Лестница

Проблемы начались в тот момент, когда Оля произнесла: «Я познакомилась с милым парнем». Слово «милый» прозвучало немного неестественно и натянуто — так показалось Алисе. На самом деле, Оля произнесла это с улыбкой, промурлыкала что-то себе под нос. Присела на кровать, кокетливо открыла зеркальце и принялась пристально рассматривать макияж на собственном лице; припудрила нос, поправила волосы. Алиса тогда демонстративно закатила глаза. Протянула, повторяя за Олей, «с парнем» — от прозвучавшего её передёрнуло, а по спине пробежали неприятные мурашки. Оля бросила на неё вопросительный взгляд, но Алиса тут же спряталась за телефоном: советы по раскладам были гораздо интереснее, чем объяснения недовольства. Оля никогда этого не поймёт, но для Алисы это очевидно, как день: парни милыми не бывают. Алиса, конечно, Оле доверяла: не сомневалась, что та была умной девочкой — Оля наверняка знала, что делает. Просто… просто она общалась с парнями слишком неосторожно. А у Алисы всё внутри кричало: этот парень точно не милый. Было ли это ведьминское чутьё, или же женская предосторожность, или ещё что — какая разница? Алиса уже подумывала разложить карты, чтобы удостовериться в своих опасениях, но это не понадобилось: сомнения рассеялись, когда Оля включила на всю комнату голосовое сообщение. Грубоватый голос с туповатыми интонациями рассказывал абсолютно дурацкий анекдот. Алиса угрюмо свела брови, а Оля наоборот — широко улыбнулась и даже тихонько посмеялась под конец. Алиса тогда сказала себе: «Не думай об этом». Но не думать не получалось. Парни отвратительны. Не нужно было делать расклад, чтобы это понять. Внутри ещё теплилась надежда: вдруг это опять ненадолго? Сбегают пару раз на свидания и на этом закончат. Так ведь тоже бывает — так ведь уже бывало. Но в глубине души Алиса понимала с самого начала: это не тот случай. Понимала, потому что видела, как Оля говорила об этом своём Диме. Потому что это было не обычное «он красивый» и даже не «он забавный». Это было именно… «милый». Почему он был милым? Алисе он милым не казался. Но Дима очень быстро перешёл в категорию «парень». Возможно, ещё не «парень» как «бойфренд», но как «парень, который угнездился в наших разговорах (хотя его никто туда не звал)». Упоминания Димы стали слишком частыми — и отнюдь не самыми приятными. Оля рассказывала про то, как Дима открывает пиво глазом и приносит цветы с клумбы, как высылает ей фотки связанных из доширака маленьких шапочек («Серьёзно, Оль? Шапочки для голубей из доширака?»), и весь этот список достижений, конечно же, выглядел внушаемо — но Алису не убедил. Алиса предполагала, что так будет, но всё равно расстроилась, когда это непосредственно начало происходить: Оля после знакомства с «милым парнем» стала проводить меньше времени с подругами — это тоже весьма ожидаемо, логично, закономерно. Потому что подруги — это одно, а Парень — это другое. Алиса с такой философией была не согласна, но всё равно молча проглотила обиду и даже не посмотрела на Олю, когда та вновь убежала из комнаты, быстро махнув рукой на прощание. Месяц спустя Алиса наконец встретилась с Димой лицом к лицу. Дима оказался сутулый, нескладный, широкоплечий, с дурацким маллетом и туповатыми глазами. Алиса примерно так его и представляла. За этот месяц до неё уже успели долететь слухи о Димоне Шашлыке. Слава о нём ходила сомнительная, и Алиса не ожидала увидеть ничего выдающегося: её ожидания оправдались — Дима был простым дурачком, завсегдатаем пьянок. Застыл в дверях, неловко переступая с ноги на ногу (потому что девчонки страшные и кусаются, да, Дим?), осматривал комнату из-под опущенных бровей. Быстро пробежал взглядом по подоконнику на Олиной стороне — улыбнулся, заприметив суккуленты, а потом нервно сглотнул, заметив