Взяв баночку с мазью, я подошла к зеркалу и откупорила её. Комнату наполнил приятный, немного пощипывающий нос запах эвкалипта и яблока. Он мне напомнил детство: когда я заболевала, мама всегда пекла яблочные пироги с корицей. Она садилась на край моей кровати и запускала руки в мои рыжие, — как у папы, — волосы, аккуратно перебирала прядки, заплетая и расплетая маленькие косички. В её зелёных глазах застывали слезы, а потом резко срывались и катились по щекам без остановки.
— Ма-мамочка, почему ты плачешь? Я шкоровыждоровею, вот увидишь! Я такая штойкая и шильная, как чудо-женшина! — Я забавно махала ручками, воображая, как дерусь со злыми силами, затем громко кашляла и шмыгала носом, — Правда-правда!
Мама в ответ лишь улыбалась мне сквозь слёзы. Эту улыбку я запомнила очень чётко, даже несмотря на юный возраст. Она была искренней, от этого ценной для меня. Для любого ребёнка улыбка матери — святое, то, что хочется защитить и спрятать от глаз людских, как тайну, чтоб она грела детскую душу. И мне бы хотелось, но улыбка мамы вызывает во мне только тоску. Не только из-за её кончины, но ещё и наша возможная встреча приложила к этому руку. Я долго не могла смериться со смертью дорогого мне человека, а когда смерилась, то появилась та надежда, которой мне не хватало в детстве, — ещё раз увидеть зелёные глаза матери и улыбку меж блестящих дорожек из слёз.
Я покачала головой. Не время раскисать. Хотя я делаю это нечасто, все равно не время. Надо справиться с одной из более весомых проблем на данный момент, — ледяной преградой. Честно, я чувствую себя неоправданно спокойно. Нет, конечно, я волнуюсь из-за неизвестности, кого она не пугает? Тем более такого интроверта как я. Хочется на волю, на свежий воздух. Но в других, — менее экстремальных, — ситуациях, внутри меня был целый апокалипсис, сейчас же, скорее шторм.
Мазь была похожа по консистенции на земной скраб для лица и немного жгла подушечки пальцев. Я не была уверена, что стоит
это мазать на синяки (мало ли какие осложнения могут быть), но на свой страх и риск я намазала эвкалиптовую смесь на один из пяти синяков. Сначала начало печь, будто приложили раскалённую ложку к горлу. Я поморщилась и прикусила от боли язык, — это даже больнее, чем «объятья» ладони Люцифера. Спустя десять секунд начало морозить, и я расслабилась, однако ненадолго, — стало так холодно, что заледенели голосовые связки. Но могу отдать должное, — синяк приобрел зелёный оттенок и перестал болеть. Отлично, хотя бы с одной из мельчайших проблем я справилась, осталось ещё сотни и четыре пока что черных синяка.
Я отвернулась от зеркала, — нужно взять ещё мази, чтоб добить этот ужас на шее, — а когда повернулась обратно, передо мной (точнее, вместо меня) в зеркале стоял черноволосый мужчина и строил гримасы. От неожиданности я отпрыгнула, но тут же хлопнула себя по лбу. Ну, надо же быть таким идиотом! Стоять и паясничать у меня за спиной! И с чего я взяла, что он взрослый мужчина? Он же вылитая обезьяна, сбежавшая из зоопарка.
— Филипп! Ты совсем что ли? А если бы я голая стояла? — Я скрестила руки под грудью, вопросительно выгнув бровь. Фил только посмеялся и легким движением руки поправил причёску.
— Не волнуйся, ягодка, я бы сразу закрыл глаза. — Его улыбка стала шире, прекрасно показывая, что он ни за что так не сделал. — Ты же меня знаешь: я тихий, скромный, — продолжал демон, не переставая смешно кривляться, — добропорядочный и честный.
— Ага, конечно, — пробурчала я, поставив баночку обратно на стол учителя, стоящий буквально в метре от меня.
–Ты там не бухти мне! А то я могу обидеться.
