Среди пиратов чести не сыскать

Слышится характерный всплеск, натужное поскрипывание каната, мужское кряхтение и отборные маты. Кэйя оборачивается, желая узнать, что на этот раз им удалось выловить. По правде говоря, ему уже несколько осточертело это плавание по кругу в поисках одного несчастного сокровища. Всё же, в глазах многих, пиратство означало полную свободу. Плыви, куда хочешь, ищи, что хочешь, грабь, кого хочешь. И никто ничего поперёк не скажет, ибо от местного Бога давно не слышно ни нотки, а рыцари никуда не годятся. Город расхлябан как нос больного. И проживая в угоду такого волевого существования, он, капитан пиратского судна, должен уже какую неделю искать один и тот же артефакт, забытый в жадной до богатств морской пучине. Легенда гласит, что, когда Барбатос сдул своей силой горы, на их месте образовались бескрайние водоёмы, а на бывших хребтах так и остались сокровища предков, о нахождении которых грезил любой искатель приключений. В общем, такой расклад несколько оскорблял самолюбие Альбериха. Он представлял себе дерзкие выпады в сторону принятой обществом морали или опасные путешествия, но не дрейфование посреди могучей стихии, отдыхающей в солёном сонмище. Голубой глаз, облачённый пышным абажуром ресниц, распахивается, давая любому полностью рассмотреть его. Мужчина вскидывает тонкую бровь, когда видит перед собой безуспешно бьющегося в рыболовной сети юношу с пышными, вьющимися алыми волосами, прилипающими мокрыми волнами к бледной оголённой коже. Тугие верëвки с жëстким ворсом упираются в неë, раздражая до небольших красноватых отметин, и оттенок их становился только ярче из-за попыток пойманного вырваться. Более того, человеческая кожа кончалась в районе выпирающей косой мышцы, где постепенно белоснежное полотно переходило в блестящую своей сверкающей влагой чешую, что будто горела на солнце из-за алого оттенка. Русал на момент остановился и упёрся пылающими глазами в смотрящего на него капитана. В них промелькнуло удивление, но оно, впрочем, быстро сменилось на былое остервенение. Кэйя наконец выходит из ступора и вновь меняется в лице: – Не похоже на то, что мы искали, –усмехнулся тот, однако для команды эта эмоция могла означать лишь одно – капитан недоволен. И, очевидно, чем. Все стояли молча и ждали указаний, только иногда слышалось нервное сморкание или покашливание. – Но мы можем покрыть расходы, продав его, – неуверенно просипел бородатый кок. В вопросах финансов он был самым дальновидным и деловым, но в то же время самым беспринципным и аморальным. – Ох, да? – Кэйя смерил его пронзающим своим холодом взглядом. Смельчак тут же вжал голову в массивные для такого небольшого роста плечи, из-за чего начал смотреться несколько комично. – Что ж, в таком случае наполните бочку водой и поплывём в сторону рынка. Мужчина хлопнул в ладоши, тем самым давая понять, что вопрос решён. Довольная улыбка не спадала с тонких, слегка потрескавшихся от солёного воздуха губ. Только неприятное чувство напоминало о себе завывающими стенаниями в глухой темнице его груди. Лунный диск отражался рябящей дымкой на водной глади, скованной деревянным ободком бочки. Бледная рука провела по туманному отражению, и то исказилось ещё сильнее, теперь нервно подрагивая в ночной тишине. Все уснули в своих каютах. Если хорошенько прислушаться, то можно было даже уловить мерное посапывание или громыхающий храп членов команды. Дилюк вздохнул и опёрся локтями на край бочки, положив на них голову. Волны, настолько тихие, что казалось они просто не хотели разбудить спящих людей, нежно лизали борта пиратского судна. Или может они тоже погрузились в сладкие объятия Гипноса, ведь каждому живому существу нужен отдых, а в том, что голубые каскады являлись частью вполне себе здравствующего создания, никто не сомневался. Отличить глубокое тёмное небо от моря помогали лишь игривые блики на воде и звёзды на небе, что выдавали