Твой бешеный пёс

Почти всегда, когда они собирались выпить, был один сценарий: как только градус туманит голову молодой троице, трезвенник Джакурай медленно растворяется в пространстве. Ему тоже хочется выпить, потерять голову и творить что-то, над чем можно будет посмеяться с утра, но это явно будет не смешно другим участникам команды. А сидеть трезвым среди пьяных ему не слишком комфортно, кажется, он здесь лишний. Хотя он и без алкоголя весел и интересен, и ребята каждый раз просят его остаться, но он предпочитает лечь спать пораньше. Или же уехать и выпить отдельно от них, чтобы не ранить неокрепшую психику молодёжи. После полуночи, максимум в час ночи, Ичиро едет домой, ведь там братья – подростки, которые всё время грызутся. Через пару лет они поумнеют, конечно, и можно будет оставаться спокойным за то, что они поели, легли спать вовремя и не убили друг друга из-за какой-то ерунды. Но не сейчас. И только Рамуда и Саматоки сидели до рассвета, иногда до того долго, что Нему уже просыпалась и звонила с расспросами и недовольствами. Приходилось ехать домой. В те моменты, когда так не хотелось. Конечно, так было не сразу. Первые разы, оставшись вдвоём, они просто болтали об интересах, об искусстве, о гос. перевороте, рассказывали забавные ситуации из жизни, подмечая каждый у себя в голове то, что общение друг с другом кажется им чем-то особенным. Оно не было приятнее и интереснее общения с лучшими друзьями, но уже на второй попойке оба неосознанно с нетерпением ждали, когда их лучшие друзья свалят по домам. Странно, но именно друг с другом они расслаблялись почти полностью. Саматоки от алкоголя добреет, начинает много смеяться и улыбаться, перестаёт хмурить брови, язвить и ворчать на ровном месте. Но даже Ичиро, его лучший друг, не видел его по настоящему добрым: даже развеселев, Саматоки продолжал язвить, уже не так грубо, с улыбкой, но продолжал, дабы не отрекаться от привычной модели поведения. Наедине с Рамудой же он забывал о ней напрочь. Рамуда наоборот, слишком смелеет от алкоголя и вполне может ляпнуть или сделать любую чушь, которая придёт в голову, начинает много язвить и выглядит слишком уж самоуверенным. Палку он, конечно, не перегибает никогда, но разница в том, насколько он даёт себе волю при Джакурае и насколько – при Саматоки, нереально большая. Неизмеримо огромной она стала на шестой или седьмой пьянке, когда, он выпил гораздо больше обычного. Ему вдруг дало в голову спровоцировать Саматоки на дружескую драчку. В этом ничего особенного, ему и трезвому всегда нравилось донимать его, но сейчас, когда он такой милый и не такой раздражительный, это кажется гораздо-гораздо интереснее. - Специально ведь бесишь меня, сукин сын. – смеётся Саматоки и опустошает стакан. Рамуда стоит прямо позади него; вытащив из мини-бара новую бутылку виски, наклоняется через диван, еле дотягивается и ставит её на стол, а потом, возвращаясь в исходное положение, замирает прямо около проколотого уха и тихо произносит: - Может быть. И что мне за это светит? Усмехнувшись, Саматоки обхватывает его за шею и перебрасывает через спинку, роняя на диван, голова Рамуды оказывается на его коленях, и он обвивает пальцами его горло, не оказывая никакого давления. - Так нравится получать пиздячек? – насмешливо скалится он. - Нравится, когда ты прикасаешься ко мне. – Рамуда повторяет его оскал. Сердце пропускает удар. Он убирает руку и тянется за бутылкой; продолжает улыбаться для виду, саркастично качает головой, но по глазам видно, что ему уже не смешно. Глаза у Рамуды загораются, он быстро переворачивается и садится, подбирая под себя ноги. - О-о, какой ты милый! Стесняешься чувств к парню? - Очень смешно. – продолжая улыбаться отмахивается Саматоки и, не долив виски до края стакана, поспешно ставит бутылку на стол, заметив в своих руках мелкую дрожь. Рамуда нагло пересаживается к нему на колени и кладёт руки ему на плечи. - В голове не вяжется, да? Мы ведь два прожжённых бабника. - Вот именно, поэтому отвали. – он говорит тихо, низко, опустив глаза и слегка сжав челюсти. Не то, чтобы он сильно против, вовсе нет; но он крайне не уверен в том, что этого хочется ему, а не сорока градусам в его крови. Щёки горят, сердце колотится как ненормальное. Рамуда лишь смеётся, скользя пальцами по его шее наверх, наклоняется к его уху, обжигая кожу дыханием, почти шепчет: - Если бы ты хотел, чтобы я отвалил, ты бы говорил совсем по-другому. Он зарывается рукой в его волосы и ласково прочёсывает пряди. - Хватит. – урчит Саматоки дрожащим голосом, не в силах шевельнуться. - Ого, я заставил бешеного пса жалобно скулить мне в шею… - Рамуда чуть возвращается назад, соприкасаясь с ним щеками, выдыхает уже в его губы: - Наверное, это мне дорого обойдётся. – и, усмехнувшись, целует. Нагло, уверенно, но сердце трепещет и бьётся всё сильнее, заставляя щёки предательски краснеть. Саматоки рефлекторно отвечает на поцелуй, слабо соображая, что происходит (да и соображать уже, честно, нет желания), и несмело кладёт руку на его шею, большим пальцем проводя по щеке, остальными – зарываясь в волосы за ухом. Получив реакцию, Рамуда наглеет дальше: обнимает и начинает расстёгивать чужую рубашку. Дыхание сбивается, голову наполняет туман. Проснувшись он несколько минут безучастно пялится в потолок, не желая даже думать о том, что придётся вставать с постели сегодня, а потом понимает, что он не дома. В ужасе хватает телефон и видит, разумеется, сорок пропущенных от сестрёнки; сразу дрожащими руками набирает номер. - П-привет, Нему… Я перепил и вырубился у друга, прости… Всё нормально, скоро приеду домой. Со мной всегда всё в порядке, не переживай так, ладно? Прости, что не отвечал, правда, не слышал. Да, да. Да. Ага. Да. Ладно. Проснувшийся от его голоса Рамуда едва сдерживает смешок, слушая это невероятно милое бесконечное «да, да», и прикладывает немало усилий, чтобы ровно дышать. Хорошо, что он лежит