***
Неприятная, но уже не такая сильная боль, разбудила Акааши Кейджи. Парень открыл глаза, отрывками вспоминая то, что так хотелось забыть. «К психологу и правда нужно начинать ходить» — подумал волейболист, замечая изменение в своём моральном состоянии. Туманность, ненужные мысли, что лезли в голову и страх, который тяжело контролировать. Парню так хотелось перевернуться на спину, лежать, всматриваясь в потолок и размышлять, что ему делать дальше. «Мне все равно нужно будет вернуться» — размышлял Кейджи, осознавав, что он ушёл без ничего. У него остались только школьные брюки, изрезаная синяя толстовка и кроссовки. Но парню не хотелось возвращаться в эти круги ада, что царили в том доме. Волейболист понимал, что отца ждёт суд, но Акааши этого не желал. Мама всегда учила жить в мире и терпеть все жизненные испытания. Кейджи не знал, что ему делать. Жить в доме девушки парень не хотел, он чувствовал, будто навязывается или мешает. Но после всего, что произошло, жить дома, делая вид будто ничего не случилось, было невозможным. По крайней мере, пока там есть отец. Акааши вспоминал, как Моцумото смог дать отпор этому тирану. Кейджи понимал, что его силы позволили бы сделать нечто подобное. Но Кейджи боялся, что превратится в своего же отца. Страх стать таким же чудовищем, совесть, что не позволяла причинать боль родителям и чувство вины, — не давали парню совершить такие поступки, в отличие от отца. «Я и правда слабый» — думал Акааши, закрыв лицо ладонями, выдыхая в них. «Ему некуда идти, пап, мы его единственная надежда» — услышал Кейджи голос Сэй, доносящийся с кухни. Акааши попытался встать, опираясь на мебель. Парень расправил спину и громко зашипел от острой боли. Волейболист уже мог стоять на ногах. Придерживая одной рукой повязку, а второй, опираясь о стену, Акааши пошёл на звук. Приятный запах яблочного пирога и крепкого кофе заставил Кейджи вдохнуть полной грудью. Звук постукивания вилкой о белые тарелки смешались с еле слышимым отхлебыванием горячего напитка. Семья обсуждала нечто важное после осознания всего масштаба случившегося. Акааши показался на пороге перед кухней и, с виноватым видом, тихо произнёс: — С добрым утром. Женская половина широко улыбалась, приглашая Акааши присоединиться к трапезе и одновременно заваливая его распросами о сне, его самочувствии и спине. Кейджи смущающе улыбнулась, и взглянул на отца Аюми, чтобы услышать разрешение присоединится именно от него. Он глава семейства, а воспитания у Кейджи не занимать. — Коджи-сан, я могу присоединиться? — спросил волейболист, стараясь встать более ровно, насколько это возможно. Отец Сэй сурово взглянул парню в глаза. Акааши понимал к чему это и не стал отводить взгляд, продолжая играть с мужчиной в гляделки. Коджи выдохнул и, расплываясь в тёплой, отцовской улыбке, пригласил Кейджи завтракать. — Можешь жить у нас столько, сколько потребуется. — Сказал отец Аюми, отрезав большой кусок яблочного пирога для Акааши. — Спасибо. — Тихо произнёс Кейджи, взглянув на Сэй, как бы спрашивая: «Думаешь правда стоит?» Девушка лишь тихонько кивнула. Школьница посмотрела на Кейджи таким детским и искренним взглядом, отчего тот невольно улыбнулся. Тело волейболиста накрыла волна тепла и спокойствия, что так отчаянно пыталась угомонить бушующий, в груди парня, шторм. Завтрак прошёл за распросами Коджи об увлечениях парня, его навыках, жизненных целях и планах на его дочь. Всё это до чёртиков смущало девушку, которая слышала каждое слово Акааши. За время этого разговора отец Сэй многое переосмыслил в отношении к Кейджи. «Вечно