истинную личность своих хозяев. Несмотря на сложившиеся обстоятельства, русал чувствовал некую меланхолию. Ярость растворилась вместе с уходящим закатным солнцем, на смену ей пришла безмятежность. Да, утром его ждёт очередная порция откровенно отрицательных событий, но хотя бы сейчас он в заслуженном одиночестве, ставшим для него за столько лет постоянным спутником, без которого жизнь чудилась неполной. Не в его характере, но приходилось искать хоть какие-нибудь плюсы. Которые, тем не менее, никак не перекрывали немое смятение, что закручивалось в тугой клубок где-то в глотке. Что с ним будет? Нашинкуют? Препарируют? Засушат? По чём он знает, что в мерзких головах людей? Одно ясно точно – ничего хорошего для него. Дилюк вполне осознавал всю человеческую жестокость, но что бы такая наглая неблагодарность. Даже звери так не поступают, даже до их маленьких мозгов успешно доходит мысль о примитивной чести. Конечно, в самом её первобытном понимании, но всё же. Лучше того, чем его одарил капитан здешнего судна. Ленты персиковых губ раскрылись, и по воздуху начал разливаться слабый мужской тенор. Красноволосый больше не мог терпеть этот отвратительный комок в горле, нужно выпустить его, своеобразно сплюнуть страх, оставляя его размазываться жалкой жидкостью по полу. Ведь вне носителя этот паразит абсолютно бессилен. Голос постепенно окреп, стал звучать увереннее. Кажется, к нему возвращаются его силы. – Слышишь голос океана В тишине тяжелых вод? Бьется сердце океана, Бьется сердце и поет… Буквы складывались в тончайшие белоснежные нити, а из них ткались туманы слов, расползающиеся молочной негой по палубе. Будь здесь свободные уши, они бы не смогли устоять перед чарующим русалачьим пением. А они были. Дилюк на мгновение прикрыл глаза, но не прекращал выводить песню. Он слышал еë ещë очень давно. Чудилось, он всосал эти строки вместе с материнским молоком, и те отпечатались у него на внутренней стороне век вечной памятью. Юноша вспоминал знакомую мелодию в моменты одиночества, а таковые бывали часто, так что в какой-то степени, помимо бесконечного уединения, и эта песня являлась для него спутником жизни. Может он не улавливал весь смысл, но в данном аспекте и не нуждался. Меж этих слов протекало его личное значение, его личное понимание, и русал ценил это намного выше навязанных моралей, которые всë время пытаются донести музыкальные знатоки или бесталанные поэтишки, выискивающию философию и символизм там, где их нет. – Промелькнут века и годы, Скалы обратятся в пыль. Только голос океана Будет вечно жить один. Послышались тихие, сдержанные хлопки и стук каблуков по дереву. Дилюк моментально раскрыл глаза и обернулся в сторону источника шума. В метре от него стоял капитан здешнего судна. Ночью его смуглая кожа казалась ещë темнее, а глаз сверкал только ярче своими игривыми голубыми искорками, которые не обжигали, скорее наоборот – заставляли ëжиться от холода даже в самые тëплые времена суток. На нëм была лишь лëгкая рубаха, растëгнутая почти на добрую треть, из-за чего были хорошо различимы две округлые мужские груди, меж которых проходила расщелина, разделяющая грудную клетку на две характерные квадратные половинки. Дальше ткань была заправлена в узкие штаны, плотно подпоясанные чëрным кушаком. Видимо, он только что из своей каюты, ведь до этого его наряд был намного пышнее и изобиловал различного рода элементами вроде ремня с мечом, меха или перчаток без пальцев. Однако теперь Кэйя стоял в одежде без особых излишеств, даже лазурные волосы были слегка растрёпаны, а длинная прядь лежала неровной элегантной змеëй на его широком плече. Дилюк насупился, но внутренне начал клять себя всеми знакомыми проклятиями за то, что решился открыть рот. – Красивый голос, – изрëк наконец Альберих, ехидно усмехаясь. Русал сжал губы и пуще нахмурил брови так, что теперь меж ними образовалась несколько комичная морщинка. Это только