спиной к нему, можно хотя бы позволить себе улыбку. Как это по-детски: притворяться что спишь, чтобы оттянуть неизбежное, но что поделать. Надо хоть немного подготовить себя морально, прежде чем смотреть в эти глаза после вчерашнего. Самому не верится, что осмелился на это, и ещё больше не верится, что его чувства оказались-таки взаимными. Или это случайность, просто по пьяни? Ну, в любом случае, он не получил по морде, это уже что-то да означает. - Рамуда? – почти шепчет Саматоки, положив трубку. Тот не отвечает, и он, вздохнув, кладёт телефон обратно на тумбочку и замирает, прислушиваясь к его дыханию. По любому ведь не спишь, придурок. Сам себе удивляется, но осознаёт, что Рамуда всё-таки уже давно не просто друг для него. А точно ли взаимно? Он ведь не просто так волновался вчера; алкоголь иногда не лучшим образом влияет на поведение. Так и подмывает спросить в лоб: «Ты залез на меня в пьяном бреду или это что-то для тебя значит?». Он улыбается и думает. Внутри него борются два желания: первое – просто забить и наблюдать, как сложится их общение дальше, второе – поиздеваться в ответ. Эта борьба длится не больше минуты. Он приподнимается на локте, наклоняется к его уху и тихо выдаёт: - Мы поебались вчера, помнишь? Рамуда не выдерживает и смеётся, а потом залезает с головой под одеяло и смущённо ворчит: - Отвали. - Если бы ты хотел, чтоб я отвалил… - он стягивает одеяло и за плечо разворачивает его на спину. - Ну не надо… - перебивает его Рамуда, с улыбкой пряча от него взгляд. - Конечно надо. – Саматоки кладёт руку ему на шею, пальцами придерживая за нижнюю челюсть поворачивает его лицо к себе, соприкасаясь с его носом кончиком своего, - Сегодня твоя очередь жалобно скулить. - Ну не-ет, ну что мне сделать, чтобы ты не язвил? – беззащитно стонет Амемура, слегка нахмурив брови. Аохитсуги смотрит на него с насмешкой, умиляется, а потом выдыхает: - Неужели жалеешь? - Нет. – уверенно отрезает он. Саматоки, кажется, собирается сказать что-то ещё, но передумывает. Вместо этого лишь усмехается и накрывает его губы своими. С этого дня каждая их пьянка заканчивалась близостью, и каждая вторая – ночёвкой. Потом они начали просто проводить вечера вдвоём, всё чаще и чаще, и довольно быстро дошло до того, что Саматоки ночевал у Рамуды каждые два-три дня. И никто даже не догадывался об этом. Это началось так давно, кажется, в прошлой жизни, но оба они помнят ту ночь, словно она была вчера. До сих пор помнят. ~~~~~~~~~~~ - Где тебя носит всё время? – ехидно улыбается Нему, - Не уж-то появились отношения? - А вот тебе всё скажи. – смеётся Саматоки. - А как же? – она строит щенячьи глазки и кладёт голову ему на плечо, - Разве братик не делится со мной всем-всем, что у него происходит? Он улыбается, заглядывая ей в глаза. - Ну, может быть. - Серьёзно?! Это же так здорово! – засмеявшись, она крепко обвивает руками его шею, - Я так рада за тебя! А когда ты нас познакомишь? Зрачки Саматоки сужаются, он теряется на пару секунд, а потом отвечает, стараясь не выдавать волнения: - Ну, попозже. - Хорошо, буду очень ждать. – она отстраняется и касается пальчиком его носа, - Опять не ночуешь дома сегодня? Он виновато улыбается и пожимает плечами. - Ха-ха, ладненько. Но ты хотя бы зайди на ужин, ладно? А то я уезжаю утром. Зайдёшь? - Конечно. – кивает он и гладит её по голове. - Попозже, ну ты пиздец отмазался, конечно. – отсмеявшись, Рамуда глубоко затягивается. - Придурок. – смущённо улыбается Саматоки, стряхивая пепел, - Чё мне надо было сказать? - Ну типа… Ха-ха, я не знаю. – он тушит сигарету и ложится головой к нему на колени, закидывая ноги на спинку дивана. – Она не будет регулярно спрашивать «когда»? - Не. Она знает, что, если я поступаю именно так, значит так надо. - А как она вообще отреагирует, если узнает? - В этом и проблема, что я не ебу. – растерянно усмехается он, чем вызывает у Рамуды новый приступ смеха. – Ну, ничего плохого она точно не скажет, но типа… Бля, а как объяснить-то… - Ну я вроде понял. – он всё ещё посмеивается, потихоньку восстанавливая дыхание. - Господи, палец покажи – смеяться будет. - Эй, не правда! – хохочет Рамуда. - Ну-ну. - Посмотрите только, эта псина издевается надо мной! - Псина, да? Ну-ка, блять, - он глубоко затягивается и тянется к пепельнице, - Ща побазарим с тобой, погоди. – Его глаза хищно сверкают и Рамуда вскакивает с дивана. Затушив сигарету, Саматоки встаёт и бросается за ним. Бегать толком негде, студия не такая уж и большая, но Рамуда умудряется прокладывать удачные маршруты по ней. - Ой-ой, за мной гонится мой же бешеный пёс! – дразнит он его, перепрыгивая через комод и резко меняет направление. Саматоки пытается перехватить его, но вместо этого ему в руку падает скетчбук, который Рамуда по пути уронил с края комода. - Сука. – фыркает он, бросает его на место и бежит за Рамудой дальше. Так они носятся минут пятнадцать, пока Рамуда не забегает за диван и не останавливается там, держась ровно напротив и не давая обойти мебель ни с той, ни с другой стороны. Саматоки замирает на несколько секунд, ожидая дальнейших действий, Рамуда делает то же самое. Потом Саматоки резко перепрыгивает диван, Рамуда бросается прочь оттуда, но Саматоки успевает поймать его за запястье, потом за второе, заводит ему руки за спину, крепко держит их одной рукой, пальцами второй огибает шею, заставляя поднять голову, прижимает к себе и заглядывает в глаза. - Ну чё, на кого зубы скалишь, щенок? – низко рычит он, губы тянутся в игривую ухмылку, а в глазах полыхает пламя. - Уф, какой злой… - Рамуда облизывается и закусывает губу, - Ну, накажи меня. Глаза Саматоки опасно темнеют, он грубо целует его, разворачивая лицом к себе, кладёт руку на плечо, мягко толкая вниз, и Рамуда послушно опускается на колени. Медленно расстёгивает ремень, брюки, рука якудзы с его плеча перемещается на затылок, пропуская шелковистые пряди между пальцев. Даже сейчас он