себя просто лилипутом. Хес на полголовы выше, а Валера на целых две. Можно даже составить с ними школьную задачку. Это немного веселит Вову, и он пожимает руку чуть ли не воющему от радости Павлову. Теперь, когда у всех четверых на бёдрах покоятся аттестаты, а руки заняты аплодисментами, Вова понимает, что всё, приехали. Остановка конечная, пожалуйста, сойдите. Фотографии, фотографии… Частые щелчки и вспышки в помещении ресторана эхом отражались от белых стен и кофейных штор, закреплённых шикарными бантами. Несколько столов, ведущая и подмененные коробки сока. Вместо «любимого» на столах «фруктовый сад», в котором далеко не ароматные, свежие и натуральные соки. Шампанское, вино, вермут, а в коробке с изображением яблока — водка. Хитрый, старенький план Вовы и Валеры прекрасно работает, и это веселит их пуще прежнего. Вова жаждет весёлых, активных танцев, а Валера бы отдохнул, честно говоря. Запал очень быстро пропал. Хочется поболтать с людьми, которые за одиннадцать лет заебали, но по которым всё равно скучал во время летних каникул. Лагода просто скрылся из поля зрения, оставив бедного Семенюка одного. Пьяный разум Вовы — это любовь ко всему живому. И ко своим одноклассникам, и к учителям, которых сейчас почему-то вместе с родителями не было. Семенюк даже рад, что внимательные глаза пропали с его радаров и что ему сейчас мало что угрожает. Он, бросив свою затею потанцевать с кем-нибудь во время современной, на первой взгляд грустной песни, приближался к столу, закидывая в себя сначала листик салата, а затем запивая шампанским. Главное — чувствовать себя на ногах. Как только голова поплывёт — за стол, пока не полегчает. — Пойдём покурим, — Лагода подхватил под локоть Вову, сразу же извиняясь за своё неожиданное появление. — Я свои дома оставил, — отмахивается парень, не желая выходить на улицу, на это палящее солнце. Разве не видно, чем он занимается? Напивается так, будто с жизнью прощается. — У меня почти такие же, пошли, — настаивает на своём Валера. — родненький, пошли, киса моя, — он кладёт свою ладонь на плечо друга, чуть прижимая к себе маленькое тело. Если у Валеры не получалось уломать кого-то из друзей на согласие (а такое бывало крайне редко), то он включал режим того самого котёнка, которому просто невозможно ответить даже неуверенное «нет». Только «да», и только из-за этих глаз и мурлыкающих речей. Соответственно, Вова, услышав это мурчание над ухом, поднял глаза на друга и поджал губы. Это всегда работает, и исключений Лагода ещё не наблюдал. Ни Вова, ни Макс, ни тем более Лёша не оставались при своём мнении, видя перед собой добрый оскал, затем приятную улыбочку и прикольный, заливистый смех. В помещении было слишком душно, и когда Вова вышел на заходящее июньское солнце, вдохнул полной грудью нырнув в тенёк, под ручку уходя с Валерой за небольшое, отдельно стоящее здание ресторана. Неуверенно переставлял ноги и уже на ходу выпрашивал сигарету. Валера достал из кармана пачку так, будто он какой-нибудь бизнесмен. Хотя, если бы Вова его видел в первый раз, то точно принял бы эти идеальные брюки и рубашку за корпоративный костюм начальника какого-то предприятия. Даже сам Валера походит на такого серьёзного дядьку. Свернув итоговый раз, Вова наткнулся на всю свою компанию и одну одноклассницу. Он даже чуть пьяно порадовался с минуту, но потом вспомнил о своей нарастающей потребности и снова затребовал сигарету у Валеры. Лёша улыбался такому состоянию друга, навалившись на кирпич плечом. Он не курил, потому что не имел такой поганой привычки. И Вова считал это даже минусом их компании. И Макс, и Валера, и он сам гоняли сигареты, а потом объявился Хесус, который ни тяжки, ни капли. Это для