недовольный малец» в глазах Коджи превратился в сильного, воспитанного и серьёзного молодого человека. Отцу Аюми понравился этот парень, отчего девушка была на седьмом небе от счастья. Коджи осторожно затронул тему семьи волейболиста, но заметив, что парень спокойно реагирует на его интерес, поддерживает разговор и рассказывает, что и как произошло, мужчина расслабился. Кейджи доверял семье Сэй и самой девушке тоже. Он был безумно благодарен, но неловкость от осознания, что ему некуда больше идти не давало парню покоя. Глава семьи пообещал помочь Акааши, уже договорившись с хорошим адвокатом. Кейджи слабо улыбнулся и поблагодарил отца Сэй. Волейболист не хотел суда, осознание того, что это его отец, заставляла парня испытывать чувство вины. «Собственного отца лишать свободы.» — сомневался Кейджи, но ноющие и болезненные ощущения в спине напомнили парню всю ту боль, что он испытывал на протяжении одиннадцати лет. «Терпеть больше нельзя» «Но сейчас… самое важное, что нужно сделать — это встать на ноги.»***
«Кейджи, пожалуйста, вернись домой» «Вам нужно поговорить и прийти к миру Божьему» «Ты должен уважать его, хоть он и поступил жестоко» — Кееейджи, почему это так сложно, — устало протянула Сэй, падая лицом в грудь парня, отчего тот зашипел от боли. — Ой, ой, ой, извини, пожалуйста, — быстро отстранилась девушка. Акааши казался спокойным, несмотря на вчерашнее потрясение. Волейболист привык. Как бы тяжело это не звучало, это происходило с ним на протяжение многих лет после того, как парень впервые разрисовал красками стену. Кейджи одновременно был рад, что все закончилось, но в тоже время был потрясён. Мысль о том, что он может лишиться близкого (хотя с этим фактом поспорил бы каждый) человека не исчезала. Акааши действительно был потерян. Одновременно хотелось дышать полной грудью, осознавая истинную свободу, не бояться ошибаться и не чувствовать себя ущемленным, но для мамы волейболиста и для него самого этот исход тяжело воспринимать. Иуоо обязан получить по заслугам, но Акааши просто не знал, что делать без него. Мама не работала, источником доходов была лишь зарплата отца. Даже в эти секунды, когда весь исколеченный не только телом, но и душой, Кейджи думал не о себе, а о других людям. Он был сильным, самым сильным по духу человеком, которых знала Аюми, но почему-то сам парень все это признавал слабостью и трусостью. — Как твоё сердце? — обратился волейболист к школьнице, которая нависла над учебником по алгебре. Девушка слегка помялась, обдумывая ответ. Сэй чувстовала себя, откровенно, не очень. С каждым её шагом становилось все хуже. Отдышка появлялась чаще, сдавливающие боли плавно переходили в затылок и челюсть. Девушка лишь каждый день ждала, когда наступит очередь пойти на приём к врачу. Но и результаты этого сеанса также пугали её. — Не очень, если честно, — призналась девушка, — Но надеюсь, что это просто из-за сильных переживаний, который я испытывала на всей этой неделе. Парень внимательно слушал Аюми, наблюдая за плавным движением губ девушки. — А что ты чувствуешь? — смущённо спросила Сэй, понимая всю глупость своего вопроса. Девушка видела, что Акааши сохранял спокойствие и рассудительность, но она понимала, что ему сейчас намного тяжелее, чем кому-либо. Кейджи взглянул на школьницу, и опустив глаза на бежевый мягкий ковёр, тихо хмыкнул. — Будто меня раздавили, — волейболист сделал паузу, — Словно муравья. Акааши потер глаза большим и указательным пальцами, облокачиваясь на правую руку. — Мне страшно… Не найти выход из того, что произошло. Я понимаю, что так нужно