сильнее позабавило капитана. – Ты так на все комплименты реагируешь? – Если пришëл позлорадствовать, то не стоит пытаться, мне плевать, – равнодушно ответил красноволосый после недолгой паузы. Воздух огласил заливистый смех. Дилюк поднял взгляд на собеседника, тот скалил ряд ровных белоснежных зубов в улыбке и попеременно подëргивал плечами. Что такого уморительного он нашëл?! – Мне от этих денег ни холодно ни жарко, никаких убытков мы не несëм. Русал сделал резкое движение хвостом, из-за чего энное количество воды перевалило через край бочки на палубу, увеличивая и так скопившуюся там за всë это время лужу. Опëршись руками на деревянный ободок и сжав его до побелевших костяшек, тот привстал, теперь выглядывая из воды по пояс. – В чëм смысл?! – прорычал мужчина, ненароком демонстрируя пару острых клыков, выделяющихся на общем фоне человечески нормального ряда зубов. Кэйя вновь издал подобие смешка. – Ну, а каким бы я прослыл в глазах команды жестоких пиратов, отпусти добычу за хорошие глазки? Прости, излишки профессии! – развëл руками. – Какая это профессия... – еле слышно пробурчал Дилюк и вновь погрузился в бочку по самые глаза. Те продолжали с остервением бурить в капитане дыру. – Предвижу твои мысли о неблагодарности... Улыбка медленно сползла со смуглого лица, растворясь призрачным напоминанием во мраке воспоминаний. Темно. Больно. Грудь сжимают невидимые тиски. Сил сулить ногами не осталось, учитывая, что к одной из них был привязан тяжёлый блок, тянувший своим весом на самое дно, а руки были заведены за спину и крепко связаны верёвкой. Кэйя не желал открывать глаз, предполагаемая картина бесконечного синего пространства вокруг пугала слишком сильно, заставляя, казалось бы, неспособное к страху тело содрогаться. Горло настолько сильно сжала удушающая морская петля, что из искривлённого от боли рта повалила череда пузырьков, доставляющих последние капли живительного воздуха к поверхности. Вот так он кончит? Как котёнок, которому не повезло родиться у нерадивого хозяина в доме? Что ж, весьма походило на его судьбу. Брошенный на чужое попечительство ребёнок, однако концовка несколько трагична. Он бы даже сказал, что театрально трагична. Действительно, его жизнь походила на спектакль, в котором он безуспешно пытался быть режиссёром, а не главным героем романтического произведения, чья учесть предрешена по книге с теорией литературы. Так же, как и в своих жизненных перипетиях, Альберих был связан и неминуемо опускался на дно. Раньше этим дном была криминальная деятельность, а море – алкоголем, сейчас же он тонул в один путь – смерть, коей ему всегда чудом удавалось избегать. «Ну, хоть умереть надо достойно» Медленно и несколько неуверенно раскрыв глаз, мужчина ощутил неприятное щипание слизистой из-за соли, но пары морганий хватило, чтобы тот привык. Машинально глянув наверх, тот обнаружил, что ушёл вниз не так далеко, но тем не менее светлая даль казалось такой недосягаемой с грузом на ноге. Не будь его, он бы точно смог выплыть. Однако не сегодня. Да, впрочем, и не завтра. Неизбежное чувство скорой кончины давило на мозг, заставляя грудь сжиматься не только от недостатка воздуха, но и от беспомощности. Постепенно уходящая поверхность, а с ней и надежда на спасение, взявшись за ручки, будто насмехались над своей жертвой. Кэйя окидывает взглядом ничем не примечательное синее пространство. Нет ничего, за что можно было бы зацепиться глазом, абсолютная пустота, абсолютное Му*. Поразительно, как что-то настолько огромное может быть настолько чистым и девственным. Везде найдётся что-нибудь отличное от общей картины. К примеру, он сам своей персоной. Или стремительно приближающая издалека точка. «Я схожу с ума» Однако объект решительно увеличивался в размерах, пока и вовсе не приобрёл точные очертания чего-то человекоподобного. Что ж, на акулу не похоже, несмотря на движения, характерные скорее для рыбы. Плавные