Красная Шапочка... Я тебя съем!

— Так, это тебе, это мне, снова тебе, опять тебе, все время тебе! — Цзян Чэн потрошил ящик с театральным барахлом. В воздух летели какие-то тряпки-шмотки-парики. В итоге он сгрёб огромную кучу и всучил Вэй Ину в руки, — все, вали мерить! — А ты?! — Заткнись! Просто заткнись! Ты бы знал, как я тебя ненавижу! Вэй-пиздецкий-Усянь! — Цзян Чэн натянул на голову чепец в кружевах, со свисающими фиолетово-линялыми локонами по бокам, — ну что, теперь ты доволен? Шило в твоей жопе когда-нибудь доведёт меня до инфаркта! Вэй Ин пару секунд смог сдерживать смех, рвущийся из груди, но потом его все-таки прорвало и он разразился приступом, завывая в голос и размазывая потекшие по щекам слезы. — Цзян Чэн, дьявол меня побери, ты идеальная бабушка! Ха-ха-хахаха, я щас обоссусь от смеха, — Вэй Ин упал на колени и уткнулся лицом в ворох цветастого тряпья, потом повалился набок, — ахахаха, — ладно, — он лукаво посмотрел снизу вверх, — ты не можешь отрицать, что моя идея вписаться в спектакль лучше, чем скажем, быть официантами в школьном кафе. Там заставляют надевать уродские, совершенно чудовищные фартуки! — Козлина! А это не уродство?! — Цзян Чэн стащил с головы чепец и гневно потряс локонами, — и фартуки там самые что ни на есть обычные! — Вэй Ин в ответ скептически поджал губы. Его пристрастие к экспериментам в одежде в конечном счете сделало его идеальным кандидатом на роль Шапочки, хотя бы потому, что в юбке Вэй Ин уже в школу приходил! И… о, это был незабываемый день! Нет, визуально все было прилично, потому что школа проводила «Фестиваль британской культуры». Одноклассники проявляли таланты в языке, рисовании, пели «Битлз», девчонки пекли сконы и угощали сэндвичами с огурцом… гадость, конечно, но никто не смог отличиться больше Вэй Усяня, потому что этот идиот пришел в килте! И да, он выдержал цвета школьной формы и нужную длину, даже навесил спорран! И все было отлично, пока он не прочёл доклад о культуре ношения килтов, отметив, что трусы под них не надевают! Нужно говорить, что докладчик объявил себя приверженцем культурных традиций?.. На всю школу! — Ладно! Согласен, фартуки не самое стремное! Но там же надо будет весь день мило улыбаться всем подряд, разливая компот, или носить за девками подносы! — Да я с удовольствием потаскал бы гребаный поднос за Мянь-Мянь! Или за Цзяо-Цзяо из параллели, хотя она на своих дыньках подносы сама горазда носить. Даже без рук! — Ага, губу закатай. Судьба — та ещё сучка, Чэн, — отсмеявшись, Вэй Ин начал перебирать тряпки, выбирая наиболее подходящие, — нам с тобой сто пудов досталась бы толстуха, которая вручила тебе шоколад на четырнадцатое, или та злобная, как ее… отличница по химии. — Вэнь Цин! Оооо, она пиздецки крута! — После семинара по бензолам, где нас поставили в группу, она так на меня смотрит, что кажется, хочет вырезать сердце и сожрать вместо пироженки, с кофе. — Ты завалил тему и вам влепили четвертак, придурок. — Ну так четверка же, Чэн! — Ты идиот?! Она круглая отличница и готовится поступать в мед. Ваша четверка ей — серпом по яйцам! Пиздуй перевоплощаться, красавица, и вот, — Цзян Чэн швырнул в него стопкой распечаток, сшитых степлером, — твои реплики, Красная, блядь, Шапочка! Нас ждёт провал! — Нет! Десять минут театральной славы и свобода от остальных фестивальных муток! — Ты хотел сказать, десять минут позора! Ты, кстати, в курсах, кому подфартило быть охотниками и кого впрягли на роль Волчары? — Не, я к раздаче опоздал. На тот момент все мужские уже были распределены. — А ведь я просил тебя пойти пораньше и