и давно нужно было все прекратить. Но… Парень молчал, стараясь проглотить разрывающийся ком в горле. Его нервы сдавали, хотя удивительно, что они ещё остались после всего, что ему пришлось пережить. Волейболист прикрыл лицо руками, поджав губы. Сэй видела эту дрожь на его лице, по щекам парня потекли мучающие слезы. Волейболист убрал руку с лица, открывшись перед девушкой. Его цвет глаз был ещё ярче от слез, что по-настоящему затягивало, словно гипноз. — Я просто боюсь не справится. — С болью по всему телу, сказал Акааши. Девушка подползла к Кейджи на коленях и, со всей осторожностью, самими легкими движениями, Аюми убирала слезы с лица волейболиста. Девушка обхватила голову Акааши, перебирала его густые волосы. Школьница посмотрела парню в глаза, что отражали ужас и отчаяние, и крепко прижала волейболиста к груди. — Мы обязательно пройдём через все вместе. — Услышал Кейджи, отчего внутри прорвалась та самая дамба, сдерживающая все страдания парня. Волейболист завыл, прижимаясь к Сэй сильнее, пытаясь разделить с ней все его прошлое. Девушка понимала, что Акааши необходимо выплеснуть все это наружу, и сжав голову парня сильнее, слегка покачиваясь, словно убаюкивая, возлюбленная губами касалась макушки Кейджи, вдыхая запах его волос. «Мы сможем.»***
«Здравствуйте, Акааши Кейджи. Вам нужно явиться 14. 12. 2020 в 16:00 в отделение полиции № 16 для дачи показаний. Акааши Иуоо обвиняется в нарушении ст 204 часть 2 Уголовного кодека Японии. Пожалуйста, не опаздывайте и помните за неявку без уважительной причины вы подвергаетесь к ответственности.» — И что собираешься делать? — осторожно спросила Сэй, прочитав пришедшее сообщение от неизвестного номера. — Не знаю… — тихо ответил Кейджи, в сотый раз перечитывая отрывки слов на ярком дисплее смартфона. Акааши не хотел идти. Боялся или же просто не чувствовал в этом необходимости? н Никто не знает. Раны на спине медленно затягивались, не без помощи Аяно, конечно же. Первая перевязка для волейболиста была самая болезненная. Запекшаяся кровь прилипла к бинтам, отчего, чтобы их снять, нужно было все отдирать до мяса. Но с каждой перевязкой боль переносилась все легче и легче. Парень уже мог проходить небольшие дистанции без разрывающих неприятных ощущений в области желудка, куда пару раз ударил его отец. Но Кейджи не был уверен в том, дойдёт ли он до полицейского участка без происшествий, не вредя своему здоровью ещё сильнее. — Как работает твой папа завтра? — спросил Акааши, быстро проверяя новое сообщение от мамы и игнорируя его. — Он должен вернуться к двум домой, вроде… — неуверенно ответила Аюми. Акааши помолчал, обдумывая план завтрашних действий, правильно расставляя временные границы. «В начале нужно сходить домой…» Меньше всего ему хотелось возвращаться туда, откуда всегда хотелось сбежать. Видеть отца после всего произошедшего, наблюдать за матерью, которая из последних сил пытается удержать то, что уже навсегда разрушено. Кейджи не хотел идти один, но и втягивать в это Сэй Акааши считал недопустимым. Иуоо явно испытывает неконтролируемую ярость, ведь он также знает в чем его обвиняют и с чем, теперь, ему придётся столкнуться. Кейджи мысленно вернулся в тот страшный день, когда все о чем мечтал волейболист, — это перестать все чувствовать. Хлест, хрипящее дыхание отца, ощущение стекающей холодной крови сменялись на крик Аюми, громкий треск разбитой вазы и раскаяние отца за все дияние под натиском Моцумото. «Такуе…» — Я схожу к твоему отцу, хорошо? — ласково спросил Акааши, целуя девушку в лоб, оставляя её наедине с уроками, которые нужно