Семенюка в какой-то момент стало трагедией. Под шумок он пытался напоить Хеса где-то год назад, но успехом это не обвенчалось. Пристрастие к курению тоже невозможно было создать. Лёша просто исчезал, когда для него поджигалась сигарета в чужих руках. От вейпа он давился, а от перегара друзей отворачивался. — Лёш, а хочешь я даже поделюсь? — Вова отнял от губ сигарету, протянув другу. — Даже если поделишься, — он не закончил, качая головой из стороны в сторону. — нет. — Противный ты какой, — возмущается парень, думая, чем бы ещё подкупить молодого на тяжку. Но, недолго думая, сунул сигарету между губ и снял своё кольцо. — а так? — Это уже реально подкуп, — усмехается Максим. Он держит локоть правой руки, прогибаясь в спине и затягиваясь своей отвратительной сигаретой. — кольцо дорогое, соглашайся лучше, а то папик передумает. — Этот папик не передумает, — подмечает Валера. Вова только усмехается уголком губ. Валера знает как его подтрунить, и это даёт Лагоде карт-бланш. Он продолжает улыбаться, как чеширский кот на ветке, и наблюдать за развитием событий. Губанов знает, насколько оно дорогое. Помнит рассказы Вовы про фианиты и настоящие бриллианты, про другие искусственные камни, про то, как Вова покупал это кольцо. Хотелось сказать Павлову, что Лёша об этом кольце знает явно больше, чем он, но парень только протягивает руку к блестящему камешку на золотом, манящем ободке. Куда же теперь денешься, когда тебе делают чуть ли не предложение, чуть ли не на коленях, лишь бы ты попробовал вкус табака. Упрямый Вова добьётся своего любыми способами. Для него не проблема отдать самое дорогое за то, что он действительно желает получить. — Алексей соглашается на руку и сердце, — комментирует происходящее Марина, поглядывая краем глаза на улыбающегося Максима. Вова вслед суёт сигарету, вызвавшись самостоятельно поднести её к чужим губам. Лёша выдохнул скептически, наблюдая за быстрым передвижением парня в пространстве. Тот в секунду оказался справа, поднося свою ладонь к лицу Губанова. И если раньше у Лёши был план, как обмануть младшего и сделать ложную тягу, то сейчас эта возможность отметается. Он моргнул, отодвигаясь от чужой ладони, и посмотрел на то, как Вова то ли специально, то ли регулярно так держит сигарету, что обхватить её фильтр губами и не коснуться пальцев невозможно. Всего несколько миллиметров, и Губанов, размышляя о намеренности этого действия, втягивает в себя дым, будто через трубочку апельсиновый сок. Вова чувствует, как его холодные пальцы обжигаются об горячие губы и немеет, ощущая неестественный холодок в пальцах, на кончиках ушей и в спине. Он пробивал до сердца и даже заставил его пропустить удар. Сначала Хесус ничего не чувствует, даже той самой обещанной теплоты во рту, но потом, следуя рекомендациям Максима, вдыхает в себя, набирая полную грудь щекотки. Противно. Он тут же отстраняется от руки Семенюка, отворачивается, и откашливается, переводя дух. Надеется, что Вова не заострит внимание на ситуации, которую сам же и создал. Надеется, что тот ничего не скажет об этом случайном соприкосновении рук Вовы с Лёшиными губами. — Дороговато вышло как-то, — смеётся Вова, натянуто улыбаясь, наблюдая за тем, как крепко сжимает между пальцами его кольцо Хесус. Он делает пару тяжек очень быстро, игнорируя попытки Лёши вернуть кольцо хозяину. Уходит по-быстрому, чувствуя, как его перестало легко покачивать из стороны в сторону. Чувствует, что холодеют руки сейчас из-за отсутствия уже прирастающего к пальцу кольца. Без него было немного непривычно, но грело душу то, что он его не потерял, а отдал Лёше. Что сам Губанов его держит, крутит в пальцах то, что Вова безгранично любит. Вове восемнадцать