и волнообразные, будто пронзающие стрелой водное пространство. Всё заволокло туманом и белой пеленой, не дающей разглядеть приближающееся существо, из-за чего Альберих непроизвольно закрыл глаз и вновь приоткрыл тонкие губы. Тело стало ватным, груз перестал ощущаться и вовсе, точно мужчина взлетел и стал невесом. Уже не имели никакой важности ни мысли о бессмысленности бытия, ни антропоморфная акула. Такое чувство посещает людей на пороге смерти? Не так плохо, он бы даже выразился невообразимо прекрасно, в какой-то степени, это можно было назвать возвышением с последующим отпусканием всего того, что тревожило человека на бренной земле. Ощущения вернулись, когда Кэйя почувствовал, как его обхватили за тело под мышки и стремительно понесли наверх. В лицо резко ударил холодный в сравнении с водой воздух, и мужчина жадно вдохнул его ртом, из-за чего разразился хриплым кашлем. Мокрая чёлка прилипла к лицу, не давая оценить сложившуюся ситуацию. Пират попытался поправить волосы ослабевшей рукой и только сейчас заметил, что наконец свободен. Рука, хоть и не желающая слушаться своего хозяина, была в полном его распоряжении. Убрав с глаза синие пряди, тот раскрыл его, и тут же сощурился от яркого солнечного света. Это было весьма непривычно после тёмной бездны, поглощающей не только сокровища, но и таких же несчастных людей, коим не повезло оказаться на вражеском судне. Мужчина уловил помутившимся зрачком что-то ало-красное, но тут же закашлялся вновь, будто в попытке выплюнуть что-то неимоверно давящее на грудную клетку изнутри. Свет угас, вновь погрузив его в непроглядную всепожирающую тьму, наполненную ни страхами, ни переживаниями – только звенящей мертвенной тишиной. Кэйя резко открыл глаз, тем самым смахнув с ресниц оставшиеся капельки влаги, непроизвольно поднял корпус и начал хрипеть, выкашливая остатки воды, что дербанила едкой солью горло. Здешний пейзаж всё ещё плыл и был окрашен белой полупрозрачной краской, однако по ощущениям лежал он на песке. До противно звенящих внутри ушей доносился шум прибоя. Да, он точно на пляже. Привстав на локтях, мужчина осмотрелся, всё ещё тяжело дыша и учащённо моргая в попытках снять надоедливую пелену. Когда же глаз наконец смог сфокусироваться, тот обнаружил себя на берегу моря. Солнце нещадно палило, выжигая своими лучами золотистые метки на песке, волны лизали ноги мужчины, будто пучина всё ещё хотела утянуть его обратно. Неподалёку из воды выглядывал пучок красных пушистых волос. Альберих искренне подумал, что это копна водорослей, но, когда «растительность» заметила, что на неё смотрят, и тут же шмыгнула за камень, догадка растворилась в раскалённом воздухе. С великим усилием встав, пират подошёл к камню и, навалившись на него грудью, заглянул за глыбу. Оттуда на него уставились два красных глаза. Да, совсем не тянет на водоросли. Отнюдь, это был симпатичный бледный юноша с длинными, похожими на витиеватый мех, алыми волосами, поджарым телом и характерными рельефными мышцами на руках. Одно казалось странным – в чистой морской глади не было видно двух ног, только нечто красное и продолговатое. «Русал»– пронеслось в голове. Неизвестный, видимо, ошарашенный тем, что за ним всё же последовали, поспешил извернуться и отплыть в сторону, из-за чего в солнечных лучах блеснула чешуя, что показалась на мгновение из воды. – Постой! – воскликнул Кэйя, сам не зная для чего. Почему-то подумал, что более не встретит своего, судя по всему, спасителя. Естественно, он уже до всего догадался, и теперь ему банально было интересно, какова причина такого великодушия, ведь, по рассказам старых моряков, русалки заманивали нерадивых рыбаков или путешественников своим чарующим пением, те бросались в пену, тонули и погибали, а существа поедали их останки. Исходя из случившегося, либо портовые байки врут, либо он – исключение из правил. Существо обернулось и вперилось несколько недовольным