сделать на завтра. Щёки Сэй покрылись лёгким румянцем, девушка легко кивнула, одарив волейболиста дружелюбным взглядом, и тот вышел из комнаты. Негромкий стук и шуршание листами по ту сторону двери. — Заходи. — Послышался приятный мужской голос. Акааши осторожно дёрнул за ручку, всматриваясь в глубь комнаты. Коджи сидел за большим столом и нервно зачеркивал что-то на бумаге. Мужчина зубами прикусил край сигареты, отчего та приподнялась чуть вверх и, сделав небольшую затяжку, отец Сэй перевёл строгий взгляд на волейболиста. Эти глаза казались суровыми, но Коджи находился в хорошем расположении духа, несмотря на кипу разных отчётов, которые нужно было разобрать. — Можно зайти? — вежливо спросил Акааши, продолжая стоять за порогом, в ожидании разрешения. — Да, конечно, проходи. — Ответил мужчина, почесывая белого кота за ухом, который все это время сидел на углу мебели. — Как ты себя чувствуешь? Коджи выдохнул небольшой клубок дыма, который тут же растворился в воздухе. Едкий, но не душащий, запах табака въедался в одежду. Кейджи присел на мягкий кожаный диван, что стоял в углу просторного кабинета, и старался не задеть спиной заднюю спинку мебели. — Уже лучше, спасибо, — с чувством такта, ответил волейболист. — Я позвонил в школу, — начал мужчина, вдавливая в пепельницу докуренную сигарету, — сказал, что тебя не будет до зимних каникул. Парень удивился поступку Коджи, но понимал, что сейчас он не в том состоянии, в котором учёба шла бы на пользу. — Спасибо. — Тихо произнёс Акааши, опустив взгляд в пол. — Брось, ты же, почти, как член семь. — Мужчина тепло посмеялся. Семья… Какие чувства испытывал Кейджи от этого слова? Счастливое детство? Радость? Сладкую вату и семейные ужины по воскресеньям? Нет. Лишь надоедливую подступающую тошноту, шрамы, крики и боль. Оказавшись в окружении семьи Сэй, парень ощущал себя неловко. Ему все это казалось в новинку. Волейболист даже не знал, что такая уютная атмосфера действительно существует. Каждый раз, наблюдая за милыми утренним беседами, совместным ужином и семейным просмотром фильмов, Кейджи нехотя переводил все на себя. Конечно же, в семье парня тоже были совместные вечера, но они были лицемерны и неприятны. Все делали вид, будто ничего не происходит, разыгрывая дешёвый спектакль. Семья казалась для Акааши непонятным, необяснимым явлением. Парню хотелось убежать от этого. Он считал себя лишним во всей это гармонии, словно он вот-вот создаст дисбаланс и все разрушит. Его прошлая жизнь, родная семья и он сам — были ему противны. — Коджи-сан, — начал Акааши, стараясь грамотно сформулировать мысли, — меня вызвали завтра на дачу показаний. — Это хорошо. — Монотонным голосом, ответил отец Аюми, — Я подвезу тебя. — Извините, если займу Ваше время. — Ничего страшного. — Он улыбнулся. — Сейчас, главное, помочь тебе. — Коджи перевёл задумчивый взгляд на очередной отчёт его подчинённого об успешном проведении тестирования нового лекарства на крысах. Разговор был окончен. Коджи устало выдохнул и, взяв ещё одну сигарету из бело-красной пачки с небольшими чёрными буквами, мужчина снова закурил. Акааши не стал больше тревожить отца Сэй и ещё раз поблагодарив его, не забыв при этом сказать время начала допроса, волейболист вышел из кабинета.***