дразнит: тянет время, касается плавно, едва ощутимо, ловит реакцию. Челюсти Саматоки сжаты, уголки губ приподняты, веки немного прикрыты. Его взгляд, властный и невозмутимый, но измученный ожиданием, действует на Рамуду, как гипноз. Он не может издеваться долго. Ему и самому не терпится услышать его прерывистое дыхание, заставить его тихо-тихо рычать сквозь стиснутые зубы. Не терпится увидеть наслаждение в его глазах, когда он не выдержит, прижмёт его к стене, закинет его ноги к себе на бёдра, и когда рычать сквозь стиснутые зубы будет уже Рамуда. Ужасно не терпится. Но впереди вся ночь, так что каждое мгновение они растягивают настолько, насколько хватит сил. Лишь очередная ночь из сотен ночей, проведённых вместе. Времени насладиться друг другом полно, но им, кажется, всегда будет мало. Кажется, жизни не хватит, чтобы насытиться этими поцелуями, объятиями, беготнёй друг за другом и разговорами до утра. Лента во всех соц. сетях закончилась, а встать всё ещё нет возможности, потому что Саматоки спит на его плече. И как тебе не лень столько спать? Он улыбается и тихонько целует его в макушку. На ощупь находит нужный ящик в прикроватной тумбочке, и с трудом достаёт оттуда деревянный планшет и листы бумаги. В ящике повыше нащупывает карандаш. И всё это ни на миллиметр не приподнявшись с подушки, чтобы не разбудить. Чёрт, было сложно. Сразу приходят несколько идей по дизайну одежды, но он лишь быстро накидывает основные детали, чтобы закончить работу потом, и начинает рисовать рисунок не по работе. Через час Саматоки наконец просыпается, но Рамуда не замечает сразу, слишком он увлечён. Саматоки не шевелится, несколько раз моргает и фокусирует зрение на листе. Губы сразу тянутся в улыбку: На бумаге он видит себя. Он продолжает наблюдать, не подавая признаков жизни, пока Рамуда сам не переводит на него взгляд. - Так и знал, что будешь тихо пялиться. Хотя, честно, надеялся закончить до того, как ты увидишь. - Ну извини. – усмехается Саматоки и целует его в шею, а затем и в губы. - Ты куда сегодня? - Я… Кстати, никуда. Нему с одноклассниками уехали в поход на неделю, можно дома не появляться. В офис сегодня не еду. - Ого, ты весь день будешь здесь?! – его глаза загораются. - Ну если хочешь. - Придурок, конечно хочу! – он крепко обнимает его, - А завтра? - Могу и завтра не ехать. А чё? - Выпьем? Только изначально вдвоём, не охота ребят сегодня звать. – он строит глазки и сам не понимает, зачем, ведь Саматоки итак только за. Он кивает, улыбается и обнимает его в ответ, зарываясь пальцами в волосы, целует в висок и закрывает глаза, с наслаждением вдыхая ещё не развеявшийся со вчера аромат его парфюма. *** - Сука, всё ещё помню, как ты пахнешь. – вздыхает он, выдёргивая себя из воспоминаний. Воспоминаний о чёртовом счастливом и таком далёком прошлом, когда дома его ждала любимая сестрёнка, и когда рядом был человек, заставивший его впервые почувствовать трепет в груди от поцелуя. Люди приходят и уходят, он это всегда знал. Ему всегда было тяжело, когда рушилась, например, дружба с теми, кто, казалось, никогда не предаст. Но он мирился. Кроме того, находил силы довериться снова. Сейчас ему уже ни горячо, ни холодно от имени Сасары или Ичиро, было и было - может это и к лучшему. И он был уверен, что и с Рамудой будет также, ведь какая разница – друг или парень, и там и там привязанность, а когда человека нет в окружении, привязанность проходит. Но он ошибся. Рамуда особенный. Рамуда никак не выходит из головы, чёрт бы его побрал. И было б не так больно скучать, если бы этот ублюдок не забрал у него Нему. Просто забрал у него всех, кем он дорожил, и даже не соизволил объясниться. Саматоки возненавидел его так сильно, как никого и никогда. Но всё равно не может удалить его фото. Не может прекратить листать их и мучать себя, вспоминая те года. Вроде как, он был счастлив тогда. Эти воспоминания преследуют его, как в сознании, так и во снах, каждый раз острым лезвием врезаясь в сердце, а потом сами же залечивают раны. Прошло так много времени, но кажется, будто всё это было совсем недавно. Он блокирует телефон, но тут же раздаётся звонок. - Да, Рио? - Я на крыше. - Щас поднимусь. – он отключается, берёт пачку сигарет и выходит из квартиры. Рио уже успел поставить и разжечь мангал и теперь насаживает что-то недавно убитое на шампуры. - Это конечно не сравнится с природой, но здесь и правда неплохая атмосфера. - Не сравнится? Да ну, посмотри только: разве не сносит голову от вида на город? – Саматоки заворожённо засматривается на огни ночных улиц Йокогамы. - Ну, может быть ты и прав. – улыбается Рио, отвлёкшись от своего занятия на хвалёный вид с высоты. И правда, очень красиво. Саматоки закуривает, не отрывая глаз от мерцания вдали, потом переводит взгляд поближе, на свой район. Оживлённые торговые ряды, сияющие кучей ярких вывесок, толпы народу, гуляющие по ним; на других улицах светятся вывески крупных магазинов, немногие из них уже доживают своё, часто мерцают, иногда и вовсе гаснут чуть ли не на целую минуту. Вдруг его взгляд привлекает внимание машина на главной улице, но она быстро теряется из виду, и он не успевает понять, почему она кажется ему знакомой. Он ищет её глазами снова и находит лишь тогда, когда она поворачивает на соседнюю улицу. Сердцебиение сбивается. Какого хрена ты здесь забыл, урод? Автомобиль Рамуды поворачивает во двор и выезжает на улицу Саматоки, снижает скорость раньше времени, когда до парковки ещё не так уж близко. Саматоки следит, недоумевая. Следит внимательно, даже моргать забывает. Рамуда паркуется рядом с его машиной, открывает дверь, но не выходит. Чуть позже закрывает дверь и закуривает. Через несколько минут выбрасывает бычок, но продолжает сидеть в машине, и наконец, заводит мотор и уезжает. Потом подъезжает Джуто и паркуется на только что освободившемся месте, не заметив ничего странного, просто выходит из машины и идёт к подъезду. Хотел