уже почти месяц, но прочувствовать своё совершеннолетие он всё никак не может. В интернете ничего не поменялось, алкоголь он и до восемнадцати легко доставал, а насчёт девочек и всякого такого никогда мысли не затрагивали. Он поставил себе другие приоритеты в жизни. Как в пятом классе: машина, работа, но сейчас в этот список добавились ещё и брюлики всякие. Он не видит смысла иметь что-то ещё, к примеру, семью, которая будет забирать всю оставшуюся энергию ещё совсем молодого парня. Быть может, к двадцати пяти годам его приоритеты сдвинутся, и к нему придёт осознание, что каждый человек нуждается в любви, ласке и родном уголке. Пока что с ним обсуждать это просто бесполезно. Он вон, пойдёт лучше пожуёт салат и зальёт шампанским на своём выпускном, чем как Максим будет гоняться за девочкой. Лучше он побегает за Губановым, стыдясь этого, а потом перегорит так же быстро, как и загорелся. Он сидел на своём месте, подперев правой рукой голову, а левой ковыряясь вилкой в тарелке. Исподлобья поглядывал на сгущающийся народ в центре зала и упорно игнорировал слова классной руководительницы о том, что сейчас всё-таки медляк, и нужно бы подняться, станцевать последний танец с «любимыми» одноклассницами. Да какой там танец? Какие там одноклассницы? У него позади столько всего осталось, что бедный парень растерялся при виде взрослой жизни. Ещё вчера он видел себя ребёнком, который два на два умножить не мог, сейчас он на собственном выпускном доедает салат, ну завтра он уже поступит в техникум. Татьяна Ивановна, ему совсем не до вас. — Валер, поднимай его, чего он?.. — хмурясь, махнула рукой на упрямого ученика Татьяна. А Валере проблемы не нужны, он Рину ищет. Сначала обводит взглядом зал, слыша, как начинает свою шарманку новый медлячок не самого любимого Вовой репера, а потом бросает чуть недовольный взгляд на друга. — Иди потанцуй со своим бывшим мужем, он кольцо хочет вернуть, — Валера дёргает за руку парня, всё-таки исчезая с девушкой в толпе. Валера — человек, конечно, спорный. Прекрасный собеседник, лучший программист из их компании, зачинщик всего самого весёлого, но продолжать сводить и, как там по-новому, по-модному говорится, «шипперить» его тоже не надо. Лагода всё видит, всё знает о необъяснимой, лёгкой зависимости Вовы от вида Губанова. Наверное, было ошибкой консультироваться с таким человеком, как Валера. Ну да ладно, ничего уже не вернуть, а это шипперство придётся терпеть. Вова и правда поднялся, оглянулся по сторонам в своей манере, и наткнулся на Губанова. Настолько красивого в этой своей тёмной рубашке, что при виде его фотографии в их общей беседе, состоящей из четырёх человек, Вова опешил и на секунду перестал елозить щёткой по ровным зубам. Да весь Лёша с головы до ног был олицетворением эстетичности и элегантности. Был неописуемым идеалом Вовиных фантазий и богоподобным человеком. Хотя, Вова со всей своей уверенностью, собранной в кулак, мог сказать, что Лёша является больше человекоподобным богом. Разница в этом большая и Семенюком обоснованная. С чужим кольцом между тремя пальцами — средним, указательным и большим — он стоит, чуть прогнув в пояснице спину, опустив подбородок, расслабленно глядя на друга. А друг в свою очередь скользит неуверенно глазами по подбородку и сомкнутым губам. Сейчас он уверенно признаётся себе в том, что специально взял сигарету поближе к концу, чтобы потрогать подушечками пальцев эту загадку. Его коварные планы, по словам Максима, всегда были гениальны. — Держи, — с полуулыбкой Лёша возвращает кольцо, кладя его в открытую ладонь. Он подмечает, что глаза Вовы стали яснее, однако сам парень оказался поникшим и неуверенным. Он не стал задавать лишних вопросов, просто