взглядом в окликнувшего его мужчину. – Ты спас меня? – говорил он как-то неуверенно, чётко расставляя буквы, будто бы ему самому не верилось в то, что сейчас произносит. Ответа не поступало, юноша продолжал просто смотреть. – Может не понимает… – Кэйя задумчиво хмыкнул себе под нос. Тогда бесполезно что-то узнавать. – Я знаю ваш язык, – голос у русала оказался, действительно, очень приятным, что хоть как-то сходилось с преданиями. Тем не менее, говорил он раздражённо. – Да, я спас тебя… – Ого… - только и смог выдавить синеволосый. Он явно уже смирился с фактом того, что поговорить им не суждено. – Значит рассказы о вас неправда? – Очевидно, что времена, когда эти бредни пускали в человеческие умы свои корни, уже давно прошли. Я думал, люди посообразительнее и не верят всему подряд… – Видишь, как много мы узнали о наших расах, – усмехнулся Кэйя, пытаясь сбавить напряжение, накаляющееся в воздухе. Ощущалось некоторое пренебрежение и неприязнь собеседника в адрес всего людского рода, и это не столько оскорбляло, сколько вводило в недоумение. Вопрос о причине спасения всё ещё оставался открытым. – Значит вы не пожираете людей, а вытаскиваете их? – Да, мы их не едим, – успешно проигнорировал вторую часть красноволосый. Видимо, это всё же не имеет смысла. Даже после выяснения того, что они друг друга прекрасно понимают, русал очень дипломатично избегал злосчастного вопроса. Альбериха это хоть и разочаровало, но не сильно расстроило. Чёрт возьми, он жив! Он часто бывал на грани смерти, но всегда после удачного побега от дамы с косой пребывал в некотором шоке от того, что таки смог выбраться. И вот вновь на него накатило это чувство. Хоть и на этот раз он справлялся не сам. Да, стоит поблагодарить своего волшебного спасителя, а не допрашивать его. Кэйя усмехнулся своей фирменной гладкой улыбкой и произнёс: – Спасибо за то, что не съел! Даже с его положения можно было заметить, как поначалу собеседник удивлённо вскинул брови, сверля взглядом пирата, а затем опустил голову, пробурчал что-то не очень внятное и исчез в лазурном зеркале воды. От него остался лишь всплеск и волнующиеся круги на воде. Капитан подходит к бочке и одним движением опрокидывает её, оглашая наполненный лунным свечением воздух характерным звуком. Дилюк тут же оказывается на холодной жёсткой палубе. Он уж точно не ожидал такого. Что этот псих собрался с ним сделать?! По-животному оскалившись, русал посмотрел на Альбериха исподлобья, в этом взгляде читалась исключительная ненависть загнанного в угол зверя, чья судьба решительно предрешена, но сдаваться без боя он не хочет. Поэтому сейчас юноша, даже вне своей стихии, готов драться до последней капли крови. – Успокойся. Чем быстрее мы закончим, тем меньше шанс быть пойманными командой…– непривычно серьёзно процедил Кэйя и направился к красноволосому, отстукивая по доскам каблуками сапог. Тонкие губы плотно сжаты, а глаз сосредоточен исключительно на «жертве». Он напоминал собой изящную дикую кошку, приближающуюся к беззащитному крольчонку, испуганно подёргивающему розоватым носиком. Однако Дилюк явно не причислял себе к кому-то милому и пушистому, а тем более слабому. Пускай он и не имел ни малейшего понятия, что было на уме у этого чудика, но что-то внутри подсказывало и било тревогу, мол ничего хорошего. Благодаря этому чувству, полупрозрачный перепончатый гребень на рыбьем хвосте непроизвольно встал дыбом, обнажая три острых иглы. В глотке клокочет нарастающее рычание, а костлявые бледные пальцы так широко расставлены, что острые когти упираются в щели деревяшек. Альберих ловко избегает участи быть задетым вполне возможно ядовитым гребнем и подхватывает юношу – одна рука змеёй обвилась вокруг крепкой мужской талии, а вторая – вокруг части хвоста. Русал, явно не ожидавший такого, на мгновение потупился, округлив глаза, но тут же собрался с мыслями и упёрся ладонями в оголённую смуглую грудь. Длинные