козлиный череп над кроватью у Алисы. «И правильно, что боишься», — подумалось Алисе. Оля подбежала к нему, легонько поцеловала в щёку и пообещала, что сейчас выйдет — только переоденется к свиданию («Я быстро»). Дима улыбнулся в ответ, кивнул болванчиком и вышел из комнаты — быстро, покачиваясь, словно его кто-то вытолкнул из дверей. Алиса вслед ему показала язык — потому что нечего заявляться без приглашения. Дима, как оказалось, намёков не понимал вообще. Даже когда они звучали почти прямым текстом. Ему ничего не сказали пентаграмма на полу и расставленные по комнате свечки. Он не испугался, когда, зайдя в комнату — в очередной раз без стука («Дима! — воскликнула Оля. — Мы не слышали, как ты стучался!»), — обнаружил их варящими зелья. Нурият тяжело вздохнула, добавляя шалфея, и спокойно попросила его выйти. Дима тогда округлил глаза, тихо пробормотал что-то себе под нос и очень быстро захлопнул дверь. Вслед ему полетело шипение Алисы — отскочило от двери и упало на пол прямо перед входом. До Димы оно тогда не долетело. Дошло до него в следующий раз — когда он своим неловким появлением сорвал ритуал (Оля предложила устроить спиритический сеанс и вызвать своего мёртвого брата). В Диму тогда полетела свечка. Оля после этого немного — совсем малость — на Алису обиделась. У них ведь почти получилось призвать Олиного брата — оставалось ну совсем чуть-чуть! Нурият после этого села с Алисой на кровать и объяснила, словно шкодливому ребёнку, что кидаться в людей свечами — даже если они срывают ритуал и даже если они тебе до глубины души не нравятся — неправильно. Вообще. Так ведь не поступают. «Ты ведь на самом деле добрая девушка, Алиса», — сказала Нурият тогда, и Алиса показала ей язык в ответ. Нет, она действительно была доброй, на самом деле доброй, милой и славной — просто Дима не располагал к себе. Никак. Вообще. — Тебе бы тоже не понравилось, если бы ты пришла позвать кого-то на свидание, а в тебя бы в ответ начали кидаться вещами, — по-матерински мягко сказала Нурият. — Нечего в меня кидаться, я нормальная, — буркнула Алиса. Нурият добродушно покачала головой и сказала то, что, возможно, но только вероятно, совершенно не точно крутилось у Алисы где-то на самом краешке сознания следующий месяц: — Может быть, Дима тоже нормальный?.. Пару раз Дима заявлялся в комнату, когда Оли там не было. Впервые это произошло уже после того, как он научился стучаться. Правду говорят: на ошибках учатся. У Димы всё ещё болел синяк на руке — она попала ему прямиком в предплечье. — Оль, — начал он разговор, открывая дверь после ворчливого «войдите»; тут же осёкся, увидев сидящую на полу Алису. Вскинул брови вопросительно и спросил, немного глуповатым голосом: — Коротышкам привет. Где Оля?  — От коротышки слышу, — огрызнулась Алиса в ответ. Дима ведь знает, что всех низких людей задевают шутки про рост? Пусть получает по заслугам. Может, ещё одну свечку в него кинуть? — Ушла по делам, тебя не касающимся. — Я её парень, меня её дела касаются, — важно возразил Дима. Алиса взглянула на него осуждающе: вот он опять, лезет, куда не надо. А Дима тем временем расправил плечи и выставил грудь колесом, ещё вытянулся во весь рост: мало ему было смотреть сверху вниз, он постарался стать как будто ещё выше. Усмехнулся гаденько: — А ты чего делаешь? Гномика вызываешь? — Ага, вот, один уже пришёл, — в голосе Алисы сквозил лёд — и это было намеренно. Горделивая улыбка Димы резко дрогнула, а потом и вовсе исчезла, когда Алиса с тяжёлым вздохом добавила: — А потом позову Пиковую Даму. Не знаю только пока, на кого её натравить. — Понял-понял, — буркнул Дима и вышел, бросив вдогонку: — Ведьма. «Именно так», — мысленно кивнула ему Алиса. Уткнулась обратно в путеводитель по зельям. Настоящая ведьма: нашлёт