Пасмурный день не подобал середине зимы. Снега не было. Лишь вязкая неприятная слякоть. Мерзкий ветер, пробирающий до костей и невразчный вид города. Акааши выглядел сегодня довольно сурово из-за предстоящей встречи, которая не предвещала ничего хорошего. Волейболист поморщил нос, укутался в шарф и поправил старое черное пальто, которое дал ему отец Сэй. Спина Кейджи надоедливо ныла из-за соприкосновения ран с белой рубашкой, которая уже под конец дня станет желтоватого оттенка из-за лимфы, все время вытекающий из увечий парня. Акааши простился с обеспокоенной Аюми. Она не находила себе места еще со вчерашнего вечера. Девушка волновалась за волейболиста, его состояние и предстоящее испытание: встретиться с отцом и смотреть в его глаза, слышать и чувстовать его присутствие. Никто не знал, что именно ожидать от этого человека. И сам Кейджи тоже. — Напиши, пожалуйста, как выйдешь из его дома. — Встревоженно тараторила девушка, дрожащими пальцами, перебирая пуговицы мужского пальто. — Кейджи, ну ты там скоро?! — Возмущался Такуе, делая вид, что рассержен. — Рыба, пусти его, он же не на войну уходит… — Всё будет хорошо. — Спокойно проговорил Акааши, игнорируя негодования будущего соседа. Кейджи и сам был взволнован, этот день должен был наступить когда-то, но парень не знал, что он наступит так скоро… — Кейджи, я сейчас уйду. — Строго сказал Моцумото и, докурив очередную сигарету, парень начал отдаляться. — Я уже ухожу-у-у. — Тянул он и всё дальше отдалялся от дома Сэй. Поднял руку наверх, как бы прощаясь. Акааши раздраженно смотрел вслед нетерпеливого приятеля и устало выдохнул. Парень быстро поцеловал Аюми в ее холодный нос и аккуратно потрепал все такие же мягкие волосы. Кейджи пошел за Такуе, фигура которого уже пропадала из виду. — Я вообще-то не могу быстро ходить. — Крикнул Акааши, нагло бросившему его, Такуе. Парень развернулся и с довольной умылкой спрятал руки в карманы. Там лежали сигареты с зажигалкой и ненужные бумажки с мятной жвачкой. Он встал, ожидая пока волейболист не дойдет до него. Моцумото раздражал Кейджи за его, некую «нахальность», но и ненависти этот парень не вызывал. Парни не спеша шли до дома Акааши, разговаривая о чем-то. Они давал однотипные ответы, а иногда и вовсе игнорировали сказанное. Проходя небольшие улочки, рассматривая уже знакомые фасады соседских домов, показался уголок темно-серой крыши. Тот самый дом. «Не хочу. Тяжело. Страшно» От одного взгляда на этот дом атмосфера сгущалась, чувствовалась опять эта подступающая тошнота и дрожь по всему телу. — Пошли уже, что встал? Боишься? — С непринужденной улыбкой, спросил Такуе. Кейджи и сам не заметил, что стоял как вкопанный. Какой-то барьер не давал ему сделать шаг. Ощущения от этого места были слишком напряженные и угнетающие. Находясь в этой атмсофере, казалось, что тебя душат, сдавливают и растаптывают, словно ты ничего не значишь для этого мира. — Так все… Такуе слегка присел, расставив ноги пошире и, замахнувшись, парень явно целился в спину Кейджи. Ладонь Моцумото уже была готова ощущать на себе мягкие и склизские раны, но волейболист моментально понял намерения Такуе. — Нет, нет, нет, нет. — Затараторил волейболист, делая быстрые шаги вперед, чтобы поскорее сбежать от друга Сэй. — Во-от, — улыбнулся Моцумото, снова пряча руки в карманы куртки, — Так бы сразу. Парни дошли до высоких ворот, за которыми находился тот самый дом. Акааши тяжело вздохнул и, крепко сжал кулаки. «Назад пути нет.» — Стой… — неожиданно сказал Моцумото, — Я читал много разных криминальных историй, — парень достал из заднего кармана брюк телефон и, быстро разблокировав восьмизначный пароль, Такуе настроил диктофон. — Может включить, пока мы не зашли? — Хорошо, включай. — Согласился Кейджи, сверля взглядом входную дверь. «Слишком тихо…» По ту сторону двери и правда было тихо. Нет привычной суматохи. Резкие, немного нервные, движения