пальцы на удивление смогли захватить в себе добрую их половину. – Ты! – успел прорычать Дилюк, и только лицо, раскрасневшееся то ли от ярости, то ли от смущения с потрохами выдавало его эмоции. Хотелось треснуть по этой наглой роже со всей силы, и мужчина уже собирался замахнуться, когда пират вдруг двинулся к краю борта. – Можешь поблагодарить своего спасителя, – непохожий ни на что иное синий сапфир упёрся в два огненных опала. На коричневых губах дорогостоящей женской вуалью лежала хитрая ухмылка. – Око за око. На этой фразе пират подмигнул и издал смешок, видимо, как-то намекая на свою повязку, ибо руки были заняты чем-то не столь лёгким, каким казалось до этого. – Но нам нужно спешить, как бы громко эти товарищи не храпели, сон у них поразительно чуткий… Русал продолжал хмуриться и хлопать глазами. При чём тут глаз? Какой спаситель? Опора под телом резко пропадает, и Дилюк ощущает, как всё в груди сжалось словно при падении. Обзор перекрывают развивающие на ветру красные локоны, походящие в таком положении на трепещущиеся языки пламени. Через мгновение лицо заволакивает знакомой солёной средой, нежно принимающей его обратно домой. Дрожащее, мутное отражение корабля постепенно отдаляется, и только через пару секунд мужчина вновь берёт под контроль обмякшее тело и стремительно отплывает в бок, подальше от треклятой посудины. Невидимая сила останавливает уже успевшего попрощаться с наглой смуглой мордой юношу. С одной стороны бескрайнее лазурное пространство, притягивающее своей абсолютной, неисчерпаемой свободой и одновременно с тем отталкивающее страхом неизвестности, ведь здесь нет ни углов, ни переулков, откуда можно ждать опасности, только немая стихия наедине с тобой, и, увы, тебе её намерения никак неизвестны – может сегодня она благосклонна, а завтра ты сойдёшь на морское дно. В этом риске была своя услада, явно непонятная людям. С другой стороны некое чувство в груди, не дающее существу просто взять и уплыть. Это стыд? Долг? Совесть? Чем он должен этому пропойце? Наивно полагать, что Дилюк не ощутил терпкий жар алкоголя, источаемый смуглой кожей и раздражающий его рецепторы. Очевидно, в воде запахи распространяются иначе, так что нечто настолько едкое как спирт ощущалось во всей его токсично отвратительной красе, и для мужчины это была особая пытка – не скривиться пуще того отвращения, что и так успешно выражало его аристократически бледное лицо во время разговоров со своим «спасителем». Ладно, хуже ему с этого не будет, вдруг капитан и вовсе уже ушёл в свою каюту смотреть на дно бутылки и дальше. Тот закатывает глаза и возвращается к поверхности, где позволяет себе высунуться исключительно по нос. Кэйя не сдвинулся с места, только облокотился на перила и смотрел в чёрную от ночного времени бездну. Может этой силой и был он сам собственной персоной. Кто знает. Однако заметив торчащую из воды копну влажных «водорослей» цвета запёкшейся крови, тут же поднял руку и помахал ею. На данный жест ему никак не ответили, впрочем, он и не ожидал чего-то. Хотя бы вылез посмотреть, а не сразу скрылся в пучине, уже прогресс. Мужчина расплывается в улыбке и прикрывает глаз, когда до лица долетает лёгкий ветерок, освежающий своей прохладой и дарующий своеобразное перерождение в эту необычную ночку. Синие волосы пуще растрепались, но, кажется, это мало заботило Альбериха. Увидятся ли они вновь? Будет забавно, тогда точно можно будет смело заявить, что их тянет друг к другу. Видимо, этого хочет сам Архонт Ветра. А сейчас вот будто бы треплет пирата по голове, поощряя сиё благородное, несвойственное его роду деятельности, решение. Что ж, в таком случае он польщён. – К-капитан! – послышалось беспокойное восклицание сбоку, сопровождаемое нарастающим топотом с разных сторон. – Сбежал, – коротко бросает Кэйя, смотря в то место, где всего полминуты назад растворился красноватый блик, отброшенный рыбьим хвостом.