«Она тигровая, она пещерная И я убью ее когда-нибудь Наверное, под Новый Год. И воскрешу ее»
Чувства, скрыть которые он пытался всё это время, начали вырываться наружу. Его душила обида и стыд. Горло сдавливало судорогой, но ему хотелось закончить это, поэтому он продолжил говорить, не дожидаясь ответа: — Ты чёртов эгоист. Ты хотя бы представляешь, как мне живётся? Даже не спрашиваешь. Что ты сделал в прошлый раз? Зачем оставил столько следов? Я же знаю, что всё это специально. Это для того, чтобы я мучился, — он замолчал, кусая губу, чтобы не заплакать, но это не помогло, — Тебе же смешно? Ну, посмейся! Я же вечно оправдываюсь тем, что синяки появляются на тренировках. Я же терпила, — крупная прозрачная слеза скатилась по щеке. — Ненавижу… Джикия лишь ухмыльнулся, продолжая ехать вперёд. — А знаешь что? — Соболев не замолкал. — Да. Я страдал. Я, блять, неделю придумывал идиотские истории о том, что ночую у друзей или ещё где-то, чтобы не появляться дома в таком виде, — серая футболка быстро впитывала скатывающиеся по подбородку капли. — А ещё я специально избегал тебя в последнее время, — Джикия нахмурился, — Да. Да! Я специально избегал тебя. В общем, я всё решил. Пора заканчивать со всем этим говном. Пора… Саше показалось, что вокруг повисла абсолютная тишина. Он отчаянно пытался напрячь слух, но в голове остался лишь звенящий вакуум, хотя всё говорило о том, что это неправда. Радио также как и до этого работало, автомобиль быстро двигался вперёд, а Гео сидел с нахмуренными бровями. Казалось, что он совершенно спокоен и весь монолог, услышанный им, никак не касался его, но Соболев видел, как напряжённо он сжимал руль, как пальцы отстукивали рваный ритм, как от злости на его шее вздулась вена. Саша опустил голову и закрыл глаза руками. Намокшая от слёз ткань футболки, охлаждаемая потоком воздуха из кондиционера, неприятно прилипала к коже. Слова песни, играющей на фоне, наконец долетели до него.«Вместо слов про мою любовь Я кричу от боли»
Автомобиль медленно съехал на обочину и остановился у грунтовой дороги, ведущей к лесополосе. Соболев взглянул на Джикию, который заглушил мотор и вытащил ключ из замка. — Что случилось? — спросил он у выходящего из машины парня. — Сейчас, — сказал тот, захлопывая дверь. Саша устало откинулся в кресле и прикрыл глаза. Хотелось оказаться в постели, пахнущей свежевыстиранным бельём, и проспать пару дней, но не успел он расположиться удобнее, как дверь с его стороны открылась, и его схватили за локоть, вытаскивая из салона. — Шевелись, — Джикия резко дёрнул парня за руку, — и попробуй только пискнуть. Если бы Сашу спросили, как он себя чувствовал в этот момент, то он бы ничего не ответил. Ему казалось, что он смог увидеть себя со стороны. Как его тащат всё дальше и дальше от машины, пока он, спотыкаясь, пытается освободиться из крепкой хватки. Как он падает на влажную после недавнего дождя землю, подставляя левую руку, и громко ругается, понимая, что чувствует боль. Как его щека вжимается в мох и ветки. Как под весом чужой ноги, стоящей на его голове, он пытается встать, за что получает ощутимый пинок по ребру. — Ты серьёзно? — грязь попадала в рот, а кожа, прижатая в земле, начинала болеть. — Решил меня тут прибить? Закопаешь? Думаешь, не найдут? — Нет, — ногу, придавливавшую его к рыхлому грунту, заменила ладонь, схватившая его за волосы на макушке, — ты мне живой нужен, — кожа на голове натянулась, заставляя его встать на колени, — просто решил напомнить тебе твоё место. — Сука, — Саша потёр запястье, болевшее после падения. — Больно? — неожиданно тихо поинтересовался Джикия. — Нет, — он демонстративно отвернулся. Соболев попытался встать, но ладонь, сжимавшая его волосы, снова заставила его откинуть голову. Джикия стоял над ним, внимательно рассматривая ноющую от боли руку парня. — Раз не больно, — он быстро схватил Соболева за запястье и начал выворачивать его под неестественным углом, продолжая тянуть его волосы назад, — то сейчас сделаю больнее. Плакать не хотелось, но приходилось, так же, как вымаливать прощение и извиняться, отчаянно хватая свободной рукой руку обидчика. Сквозь собственные всхлипы Саша слышал, как Джикия объясняет ему, почему он оказался здесь и за что сейчас получает наказание. — Разве я тебя заставлял приезжать? — Гео отпустил руку Соболева. — Привязывал тебя к себе? — Нет, — слёзы лились градом, превращая всё вокруг в размытые силуэты. — Зачем же ты обвиняешь во всём меня? — Джикия сжал челюсть стоящего перед ним на коленях парня, приподнимая его голову так, чтобы заглянуть в глаза. — Ты меня обидел. Этого добивался? — Саша попытался махнуть головой, но рука крепко держала его, — Даже если не этого, то получилось именно так. Хочешь как-то исправиться? Может извиниться? Дважды говорить не приходилось. Он отлично знал, что от