Cliché prompts

       Миссис Демори открывает дверь перед запыхавшимся Лукой. Он бежал сюда из парка, где тусил с бандой.        — Прости, что позвонила тебе, Лука, но ты же знаешь, как это бывает…        Лука качает головой, ему не терпится добраться до Элиотта. Он не возражает, чтобы миссис Демори звонила ему, никогда не возражал бы, даже если бы это было посреди ночи, потому что, да, он знает, как это бывает.        Это происходило уже достаточно часто. Элиотт будет лежать в своей постели, свернувшись калачиком, и смотреть в пустоту тусклыми, остекленевшими, покрасневшими глазами. Его волосы будут сальными и спутанными в узлы, кожа жирной и липкой от пота. Никто не скажет, сколько времени прошло с тех пор, как он ел, принимал душ, разговаривал или даже двигался.        Лука терпеть не может видеть Элиотта в таком состоянии. Ему физически больно видеть, как его лучший друг погружается в какую-то темную и безнадежную яму отчаяния, куда никто не может последовать за ним.        Элиотт, вероятно, уже несколько дней как погрузился туда — Лука забыл спросить миссис Демори, как долго это продолжается, но Лука получил последнее сообщение от Элиотта четыре дня назад. Элиотт, наверное, кричал родителям, чтобы они оставили его в покое. Однажды он даже швырнул тяжелый учебник в сторону отца просто потому, что не хотел, чтобы кто-то был рядом. Миссис Демори не звонит Луке до тех пор, пока в этом нет крайней необходимости.        Когда Элиотт находится в самом низу — вот тогда и появляется Лука.        Лука — единственный, кого Элиотт подпускает к себе, когда пропадает в самых глубоких и самых черных из глубоких черных туч.        Он делает глубокий вдох, чтобы собраться с мыслями, и открывает дверь спальни Элиотта. Здесь темно, душно и воняет, но Луке все равно. Он думает только о несчастном мальчике, спрятавшемся под грудой одеял посреди кровати.        Он заходит внутрь, тихонько закрывает за собой дверь и идет на цыпочках, зная, что Элиотт может легко испугаться.        Он не пытается заговорить, ни о чем не спрашивает Элиотта, потому что знает, что не последует никакой реакции, даже подтверждения, что он знает, что Лука здесь.        И Лука не знает, действительно ли он вообще помогает Элиотту, или тому больно, что Лука здесь, но он не может отвернуться от Элиотта — его сердце и так опасно колеблется на краю оврага. Если оставить Элиотта, оно наверняка упадет и разобьется об острые скалы в тысячах метров внизу.        Он медленно, методично снимает несколько слоев ткани, покрывающей Элиотта, который одет в спортивные штаны и толстовку с капюшоном, но все еще, кажется, дрожит в душной комнате. Лука хочет открыть окно, впустить осенний ветерок и прогнать все печали Элиотта, но он знает, что это так не работает.        Элиотт моргает, когда слабый свет, пробивающийся сквозь закрытые шторы, падает ему на лицо. Он смотрит на Луку, не двигаясь, безмолвные слезы катятся по его прекрасному лицу.        Лука медленно садится на кровать, прислонившись спиной к подушке Элиотта. Сантиметр за мучительным сантиметром он двигает Элиотта — его тело обмякло и безжизненно, совсем не помогает Луке — пока Лука не держит Элиотта в своих объятиях, а голова Элиотта не покоится у него на коленях.        Элиотт по-прежнему не двигается, не говорит, но его дыхание несколько замедлилось, и слезы текут с меньшей скоростью.        В сердце Луки так много любви, так много, что он даже не думал, что можно любить кого-то так глубоко, так сильно, что он отдал бы все и вся за улыбку Элиотта — и все же это кажется всего лишь каплей воды в океане агонии Элиотта.        Они остаются в таком положении долгие часы. Лука понятия не имеет, как долго он сидит, обнимая Элиотта. Ноги у него сводит судорогой, он голоден, но не обращает на это внимания. Элиотт — единственное, что сейчас имеет значение.        В какой-то момент миссис Демори просовывает голову в дверь. Лука молча качает головой, и она снова уходит, на ее лице глубокими морщинами проступает тревога.        Свет, пробивающийся сквозь щель в занавесках, изменился. Он уже не золотистый и мягкий, а холодный и серебристый. Элиотт все еще смотрит куда-то вдаль невидящими глазами, и Лука умирает тысячью смертей, молясь тому, кто только может услышать, чтобы забрать боль Элиотта.        В какой-то момент Элиотт закрывает глаза и крепче прижимается к Луке. Лука чувствует, что может дышать впервые с тех пор, как зашел сюда.        Не осознавая этого, он начинает расчесывать волосы Элиотта. Он игнорирует маслянистое ощущение на ладони и просто продолжает водить рукой вверх и вниз, медленно, ритмично.        Наконец, после нескольких часов, когда Лука ощущал, как пряди скользят между его пальцами, Элиотт бормочет слово. Только одно слово.        — Лука.        Это все, что ему удается, но это все, что нужно Луке.        Он больше не может держать себя в руках и, наклонившись, целует спутанные локоны Элиотта.        — Я люблю тебя, Элиотт. Я тебя так сильно люблю. Я бы забрал у тебя все это, если бы мог, и даже больше. Пожалуйста, вернись ко мне, Элиотт. Пожалуйста, борись.        Слезы катятся по щекам Луки, но это не имеет значения. Он держит руку в волосах Элиотта и ждет. Если придется, он будет ждать Элиотта целую вечность.

***

       Это не занимает вечность, но Элиотту нужно еще несколько дней, чтобы снова прийти в себя.        Только тогда он отвечает Луке и рассказывает ему, как слова Луки освободили в нем что-то. Лука любил его, когда он был тем, кого нельзя было полюбить, когда он думал, что он ничего не стоит и не заслуживает заботы и нежности, Лука был светом в конце длинного-длинного туннеля.        Он крепко прижимает Луку к себе и в ответ проводит своими большими ладонями по его гладким волосам.