порчу, наложит сглаз, нагадает смерть и ещё много чего. Если повезёт с заклинанием — сделает отворот. Держись-ка, Димочка Побрацкий, подальше от Оли. Будешь целее. Пару недель спустя Алиса ввалилась в комнату и, не глядя, упала на кровать. День выдался тяжёлым и выжал её полностью: тело переполнилось усталостью, голова — мыслями, и всё вокруг казалось неважным. Она блаженно закрыла глаза, вдыхая родной запах подушки, представила, как засыпает под мягким одеялом… и вдруг ощутила резкий запах с Олиной стороны комнаты. Пыль, синтетический мех, дешёвые сигареты… «Нет, — прозвучало в голове отчётливо. — Только не это. Только не он. Только не сейчас». — Привет! — прощебетала Оля. Алиса с тяжёлым сердцем повернулась и посмотрела на гостя: тот сидел довольный на Олиной кровати, так спокойно и вальяжно, будто бы это давно было его законное место. — Дарова, коротышка, — Дима махнул рукой в приветственном жесте; Оля недовольно что-то прошептала, Дима пожал плечами в ответ и отмахнулся. Оля закатила глаза и вернулась к тому, чем занималась: тасовке карт. Чёрно-золотые рубашки мелькали у неё в ладонях. Алиса вздохнула, поднялась с кровати и двинулась в их сторону: если ей хотелось отдохнуть, то стоило выгнать Диму как можно скорее. — Гадать собрались? — поинтересовалась она лениво, заметив карты у Оли в руках. Если Алиса что-то и любила по-настоящему, то это были гадания. В таро она была мастерицей. Прочитать прошлое? Рассказать о будущем? С радостью. С удовольствием. — Можно посмотреть? Вопрос не был вопросом в полной мере: Алиса всё равно присоединилась бы к ним. Но Оле, как гадающей, надо было дать согласие. Магию Алиса уважала, Олю тоже, а Дима… а что Дима? Сидит здесь, пялится. — О, ну… конечно! — Оля чудь подвинулась, давая возможность Алисе приземлиться рядом. Парой изящных движений закончила тасовать карты; выложила три из них — те, что лежали сверху колоды. Дима смотрел скорее на Олю, чем на карты — любовался её руками, бледными пальцами, облупленным лаком, любовался локонами и вздёрнутым носом. Проследил за тем, как она провела пальцами по выпавшим изображениям и как приложила задумчиво руку к лицу. — Итак… Оля начала читать карты совсем недавно. Получалось у неё пока что не очень хорошо — она гораздо лучше обращалась с доской Уиджи и свечами. С Олей, кажется, говорили духи — именно они подсказывали ей ответы на вопросы. Алиса спрашивала у других существ, и они, как ей казалось, давали более понятные ответы. — Итак? — протянул Дима влюблённо. В каком-то смысле, его поведение оскорбляло Алису: что за неуважение к таро! Ему что, совсем неинтересно, что у него выпало? Его совсем не заботит карта смерти? Обычно люди пугаются, когда её видят. Оля неуверенно перевела взгляд на Алису, легонько задела её плечо своим. В глазах у неё читался миллион немых вопросов: кажется, она сама не до конца понимала, что подразумевало выпавшее сочетание карт. Алиса дружелюбно кивнула ей: «Оля, дерзай, ты справишься». Оля училась ведьмовству очень быстро, но иногда ей не хватало уверенности. Сделав глубокий вдох и успокоив нервы, Оля начала: — У тебя здесь… весьма интересные карты. Смерть в прошлом… — Ну, тут всё очевидно, — перебил её Дима, — это когда я в больнице лежал. Ну, ты знаешь. — Не знаю, — наивно похлопала глазами Оля. Алиса со стоном накрыла лицо ладонью. Конечно, нашли момент для флирта! Она же только начала — зачем перебивать?.. — Да весь универ знает, как этого идиота нашли с ручкой в горле в коридоре! — прорычала она, пытаясь не злиться на Диму слишком сильно: — Помнишь, я тебе рассказывала? — Я тогда умер, — гордо заявил Дима, словно это было какое-то достижение. «Жаль, что не насмерть», — подумалось Алисе.  — Со смертью разобрались, — неуверенно проговорила Оля. Неуверенно указала на вторую карту: — Пятёрка Пентаклей означает бедность, тяжёлое положение. Ты сейчас на мели. Испытываешь финансовые трудности. Дима сосредоточенно кивнул. Поднял на Олю полный восхищения взгляд. — Ну ты ведьма. — Ой, да ладно тебе… — Оля явственно покраснела, отвела взгляд. Дима улыбнулся ей, как ему казалось, очаровательно. Алиса снова закатила глаза и прокашлялась: напомнила Оле про последнюю карту. Та тихонько ойкнула. — Мир. Это карта завершения цикла. То есть в твоём будущем тебя ждёт… счастливый конец? Завершение цикла. Положительное, потому что это положительная карта. — Я закончу универ, — подтвердил Дима. Чуть помрачнел, усмехнулся: — Правда, это не очень-то весело. — Можно теперь я? — подала голос Алиса. Оля с Димой взглянули на неё: Оля с интересом, Дима — со скепсисом. Возможно, гадания от Оли ему были интересны — но вот трактовки от Алисы казались чем-то ненужным и глупым. Возможно, ему не нравились гадания в целом. Алиса про себя отметила, что чем больше дискомфорта это доставляет Диме — тем лучше. — Отлично. Алисе не надо было сосредотачиваться на картах: для неё всё было достаточно ясно с первого взгляда. Подробности жизни Димы только добавляли детали к уже сложившейся для неё картине. Но они не были важны. Важно было то, что карты хотели сказать: и задача Алисы как читающей карты была этот совет Диме растолковать. Сделав глубокий вдох, она начала: — Карта смерти означает не только смерть, Димочка, которую ты пережил; одно из ключевых её значений — окончание, завершение цикла, болезненное прерывание. Что бы ни происходило в твоей жизни раньше — сейчас твоя жизнь другая. Произошла перемена, болезненная и необходимая, которую ты не мог избежать, и сейчас ты живёшь с её последствиями. Пятёрка пентаклей — смутная карта, означает не столько бедность, как сказала Оля, но и бедствующее положение в целом. В твоём настоящем главенствует неудача, болезненность и нищета. Ты на тонущем корабле, но ты игнорируешь тот факт, что рядом есть кто-то или что-то, способное тебе помочь; если же ты это знаешь, то, скорее всего, просто отрицаешь, потому что ты тупоголовый козёл. И последнее — твоё будущее — это Мир. Мир означает удачное завершение цикла, перерождение, если тебе угодно и если ты вообще знаешь такие концепции. Мир ведёт к Дураку, нулевой карте, начинающей и заканчивающий цикл старших арканов. То есть в будущем тебя ждёт завершение нынешнего этапа жизни, из которого ты вынесешь уроки и выйдешь, возможно, более приятным человеком. В данной ситуации ты можешь повлиять только на своё настоящее, потому что перерождение тебя ждёт так или иначе, но только от тебя зависит, случится ли оно или же ты навсегда останешься нашим любимым Димочкой Шашлыком. В течение всей речи лицо Димы постепенно вытягивалось. Алиса смотрела прямо на него, глаза в глаза — говорила всё чётко, быстро и ясно. Дима несколько раз открыл и закрыл рот, словно рыба, затем пробежался глазами по комнате — нервно и дёргано, словно что-то искал. Скользнул взглядом мимо Оли, ошалело посмотрел на карты; наконец, уставился куда-то рядом с собой. Спросил тихо «Нет, ты слышал?», махнул головой и снова уставился на собеседниц. — Я понимаю, что ты впечатлён, но… — Как ты, блин, это сделала? — Просто я ведьма, — гордо ответила Алиса. Смотреть на Диму в этот момент было приятно: удивлённый, уязвлённый, без налёта грубости и самолюбования, в какой-то степени Дима даже казался человечным. Может, в этот момент Алисе показалось, что он живой человек: может, даже неплохой парень. В конце концов, каким бы назойливым, неприятным и грубым он ни был — вряд ли он заслужил быть проткнутым насквозь. Глуповатый, грубоватый, но, по крайней мере, не злой — таким был, на самом деле, Дима Побрацкий. Алисе не хотелось думать