поговорить? Интересно, о чём… Хотя, явно ничего важного, раз так и не решился. *** - Самый умный? - Да! – он снова смеётся. - Нихера, а ну иди сюда, сучёныш! – Саматоки наконец-то догоняет его, цепляет за капюшон и тянет назад, обхватывает за шею, Рамуда кусает его за предплечье, не сильно, но от неожиданности он ослабляет хватку и Рамуда выскальзывает. Саматоки всё же успевает поймать его за шею снова и, резко развернув, ставит ногу позади его голени и роняет его на диван, тут же садится сверху, одной ногой оставаясь на полу. - Набегался? - Да, вот, как раз устал и решил прилечь. – отшучивается Амемура. Аохитсуги игриво замахивается ладонью, и Рамуда на пол секунды рефлекторно закрывает глаза, хотя знает, что никакого удара не последует. Саматоки тянется в карман за пачкой и выуживает оттуда сигарету. - А мне? – хмурится Рамуда. - Много хочешь. – Саматоки злорадно усмехается и чиркает зажигалкой, потом всё же приподнимается на колене, позволяя ему выползти из-под себя. Рамуда садится, закуривает, тянется за своим стаканом и опустошает его. Саматоки тоже допивает свой виски и разливает остатки из бутылки. Рамуда придвигается ближе, кладёт голову ему на плечо. - Саматоки… - его глаза словно становятся чуть холоднее цветом. Он ловит взгляд Аохитсуги, в котором читается немой вопрос, и, глубоко затянувшись, кажется, с дрожью в руках, продолжает: - Если когда-нибудь мы станем чужими, я всё равно всегда буду в тебе нуждаться. - Ладно… А с чего ты вдруг думаешь об этом? - Да я не думаю, просто… – он пожимает плечами и натягивает улыбку, - Просто в голову влетело, вот и всё. *** Он просыпается и сразу нервно закуривает. Это первое из нелюбимых воспоминаний. Больше, чем вспоминать об этом намеренно, он ненавидит лишь когда ему снится этот момент. Эти слова и взгляд Рамуды, когда он их говорил. Конечно, Саматоки сразу не поверил в то, что эти слова влетели ему в голову без причины. У Рамуды без причины ничего не бывает. Но он бы никогда не догадался сам, что это связано с уходом его сестры из дома на следующий день. Как же я тебя, блять, ненавижу. Ещё ведь почти год вешался после этого ко мне на шею, как ни в чём не бывало, шакал ебаный. Даже совесть не грызла, да? Он вдруг замирает, уставившись в одну точку. Или грызла? *** - Чёрт, извини, я тут допёр… Недоумённый взгляд устремляется в его глаза, и он смущённо усмехается: - Настолько забил голову этим уродом Ичиро, что забыл спросить, что произошло у вас. - А, да ничего страшного. – он гладит его по щеке и насмешливо выдаёт: - Высокомерный ублюдок обвинил меня в том, что я бесчувственная мразь, вот и всё. - С чего бы ему говорить такое? - Ну, там ситуация такая на самом деле… - ирония в его голосе быстро испаряется, он замолкает на секунду, подбирая слова. В его глазах едва различимо читается растерянность, мастерски скрытая, но Саматоки изредка всё же удавалось увидеть его искренние эмоции в моменты этого притворства. Крайне редко, но удавалось. И сейчас удалось. Эта растерянность всегда образовывается меньше, чем на секунду, в одно мгновение появляется и тут же исчезает. В это мгновение Рамуда придумывал, как солгать. И лгал он всегда как бог. Но Саматоки уверен – ему он лгать не будет, так что списал этот нюанс на то, что тема разговора щекочет нервы. - Кто-то отправил его ученика в кому, помнишь эту историю? В общем, он не смог защитить его в одиночку, а я не примчался на помощь. Я не успел. Он решил, что я не шибко торопился. - Вау. Это, конечно, весомая причина потерять голову, но даже для меня это слишком. - Ха, да ладно. У всех свои заёбы. – он снова замолкает, а потом с усмешкой продолжает: - Ну его заёбы конечно верх всего. Видел тут его новую команду – жиголо и типичный офисный мученик, оба с психологическими проблемами. Его конечно всегда тянет к слабым и немощным, но собирать из них команду для баттла со мной – пиздец смешно. - Забавно. Ну посмотрим, что он из них сделает. Интересно, чё за команда у гетерохромного лицемера… - Гетерохромные школьники. – он смеётся, - На удивление, довольно неслабые. - Ха-ха, да похуй, всех разнесу не напрягаясь. – он замирает и смотрит в одну точку несколько секунд, а потом говорит с некоторой обидой и с сильной ненавистью в голосе: - Заебись удобно устроился, теперь он с братьями вообще круглые сутки неразлучен. В отличие от меня с сестрой. Рамуда меняется в лице, тянется за пачкой к столу, подкуривает и опирается локтями в колени, слегка опустив голову. Чёлка съезжает на глаза, скрывая от якудзы его взгляд, устремлённый в пустоту. Взгляд, полный боли, обиды и отчаяния от безысходности. Вдыхает дым полной грудью, задерживает в лёгких, и, немного поиграв жевалками, медленно выдыхает его через нос. Ужасно тяжело. Тяжело поддерживать его в обвинении ни в чём невиновного Ичиро, тяжело видеть, как ему больно, как он скучает по своей сестре. Тяжело ощущать его поцелуи на своей шее и думать о том, что он так сильно любит того, кто разрушил его семью. И даже не подозревает об этом. А тяжелее всего молчать. Мило улыбаться в глаза, по-хозяйски обнимать, смеяться, дразнить, касаться губами его губ и делать вид, что заслуживаешь этого. Делать вид, что вовсе не ты всадил ему огромный нож в сердце. Тяжело осознавать, что он поймёт тебя и не будет держать зла, если ты скажешь, что у тебя не было выбора. Тебе это понимание не нужно, ты сам затаил на себя огромное зло. Тебе самому плевать, что выбора не было. Это не оправдание. Ты не боишься лишиться его объятий, это будет достойным наказанием для тебя. Тебе вовсе не в радость таить в себе эту грязь и продолжать наслаждаться им. Да ты уже и не наслаждаешься, лишь качественно отыгрываешь свою роль, а наедине с собой трясёшься от злости, от того, что позволяешь себе прикасаться к нему, не услышав от него «я тебя прощаю». Откровенно ездишь на нём и играешься с чувствами, хотя ты этого вовсе не хочешь. Ужасно хочется всё