***
Он открыл дверь и зашел в помещение, озябшее тело рефлекторно вздрогнуло, когда его резко обдало теплом. Кто знал что сезон дождей начнется так рано? Последнее время Юнги нечасто куда-то выходил, а если и выходил, то только по ночам на прогулку, когда снова не мог уснуть. Весь мокрый и продрогший, он двинулся внутрь давно и до боли знакомого помещения. Его темного цвета челка неловко прилипла ко лбу, а высокие конверсы точно расклеятся на следующий день, от количества луж, в которых они оказались сегодня. Идя по коридору, Юнги сунул руку в карман рубашки, которая, к счастью, приняла на себя наибольший удар, и достал размякшую пачку Мальборо, усмехнувшись, в надежде увидеть хоть одну пригодную для курения сигарету, открыл пачку. Он любил дождь, но не настолько, чтобы простить ему испорченные сигареты, и, выругавшись, выкинул свою последнюю надежду на то, чтобы расслабиться в мусорное ведро у входа в зал с посетителями. Его взгляд моментально уперся в спину молодого человека, сидящего за тем столом, у вечно молчащего пятидесятипенсового аппарата, подошел к нему и резко коснулся плеча ледяной дрожащей рукой, Юнги почувствовал, как мышцы парня напряглись от неожиданного прикосновения. С его уст сорвалось имя. Парень обернулся и встретился с ним глазами. Взгляд Юнги резко помутнел и приобрел немое выражение, когда он вместо вечно любопытного смелого взгляда, столкнулся с неизвестным ему, игривым, обессиленная рука упала с плеча, и он отшатнулся, отчаянно выдохнув. В этот момент капли стали, будто не так уверенно стучать по окнам, гром стал шепотом; он метнулся к телефону, достал из кармана джинсов его последние деньги, нервно, худыми бледными пальцами, на одном из которых красовалась размытая, очевидно набитая по-пьяни или на спор татуировка, закинул монеты в отверстие и стал набирать номер. Пошли гудки, и с Юнги спало помутнение порыва, его снова накрыло неуверенностью и страхом: — Алло? — быстро прошептал Юнги. — Хен? — послышался на другом конце провода осипший мужской голос. Юнги вздрогнул, перед ним снова пронеслись все их моменты: встреча в этом чертовом кафе, странный разговор о теории музыки на первом свидании, ужасный первый секс на старом диване его съемной квартиры, десятки бокалов выпитого вина и уже не таких странных разговоров о теории музыки, прекрасный секс, количество которого, к его счастью они не считали, и расставание, почему-то причинившее намного больше боли, чем промокшая пачка сигарет. — Да. Ты не пришел, — ответил Юнги, смаргивая воспоминания, накрывшие его с головой, проникшие во все дыхательные пути, образовавшие тромбы в его сознании, к которым он уже привык и даже, разжижающий это самое сознание, алкоголь не помогал. — Зачем? , — резкий ответ, практически перебивший его и послышавшийся за ним на другом конце провода тяжелый выдох в трубку, окончательно убили в нем всю уверенность в правильности своего порыва. — Мы не говорили с тех пор, как ты ушел, — вышло холоднее, чем ожидалось. — Ты никогда не скажешь мне того, что хотел бы, — Юнги показалось что в голосе парня. промелькнула нотка насмешки. Но это было скорее сожаление: — Черт возьми, мой телефон, нет, любой телефон, который я видел, нуждался в твоем звонке, — продолжал родной голос, Юнги почувствовал как к телефону прижались теплые губы, которые пьяно расползались в квадратной мягкой улыбке время от времени, когда Мин играл на синтезаторе, который они притащили домой с блошинного рынка, для него что-то из написанного. — Может быть стОит. — Юнги внезапно прервался, услышав из вопрос: «Кто звонит?» — раздавшийся где-то в глубине звука из динамика паршивого телефонного аппарата, он нервно сглотнул и перевел взгляд на фигуру парня, которого вероятно напугал, как только зашел в кафе, они были до боли похожи: — Я видел его недавно. Ты отдал ему мою футболку. — Что он сказал?Чувствовалось напряжение.
— Сказал, что у тебя все хорошо, — ответил, покачав головой и пытаясь убедить то ли фигуру, с которой до этого момента не спускал глаз, то ли себя, что все так и должно быть. Все к этому шло. Их комфортное молчание, вот-вот станет причиной самого крупного скачка напряжения, в городе, испортившем их, не щадя: повылетают из патронов лампочки, перестанут работать светофоры и фонари, сгорят сотни тысяч телевизоров и компьютеров. Это была бы их месть. — Это правда…, — Юнги знает, что он улыбается в данный момент. — Я рад. Он резко повесил телефонную трубку и отшатнулся от аппарата, снова задев того несчастного парня. Их взгляды снова пересеклись, но теперь тот, что игривый, не был таким чужим, а тот что мутный, оказался совсем не мутным, а попросту печальным. — Никогда не видел, чтобы такие телефоны действительно работали в наше время, — не разрывая зрительного контакта проговорил блондин, в голове пронеслась мысль о нечаянно подслушанном им разговоре: — Они, кстати, совсем не надежные, — и он быстро смущенно отвел взгляд на, стоявшее на его столике, латте в миленькой серой кружке. Дождь все еще стучал по французским окнам чертовой кофейни, мокрая пачка сигарет лежала на дне мусорки у входа в зал с посетителями, а старый пятидесятипенсовый телефонный аппарат молчал. В двух метрах от него, за столиком в углу маленького помещения сидели двое, неудачно попавшие под дождь, и похоже, у города появились новые жертвы.