матери, которая, в основном занималась готовкой, были не слышны. Будто время навсегда остановилось для этого дома. Нет. Для этих людей. Недолго постояв возле двери, надеясь услышать хоть какой-нибудь звук, Кейджи собирался с мыслями. Моцумото тоже насторожился. — Давай я первый зайду, — предложил Моцумото, — Все же, я сильнее тебя. Эти слова не понравились волейболисту. Акааши знал, что Такуе имел ввиду физическое превосходство. На данном этапе Кейджи и правда был слабее. Его реакция уже не такая резкая как раньше, а движения скованы из-за мешающей все время повязки, которую с каждым днем, хотелось снять все сильнее. Но несмотря на это, Акааши все равно воспринял слова Такуе близко к сердцу, хотя старался делать вид, что это его не задело. Волейболист отошёл в сторону, пропуская Моцумото вперёд. Тот резко открыл дверь, отчего Кейджи невольно дёрнулся от неожиданности. Женский визг. Выпученные, будто вот-вот лопнут, глаза матери Кейджи, что держала в руках нож. Первое, что сделал Такуе, после увиденного, это прикрыл Акааши, защищая его от возможного нападения, даже не думая о собственной безопасности. Мама волейболиста дрожала, задыхаясь от испуга. Она не сводила взгляд с высокого молодого человека, который стоял напротив и обеспокоено смотрел на неё сверху вниз. Саюри осторожно взглянула за спину парня и, увидев Кейджи, женщина сразу выкинула холодное оружие, падая сыну в ноги. — Сын Божий. Вернулся домой, да храни тебя Отец наш, да будет воля Божия с тобой. — Отчаянно кричала женщина, ползая у Кейджи в ногах. Наблюдая за мамой, Акааши чувствовал себя отвратительно. Саюри приняла свою человеческую ничтожность, больше не имея возможности вести борьбу. Кейджи взял маму под руки, в надежде помочь ей подняться, но та лишь безжизнено висела на нем и продолжала рыдать. Моцумото молчал. — Да что ты разоралась, конченная? Дверь кабинета открылась с раздражающим скрипом и оттуда вышел невысокий мужчина, с жёсткими чертами лица, его голова и руки были перебинтованы, а его взгляд выражал лишь два чувства: яростную ненависть и страх. Это был Иуоо. — Что ты тут забыл? — уже более тихим голосом, спросил отец Кейджи. — Наш сын вернулся, помогли мои молитвы, чтобы сохранить его душу. — Дрожала мать, прячась за спиной сына. Женщина легкими движениями проводила по ранам Акааши, отчего волейболист ощутил новую волну боли. Кейджи повернулся к матери боком, чтобы та больше не могла прикасаться к нему. Волейболист взглянул на Саюри внимательно изучая её глаза. Всё, что он в них увидел — страдание и невыносимые душевные терзания. Женщина видела своё спасение в религии, стараясь укрыться от гнета ломающей реальности. Она мечтала выбраться из этого вязкого болота, что с каждой секундой затягивало всё сильнее, не давая шанса на выживание. Саюри сдалась, не смогла вытерпеть всего что происходило. Винила ли себя женщина в собственной слабости, оправдывая Иуоо за его жестокость? Да. Винила ли она себя за то, что не смогла спасти единственного сына, заставляя его страдать? Да. Саюри была морально уничтожена на миллионы осколков разбитого стекла, она словно игрушка в чужих руках. Она не может сбежать. Не может жаловаться. Не может вести борьбу. Она воплощение человеческого ничтожества и религия это все, что у неё осталось. Женщина хотела ощущать, что её жизнь имеет хоть какую-то ценность и она нашла её в вере. Иуоо пропустил слова жены мимо ушей, даже не пытаясь вникнуть в них. Мужчина взглянул на Моцумото. Разбитый лоб и руки Иуоо неприятно запульсировали. — Что ты, сосунок, теперь просишь своих недоносков, чтобы