рассказать. Потому что он имеет право знать это, мать твою. Но, к сожалению, ты не имеешь права ему это говорить. Саматоки молча наблюдает за ним до тех пор, пока они оба не тушат сигареты. Тяжело вздыхает, думая, стоит ли задавать вопросы, и его вздох приводит Рамуду в чувство. Чёрт, я опять забылся. Сука, да когда же это закончится. Он тут же откидывается на спинку дивана и смотрит на него, так беззаботно и игриво, что Саматоки становится не по себе, и он немного теряется. Он никогда не лезет в душу против воли, потому что он сам всегда всё держит в себе. И он сам терпеть не может, когда кто-то (даже будь то Рамуда или Нему, не важно), пытается вытряхнуть из него его переживания, о которых он не хочет говорить. Но поведение Рамуды в последнее время уже изрядно напрягает. И напрягает вовсе не то, что у него есть какая-то темнота внутри, о которой он не хочет рассказывать даже ему. Не хочет – пусть не рассказывает. Напрягает то, что он тщательно скрывает ВСЕ свои негативные эмоции. Знает, что Саматоки не будет допрашивать, если надо – и подходить не станет, но всё равно не позволяет ему увидеть себя в плохом настрое. Медленно, но верно, это подрезает доверие, потому что раньше такого не было. Рамуда так же, как и Саматоки, может рычать, скалиться, грубовато отвечать на реплики тех, кто к его состоянию не причастен, бить стены и нервно травить лёгкие затяжка за затяжкой, не вдыхая ни капли кислорода, пока сигарета не кончится. Он, в отличие от Саматоки, не вспыльчивый, так что нужно нехило постараться, чтобы довести его до такого. Но пару раз кто-то, как он тогда сказал - «по работе», довёл. И в день распада Дёрти Дог Джакурай тоже довёл. И Саматоки был тем единственным избранным, кому довелось видеть Рамуду на взводе. А сейчас уже не в первый раз что-то явно гложет его, но прежде чем поднять глаза на Саматоки, он почему-то натягивает эту беззаботную улыбку. Зачем? Хочется спросить, но он всё-таки одёргивает себя. Захочет – скажет. Он вновь делает вид, что ничего не заметил. - Сходим в Мак? – вопрошает Рамуда, улыбаясь так непринуждённо, но на самом деле он напряжён. Пытается понять, не узрел ли Саматоки ничего странного. Этого напряжения Саматоки уже действительно не замечает, и, окончательно вытряхнув ненужное из головы, также непринуждённо отвечает: - Да, как раз хотел предложить. *** Неужели не стоило закрывать глаза? Хотя, в любом случае вряд ли ты рассказал бы раньше. Он вдруг вспоминает, как месяц назад Рамуда подъехал к его дому. И спустя столько времени с хера ли вспомнил обо мне? Немного подумав, Саматоки открывает его страницы в соц. сетях. Как давно он на них не заходил, даже когда хотелось, он вбивал себе в голову, что ему плевать, как он и что он. И сейчас тоже. Просто, из спортивного интереса посмотреть, чем он занимается. Может, что-то поменялось, и Саматоки поймёт, что он хотел сказать. Руки пробирает мелкая дрожь, когда на всех аккаунтах он видит последний онлайн – больше месяца назад. Рамуда жить не может без интернета, и что бы там ни случилось, не может быть такого, чтобы он не заходил хотя бы в одну соц. сеть каждый день. Он не думая набирает номер, но абонент недоступен. Он ещё долго пялится в экран, прежде чем откладывает телефон и заставляет себя успокоиться. Ладно, какого хрена я вообще творю? Он давно уже мне никто, и что у него происходит – не моё дело. Да и что с ним случится? Свалил, может, куда подальше на время, отдохнуть от цивилизации, да и всё. Мало ли, что этому идиоту в голову может ёбнуть. Он силком прогоняет мысли о нём, встаёт с постели и собирается в офис. ~ Спустя неделю он всё же не выдерживает. Приезжает к нему в студию, но его там нет. Кроме того, на его парковочном месте стоит чужое авто. Подождав до ночи, он уезжает и на следующий день объезжает все места, в которых Рамуда проводил время, в том числе магазины и модельные, регулярно заказывающие у него одежду. Плевать на гордость, плевать, что подумает этот ублюдок, если узнает, как Саматоки с ума сходит из-за него. Да и разве Саматоки будет слушать, что он ему скажет на это? Даже разговаривать не станет, зачем? Ему бы просто увидеть, что он жив, вот и всё. Никто не видел его последние полтора месяца, и никто ничего не знает. Потрясающе просто. Он не спит ночами, подключает своих самых проверенных подчинённых к поиску; чуть позже решается попросить о помощи Рио и Джуто. Всё бесполезно. Лишь через две недели Рио и Джуто приходят с разными новостями, сложив которые они получают цельную картину. - Так, блять, минутку. – Саматоки проводит руками по лицу, с трудом переваривая услышанное, - Ещё раз, Рамуда – искусственно созданный человек и собственность Чууоку, это блять вообще в смысле?! - Это информация с базы данных Чууоку, я не думаю что на своих серверах они хранят какие-то приколы на случай взлома. – пожимает плечами Рио. - И это вполне обосновывает то, что фактов о нём нет. Вся его история жизни – подделка. В базах школы и колледжа, указанных в его досье, нет его имени, а личности его, якобы погибших родителей, полностью выдуманы. Таких людей никогда не существовало. – подытоживает Джуто. – Я бы предположил, что Чууоку сами уничтожили его за ненадобностью, но они тоже его ищут. А если уж они не могут найти свою марионетку, то нам и пытаться смысла нет. - Ладно, спасибо вам. – Саматоки закуривает, задумчиво глядя в никуда. - Переживаешь? – подмечает Джуто. - С чего? - Ну, я понимаю, ты ненавидишь его, но вы ведь были друзьями раньше? Извини, если… - Да не, всё нормально. – перебивает Саматоки. – Мне похуй на него, просто интересна эта история. Не нашли и не нашли, он из любой хуйни выберется, переживать не о чем. ~ - Глава? - Да, заходи. - Участник вашей прошлой команды… - Да? - Мы нашли его машину в лесу. Записали координаты, не знаю, будет ли это полезно… - Давай. - он отвечает холодно, но внутри бушует ураган. Подчинённый протягивает бумажку и с поклоном исчезает