о нём больше. Не хотелось думать об этой ситуации. Хотелось, чтобы они с Олей — влюблённые, романтичные, приторные донельзя — исчезли из её поля зрения куда подальше и на как можно более долгий срок. Частично это желание исполнилось — пару раз Оля пропадала на выходные — как Алиса подозревала, вместе с Димой. Со временем дух Димы выветрился из комнаты — Алиса понимала, что эти двое просто перешли на более «спокойный» этап отношений, когда душа уже не требует обсуждать возлюбленного каждые пять минут. С другой стороны, она всё ещё надеялась — лениво, пассивно и уже даже не всерьёз, — что Дима исчезнет насовсем. — Почему он тебе так не нравится? — спросила прямо Оля однажды. Алиса фыркнула. — Он противный. Грубый. Глупый. — Ты тоже грубая, — пожала плечами Оля. Алиса возмущённо перевела на неё взгляд: «Вот так, значит?» — Ты прекрасно знаешь, что я грублю только в ответ! — А кто тогда в него свечку кинул? Алиса резко села на кровати. — То есть, ты обвиняешь в срыве ритуала меня? — Я не обвиня… — Я пошла. Заварю себе кофе. Алиса быстро выскочила из комнаты, пролетела по коридору — остановилась у переполненной кухни. Несколько человек — пара пацанов, трое девчонок — явно безуспешно пытались сварить гречу. Запах сожжённой гречки расползался по маленькой кухоньке, медленно вытекал в коридор. Алиса быстрым шагом миновала кухню, кинулась на лестницу — пробежалась на пару этажей выше, почти под самую крышу, и села на холодные ступеньки. В голове было мутно и грязно. Находиться в комнате и слушать про Диму не хотелось, давать себя грызть — тоже. Хотя на лестнице было не лучше: также грязно, устало, а ко всему прочему — ещё и холодно. Внутри скреблось что-то колючее и липкое, крутилось и бегало — взмахивало иногда шипованным хвостом и кашляло. Повторяло противным голосом: может, зря ты кинула эту свечку. Может, зря ты так. Может, сделала поспешные выводы. Может, зря. Оля была права в каком-то смысле: Алиса ведь тоже за словом в карман не полезет. В чём-то они с Димой действительно были похожи. За тем исключением, что Алиса не умела открывать пиво глазом, не воровала цветы с клумб да и в целом была получше Димы. Кажется. По крайней мере, Дима не кидался ни в кого свечками. Алиса уставилась в окно — заприметила кусочек неба, пересечённого проводами. Тяжело вздохнула, обняла себя руками — может, это как-то согреет — и уткнулась лицом в колени. Второкурсники любили хвастаться тем, что «это сейчас вы все такие послушные, а после первой же сессии будете курить по углам вместе с нами». Алисе иногда казалось, что она тоже сорвётся и закурит — но что-то её всегда останавливало. От камня лестницы пахло куревом. Что-то опустилось рядом с ней. — Привет, ведьма, — пробурчал Дима. Алиса взглянула на него краем глаза, отвернулась. — Привет, Дима, привет, преследующая его сущность в виде гномика. — Очень смешно, — проворчал Дима, несколько раз, однако, обернувшись за плечо; видимо, проверял, не прячется ли за ним действительно какая-то сущность. Сущности, кажется, не было. — Чего ты тут расселась? — Хочу и сижу. Или это твоя личная лестница? — проворчала Алиса, не поднимая головы. Голос звучал очень глухо, и она даже немного надеялась, что Дима её попросту не услышит. — Да я беспокоюсь прост, вдруг чего себе отморозишь, — пробурчал Дима в ответ, почёсывая затылок. Алиса вздохнула — глубоко и долго. — А вообще, ты просто выглядишь побитой, может, у тебя чего случилось? — Случилось. Представляешь, я просто сидела и никого не трогала, как тут ко мне начал приставать один парень, — Алиса подняла глаза и уставилась Диме прямо в лицо. Может, он хотя бы так поймёт? — Зовут Дима Побрацкий, редкостный урод, ещё встречается с моей подругой. Дима посмотрел на неё несчастным взглядом, потом отвернулся и уставился