Воздух

Я по-прежнему люблю тебя. И вряд ли когда-то смогу перестать. С каждым днем лишь убеждаюсь все прочнее, что любовь эта, болезненная и хрустальная, ни на одну секунду жизни, ни на один вдох и выдох не становилась слабее. Этот узел, наоборот, только туже затягивается на моей глотке: веревки впиваются в кожу все туже, образуя язвы, все туже сжимают горло, все крепче перекрывают мне доступ к кислороду. Если бы ты только знала, сколько — уже тысяч! — ночей я провела, глядя в потолок горячими сухими глазами и подавляя рвущийся из груди и с хрустом ломающий рёбра крик. Если бы ты знала, сколько десятков тысяч часов я поддавалась, перестав сопротивляться, всепоглощающему чувству вины, капающему на мозг чем-то едким и больным. По крайней мере, ты сказала, что я виновата. А я никогда, ни на один сантиметр не сомневалась в твоих словах. Даже пыталась. Но ты всегда оказывалась права. И я не могу себе простить каждое лишнее движение, каждый неверный жест, каждое неуместное слово и каждый несвоевременный взгляд. Твои ненависть и отвращение, очевидно, были оправданны. И, очевидно, я виновата сама. Теперь в каждой строке каждой твоей новой песни я, слушая ее на повторе часами, пытаюсь найти малейший намек, уловить хотя бы самый малозаметный «привет», адресованный мне. О боже, как же больно и удивительно метко бьет, размахнувшись, ревность в солнечное сплетение. Как долго не унимается мелкая дрожь от мысли о том, что кто-то другой может прикоснуться хотя бы к твоему плечу. Я бы отдала все, что имею, за возможность вернуть то время, когда я могла подойти к тебе со спины в любой момент. Когда я в любой момент могла мягко прижать тебя к себе и уткнуться лбом в плечо. Когда я в любой момент могла гладить тебя по голове, пропуская сквозь пальцы короткие мягкие и щекочущие кожу волосы. Когда без лишних вопросов, просьб и слов я могла молча сжать твою прохладную ладонь в теплой своей, потому что знаю точно: гордость не позволит тебе попросить. Ты всегда была своенравна. И только я могла по одному движению глаз почувствовать, что ты нуждаешься в опоре здесь и сейчас. Ты была для меня всем. И каждый твой взгляд — неважно, благодарный или брошенный вскользь, между делом — каждый! — был для меня глотком воздуха, за который я цеплялась каждый чертов день. Единственным, в чем я нуждалась в этой жизни, была возможность оберегать тебя. Возможность быть твоим щитом и плащом над ранимостью и незащищенностью, тщательно скрываемыми под маской дерзости и развязности, известной лишь мне. Мне только нужен был шанс предотвратить любую твою тревогу, не допустить ни одной пролитой тобой слезы, унять малейшее твое волнение. Это было моей жизнью. Все это было, конечно, лишь крайностью моего эгоизма — обеспечивать себе полет души, пользуясь тобой. Я не могу перестать винить себя в этой любви. И я очень просила тебя не прерывать этого полета. И я не знаю, как долго смогу выдерживать эту ежедневную пытку.