за дверью. День длился невероятно долго. Уже и не верилось, что когда-нибудь стемнеет в этой жизни. С нетерпением Саматоки прыгает в машину, вбивает координаты в навигатор и срывается с места. Самому не понятно, чего он так ждёт. Ну стоит там его машина, а что она ему даст? Его то там нет. Сколько она там стоит – тоже никогда не узнать. Да и ладно. Он уже едет, плевать, ради чего. Спустя два часа он находит её. Вокруг на сотню километров ни души. Густой лес, заросшая грунтовка. И куда он мог деться, оставив её здесь? Пешком дойти отсюда до цивилизации… Вряд ли возможно. Саматоки неуверенно глушит мотор и выходит из своего авто. Сначала с фонарём осматривает машину снаружи: на бортах по несколько длинных царапин, на переднем крыле неглубокая длинная вмятина, говорящая о том, что кто-то пытался протаранить его, сбить с дороги, но не вышло. Удачно свалил от погони, да? Молодец. Он открывает водительскую дверь своим ключом. Рамуда «на всякий случай» отдал ему запасной ключ и показал, где спрятана кнопка отключения сигнализации, когда незапланированно выпил в гостях и попросил Саматоки приехать на такси и отвезти его домой на его машине. Сигнализация срабатывает, Саматоки садится, моментально включает зажигание и находит кнопку отключения в глубине бардачка. Закрывает дверь и втягивает носом воздух. Рамуды явно не было здесь довольно давно, но в машине всё ещё различим его аромат. Он включает свет в салоне и осматривается. На заднем всё ещё лежит его кофта, которую он забыл здесь в одну из первых встреч. Забавно, но на заднем сиденье Саматоки тоже до сих пор лежит кофта Рамуды. Он невольно улыбается, снова погружаясь в воспоминания. Осматривает бардачок: там два билета с проката спортбайков, со дня рождения Рамуды, на которых небрежно написаны номера арендованных мотоциклов. Саматоки до сих пор помнит, какие были у них. Катались они вчетвером, и все четыре билета остались у именинника, но Рамуда сохранил только свой и Саматоки. Документы на машину, водительское, бумажки по работе. Всё. Больше ничего нет. Ну, в принципе, а что там должно было быть? Он закрывает бардачок, смотрит на приборную панель – аккумулятор вот-вот сядет, бензин на нуле; выключает зажигание и откидывается на спинку сиденья. Ему хочется побыть здесь немного. Он вновь погружается мыслями в прошлое. ~ Прошёл месяц, а кроме машины так ничего и не нашли. Остаётся только надеяться. А ещё лучше просто забить. Всё равно сделать ничего нельзя, нужно как-то выкинуть его из головы. Тебя, блять, выкинешь, конечно. Я даже… Я… Больше не ненавижу? Просто, нахуй, отлично. Он закуривает и устало проводит рукой по лицу. Как же это всё достало. Уже даже алкоголь не спасает. Сколько бы он ни выпил, забыться не выходит. Из головы вылетает всё, но этот придурок продолжает там сидеть, даже когда мозговая активность равна практически нулю. Последний раз он пил неделю назад, напился до того, что до сих пор тошно смотреть на спиртное. И в тот раз всё равно память была в состоянии выдавать флешбэки в ярких деталях, заставляя переживать моменты снова и снова, словно наяву. Сука, до чего я докатился. Просто пиздец. - Прошу прощения? - Чего тебе? – Саматоки бросает измученный взгляд на фигуру в дверном проёме. Подчинённый немного ёжится, боясь, что отвлёк его от чего-то важного, но спокойно отвечает: - Мы нашли его. *** - Допиздишься ведь сегодня. – усмехается Саматоки. - Ой-ой, я опять разозлил своего бешеного пса. – хохочет Рамуда и, увернувшись от руки, собиравшейся схватить его за шкирку, вскакивает с дивана. Саматоки подрывается следом. Он носятся по студии чуть ли не пол часа, прежде чем он всё-таки ловит его за предплечья, заводя руки за спину, и обессиленно падает в кресло, роняя его на себя. Одной рукой обнимает за талию, а шею обвивает пальцами второй и запрокидывает его голову назад, укладывая на своё плечо, зарывается носом в волосы, а потом с улыбкой тихо мурлычет прямо в ухо, обжигая его дыханием: - Так нравится бесить меня, да? Моё терпение ведь не безгранично. - Не делай вид, что тебе не нравится. – улыбается Рамуда и поворачивает голову в его сторону, насколько его рука позволяет, с наслаждением вдыхая его аромат, такой резкий и дурманящий, так сильно туманящий разум; - Я ведь так проявляю свою любовь. – он переплетает свои пальцы с пальцами его руки на своём прессе. С губ Саматоки срывается истеричный смешок. Он медленно начинает давить на горло, стремительно уменьшая проходимость воздуха, и рычит ещё тише, очень низким голосом, вдруг наполнившимся ненавистью: - Лишить меня семьи тоже было проявлением любви, ублюдок? *** Он просыпается и рывком поднимается с подушки, начинает тяжело дышать, по щекам катятся слёзы. Я не хотел… Я, блять, не хотел… Я всё исправлю… Саматоки, я так виноват… Он едва сдерживается, чтобы не впасть в истерику; задерживает дыхание на несколько секунд, тихо всхлипывает и тянется за сигаретой дрожащей рукой. Скуривает две сигареты подряд, вперев стеклянными глазами в стену напротив, потом собирается встать с кровати. В глаза бросается лежащая ну тумбочке фотография из автомата, где они вдвоём. Он берёт её в руки и залипает на несколько минут. Всё бы отдал, чтобы ещё хоть раз коснуться тебя… Наконец, он всё-таки откладывает её, встаёт, включает свет и подходит к зеркалу. Проводит рукой по растрёпанным волосам и рассматривает своё лицо. Бледное, измученное, с яркими синяками под глазами. Он уже и забыл, когда последний раз спал больше трёх часов за сутки. Почти каждую ночь ему снятся те самые счастливые дни, когда он был нужен; когда человек, ставший родным, улыбался, обнимая его. И каждый раз воспоминания искажаются и сон заканчивается той самой гнилью, которая гложет его каждый божий день, не давая ни минуты покоя. Он ненавидит себя. Думает о том, как Саматоки ненавидит его, и ненавидит себя ещё сильнее. Старается думать о том, что это временно. Не слететь бы с катушек от