они ходили за тобой? — Язвителньо спросил отец Кейджи. Услышав это, Моцумото не стал обращать внимания на провокацию, но Акааши сдерживать себя было все труднее. «Всё высказать. Сейчас. Все, что так давно хотел сказать.» — У тебя ещё будет время. — Прошептал Такуе в самое ухо друга. — Эй, старик, — грубо обратился тот, — Мы пришли не к тебе домой, а домой к твоему сыну. Удивленный такому поведению Такуе, Кейджи действительно не понимал, почему отец, что так легко избивает собственного сына, игнорирует дерзость совершенно незнакомого человека. Мужчина посмотрел на Моцумото, словно прожигая его и, грубо выругавшись себе под нос, Иуоо вернулся в свой кабинет. — Ну блять и семья у тебя, конечно… — Сказал Такуе, заходя в комнату Кейджи. Волейболист с неким раздражением наблюдал за Моцумото, который уже вовсю разлегся на его кровати. Закрыв за собой дверь на замок, парень нервно выдохнул. Комната никак не изменилась, книги так и остались лежать на полках, школьные учебники были аккуратно сложены в стопку на столе, а одежда Кейджи, в таком же состоянии, висела в шкафу. Пыли не было. Тут регулярно убирались за время отсутствия волейболиста. Акааши взглянул на большой чёрный чемодан, который стоял в углу комнаты и примерно распланировал сколько вещей нужно увезти. Первым делом шли документы, затем волейбольная форма, учебники и средства личной гигиены. Аккуратно скручивая одежду, Кейджи тщательно осматривал помещение, чтобы ничего не забыть. Моцумото не хотел помогать со сборами, ведь он нанимался только в телохранители, а не в личного дворецкого. Парень увлечено играл в какую-то детскую игру, громко матерясь при каждом проигрыше. Прошло около 40 минут, чтобы Кейджи смог собрать все самое необходимое. Волейболист в последний раз окинул свою комнату отстраненным взглядом. Громко застегнул молнию чемодана и прервал игру Моцумото. Такуе заблокировал свой телефон, пряча его в куртку. Быстро встал с кровати и хитро улыбнулся. — Куда отправимся на медовый месяц? Акааши лишь строго взглянул на Моцумото, даже не пытаясь как-то ответить на эту дешёвую шутку. Кейджи нажал на небольшую кнопку чемодана, чтобы сделать металлическую ручку длиннее. Уже настроившись возвращаться обратно, в дверь осторожно постучали. Это была Саюри. Женщина выглядела замученной. Ее запутанные волосы лезли в глаза, а растянутая и грязная бежевая футболка отталкивала. Мама Кейджи замученным взглядом посмотрела на Акааши и тихо прошептала: — Может пообедаем вместе? Акааши обдумывал все возможные исходы данного времяпровождения с матерью. Отец, скорее всего, будет сидеть в своём кабинете, дожидаясь, когда молодые люди уйдут. Но с другой стороны, атмосфера дома слишком душила, чтобы задерживаться здесь. Кейджи не хотел обижать маму, но натягивать фальшивую улыбку, делая вид, что все хорошо, тоже не хотелось. Устал. — Извини, мам, — тихо сказал парень, стараясь не смотреть Саюри в глаза, — в другой раз. Женщина взяла Кейджи за две руки, прижимая их к своим тёплым губам, жалобно смотря на сына. — Не оставляй меня с ним. — Прошептала мама Акааши. И снова это мерзкое и липкое чувство вины, которое обволакивало душу Кейджи. Волейболист понимал, что даже если он заберёт её с собой, через некоторое время она опять вернётся обратно. Это случалось уже не один раз и перечеркивало все шансы начать новую жизнь. Парень крепко обнял Саюри и взял чемодан, желая уже поскорее покинуть этот морально поглощающий ужас. — Извини, — тихим голос сказал парень, игнорируя непонятные ощущения где-то в середине груди, — Скоро все закончится. Акааши направился к выходу, оставляя женщину всматриваться в пустоту, в то место, где только что стоял волейболист. — Я буду молиться за твою душу. — Спасибо. Уже собираясь переступить через порог, позади Кейджи, послышался мужчина, чей голос так хотелось забыть: — Увидимся в суде, мой любимый сын. Акааши лишь взглянул на отца, что упивался своим мнимым превосходством и, отвернувшись, переступил через порог, возвращаясь домой к Сэй.***
