Безобразие

…Мир проклятых надежд, покинутый всякими божествами. Империя, построенная на крови и страхе. Множество несчастных людей, что боятся повторить судьбу ошибочно осуждённых политзаключенных. Этого ли вы хотели добиться, Господин?..       Маттиас раздражённо скомкал бумагу, не желая читать этот абсурд дальше. Ему, правителю сильнейшей страны, не пристало внимать каким-то глупым протестным брошюркам. Его люди быстро отыщут смельчака, но насколько затихнут бунтари? Ситуация накаляется и люди всё громче выражают своё недовольство правительством, но с другой стороны они все, как один, болтают об их спасителе… Харальдссон бросает взгляд на стопку бумаг, что подписаны аккуратным почерком его уважаемого брата, и усмехается. Конечно, Клеменс Ханниган, чёртов благодетель, которого кличут чуть ли не помазанником божьим. Он завоевал любовь народа благотворительностью и миленькой улыбочкой, но не он ли помог Маттиасу прийти к власти? Не он ли так же убивал людей и сжигал дотла устои прошлых веков?       В голову мужчины закладываются тревожные, даже для него пугающие мысли. Если они способны, если у них действительно хватит смелости устроить бунт, если они предпочтут этого двуличного негодяя? Брюнет глубоко вздыхает и опускается на стул. Он не должен поддаваться панике, он должен помешать Клеменсу любой ценой.

***

      Этим же вечером Маттиас отправил послание своему брату, в котором говорил, что очень хотел бы увидеть его этой же ночью, непременно в его гостиной. План был до безобразия простым: в чае был растворен сильнейший яд, что подействует на Клеменса мгновенно. Больше никто не станет мешать Харальдссону, если символ революции будет уничтожен. Надев домашний костюм, диктатор уставился в зеркало, подмечая как же он помрачнел за эти годы, как войны и бунты утомили его, ещё совсем молодого правителя. Но его мысли обрывается, стоит дворецкому оповестить его о приходе брата. Что ж, сейчас или никогда.       Зал был достаточно серым и минималистичным, как и все убранство Харальдссона, который был ярым приверженцем порядка. Вероятно, по этой причине Клеменс чувствовал себя чужим здесь. Он был максималистом, это чувствовалось даже в его одежде: множество ремней, цепей, бижутерии, которая забавно позвякивала при ходьбе - даже эти мелочи значительно отличали его от брата. Сейчас же блондин сидел в мягком кресле и внимательно смотрел на своего императора. — Мы давно с тобой не виделись, — тихо замечает Клеменс и слабо улыбается, склонив голову набок. Его взгляд упал на две чашки с горячим чаем, затем на каменное спокойствие на лице Маттиаса. — Ты хотел обсудить что-то? Или мне стоит обращаться к тебе «ваше величество»? На эту колкость шатен не смог сдержать тихого смешка, но он не решается подойти ближе, даже не решается посмотреть в его глаза. — Ты можешь обращаться ко мне так, как только пожелаешь, — спокойно отвечает старший и делает глубокий вздох, ему стоит собраться. Харальдссону не впервой убивать, но отчего-то сейчас особенно тяжело. Клеменс опускает глаза и так же тяжело дышит вслед за братом, сжимая подлокотники кресла. Он чувствует страх и смятение Маттиаса, пока неловкая тишина заполняет каждый участок залы. — На днях я вспоминал, как мы были дружны в детстве. А ты помнишь, Маттиас? — вдруг произносит Ханниган, поднимая белокурую голову. Его лицо вновь озаряется улыбкой. — Помнишь, как мы любили гулять около моря, а потом обязательно заболевали? А твоя мама говорила, что мы несносные мальчишки, но всё равно давала нам сладости и позволяла засиживаться допоздна. Она была милой женщиной... — Довольно. — резко прерывает его Маттиас, стискивая зубы. Конечно, его брат не так глуп, чтобы не догадаться о его намерениях, и сейчас он просто старается отсрочить свою смерть. Но шатен слышит легкую дрожь в его голосе, вероятно, если он найдет силы взглянуть на него, то увидит, что и сам парень дрожит, будто в комнате стоит сквозняк. — Довольно разговоров о прошлом, Клеменс. Я хотел порадовать тебя сегодня, кажется, ты любил ягодный чай. Я прав? — Ты прав, Маттиас, как всегда ты прав, — едва ли обреченно отвечает младший и усмехается, когда брат подходит к нему ближе. Они в паре сантиметров друг от друга, в паре сантиметров от смерти Ханнигана. Он, конечно, изначально догадался обо всём, ведь Маттиас... Ох, Маттиас не умел врать даже в письмах. Клеменс встречается глазами с братом и печально улыбается ему, не спеша принимать кружку из его рук. Шатен не кажется уверенным, мнимое спокойствие на его лице лишь дешёвое прикрытие, которое давно не работает на Клеменсе. Харальдссон сомневается и это читается в его холодных глазах, что изучают ясные, голубые глаза блондина. Он часто любовался ими в детстве, отрочестве, неужели сейчас он готов погубить хозяина этих сокровищ? Даже сейчас он вспоминает о всех моментах, что они провели вместе, от детских игр и до совместных битв. Неужели это действительно единственный выход? — Маттиас, — ласково произносит Клеменс, аккуратно дотрагиваясь до брата и всё так же смиренно улыбаясь, — не застывай так. Чай так чай... — он медленно принимает напиток и вздыхает запах, улыбаясь чуть шире — там действительно, его любимый ягодный чай. — Маттиас, я прощаю тебя, — еле слышно говорит Ханниган, — за всё прощаю. На этих словах сердце Харальдссона едва ли не останавливается, и он выбивает чашку из рук Клеменса, позволяя напитку разлиться. Только что он чуть не убил родного брата из-за глупой зависти и паранойи, он мог лишиться единственной родственной души из-за такой ерунды. Маттиас часто дышит, глядя в испуганные, родные глаза, а затем медленно опускается на колени перед братом, утыкаясь в его колени, не в силах произнести ни слова. — Ты пролил мой чай, — замечает Клеменс и глупо хихикает, тут же прикрывая рот рукой, чувствуя, что его глаза наполняются слезами. Быть на волоске от смерти оказалось страшнее, чем он ожидал, но сейчас отправитель у его ног и тихо шепчет, нет, он умоляет о прощении. Кто же мог подумать, что император может просить прощения у простого человека. Блондин наклоняется и как может обнимает брата, позволяя слезам скатиться по похолодевшим щекам. Конечно, он прощает и он готов помочь, готов выслушать всё, что накопилось в душе Маттиаса, но последний лишь шепчет извинения и даже не поднимает взгляд на свою жертву. Тогда Клеменс берёт всё в свои руки и аккуратно поднимает голову старшего, придерживая за подбородок, и оставляет легкий поцелуй на приоткрытых, тонких губах, а затем вновь улыбается, позволяя ещё парочке слезинок скатиться вниз. — Всё хорошо, Маттиас, я в порядке, — спокойно начинает Ханниган, чуть вздрагивая, когда старший сжимает его плечо так, будто это спасательный круг. — Я знаю, что тебя беспокоит, Матти, мы... Мы справимся с этим вместе.