него хотели. Руки быстро нашли пряжку ремня на чужих джинсах. Запястье ныло, но он старался не обращать на это внимание. Когда с джинсами было покончено, пальцы сильно сжали впалые щеки, размыкая челюсти. — Никаких зубов, иначе останешься без них. Будь нежен. Соболев без стеснения приспустил бельё, скрывающее слегка возбуждённый орган. Он сжал в ладони яички и немного помассировал их, пытаясь засунуть куда-нибудь подальше навязчивую мысль о том, что душ сейчас не был бы лишним, несмотря на явно ощущавшийся запах геля для душа, исходящий от кожи. Немного подумав, он коснулся губами открывшейся полоски кожи на животе, ощущавшейся ненормально горячей в сравнении с прохладным вечерним воздухом. Дикость ситуации и страх быть замеченным дарили безрассудство и ту откровенность, которую обычно он не позволял себе демонстрировать. Саша вновь почувствовал как рука, которая до сих пор держала его лицо, сжалась. Он покорно высунул язык, демонстрируя полное подчинение. — Молодец. Ты такой молодец, — Джикия убрал ладонь от лица Соболева, проводя ей по всклоченным волосам. Медлить не было никакого смысла. Продолжая поглаживать и сжимать яички, Саша размашисто провел языком по достаточно возбуждённому органу и услышал доносящийся сверху стон. Он примерился, обхватив губами головку так, чтобы пару раз зацепить языком уздечку, и начал медленно впускать член глубже. Пару раз взял его максимально глубоко, откинув голову для большего удобства, но вскоре выпустил с пошлым чмоканьем. Рука переместилась с яичек на основание, и, чуть надавливая, начала двигаться по влажному от слюны и выделившейся смазки члену. Парень опустил голову чуть ниже, всасывая одно из яичек. Наградой было шумное дыхание и пальцы, поглаживающие кожу на голове. Через некоторое время он вновь вернулся к члену, обхватил головку губами и начал медленно двигать языком, проходясь по отверстию уретры. — Чёрт, — Гео немного оттянул волосы на макушке Саши, отстраняя его, — прости, не могу. Соболев отлично знал, что это означает. Он молча открыл рот, пряча нижние зубы за языком, и постарался максимально расслабиться, когда его лицо обхватили чужие ладони. Он мог поклясться, что ощущал совершенно неуместную благодарность и радость, пока его трахал тот, кто не так давно издевался над ним. Он задыхался от ускорившегося сбивчивого темпа, слёзы смешивались со слюной и смазкой, стекавшей по щекам, а любая попытка заговорить заставляла его личного мучителя проникать глубже, чтобы ярче ощутить вибрацию в горле. Когда ему казалось, что он быстрее умрет, чем дождётся конца, Джикия отстранился от него, роняя капли спермы на землю. Спустя какое-то время Саша на автомате вытер рот тыльной стороной ладони и поднял глаза, чтобы увидеть лишь скрытое за пеленой слёз пятно, но он точно знал, что за ним скрывалось лицо выражающее сожаление и искреннюю вину. Он уже не помнил, почему решил покончить с этими отношениями, ведь его же действительно не принуждали, и всё было по обоюдному согласию. Слёзы высыхали, а новые быстро вытирались чужими прохладными пальцами. Джикия присел перед ним и посмотрел в глаза. — Прости, — Саша почувствовал тёплые губы на переносице, — может не стоит? Может всё не так плохо? Ты хочешь сделать мне больно? — Джикия свёл брови, становясь похожим на побитого пса. Всё, что было дальше, он помнил плохо. Это было похоже на потёртую кинопленку, с которой пропали некоторые сцены фильма. Вот он стоит у автомобиля и щедро льет себе на голову воду из бутылки, лежавшей в багажнике, пытаясь смыть грязь и высохшие слёзы. А потом сидит в чужой футболке на заднем сиденье. Сейчас стоит в какой-то частной клинике, пытаясь вслушаться в разговор Джикии с каким-то врачом, который позже отводит его на рентген, бережно укладывая руку в правильное положение. Пришёл в себя он только тогда, когда миловидная девушка на ресепшене отдала ему заключение. Он поблагодарил её и направился к выходу. Гео развалился на одном из мягких кресел, стоявших почти у двери. Он вытянул ноги и слегка сгорбившись, смотрел в экран телефона. Саша сел рядом, стараясь не задевать перевязанную руку. — Ну, что? — негромко заговорил капитан. — Растяжение, — сказал парень, раз за разом перечитывая диагноз написанный на документах, которые он забрал у администратора, — Что ты им сказал? — Что ты футболист и упал на тренировке. А я твой добрый друг, который увидел, что «само не прошло». — А на тренировке я что скажу? — Что неудачно поднял тяжелый пакет. Всё равно левая. Не задавай глупые вопросы. Пойдём, покормлю тебя. Гео встал с кресла и направился к выходу. Саша вновь спросил себя, может ли он не слушать его. Ответ оставался таким же, как раньше. Его это успокоило. Он молча направился за Гео.«Четыре танца с ней танцуют демоны, Но этот пятый танец мой. Уже за облако зашла луна, Игра окончена»