Несладкий запах апельсина от освежителя в автосалоне. Музыка, что пропадала в голосе Коджи. Вид на пасмурный день. Мужчина водил очень аккуратно, внимательно осматривал боковые зеркала. Скорость была небольшая, это позволяло насладиться поездкой, хоть и на этот невзрачный и мерзкий вид за окном смотреть совершенно не хотелось. Акааши сидел прямо, не прикасаясь к спинке заднего сидения. Он держался за переднее кресло, чтобы не упасть на поворотах. Кейджи настораживало происходящее, но больше всего, ему не нравились последние слова Такуе перед тем, как Акааши сел в машину. «Все немного сложнее, на самом деле» Моцумото уже был на допросе, но так ничего и не рассказал. Вид у Такуе был не самый радостный, когда он говорил об этом. Это заставляло волноваться еще сильнее. — Ты такой пасмурный, прямо как сегодняшняя погода, Кейджи. — Приятно улыбнулся отец Сэй, уже подъезжая к полицейскому участку. — Просто немного волнуюсь, Коджи-сан. — Не переживай. У тебя будет хороший адвокат. Мужчина заглушил двигатель автомобиля и поспешил выйти, чтобы помочь Кейджи. Коджи поставил машину на сигнализацию и, взглянув на часы, быстро сказал: — Пошли, познакомлю тебя и буду ждать тебя в машине. Слегка обшарпанные, неприятно жёлтые стены, запах сырости и холод. Акааши зашёл в полицейское отделение и сразу же увидел перед собой высокого мужчину с крашенными белыми волосами и красными линзами, которые придавали этому человеку некий шарм. — Шиничи, бестолочь. — Вдруг развеселел Коджи, подходя к мужчине для крепких объятий. Шиничи внимательно и устало взглянул на знакомого, пытаясь выбраться из его объятий. — Познакомься, — обратился отец Аюми, к Кейджи, — Это Шиничи Акира, твой адвокат и мой лучший друг. Акира посмотрел на своего друга, словно на идиота, и перевел взгляд на волейболиста. Адвокат протянул руку для приветствия. — Здравствуй, Акааши. — поздоровался Шиничи. — Дело кажется очевидным, но все не так просто. — Здравствуйте Шиничи-сан. Спасибо за вашу помощь, — поклонился Кейджи, отчего его белая рубашка коснулась ран, вызывая неприятные ощущения. Акира посмотрел на Коджи и пригласил его на горячие источники в четверг. Адвокат попросил его уйти. Отец Сэй, до этого казавшийся строгим, состроил грустную гримасу и попрощался со своим другом. — Волнуешься? — Внимательно осматривая черты лица клиента, спросил Акира. — Немного. — ответил Кейджи и сел на ближайшую скамью. — Все, что тебе нужно знать перед началом допроса, — адвокат сел рядом с парнем, — Если вопросы будут некорректны или я посчитаю их неуместными, ты имеешь право на них не отвечать, понял? — Да, спасибо. — Поблагодарил Акааши. В коридор вышла хрупкая девушка небольшого роста, чтобы провести мужчин в комнату допроса. — И ещё, — Акира взял парня за локоть, отчего тот невольно вспомнил прикосновения своего отца. Шиничи немного нагнулся, чтобы Кейджи лучше услышал его слова. — На кнуте нет отпечатков… — Проходите, пожалуйста. Вас уже ждут. — Проговорила девушка и тут же ушла по своим делам. Адвокат зашёл в кабинет первым. Строго поприветствовал следователя и сел на неудобный стул. Но вот Кейджи больше не мог сделать и шага…