взять мне нормальную роль! Но ты сто пудов залип в телефон. Что, опять тайно нащелкал этого мудака? — Эй! — Вэй Ин запустил в Цзян Чэна какой-то цветастой тряпкой, — не смей его так называть! — О, какие мы нежные! Всех людей, значит, можно, а его нельзя?! — Что ты понимаешь, — Вэй Усянь посмотрел на брата с сочувствием, потому что тот был реально безнадёжен, — Лань Чжань не человек. Он — произведение искусства! — Точно, — кивнул Цзян Чэн, — чудо инженерной техники! Оживший холодильник! Из-за увлечения бытовой техникой ты проебал мою нормальную роль. Просил же взять охотника или волка! Спасибо, мой дорогой, заботливый брат. — Почему ты нападаешь на меня?! — возмутился Вэй Ин, — предъявляй Хуайсану! Вы же с ним такие близкие друзья! — Че это за намеки, блядь?! — Это не намеки, но не я с ним пропадаю на каждой большой перемене. Ты в курсе, что он вообще-то заделался постановщиком в этом балагане?! Так что, все претензии туда, а мое дело маленькое, — Вэй Ин выудил из вороха шмотья бордовый берет и кое-как пристроил на лохматой голове, — напялил шапку и красавчик. Из красных все что есть. Че скажешь? —  Этот берет, Вэй-сюн, остался от прошлогодней постановки «Последняя ночь в Париже», тебе очень идёт, — в зал вошел Хуайсан. — Юбку уже подобрал? — он прошёл на третий ряд, зацепил стул, выдвинул прямо на середину прохода и уселся, изящно закинув ногу на ногу. — Ага, — Вэй Ин вытащил первую попавшуюся и тут же надел через ноги, натягивая поверх школьных штанов. Он вскочил, покрутился, взбивая обнаружившиеся снизу рюши. — Вроде не жмёт. Норм же? — Не норм, — поморщился Хуайсан, — штаны надо снять. И где ты откопал эту жуткую мятую кофту?! — Это моя любимая толстовка, вообще-то. — Правда?! То-то я не помню такой ужас в реквизите. Сними, выбери какую-нибудь блузку, там есть по крайней мере две твоего размера. Все нужно померить, чтобы я утвердил, и к завтрашнему дню неплохо бы погладить. Теперь с тобой, — Хуайсан посмотрел на Цзян Чэна. — Он недоволен ролью, — Вэй Ин кивнул в сторону брата. — О, правда? — удивлённо выгнул брови Хуайсан, — и какую бы ты хотел, Чэн-Чэн? — Охотника, — буркнул тот. — Но там же вообще нет реплик! Я думал тебе будет интересно примерять на себя необычное амплуа. — Я готов мерять что угодно, но не ваши убогие юбки! — Если дело только в этом, можешь играть в штанах, — постановщик изобразил жест «одарение милостями», словно жаловал подданых землями и рабами, а не разрешал Цзян Чэну сохранить портки. — Серьезно?! — Конечно, — кивнул Хуайсан, — ты весь спектакль лежишь под одеялом. — Моя роль начинает меня устраивать! Завидуй, гадский Усянь! — Тебя сожрут первым! — Зато не придётся скакать козлом по сцене! Все, что надо — лежать в кровати! — Которая, напомни, где? — Вэй Ин окинул взглядом голые доски сценического пола. — Декорации свалены за кулисами, — Хуайсан поднялся на сцену и нырнул за портьеру, — поможете? — втроём парни вытащили спортивные маты. Сначала два, потом ещё пара была водружена сверху, — так, теперь аккуратно выносим стенку. — Откуда такое роскошество? — спросил Вэй Ин, толкая кусок стены высотой с пару метров, с дверным проемом и окном, — и насколько оно крепкое? Не прибьёт нашу ворчливую старушку раньше времени? — Не, тут подпорки есть. Декорация от «Теремка» осталась, я в прошлом году ставил для младших классов. — А мой дом где? — Извини, ты без хаты. Делать дополнительные декорации времени нет. Мне постановку спектакля утвердили в последний момент, я уже отчаялся… — Почему? — Завуч до последнего не соглашался с подобранным мною кастом ведущих