того, что нервы сдадут. Всё временно. Нужно только дождаться кое-чего. Потом он своими руками вернёт Нему домой. Саматоки, конечно, не простит его, но он хотя бы вернёт ему то, что отнял; то, чем Аохитсуги больше всего на свете дорожил. И перестанет ненавидеть сам себя. Станет легче, перестанут мучать ломающие психику сны, а через какое-то время останутся только тёплые воспоминания и приятная тоска. Когда-нибудь так и будет. Но не скоро. Он идёт к мини-бару и достаёт бутылку виски. Дешёвого, противного, но что поделать: в этой богом забытой глуши другого не водится. Здесь вообще ничего и никого нормального не водится. Поразительно, что в этом убогом хостеле нет паразитов в номерах, это уже огромного веса причина не выпендриваться и принимать условия, которые предлагают. Были места и гораздо хуже, удивительно, что там его находили, а здесь уже довольно долго его никто не тревожит. Хотя, рано или поздно и сюда кто-нибудь ворвётся, ведь Чууоку уже отчаялись до того, что платят преступникам за его поиски, а эти уроды в подобных местах как рыба в воде. И сбегать от них с каждым разом становится всё проблемнее. Открыв бутылку, он сразу делает несколько щедрых глотков из горла и собирается вернуться в постель, но замирает, когда кто-то выносит дверь в его номер с ноги и культурно закрывает её за собой. Рамуда быстро ставит бутылку на журнальный столик, оборачивается и забывает, как дышать. Прямо за его спиной окно, и ему кажется, что он сейчас в него вылетит. - Решился таки съебаться. – Саматоки подходит и хватает его за шею, - А прощения попросить не решился, сука. Рамуда мельком обращает внимание на то, что на Аохитсуги надета кофта, лежавшая в его машине, а потом возвращается к его ужасно злым глазам, в панике пытаясь сообразить, что ответить. - Какого хуя ты молчал про Чууоку, ублюдок? - Я не мог рассказать. - Неужели? – он дважды бьёт его в челюсть. Рамуда падает, стирает рукавом кровь и встаёт. - Когда ты приехал ко мне… - продолжает Саматоки; зрачки Рамуды сужаются до минимума, сердцебиение учащается. -…. постоял на парковке и уехал, помнишь? Не мог, сука, рассказать?! - он бьёт его в солнечное сплетение, лишая возможности вдохнуть, и через несколько секунд бьёт ещё раз, продлевая эффект. Рамуда падает на колени, задыхаясь, до невозможности стискивая зубы от боли, глаза наполняются слезами. Дождавшись, пока он начнёт хоть как-то дышать, Саматоки спрашивает чуть спокойнее: - Нахуя ты приезжал? - Я хотел рассказать, я пиздец как хотел, чтобы ты знал всё, но потом подумал… Подумал, что это будет просто оправданием для меня, и… Тебе лучше не станет, так что незачем говорить об этом, пока я не верну её домой. – Какое-то шестое чувство заставляет его закрыть глаза и снова сжать челюсти во избежание растерянных зубов. И не ошибается. Саматоки вновь вспыхивает и бьёт его коленом по лицу, опрокидывая назад. Рамуда ударяется головой об подоконник, и лишь сдавленно сопит, нахмурив брови. Конечно, он может это не терпеть, может встать и втащить в ответ, но он искренне считает, что заслужил, поэтому продолжает не двигаться, сжав зубы, и вновь поднимает на Аохитсуги виноватый взгляд. - Подумал, блять. Ты меня, сука, спросил?! - Саматоки наклоняется и рычит ему в лицо: - Я нахуй нуждался в тебе, уёбок. Рамуду снова начинают душить слёзы вины, сердце сжимается в маленький комок, одаряя грудную клетку новой волной боли, он хочет попросить прощения, но воздуха не хватает произнести хоть слово. Взгляд Саматоки тем временем падает на его шею: из-под воротника толстовки виден край красной полосы, и это не от его пальцев. Злость самую малость угасает. Он оттягивает ворот и видит длинный порез поперёк горла, глубиной не достающий до трахеи совсем немного; явно давно нанесённый, но заживающий ужасно медленно. Он сразу думает, что это может быть не единственное ножевое, берётся за нижний край худи, Рамуда тут же испуганно хватает его за руку, Саматоки перехватывает его запястье, отцепляет от себя, чуть задирая рукав, и замечает багровые следы от длительного пребывания в наручниках, а затем и разбитые костяшки. Качает головой и задирает толстовку. Ножевых нет, но есть следы побоев, как почти зажившие и едва различимые, так и относительно свежие. Поразительно, что рёбра не переломаны. Удивительное везение. Нервно сглотнув, он отстраняется, открывает обе створки окна нараспашку, впуская в комнату и в лёгкие свежий воздух, садится на подоконник посередине, оперевшись спиной на холодную раму и опустив ноги по бокам от Рамуды, и поджигает сигарету. - Цена твоей свободы, да? Рамуда кивает, потихоньку успокаиваясь, рефлекторно тянется в карман и, поняв, что сигареты остались у кровати, собирается встать, но в этот момент Саматоки чуть наклоняется и протягивает ему сигарету, поджигает, ставит перед ним пепельницу и возвращается в своё положение, стряхивая пепел в окно. - Почему ты не попросил меня о помощи? - После всего, что я сделал, это было бы слишком по-блядски. – неуверенно отвечает Рамуда дрожащим голосом. - А не по-блядски заставлять меня переживать за твою ебаную жизнь?! – рявкает Саматоки, за волосы тянет его назад, укладывая головой на своё колено, и заглядывает в глаза, - Я, блять, два месяца тебя искал! Настолько тебе нравится, когда я бегаю за тобой, да?! - Чёрт, я не думал что ты будешь искать… Ты же… - его голос дрожит всё сильнее, и он начинает говорить тише, - Ты же ненавидишь меня… - Ебать, легче от этого нихуя не становится. – он хмурится, потом опять облокачивается на оконную раму и смотрит в потолок, глубоко затягиваясь, отпуская пряди, но не убирая руку. Рамуда поворачивает голову набок, не поднимая с чужого колена, тоже набирает полные лёгкие дыма и тихо выдыхает: - Прости… Я не хотел этого всего, правда, я люблю тебя… По щеке снова скатывается слеза и падает на чёрные джинсы, Саматоки невольно начинает гладить его по волосам. - Прости меня пожалуйста. – снова