Я не могла сдержать улыбки. Мне не хватало Фила очень сильно, как кусочка пазла, который без него не хотел складываться ведино
Мы не виделись с ним около недели, пока тот был на земном задании. Ему нужно было заставить одну девчушку рассказать об измене отчима матери. По-видимому, у него это получилось, — настроение Филиппа было на высшем уровне, что редко бывает при неудачном выполнении задания. Тогда он ходит мрачнее тучи и рявкает на меня по делу и без, –типичное поведение демонов, у Мими так же бывает. Мне приходится его подбадривать и чаще всего это получается. Я неплохо знаю эту прекрасную рожу, знаю его привычки и его смены настроения. Знаю все, что происходит у них с отцом, знаю обо всех любовных провалах (хотя он называет это неправильным подходом к даме). И он тоже многое обо мне знает. От нелюбимого цвета до любимой ягоды, — отсюда и прозвище «ягодка» или «малинка». Его почему-то веселит моя любовь к вышеупомянутой ягоде. Почему, я ещё пока не выяснила.
— Так и быть, не буду. Лучше скажи как в школе дела, что об… этом… думают ученики.
Филипп посерьёзнел, сменив маску «клоуна» на маску «делового Фила».
— Все напряжены. Учителя на взводе, некоторые срываются на нас, но в целом всё стабильно. — Как я поняла под словом «некоторые», он имеет ввиду Фенцио, он любит поиздеваться над учениками, в особенности над непризнанными, но всё, что касается его сына, Дино, его волнует в большей степени. Сейчас, когда Дино здесь, замурованный в крыле школы, — неудивительно, что ангел срывается. — Правда, — усмехнулся демон, — к нам прилетела Таисия*, она хорошо помотала нервишки папе. Было смешно наблюдать, за его тщетными попытками её успокоить. Жалко, тётку. Сначала муж, теперь единственная дочка…
— Давай не будем о плохом, — перебила Фила я, — и так несладко.
–Как скажешь. Ещё сегодня Ости чуть ли не бунт подняла из-за Люцифера, ходила по коридорам и кричала: «Пустите меня к Люциферу! Там мой Люцифер! Бла-бла-бла–он так смешно спародировал голос Ости и её походку «от бедра», что я прыснула от смеха, даже несмотря на то, что одно лишь упоминание принца Ада и его подружки пробудило мои мурашки. Неприятные и покалывающие, словно сначала меня облили горячей водой, а потом кинули снежком.
–И это ты называешь стабильностью?
Я присела перед зеркалом на пыльный матрац, тот прогнулся под моим весом и скрипнул. Пружины явно ненадежные, но если опустить эту деталь, то он похож на мягкое облачко. Мышцы спины сразу расслабились, когда я опустила крылья, ощущавшиеся как два мешка с песком, я не могла не вздохнуть с облегчением, потому что ноги тоже устали ходить, и вообще что-либо делать не хотелось. Приятная лень после сложного трудового дня накатилась на меня морской волной и сгребла в пучину сонливости.
–Да, для меня это нормально. — Улыбнувшись во все свои белоснежные зубы, Филипп сел на край своей кровати, чтоб оказаться на одном уровне с моим лицом, и подпёр кулаком щёку. –Ты просто мало в школе пробыла. Пробудешь здесь лет двадцать, поймешь, что здесь нет… Как ты это называешь? А! Скуки!
— Постоянства, — исправила я, указывая пальцем на зеркало в отражение Фила.
— Да-да, скуки.
Я замахнулась на него подушкой, найденной в кладовке Фенцио, хотя это совершенно бесполезно, — я максимум могла разбить единственное наше зеркало. Однако, демон мне подыграл и стал укрываться руками, сгруппировавшись.
— Клоун, — закатила глаза и положила подушку на колени, нервно теребя её край. — А что говорит Цитадель?
— Завтра прилетят Серафимы и Совет демонов, будут пытаться выявить причину.
— А вытащить нас они не хотят? — возмутилась я.
— Это как пойдёт, ягодка, — Филипп прыснул, но тут же поправил волосы, выдавая свою нервозность. — Отец наверно говорил тебе, что это происходит впервые. Поэтому нужно, хотя б изучить эту чертовщину прежде с ней бороться. Думаю, ты и сама это понимаешь. — Я кивнула, подтвердив его слова. Фил тяжело вздохнул, но тут же нацепил улыбочку Чеширского кота, –А как ты там вообще оказалась?
— Гуляла.