ролей. — Обожемой, Лань Цижэнь под конец учебы и здесь все решил проконтролировать? — Потому что кто-то знаменит своими выходками! — вставил своё слово Цзян Чэн. — Так, теперь надо сходить в кружок рукоделия, за цветами. Милые барышни согласились нарезать нам ромашек из ватмана, для украшения сцены, — Хуайсан спрыгнул со сцены, прикидывая, чего ещё не хватает для антуража, — и сгонять до общаги за постельным, одеялами и подушками. Я договорился — завхоз выдаст. За цветами, так и быть, схожу сам, с вас простыни и вот это все. Встречаемся тут, через час-полтора. — Мне нужно подбирать костюм! — Вэй Ин тут же подхватил гору барахла и ретировался за ближайшую кулису, — штаны снять и все такое! — Это что, мне одному шкандыбать за подушками?! Ну пиздец… слышь, постановщик, — даже удивительно, что Цзян Чэн не добавил своё фирменное «хренов», — может ты своего брата попросишь? — Я верю, что ты справишься, у тебя такие сильные руки! — Хуайсан изобразил очаровательную улыбку. — Не подлизывайся! Сам-то к девкам за бумажными ромашками намылился! — Я угощу тебя кофе по дороге, — Хуайсан заманушно двинул бровями и очень тихо, почти беззвучно добавил, — большой капучино с пышной пенкой, идёт? Тайную страсть к этому виду кофейного напитка Цзян Чэн считал чуть ли не позорной. Если он отправлялся в кафе в любой компании, он пил только нестерпимо крепкий, горький кофе, который был призван подчеркнуть его брутальность. Капучино он позволял себе редко и только в одиночестве. В тот злополучный день, в самый канун Нового года, Цзян Чэн бродил по лотошному базару, выбирая подарок сестре и своему крохотному племяннику. Капучино с карамелью и корицей, украшенный шапкой пенки и взбитых сливок пах волшебно… Цзян Чэн, делая первый глоток, даже прикрыл тогда глаза от удовольствия. В следующую секунду раздался щелчок телефона. Теперь у Хуайсана был компромат. Цзян Чэн на фоне елки, с молочными усами и огромной кружкой чего-то белого и явно сладкого. И с таким выражением на лице, что при воспоминании о снимке Хуайсана хотелось прибить! С тех пор Цзян Чэн регулярно подвергался то ли шантажу… то ли подкупу, он сам до конца не понимал. Но каждый день во время большой перемены Хуайсан приносил два невероятных капучино из кафе напротив, и они заговорщически пили его в темном, маленьком закутке под чёрной лестницей. — Не пали контору! — тихо возмутился Цзян Чэн, скосив глаза в сторону кулис, — нормальные парни пьют только тройной эспрессо! — громко добавил он, спрыгнул со сцены и подхватил Не Хуайсана под локоть, увлекая к выходу, — с корицей? — Ага, какой сироп возьмём… Вэй Ин стоял в крохотном закутке, гордо именуемом гримерной, и перебирал шмотки. Ассортимент был широким, пожалуй, даже слишком, причём в прямом смысле. Первой он выудил блузу в мелкий зелёный горох. Она выглядела очень даже забавно, если бы не размер. Вэй Ин стащил толстовку через голову — расстёгивать было лень, потому что потом ведь придется застегивать. Следом на пол полетела и школьная рубашка. Он накинул на себя гороховое недоразумение. Расцветочка была бомбезной, но в плечах оказалось узко до треска, при этом ширина конструкции в районе груди легко вмещала двух Усяней. Подивившись нелепости сооружения, он взялся за вторую — чисто белую. У этой были развеселые рукава-фонарики и обилие кружавчиков, отрицавшее наличие здравого смысла у портного. — А вот это действительно облом, — Вэй Ин более-менее нормально влез в рукава, но не смог застегнуть блузку на животе, помимо этого, по длине она не закрывала даже пупок, — мне кажется, Хуайсан несколько недооценивает мои