— Придумай уже что-нибудь поинтереснее своих тупых доебок, Диксон, — устало вздыхает рыжий рекламщик. — Меня такое не привлекает совсем.
Пиздеж, конечно. Привлекает, и еще как, но хрена с два он признается в этом первым.
— А ты тут самый умный, что ли? — Диксон пытается встать, эффектно оперевшись о стол, но координация подводит, и он чуть не валится на пол, подхватываемый веснушчатыми руками. — Ну-ка руки убери свои, Уэлби.
Гонора им обоим не занимать. Даже интересно, как долго продлится эта игра — протеже Уиллоуби ни разу, будучи пьяным, не прошел мимо Рэда, не сказав чего-нибудь про геев и все в этом духе. У кого что болит, как говорится. Но Уэлби — человек терпеливый, чего совершенно нельзя сказать о Диксоне.
— Заебал ты меня уже, — продолжает подначивать Рэд, невозмутимо возвращаясь к игре и даже слегка улыбаясь, будто Диксон даже (особенно) в пьяном виде не способен навалять кому угодно так, что мама не горюй. — Иди проспись, мамочка уже поди заждалась.
Вот же выебистый пиздюк. У него что, железные яйца? Или инстинкт самосохранения отсутствует? А может, и то, и другое вместе.
Диксон бормочет что-то вроде «маму не трожь» и неожиданно мирно удаляется, слегка пошатываясь. Уэлби провожает взглядом спину копа, и внутри начинает шевелиться что-то странно похожее на сожаление.
Все закончится тем, что Диксон либо трахнет его, либо отпиздит, и оба эти исхода пребывают в равной степени вероятности.
— Все в порядке, Рэд? — спрашивает карлик Джеймс, один из самых порядочных людей в этом городе и постоянный визави Уэлби в бильярд в последнее время, и осуждающе сдвигает брови. — Не обращай внимания на этого отморозка.
— Спасибо, я уже привык. Скорее всего, это единственная доступная ему манера общения, так что мы, можно сказать, почти друзья…
— ЗдорОво, Уэлби. — Из-за спины появляется Милдред Хейз, местная знаменитость и самый проблемный клиент в его жизни. — Съебись, моя очередь.
Рэд опускает кий и покорно отходит в сторону, а потом замечает, что Диксон не ушёл, а просто сел за столик в углу и оттуда пялится.
Ну и ладненько.
— Хочу еще выпить. Давай выпьем, — говорит рекламщик, обращаясь к Пэм. Ее блузка с бантиком на воротнике и тщательно уложенные кудряшки страшно диссонируют со всей окружающей обстановкой, но она не выглядит потерянной — напротив, ей как будто даже нравится проводить время в этой дыре.
— Нет, спасибо. Должен же кто-то довезти тебя до дома!
— И то верно. — Пробравшись к стойке, Рэд берет пиво себе и колу для Памелы — и все под пристальным взглядом копа.
Как оказалось, не его одного. Едва Уэлби добрался до своего столика, и около него тут же выросли два типа крайне гомофобной наружности.
Ко мне что, решили сегодня пристать все долбоебы этого города — про себя вопрошает Рэд, а вслух выдает:
— Чем могу быть полезен?
Диксон замечает, как зло и нахально загораются бледные рекламщицкие глаза, несмотря на то, что всем своим видом он будто говорит — да мне похуй на вас, придурки.
Смелости у Рэда Уэлби будет даже побольше, чем у этих идиотов, вот только в Эббинге если смелость не подкреплена парой хороших кулаков, проблем от нее больше, чем толку. И прямо на них этот рыжий сопляк сейчас нарывается.
Полицейский не слышит, что мужики и Рэд говорят друг другу, и выбирает момент, когда лучше вмешаться — с одной стороны, не слишком рано, чтобы не выглядело подозрительно, а с другой — чтобы эти двое не успели отметелить Уэлби, такого тощего, что и времени на это много и не понадобится, наверное.