шепчет Рамуда. - Как будто у меня выбор есть. – еле слышно вздыхает Саматоки; эта фраза пролетает мимо ушей Рамуды. Он выбрасывает окурок и встаёт с подоконника. Рамуда тоже тушит сигарету и встречается с ним взглядом. Глаза у обоих такие вымученные, уставшие, полные боли. И у обоих красные. У одного от природы, у другого от слёз. - Собирай вещи. Рамуда несколько секунд ошарашенно смотрит на него, прежде чем до него доходит, что было сказано. Он неуверенно поднимается с пола и без лишних вопросов начинает собираться, сомневаясь, что ему это не мерещится. По пути он так и не решается спросить, куда они едут. Молча пялится на дорогу и не замечает, как начинает засыпать, но приободряется, когда они заезжают в район, где живёт Саматоки. Он до последнего не верит в своё предположение, пока они не паркуются около его дома. Также молча они поднимаются в квартиру, по очереди уходят в душ, едят, курят. Саматоки погружён глубоко в свои мысли, и Рамуда не осмеливается ему мешать. Он до сих пор не понимает, как ему реагировать на это. Стоит ли спрашивать, надолго ли он здесь, должен ли он что-то за эту помощь, значит ли это, что у него есть шанс искупить свою вину? Или что это вообще значит? Саматоки выбирается из раздумий, заметив, что Рамуда уже очень долго смотрит на него, почти не моргая. - Явно хочешь о чём-то поговорить. – констатирует он и поворачивается к нему, - Я слушаю. - Спасибо. – неуверенно выдаёт Рамуда, отводя взгляд. - И всё? - Я ужасно скучал по тебе. - Ну да. Так сильно, что никак не взаимодействуешь со мной. – он насмешливо фыркает. - Прости, я не соображаю, так что… Кхм. Что я вообще должен сказать на это? - Только сказать? – Саматоки ловит его взгляд глазами и несколько секунд всматривается, прежде чем предположить: - Боишься дотронуться? Рамуда чуть хмурится и снова прячет глаза, понимая, что сам не знает ответ на этот вопрос. Боится? Он никогда ничего не боится, а уж тем более Саматоки – как можно бояться того, от кого всегда знаешь, чего ожидать. Но тогда что мешает ему броситься ему на шею сейчас, когда он так близко и, вроде бы, не слишком против? Он ведь уже и мечтать не смел о такой роскоши. А может быть это и мешает. В голове до сих пор не укладывается то, что всё так радужно. Он ведь не заслуживает этого. Он всё ещё не простил сам себя. Не простил и сам не может себе позволить такого удовольствия. Он хренов предатель. Он предал свои же чувства. А уж тем более, раз он решился сбежать – что мешало ему сделать это раньше? До того, как он разрушил самое дорогое, что было у него. Что было у них двоих. И как, чёрт возьми, разгребать всё это? Прежде чем решать проблемы в жизни, надо решить их в своей голове, а в голове у него сейчас полнейший пиздец. И Саматоки, видимо, это понимает, потому что не выпытывает ответ и не задаёт больше вопросов. Лишь устало проводит рукой по лицу и встаёт с дивана. - Ладно, подъём. Проспишься, потом доебусь. Рамуда встаёт и идёт за ним в комнату. Рухнув в постель Саматоки облегчённо выдыхает. Ему, конечно, всё ещё тошно со всех этих мыслей и событий. Но теперь он хотя бы знает всё. Знает, что Рамуда не предал бы его по своей воле. Знает, что он жив и относительно цел. И наконец-то, чёрт возьми, может коснуться его, вновь почувствовать его аромат. Всё ещё есть тяжёлый осадок, но он медленно растворяется, и через время станет легче. Теперь Рамуда не чья-то собственность. Теперь он только его. И теперь они вместе разнесут эту чёртову Партию и вместе заберут Нему домой. Надо только привести в чувство придурка. Он поворачивается к нему и встречается с ним взглядом. Почему-то факт, что вместо того, чтобы мгновенно отключиться, несмотря на явную моральную истощённость, Рамуда пялится на него, заставляет его улыбнуться. Он всё-таки не выдерживает и полностью добивает свою святую гордыню, притягивает его к себе, крепко обнимая, зарывается пальцами в его волосы. - Рамуда. - Да? - Я ведь всё ещё твой бешеный пёс. – он ласково собирает волосы на его затылке и слабо тянет назад, Рамуда послушно поддаётся, и Саматоки выдыхает ему в губы: - И я всё также люблю тебя. Рамуда выдавливает слабое подобие вымученной улыбки, собираясь с силами, чтобы ответить, но отвечать не приходится. Саматоки целует его, и он робко отвечает на поцелуй, несмело касаясь его щеки кончиками дрожащих пальцев. Проснувшись, он не верит, что вообще проснулся и что всё это ему не снится. Во-первых, он выспался и чувствует себя в разы лучше. Нервы не сдают, голова кругом не идёт. Он уже и забыл, каково это. Во-вторых, он до сих пор заключён в крепкие объятия. Он долго любуется спящим якудзой, прежде чем всё-таки решается почти незаметно погладить его по щеке и по мягким светлым волосам. Вроде вполне настоящий. Его рука останавливается на ярко выраженной ключице, и он замирает, заворожённо глядя на это космически красивое лицо. Смотрел бы, пока не ослепнет, если б не зазвонил чёртов телефон. Саматоки недовольно хмурится и приоткрывает глаза, нащупывая мобильник. - Да? Нет. – Он отключается, и с губ Рамуды срывается смешок. Улыбаясь, он прижимает его к себе, и тут ему звонят снова. - Ну, что ещё? В этот момент Рамуда проводит носом от ключицы до мочки, щекоча горячим дыханием, и Саматоки, вздрогнув, жмурится и тихо посмеивается, утыкаясь носом в его волосы, потом целует в висок и возвращается к телефону. - П-повтори, я прослушал. А, ну я завтра разберусь тогда, сегодня в любом случае не приеду. Отключившись, он умиротворённо заглядывает в голубые глаза. - Уже почти похож на себя. Слова-то помнишь какие-нибудь? Рамуда смущённо смеётся, а потом выдаёт: - Выпьем вечером? - Само собой. – Саматоки улыбается, до сих пор не веря до конца в происходящее, чуть тянется к нему, не отрывая взгляда, и замирает, выжидая. Рамуда буквально на пару секунд теряется, а потом до него доходит, что от него хотят, и он целует первым. Также трепетно и волнительно, как в первый раз.