габариты. Вот, собственно и все! Других рубашек, в которые он мог бы влезть, не оказалось. В итоге он подцепил толстовку и надел обратно, — завтра притащу гавайскую рубашку, будет Красная Шапочка в ананасах! Вкуснотища! Так, теперь штаны, — он скинул брюки, оставшись в короткой, пышной юбке с рюшками. С отсутствием брюк сразу же выяснилось, что юбка хоть и многослойная, но очень тонкая и трусы просвечивают. Не то чтобы это беспокоило, было даже интересно, ибо носить прозрачное до этого в голову не приходило. — Черт возьми! Смотрится безумно и отпадно одновременно, но завуч меня прибьёт. Даже если в этот раз я буду в трусах. О! Интересно, что на этот прикид скажет Лань Чжань?! — захихикал он. Лань Ванцзи совершенно точно отвесит фирменное «бесстыдство», или «недопустимо». Если свезёт, Вэй Ин даже выбьет комбо этих несравненных комплиментов! Конечно, при условии, что удастся вывести Ванцзи из себя… Это было непросто! Староста класса славился умением сохранять невозмутимость в любых, то есть вообще в ЛЮБЫХ ситуациях! За несколько лет Вэй Ин испробовал на нем, кажется, весь ассортимент своих дурацких подколок начиная с соли в компот и банальной кнопки под зад в младших классах, заканчивая подсовыванием порно в обложке классного журнала в старших. Как Ванцзи тогда с совершенно каменным лицом «зачёл» на память список учащихся, проверяя посещаемость, при этом уставившись в разворот с голой, грудастой девицей в задорной позе «лошадки», никакому логическому объяснению не поддавалось! Вэй Ину, правда, потом крепко досталось… Староста назначил ему наказание в виде недельного мытья школьных коридоров. Могли быть сортиры, так что Усянь полагал, что ему реально свезло. — Ладно, прикроем чем-нибудь менее прозрачным, чтоб такое… — Вэй Ин принялся тормошить гору тряпок и потянул за ремень, выуживая шорты, — так, это от Буратины, не годится. Это вообще скатерть, кто сунул ее в коробку с одеждой? Эта слишком длинная, может тупо обкромсать? О, а эта… Он подцепил присборенную полосу ткани. Из пестрой кучи вылезла темно-синяя юбка, украшенная крохотным белым полукругом передничка спереди. Она оказалась рискованно короткой даже по меркам Вэй Усяня, но будучи натянутой сверху на предыдущую, надёжно прикрывала светящие труселя. — Мне кажется, что кто-то отдал в реквизит косплей горничной, — усмехнулся Вэй Ин, — Хуайсан будет в восторге, особенно если придумать, что сделать с волосатыми ногами. Вэй Ин намеревался подобрать какие-нибудь носки, желательно белые, чтобы не выходить из образа. Вообще, у него и дома были носки, и даже белые, проблема состояла только в поиске одинаковой пары… Он выбрал все длинное из горы тряпок. Большая часть чулочно-носочных изделий была слишком мала. Колготки в сетку казались безразмерными, но Вэй Ин посчитал, что они разрушают стилистику. Он должен был играть девочку-припевочку, а не роковую красотку из борделя. В итоге осталось два более-менее приемлемых варианта — белые капроновые колготки и белые же носки с бантами. — Вот и настал тот день, когда ты, Вэй Усянь, добровольно влезаешь в женские колготки, дожили! — усмехнулся он, затягивая одну ногу в капрон, — о, черт! На икре оказалась дырка, она была небольшой и в целом можно было бы сыграть и так, но растягивая, он пустил дорожку стрелок. Дорожищу! — Вот это обидно, — скривился он, стащил колготки и отправил в мусорку, — претендент номер два! — следом был примерен носок с бантом. Оказалось, что это даже не носок, а скорее гольф и он отлично тянется, не хуже сетчатых колготок. На своих худых ногах Усянь дотянул его аж выше