сел за стол, подперев рукой склонённую к плечу голову. Вова не мог прочесть в его глазах ничего, кроме некой тоски, какую чувствовал и от директрисы. Видимо, не только Вова теперь чувствовал, что детство, о котором они никогда не упоминали в повседневной беседе, вдруг ускользнуло. И Лёша знал, что Вова думает об этом. У того на морде написано всё. Трезвеющий Вова — грустный человек с загонами. Он снова приземлился на свой стул, упёр локти в стол и положил голову на ладони. Медляк для всех, но, видимо, не для них с Хесом. У Макса Марина, у Валеры Рина, а у этих только правая рука да компьютер. Не сложилось с девушками, а у Вовы вообще ничего не сложилось. — Будете сидеть — завтра не поедете никуда, — звучало строго над ухом. Тупая привычка классной руководительницы — шантажировать. Вова, услышав это, промычал что-то под нос, пытаясь ответить, отрывая локти от стола, но женщина выслушивать отговорки и оправдания не хотела. Её морщинистая рука опустилась на плечо Вовы, чуть сжимая, но так, что парень почувствовал не напор, а даже просьбу, которую она скрыла под шантажом. Она желает в последний день объединить и так конфликтный класс в одно, пытается сблизить в последний день любимых, уже родных учеников. И огорчать её совсем не хочется, правда, все девочки скооперировались и танцевали со своими подругами, их не расцепишь, а танцевать больше и не с кем. Это парень и хотел донести до женщины. Ему хочется поехать завтра со всеми на ночёвку в какой-то дом за городом, но судьба, видно, против. — Вон, друг друга в охапку и пошли показывать мастер-класс девкам. Вова покраснел. Он видел краем глаза эту лисью ухмылку Лёши, больше похожую на «да я и не против». Ему даже на секунду показалось, что Татьяна Ивановна просто шутит над ними, мол, голубки вдвоём уселись, лучше бы пошли и станцевали вальс какой-нибудь с девками, а то постоянно как отшельники, никакого актива в жизни класса. Но она не шутила, совершенно невозмутимо поднимая за локоть сначала Вову, а потом и Лёшу, отправляя обоих обходить стол. Губанову уши прожужжали про то, что это так круто, поехать с одноклассниками куда-то и напиться с стельку, уснув подле кровати. Он знал, как сильно младший хочет поехать. Знал то, что и без танца они поедут, но лично он хотел хоть чем-то порадовать классную руководительницу. Вова, видимо, не очень. Но вытянуть Вову станцевать было больше смешным, а вот Семенюк даже боялся этого. Ну как же они, два парня, будут танцевать медляк только потому, что девок не хватило? Оба выходят показывать мастер-класс, правда, сами они далеко не мастера. — Ну так ты определился с универом? — Хесус неуверенно обнимает за плечи младшего, стараясь не поднимать глаза на одноклассников. — Техникум, — Вова совершенно нехотя обвивает чужое тело руками. Ему было страшно, и совсем не на шутку. — а ты уверен в Питере? — На девяносто процентов, — горечь проскользнула меж слов, заставляя вовино сердце сделать пару лишних ударов. Девяносто процентов — это дохуя, а значит Хес уже готов подавать документы и съёбываться из Москвы ради образования. Всё было прекрасно именно до момента озвучивания Лёшей его планов на ближайшее будущее. Тогда Вова и посыпался. Тогда сломался, как сухая травинка, сдаваясь. Парень до последнего пытался вразумить молодого, мол, зачем этот Питер? Зачем рушить их крепкий дружеский союз ради питерского образования? Но понять это Вове не дано. Он только как брошенная собака смотрит на друга и чуть не плачет, последний раз упрашивая, надеясь на чудо. Лёша же не бессердечная скотина? — Меня всё равно в Москве быстро могут выкинуть, а в Питере доучусь до конца, — он похлопывает по плечу Вову, отстраняясь. Мелодия