Хэппилон

Взяв по стаканчику кофе, которое едва ли могло взбодрить их, Рэйнбоу Дэш и Скут присели на лавочку под самым сводом торговых рядов. Точнее сказать, на какой-то извилистый каменный порог, похожий на волнообразный гребень или выплюнутую жевательную резинку. Крыша над ними не была очередным экраном - полностью стеклянная она открывала вид на тяжкое полуденное небо. Обе заглядывались на него, запрокинув головы, и постепенно засыпали от скуки, усталости и осознания некоторой безвыходности своего положения. Они наконец-таки заблудились. Городские кварталы имели немалую площадь, и пройти их вдоль и поперёк оказалось для них непосильной задачей. Здесь не помогли бы ни познания в магическом искусстве телепортации, ни экстраординарные силы для пролома стен. А данные им с рождения крылья? Разве только врезаться в кого-нибудь, застрять в городской вентиляции или еще сильнее запыхаться - к тому же, весь чит находился под условным запретом городских властей, боровшихся за мультикультурализм. Лас-Пегас приветствовал всех. Тот был глобальным центром развлечений, хоть и построенным воображением и силой лишь одного народца. Мы не будем особо погружаться в недра национального менталитета пегасов (в конце концов невозможно говорить наверняка о его наличии или отсутствии, и уж тем более быть уверенным в его воплощении на примере отдельных особей). Однако его можно угадать в эклектике Лас-Пегаса, где полярные точки зрения зодчих сошлись в сублимате, вобравшем всю энергию семиотического обобщения, не способного породить архитектуру, но умело ее спародировавшего. Пегасы совершили заветный акт объединения своих разрозненных усилий, стремясь продемонстрировать миру прозрачность и вседозволенность, вечное обновление своей культуры. Они поступали наивно и несвоевременно: чаяния их столкнулись с невероятной осведомленностью и состоятельностью цивилизации, уверенной в изученности мира, лежащем в беззвучной монотонной горизонтальности. Той цивилизации, что, надеялись они, примет их вызов и придёт на рандеву, в назначенную ими точку на карте, где они смогут преодолеть "сухость" и выразить всё, что они о ней думают. То, что желали сказать игроки в клубе “Гобото”. Как могли прагматичные и приземлённые жители Эквестрии поверить в то, что некая безымянная масса из стройматериалов поднялась вверх - в незримое воздушное пространство, и уже самим фактом этого была проложена необходимая цепь из ассоциаций, ставшая планом, улицами и монорельсовой сетью Лас-Пегаса? Схема метрополитена рядом со станцией, на которую случайно опрокинула сонный взгляд Рэйнбоу, очень походила на сосредоточение разноцветных цепей. Рядом с одним из многочисленных звеньев очерченных лент у неё получилось смутно разглядеть надпись:

Выставочная

- Смотри, Скут. Тебе это ни о чём не говорит? – с облегчением хрипнула она, расталкивая свою спутницу. Очнувшись, та сходу уловила суть, и они вместе совершили перелет (или перепрыг) на противоположную сторону пассажа.

* * *

- «Надземная подземка». Очень интересно, - подметила несоответствие Скуталу, не пытаясь найти смысла в железнодорожных путях, являющихся непременным атрибутом обычных городов и мегаполисов. Они слабо сочетались с тем, что им до сих пор довелось наблюдать в Лас-Пегасе. Усевшись в крохотную вагонетку, заменяющую вагон поезда, они ровным счетом не почувствовали никакого удивления - это было продолжением перезревшего эмоционального состояния, которое успело дойти до хандры и безразличия. Автопилотируемая вагонетка резво скакала по магнитному рельсу то вниз, то вверх, прыгая ради потехи промеж тротуаров, этажей, хонки-тонк-баров, неоновых реклам и экзотических наименований вроде “Седьмой Континент”, “Магнолия”, “Эппл: Якутские Бриллианты”, “Океания”, “Хэппи-Энд”, ”Золотой Вавилон”, “Эльдорадо”. Иллюзия пресных тематических районов постепенно исчезала в этом завлекательном движении и то, что казалось чем-то излишним и мертвым, частично раскрыло свои приглушенные эфемерные краски. Как в глухой текиловой слепоте, материя пульсировала, вновь угасала, и членораздельные формы пожирали друга друга словно хищные обитатели джунглей, смешиваясь в одном ядовито-пятнистом ералаше. Техногенный транс на минуту прервал открытый перегон, застывший в погоне за солнечным богом и срывающийся горкой обратно в тонированный портал трубопровода. На головокружительной скорости пассажиры успели разглядеть внешнюю инфраструктуру Лас-Пегаса, прошитую непроходимыми лесами из аркбутан, виадуков, облачных подмостков и опорных балок, которые служили стыками между кварталами и не позволяли зависшим в абсолютной пустоте сегментам упасть в объятия пустыни. Никакое монолитное и полноценное строение не могло бы удерживаться в таком положении вечно, но будучи распещренным на стилистические фрагменты и не всегда возведенные до конца зоны Лас-Пегасу удавалось то, чего не удавалось никакому другому городу. В сущности это не был город. В нем угадывалось все: от варвара-неогота и китового скелета из музея палеонтологии до непогрешимого прародителя, оставшегося жить в саду творца. Здесь отсутствовал быт в привычном понимании слова, и это было на 20% круче любого поселения, сложившегося исключительно исторически. Это был макет того, что волей здравого смысла не имело право существовать. Но это можно было смоделировать, и волей прихоти оно было воплощено въявь. “Лучший вид на Лас-Пегас из кабины пикирующей тележки,” - так сформулировала эту мысль Скут, служившая скорее комплиментом нежели сарказмом. Пролетая вдоль, поперек и перпендикулярно улицам, как бывает это в детстве, пассажирки читали вслух вывески с перемешанными словами и их составными частями: “Седьмой Эппл”, “Контннтентннт”, “Я К У Т С К И Е”, “Золотой L”, “Хэппилон” и прочую белиберду. В первый раз Рэйнбоу позабыла о цели своего визита. Она дурачилась вместе с молодой приятельницей, и в их радости уже не было ровным счетом никакой нарочитой мистичности или невозмещенной потребности, которую Лас-Пегас в силу своих качеств всё равно бы не смог никогда удовлетворить.