К моим щекам прилила кровь. В каком виде я была, упаси Шепфа! Даже стыдно признаваться, что бессмертные увидели бы вдвое больше моего голого тела, чем обычно. Ещё и с красной помадой на губах! Теперь я невероятно рада, что мы застряли. Ледяная глыба спасла меня от позора.
Видимо, друг заметил мою реакцию, поэтому саркастически бросил:
— Ночью? С сыном учителя, принцем Ада и моей кузиной? Могла ещё что-нибудь глупее придумать?
Кажется, я покраснела ещё сильнее, чем раньше. Да, мозги мои что-то совсем работать не хотят. Может, замерзли? Я бы не удивилась, будь это так.
Всё же подняв глаза на зеркало в резной черной раме, — в верхней его части были изображены ангелы с крыльями и нимбами, а внизу демоны с перекошенными от вселенских мук лицами, — я рассказала правду. Про красную помаду, про вечеринку, про непонятную причину исчезновения Мими. Единственное о чём я умолчала, это о стычке с Люцифером. Не буду тревожить Филиппа по этому поводу. У них и так плохие отношения, подливать масло в огонь — высшая форма глупости, хотя не мне говорить о глупости, учитывая моё «гениальное» оправдание.
Фил меня не перебивал и, к моему удивлению, не смеялся. Только лишь кивал, показывая, что он весь во внимании, потом задумчиво почесал подбородок и произнёс:
— Пудинг.
Что?
Что, мать вашу?!
Пудинг?
Я понимала, что у Филиппа свои тараканы в голове, но что всё настолько запущенно, — не догадывалась. Мне как-то обидно стало: я ему тут душу изливаю, самое сокровенное и постыдное, а он про еду говорит.
— Пудинг, — повторил демон, с чего-то решив, что мне станет понятней, если я услышу это во второй раз. — Ну, пудинг, Вики! Вспоминай! Месяц назад Мими говорила, что ей сумку любимый пудинг подложили, она ещё тогда расследование провела, кто это мог быть.
— И как это касается моего рассказа? — скептически изогнула бровь я.
— Не перебивай. Так вот, утром того же дня я у вашей комнаты видел Дино и…
Я расхохоталась, прям, свалилась на матрац и каталась по нему от смеха, настолько абсурдно это звучало. Дино? Ухаживает за Мими? Пай-мальчик за девочкой-давай-пососемся-с-первым-встречным? Не-е-ет! Хотя это объясняет, почему он был с ней… и её смущение… и… Что-то всё слишком хорошо складывалось. Вопросов от этого не убавилось, наоборот их стало в несколько раз больше.
Во-первых, почему Мими мне не рассказала об их возможных отношениях, ну или хотя бы взаимоотношениях далеко за гранью «враги», ведь именно ими они являлись до этого? Как сказать являлись: Ми всей дьявольской душой его презирала, а он даже имени её не знал. Как и откуда у них появились бы чувства — не понятно. Придется устроить нам с подругой интересный разговор.
Во-вторых, почему она меня не предупредила? Я бы все прекрасно поняла и даже обрадовалась, что смогу вернуться в кровать раньше, чем предполагалось.
— Что смешного? Просто предполагаю, куда кузина могла деться. Ну, потянуло девочку на ангелочков, подумаешь! У всех такие периоды в жизни случаются.
–И у тебя? — выпалила я и тут же прикусила язык. Мне совсем не за чем знать
такие подробности жизни друга. Но что сделано, то сделано, теперь мне остаётся только корить себя за любопытство и краснеть уже второй раз за разговор. Мне когда-нибудь обязательно слетать на Землю и купить себе намордник, как подстраховку от таких неловких ситуаций, как эта.
— И у меня.
Демон плотоядно улыбнулся, прищурив карие глаза, а я так сильно уставилась на баночку с мазью, что кажется, ещё пару минут и она взорвётся, разбросав содержимое по кабинету-комнате, что даже не заметила, как он облизнул губы, выставив напоказ длинные вампирские клыки**.
Затянувшееся молчание было не из приятных. Хотелось оказаться где-нибудь посреди пустыни и не просто зарыть голову в песок, а похоронить себя полностью, и стать самой свежей мумией. Нужно было быстро найти подходящую для разговора тему, но в мыслях было только жужжание пчёлы.
— Мне пора, ягодка, отцу нужно помочь с архивами Ада, — Я кивнула и через силу подняла глаза на демона.