на собственные кеды. — Гонишь меня, да? Ладно, я тебя услышал. Теперь он давит на жалость? Алиса тяжело вздохнула. Дима тем временем попытался подняться с места: схватился неуклюже за железные перила, попытался подтянуться — но поскользнулся, рухнул, едва привстав, обратно. Потёр ушибленное место и зашипел от боли. Алиса готова была поклясться, что услышала ехидный смешок — и она его явно издала не сама. — Ладно. Стой, — выдохнула она наконец. Схватила Диму за рукав и усадила обратно на место (он снова ойкнул). — Прости. За свечку. — Какую свечку? — Которую я… — у Алисы внутри всё провалилось. Он что, ещё и про свечку не помнит? Чёрт. И зачем она завела разговор? Чувство вины, коловшее её, испуганно спряталось за привычную хитиновую броню: — Никакую. Какая свечка? Чего ты вообще припёрся? — Да ничего я не припёрся, ведьма, — буркнул обиженно Дима. Сам скрестил руки на груди, плечи ссутулил — отзеркалил её позу. Посмотрел угрюмо исподлобья. — Я просто мимо шёл. Разговор не клеился — каждая фраза просто отскакивала обратно. Алиса неловко обняла себя снова, закрылась: извинения не вылезали из горла, да и в его присутствии извиняться снова показалось глупой идеей. Дима, видимо, думал о чём-то похожем: он снова и снова кидал взгляд на Алису, но не решался заговорить. Проводил рукой по шее — то касался позвонков, то ерошил волосы, то как будто бы случайно задевал шрам на горле. — А откуда ты узнала? — спросил наконец Дима. — Что узнала? Что тебя ручкой проткнули? — Нет, это… это все знают, Антон каждой крысе растрепал, — Дима болезненно поморщился, словно имя Антона для него было таким же болезненным, как имя Димы для Алисы. — Я про помощь. Ну, то, что ты сказала с картами тогда: мол, я отказываюсь от помощи и всё такое. — Я не знала, — протянула устало Алиса, — это всё у тебя в картах было написано. Буквально: они так и трактуются. Дима, судя по выражению лица, не понимал. Для него это не было очевидно. — Смотри, — устало начала объяснять Алиса, — читать карты — это как переводить с другого языка. У тебя есть словарь, где выписан перевод определённого количества слов. У каждого слова есть несколько значений. Значения слов определяются контекстом — то есть, другими словами, смыслом всего предложения, в некоторых языках — порядком слов. Улавливаешь? Дима кивнул, чуть призадумавшись. — Соответственно, у карт тоже есть значения, — продолжила Алиса, — и они меняются в зависимости друг от друга. Ещё играет роль общая картина: количество старших и младших арканов, масти и так далее. — А на таро можно играть в переводного-подкидного? Алиса снова вздохнула. — Технически, можно; но если ты попробуешь, я наведу на тебя порчу. На секунду повисло неловкое молчание. Дима усмехнулся по-глупому: кажется, ему его собственная шутка показалась забавной. Алиса уставилась в стену напротив и долго не сводила с неё взгляда. Руки чуть дрожали. Да и в целом по телу бегали нервы, сжимались и пульсировали. Было холодно и спутанно. — Ты, оказывается, нормальная девчонка, — проронил вдруг Дима. — Ты тоже, — отрешённо ответила Алиса. После этих слов Дима как будто расслабился. Опустил плечи, откинулся назад. Порылся в кармане, достал оттуда пачку сигарет и зажигалку. Зажал коробок между пальцами и протянул в сторону Алисы. Спросил взглядом, мол «будешь?». Алиса мялась пару секунд, а затем аккуратно вытащила сигарету. Зажала между пальцами, понюхала. Взяла в рот несмело. Дима усмехнулся и поднёс зажигалку. — Ты плохая компания, — проворчала Алиса, пытаясь затянуться дымом. — Сказала девочка, у которой над кроватью висит козлиный череп. Алиса закашлялась смехом в ответ. Проблемы начались в тот момент, когда Оля произнесла «я познакомилась с милым парнем». И с каждым днём проблем становилось всё больше.