колена, покрутился, оценивая эффект, потом стянул и надел заново — на этот раз красным бантом вперед, — вот так! А ты красотка! — подмигнул он отражению Красной Шапочки. Осталось только «додумать голову». Он стащил берет, топорщившийся горкой на высоком хвосте, распустил волосы. В идеале стоило бы изобразить два хвоста по бокам, но волосы, не видевшие расческу уже пару дней, на две половины безболезненно делиться не хотели, поэтому Вэй Ин просто собрал их в очередной хвост, только низкий и косой, приладив берет набекрень, — ну что, опробуем в действии? «Она взяла корзинку с пирожками и маслом и отправилась к бабушке», — процитировал он, влез в кеды и подхватил пластмассовое ведерко вместо корзинки. — Раз ромашка, два ромашка, три… — он выскочил на сцену и тут же встал столбом. На переднем ряду сидел Лань Чжань, что-то читая. При эффектном явлении Красной Шапочки Лань Чжань прервал чтение и поднял глаза, — …ромашка, — Вэй Ин понял, что сюрприз только что сорвался и Лань Чжань запалил наряд до премьеры, но реакция старосты стоила потраченных усилий. Лань Ванцзи переменился в лице. Казалось, что ничего особенно не произошло. Никаких драматически округлённых глаз и прочей ерунды, но надо было знать их старосту. Чэн-Чэн не просто так намекал на сходство Лань Чжаня и бытовой техники. Нуль эмоций! Безупречный самоконтроль! На самом же деле, при желании, за годы совместной учебы можно было научиться подмечать даже скупые знаки эмоций на этом строгом лице. У Вэй Ина такое желание было, особенно в последний год. Сейчас он оценил и потемневший, негодующий взгляд, и поджавшиеся губы, и главное — уши! Главным виновником негласного прозвища «Снегурочка», которым Ванцзи наградили ещё в пятом классе, была вовсе не пресловутая сдержанность, а то, что он не краснел лицом. Уши — это максимум, на который можно было рассчитывать. Вэй Усянь подозревал тут некую физиологическую особенность семейства Лань, потому что ни старший брат Ванцзи, Сичэнь, ни завуч, которому староста приходился племянником, тоже никогда не краснели. Даже когда Лань Цижэнь, тряся бородкой от возмущения, отчитывал их за очередную выходку, он тоже всегда оставался светлокоже-благообразным, без намёка на тот гневный пурпур, которым отличался ненавистный всем физик, Вэнь Жохань, или пятнистый алый, делавший их «литератора», пафосного старика Цзинь, похожим на розового леопарда. — Ну здравствуй, — после некоторой паузы проговорил Ванцзи. — А ты… ты что тут делаешь, Лань Чжань? — он замял край юбки и постарался стащить ее чуточку пониже. Вовсе не потому, что Вэй Ину было стыдно! Просто староста запросто мог забраковать наряд, и тогда даже Хуайсан, постановщик и худрук в одном лице, ничего не сможет сделать. — Меня зовут Серый Волк. Ты отступил от текста, — Ванцзи закрыл книгу и отложил на соседний стул. Теперь обложка выдала содержимое — полное собрание сочинений Шарля Перро, на языке оригинала. Вэй Ин хотел было выкрикнуть что-нибудь типа «вот пижон», но Ванцзи продолжил критиковать, — песни тоже нет в оригинале. — Пфф… — фыркнул Усянь. Ну по крайней мере староста не прицепился к наряду. Уже что-то! Лань Ванцзи всегда норовил испортить веселье! Вэй Ину иногда казалось, что Ванцзи — миниатюра своего дяди-завуча. Отличник… ладно, технически это не могло быть недостатком, но все-таки знак! Ему реально было нечем заняться, кроме зубрежки?! Выпендрежник — этот «молодой господин» умудрялся всегда выглядеть таким чистеньким — аккуратненьким, что аж на зубах скрипело. Ему даже никогда не делали замечание за длину волос, потому что… ну волосок к волоску