Он казался мне ещё красивее, чем обычно. Немного выпирающие скулы, темные волосы до плеч и ухмылка на удивительно ровных губах — он походил на Божество, но уж точно не на демона. Удивительно, что Фил не пользуется своим природным очарованием. Для него красота лишь пустой сосуд, который хорош исключительно своим видом, отнюдь не содержанием. Как хорошо судить тем, у кого и сосуд, и содержимое абсолютно идеальны со своими недостатками и изъянами. Это какой-то дар, быть предметом воздыхания великих мыслителей и деятелей искусства.
Любоваться его улыбкой с ямочкой на левой щеке, слушать его невероятные теории и (о, Шепфа, как я могла забыть) спорить по поводу земной музыки, которой он увлекается ещё с подросткового возраста и имеет целую коллекцию пластинок — я так привыкла к этому, будто делала это с самого рождения. Как нереально осознавать то, что мы знакомы от силы год. Такие похожие друг на друга, но всё равно разные, как ягоды малины, одинаковые, но вкус и форма отличается.
Нереально понимать, что ближе этого засранца демона у меня никого нет. И сейчас он слишком далеко от меня…
— Вик, ты слышишь меня? Или опять в облаках витаешь? — Отражение Филиппа нависало надо мной огромной грозовой тучей. И эта туча расслабленно держала руки в кармане брюк.
— Слышу… Я просто задумалась, –просипела я, голосом подходящим скорее для пьяницы, чем девушке в самом рассвете сил. — Мы ещё нескоро встретимся.
Внутри меня зародилась маленькая собачка, воющая от досады и скуки без хозяина, царапающая мне до боли глотку, что больно глотать.
— Эй! Ты что? «Выше нос» — не ты ли мне это сказала после моей ссоры с Лилу? — я кивнула и грустно улыбнулась, вспоминая наш тогдашний разговор, который по итогу свелся к обсуждению последних сплетней. — Почему тогда не следуем своим же указаниям? Да-а, из тебя вышла бы плохая учительница.
Филипп покачал головой, трясясь от беззвучного смеха, от моего недовольного лица.
— Всё будет нормально. Отец найдёт способ тебя вытащить, и мы с тобой пойдём есть эту твою малину.
— Обещаешь?
— Обещаю, ягодка. До встречи.
— Да.
Филипп растворился, и на его месте появилось мое глупо улыбающееся лицо с грустными глазами голодного кота. Веду себя как ребёнок, и это «Обещаешь?» звучало очень наивно, но это того стоило. Стоило хотя бы ради потемневших голубых глаз Филиппа во время прощания.
Жужжание пчелы снова появилось, вызвав у меня недоумение, и стало ясно, что это происходит вовсе не у меня в голове, а наяву. По комнате, врезаясь во всё подряд, летало насекомое, испугавшееся обстановки и отсутствие естественного света, — как же я его понимала, — свет факелов бы хоть и теплый не приносил ровным счетом никакого освещения. Пчела покружила под потолком ещё пару секунд, а потом просто…
Упала…
И не шевелилась.
Я усмехнулась, — вот что делает с животными стресс. Меня подогрело любопытство, — подошла к пчеле и увидела кусочек льда, в котором застыло насекомое.
***
— Здравствуй, доченька.
Я пару раз поморгала, чтоб убедиться, что это не сон, а вполне реальные события, а значит нужно что-то сделать или как минимум сказать, но в горле застрял ком, и единственные звуки, произнесённые мной, были «а» и «о» в перерывах меж протяжным «м».
Женщина, появившаяся в зеркале, была очень похожа на нашего Геральда, только темные глаза отпивали оттенком перезрелой сливы и черты лица чуть помягче. Крылья её, будто сделанные из золоченых костей, выдавали в ней члена Совета демонов, а строгий прищур — мать.
Я много, что слышала о Таисии, но представляла её совершенно иначе, более взбалмошную и с кукольным фарфоровым личиком, как у дочери. Даже одежда и осанка выдавала особу знатную и сильную характером, абсолютно противоположную Мими.
— Мамочка? — пропищала девушка и тут же пригнула голову в поклоне, я не смогла сдержать истеричного смешка, но под взглядом матери подруги осеклась. Разве ребёнок должен вести себя с родителем
так? Она не была королевой, а Ми не была служанкой, тогда почему же?