***
Он понимает, когда они готовы перейти от слов к делу — инстинктивно, как понимают друг друга все здоровые тупые мужики, и готовится сам встать, как вдруг бессисечная подружка Уэлби за руку выводит его из бара, а он покорно за ней идет. Сука, всю малину обломала.
У них точно ничего нет, ведь так? Уэлби — долбаный педик, все об этом знают. И всё равно Диксон чувствует такую злость, что даже съездил бы по лицу этой сучке. Вместо этого он хватает бутылку и залпом опорожняет ее.
***
Оказавшись на свежем воздухе, Рэд резко пьянеет — количество выпитого разом хорошенько дает в голову, он даже шатается.
Пэм берет его за локоть и придерживает от столкновений с заплеванной мусоркой.
Пэм запихивает его на пассажирское сидение, сама садится за руль, в тишине заводит мотор.
— Рэд, сколько можно нарываться? — спрашивает она наконец, вытянув руки вперёд и сложив их на руль, и раздражение в ее голосе вызвано усталостью.
— Я не нарываюсь, Памела. Я просто живу.
Она на это ничего не отвечает, и они молча ждут, когда мотор прогреется.
— Пэм, — говорит Рэд, не поворачивая головы. — Может, выйдешь за меня?
Памела тихо смеётся в ответ.
— Я-то еще не так безнадёжна, мистер Уэлби. Подожду хотя бы до тридцати, а там подумаю над твоим предложением.
Они оба не замечают, как сержант подходит к машине.
— Эй, Уэлби, — говорит он, наклонившись и чуть ли не голову просунув в открытое окно. — Вылезай, надо кое-чего перетереть.
— Рэд, — произносит Памела предупреждающе, но Рэд беспечно отмахивается — «все в порядке, я сейчас», — и вылезает из машины.
Делая это, даже будучи в говно, как блядская суперзвезда.
Диксон вообще-то не успел придумать, что именно он там собрался «перетирать», а теперь думать стало и вовсе затруднительно.
Сопляк уставился на него вызывающе-выжидающе, заложив руки в карманы.
— Ну? — Спрашивает он с издевкой. — Ну ничего, я подожду, пока ты соберешься с мыслями. У тебя с этим бывают проблемы, знаю.
— Не беси меня, Уэлби, — огрызается полицейский и достаёт сигарету. Уэлби пожимает плечами и делает то же самое.
Он стоит под этими звёздами в своей пидорастической рубашке, весь в веснушках и с прозрачными глазищами, такой неправильно совершенный для всего происходящего вокруг него, что Диксону очень хочется что-нибудь с этим сделать. Потушить об него сигарету, плюнуть, — что-нибудь, что сделало бы проклятого рекламщика более земным существом.
— Меня, кстати, только что чуть не избили, — весело произносит Рэд. — Прямо на глазах у полицейского.
— Вообще-то я уже собирался вмешаться! — почти обиженно возражает Диксон.
И кто только за язык тянул! Сейчас он все поймёт, надумает невесть чего… но не хватало, чтобы кто-то думал, что он, Диксон, плохо исполняет свои обязанности по защите мать его общества.
Уэлби едва заметно улыбается, затем поворачивается к машине.
— Езжай, Пэм. Я доберусь на такси. Или так дойду, тут недалеко.
— Точно? — В голосе девушки тревога. А еще — мучительно ясное, как божий день, понимание ситуации. — Ты уверен?
Она будто говорит — «что бы ты ни думал, Рэд, он опасен для тебя, он тупой, отбитый отморозок, спасайся, спасайся, пока можешь» — то есть, всё то, что Рэд Уэлби может сказать и сам себе.
— Точно. Спокойной ночи. Спасибо, что составила компанию.
— Тебе спасибо, — она все еще подаёт предупреждающие сигналы глазами, и он их, конечно, замечает, но предпочитает ничего с этим не делать. — Напиши, когда доберёшься до дома.