прекратилась, уголки рта Лёши опустились, и минутная сказка для Вовы отыграла свой финальный концерт. — в Москве для меня перспектив голяк. — Как будто у меня целый простор, выбирай не хочу, — Вова следует за парнем по пятам, обходя столики и занимая чужое место, пока Хес утыкается в телефон. Снова в своём инстаграме. Семенюк готов каждый раз детонировать, когда на экране лёшиного телефона появляется эта злосчастная социальная сеть. - тебя и в Питере попрут. — Что важнее, школьные друзья или образование, с помощью которого ты не подохнешь с голоду всю оставшуюся жизнь? — парень оторвался от телефона, приняв неестественную позу. Уткнувшись локтями в подлокотники, он наклонился вперёд, чтобы стать ближе к другу. - я говорю, что не попрут. Не каркай. Вова промолчал.***
— Ты че с Хисей в танец пустился? Я же пошутил. — Танька заставила, — возмутился коротко Вова, вскидывая руки вверх, к небу. — Спалила сладкую парочку, — Валера стряхнул пепел с сигареты указательным пальцем, снова направляя взгляд на до сих пор взбудораженного парня. — зато смотрелись неплохо. Понравилось? Понравилось ли Вове? Определённо. В своей жизни он танцевал только два раза: первый раз в детском саду, а второй по-пьяни в классе десятом, чуть ли не валясь с ног. Опыта, конечно, никакого, он дерево, но с Хесом в неловких объятьях он чувствовал себя увереннее. Какой-то симбиоз, не иначе. Какие-то косенькие взгляды и открытые, одобрительные усмешки одноклассников Вову только распаляли тогда, и уверенность в том, что после такой выходки с них не спросят их же одноклассники, росла. Он до сих под ощущает чужие руки на своих лопатках, и от этих астральных ощущений передёргивает всё тело. Вова тянулся туда, куда хотел Лёша, потому что тот хоть как-то двигался, зная, куда ставить ноги и не отдавить их партнёру по танцу. У него, видно, был опыт. Но после разговора странный осадок уже замучил. Валера и Макс смирились с тем, что Хесус оставит их в Москве, уехав покорять Петербург, а вот Вова всё никак не может к этому привыкнуть. Не может он отпустить его. — Шантажировала опять, — продолжал возмущаться Вова, пиная впереди себя небольшой камушек, а рукой в кармане щупая своё кольцо, он его так и не надел почему-то. — Знает баба, что делает, — вздыхает одобрительно Валера. Его лицо не выражало никаких эмоций, но внутри он не то что бы радовался, ликовал такому стечению обстоятельств, в которое угодили его друзья. И забавно, и на пользу Вове. Хоть что-то понял пацан. Конец школьного возраста, конец самого первого серьёзного этапа жизни, в котором Вова сформировался. И, походу, сформировался так себе, раз вышел вот с такой проблемой — Лёшей. Другом, которому хочется сказать: «хули ты такой хороший?» Семенюка это более чем напрягает. После рассвета думать не только о прекрасном далёке, но и о друге не в самом приличном ключе — странно. Может, Вова ещё совсем не повзрослел, оставаясь в том периоде жизни, когда влюбляешься даже в неживое. Влюбляешься во всё и вся, а сейчас просто преувеличиваешь. Парень надеется на это, пожимая руку Валеры и прощаясь с ним. Семенюк более чем уверен, что для Лёши этот недотанец был шуткой. Он прекрасно это понимает и сравнивает это со своей неожиданно возникшей атомной войной в груди. А ещё этот Петербург, мечты Хеса о переезде и новой жизни просто с ума иной раз сводят. Что-то щемит там легонько и быстро отпускает. Парень только обречённо скользит взглядом по розовеющему московскому небу напоследок, скрываясь за дверью подъезда. Кончики пальцев зацепляются за обколупонную краску на стене, а на безымянном пальце поблёскивает кольцо. Медляки, видимо, созданы для того, чтобы влюбляться с новой силой и немножко разбивать сердце.