— Она самая. Виктория Лилит Уокер удалитесь из помещения, мне нужно поговорить с дочерью, –Таисия прожигала взглядом дочь, пока последняя неуверенно мяла ту же подушку, что и я минут пятнадцать назад.
В таком состоянии видеть Мими мне удалось лишь раз — после появления слухов об утери тиары Ада. Она постоянно оглядывалась, нервно кусая губы, а вечный настрой что-нибудь после себя разрушить сгинул в Небытие. В эти дни — их было где-то два — жизнь в стенах школы превратилась в серый комок навязчивых мыслей о недомолвках и тайн между нами, а именно со стороны демона с вкусной энергией ягодного коктейля. Она ничего и никогда не говорила о себе, о семье и проблемах, случавшихся неоднократно, но с успехом преодоленных ей даже без моей помощи.
Но когда период её мысленных войн закончился, у меня появилась надежда на то, что дверь в голову подруги, наконец, мне откроется, и я пойму её чуточку лучше, чем раньше.
— Быстрее, мисс Уокер, Вы нас задерживаете, — от ледяного тона Таисии я поёжилась сильнее, чем от обычного льда. На ватных ногах встала с импровизированной кровати и отправилась за дверь, чувствуя дрожь перьев на своих крыльев.
Хлопок двери
И я чувствую себя в безопасности.
Мне стало стыдно. Нет, стыдно — это ещё мягко сказано, мне стало невыносимо тошно, от того, что я ничего не сделала. Могла увести Мими от зеркала, могла накрыть его тканью, могла просто сказать «нет, я никуда не уйду». А я ушла, оставив подругу для важного разговора с ее матерью, и судя по лицу притихнувший Мими, — разговор будет не из приятных.
Трусость — моё второе имя.
Это стоило признать ещё до попадания в школу Ангелов и Демонов. Когда я была жива, когда ещё чувствовала вкус еды в полной мере***, когда за спиной не висели две перьевые штуковины — тогда стоило глядя в глаза сказать себе: «смирись, Вик, ты умрешь от страха». И это была бы чистейшая правда без приукраски. Голая реальность, лишённая романтизма и счастливого финала.
Я умерла на двадцать первом году своей жизни, рассуждающая как подросток, так до конца не осознав, что уже совершеннолетняя. Имея права на машину, квартиру в пригороде Нью-Йорка, до сих пор пила на ночь какао и читала книги, в то время как мои сверстники вовсю кутили и имели узаконенные отношения.
Раньше я была такой же.
Большинство из моих скелетов в шкафу, появились как раз в это время. Одни из них были незначительными — моё пристрастие к спиртному, с которым я боролась пару месяцев. Другие были ужасающие своей жестокостью и легкомыслием (про них я стараюсь не вспоминать). И после того, когда я заглянула в этот шкаф «порочности», пересмотреть приоритеты было не сложно, просто потому что скелеты упрямо вываливались из него, и девать другие было некуда.
Умерла я почти безболезненно. Действительно сделало больно мне осознание перед смертью того факта, что на дороге на самом деле не стоял пешеход, из-за которого я лежала под обломками горящего Мини Купера в луже собственной крови, не чувствуя свою правую ногу, которую (как я узнала позже) оторвало мне во время взрыва. Тогда, мне казалось, что это совсем не больно, но теперь понимала — мне было так плохо, что уже не ощущала эту боль.
Потом выясняя подробности своей смерти, будучи ученицей небесной школы, я узнала, что всё списали на алкогольное опьянение водителя — меня. Это привело к откровенной панической атаке, которую мы с Филиппом еле победили, ведь и грамма алкоголя в моём организме не присутствовало. Больше я про свою смерть не вспоминала, проживая каждый день со своей по обыкновению счастливой улыбкой.
Я до сих пор благодарна Филиппу за его присутствие, за его попытки меня утешить и успокоить, которые потом привели меня к нейтральному состоянию. БлагодарнаМими за то, что не задаёт вопросы на эту тему. Благодарна отцу, который покончил с собой за год до моей смерти и не знал, во
что превратилась его дочь в последнюю ночь жизни.
И как бы я себя не убеждала, та ночь была самой красивой: дождь, проглядывающие между облаков звезды, напомнившие мне шоколадную сахарную вату, и мой труп на тускло освещённой огнём дороге.
Если бы я тогда не струсила, не потеряла самообладание и не вывернула руль вправо — меня не выкинуло с дороги, и я не врезалась бы в столб, приведший меня к смерти.
Могла отдать себя должное — перед Люцифером я не повела себя как бесхребетное животное и высказала всё, что на душе накопилось. Больше я так делать не буду…
***
Не зная куда себя деть я побрела в самое лучшее место в школе, так кстати замурованное вместе с нашей четверкой.
Библиотека.
Кусочек Рая с запахом многовековой истории.
Массивные двери из красного дерева были приотворены, но обнаружить признаки жизни я не смогла — идеально. Только я, книга и шуршание пожелтевших от времени страниц. В этот набор домоседа ещё не хватает ароматической свечки с запахом розы и чая с пряностями — под Рождество, с малиной и мятой — на каждый день.
Увы, эта роскошь была для меня не позволительной даже на Небесах, где спуски на Землю были сильно ограниченными из-за таких как я, непризнанных. Бессмертные боялись лишённых адекватности поступков только прибывших учеников. И я была вполне согласна с их опасениями, потому что сама сбегала после выполнения заданий.
Стеллажи с книгами досягали самого потолка, отделанного каким-то камнем с золотыми прожилками, и походили на нью-йоркские небоскребы. Чтобы рассмотреть их конец приходилось высоко задирать голову и прищуривать глаза.
Такое количество знаний не могло не вызвать у моего внутреннего книголюба дичайший восторг, как бывает у маленьких детей, когда у них спустя столько времени и стараний получалось собрать башню из кубиков. Я могла бы столько любоваться ветхими корешками, хрустящими во время открытия, сколько времени у меня находилось на их изучение, и, наверняка, забыла бы, что я пришла сюда почитать.
Прошла мимо десятков секций и повернула влево — в той части библиотеки я ещё никогда не бывала.
Педантичность, с которой разложены книги — по алфавиту разных языков, авторам даже по количеству страниц– вызывала вопрос: зачем? Здесь были сотни, может тысячи, книг — на их сортировку ушло много месяцев и рук, а столь тщательный подход к этому был мне непонятен. По итогу мне пришла в голову только одна причина — неограниченное время жизни бессмертных только так и можно разнообразить, обычной рутинной работой — и решила на ней остановиться.
Свернув ещё пару раз, я напрочь забыла свой маршрут и окончательно решила потеряться — всё лучше бесцельного блуждания по промёрзшим коридорам. А ведь ещё вчера днем по ним ходили ученики, счастливые или наоборот разочарованные в своих успехах в учебе, возможно, ходила и я с Мими, но этого я точно не помню, будто то, что происходило до льда, случалось в прошлой жизни, в параллельной вселенной за множествами галактик.
Здесь же, в библиотеке, внутри меня поднимался из-под вод страхов и неуверенностей маленький островок умиротворения, успокоения разбушевавшегося тела и непослушной детской души, требовавшей больше, чем я сама себе могла дать. Проходя сквозь холодную пелену неосвещённых участков и уютное одеяло участков со свечами, парившими под потолком, как в Хогвартсе, я понимала, где и как буду коротать томительное ожидание вестей с той стороны морозной стены.
Когда стрелка наручных часов перевалила за двенадцать ноль-ноль, я наткнулась на последний в этой части библиотеки стеллаж. В нём книги были новые, расставленные как попало, разные толщине и цвету, а сама полка была в разы меньше других исполинов, видимых мною ранее. Я вытянула одну из книг (любопытство не оставило меня равнодушной к находке), смахнув рукой пыль и несколько раз чихнув — и искренне удивилась увидев на обложке надпись «Алиса в Зазеркалье».
Полка (язык не поворачивался назвать её стеллажом) с земной литературой, ясно.
Вот почему всё так по-хамски расставлено.
— Откуда это? — прошептала я, выдвинув ещё одну. Это была какая-то брошюра с выцветшими буквами датированная десятью годами ранее.
— Ангелы и демоны притащили с Земли, делать-то им больше нечего.
Я выронила брошюру от неожиданности.
За моей спиной, прислонившись к полке с книгами, стоял Люцифер собственной персоной.