же! Хвост самого Вэй Ина являл собой «мочалка-стайл» и старший Лань регулярно грозился собственноручно помочь нерадивому ученику с прической. Ага… сбрил бы налысо как пить дать! Вэй Усяню длинные волосы нравились, так что неудивительно, что стрижка им стойко игнорировалась. Помимо этого, он регулярно нападал на шелковистый, черный хвост старосты, споривший с его собственным по части длины, но не всклокоченный, а гладкий, блестящий, мягко струившийся по отглаженной белоснежной рубашке. Он тайком заплетал Ванцзи косу на уроках — реальная же Снегурка! Или незаметно привязывал концы длинной ленты, которой Ванцзи крепил хвост, к стулу и после звонка староста очень смешно сердился! К старшим классам Усянь поднял градус борзоты и позволял себе внезапным жестом заправить тонкую прядку за ухо своей любимой цели нападения. Ушко становилось очаровательным, нежно-розовым! Он делал это постоянно, иногда нарочно портя идеальную укладку Лань Чжаня, чтобы следом подкрутить шелковистый тонкий локон. Сначала староста пытался убить его, то есть — посмотреть убийственным взглядом. Такая форма воздействия работала на ком угодно, только не на Усяне! Потом он то ли смирился, то ли думал, что отсутствие реакции надоест и прилипала отвалит сам. Без шансов! Вэй Ин обожал волосы Лань Чжаня и его розовые уши! Хуайсан, после наблюдений за пациентом, постановил, что это кинк. Вэй Ин погуглил. Поисковик выдал статью про «причины покраснений, топ десять», «болезни ушей у собак», «лучшие стрижки года» и локации трех ближайших аптек. И никакого упоминания сочетания слова кинк «+красные уши» или, скажем, «+длинные волосы»! Зато на короткое, одинокое «кинк» гугл чуть не разорвало такими картинками, что Вэй Усянь не только ушами… Кровь прилила и к тем местам, о которых джентльмены за завтраком не упоминают. Прямо сверху была картинка с руками в розовых, меховых наручниках. И что сделал Вэй Ин? Бинго! Тут же представил в них старосту! Любознательный ученик, коим Вэй Усянь, несомненно, был, тщательнее изучил тему. Правда, периодически закрывая глаза и зафэйспалмив себя почти до потери сознания, зато границы воображения так расширились, что с того времени Вэй Ин реально не мог смотреть в сторону Лань Чжаня спокойно! И вот сейчас он реально представил те самые наручники. Серые бы только! И хвост добавить… О, блядь! В памяти всплыла картинка пушистого хвоста с хренью, которая, по мнению описания, должна была «доставить партнеру максимальное удовольствие»! — Нет! Только не это! — Вэй Ин замотал головой и чуть не потерял берет. — Так хотел петь? — Вообще-то я не ужасно пою! Слушай, ты сам еще ни одной реплики не сказал, и уже предъявляешь, что я не то играю и не так пою. Давай! Покажи как надо! — Вэй Усянь был неплохим актером. По крайней мере, чтобы правдоподобно изобразить возмущение, прикрывая ведерком восторг юношеского организма, вызванный образом Лань Чжаня с хвостом и в наручниках. А ведь ему бы пошло! О… очень пошло! Главное — не ошибиться с ударением! За последние пару лет Ванцзи вымахал выше всех в классе, был хорошо сложен, регулярно появлялся в качалке. И не только чтобы поржать, как Цзян Чэн, или пофоткаться на фоне беговой дорожки, как Хуайсан. Было бы бессмысленно отрицать — Вэй Ин совсем чуточку завидовал. Он сам был достаточно спортивным, но уступал в ширине плеч, в силе рук. Ванцзи предоставлял возможность немногочисленным желающим померяться силой в армрестлинге. Вэй Ин всегда соглашался и регулярно сливал. — У меня ещё нет сценария, — признался обладатель самых сильных в классе рук. — По-французски ты, значит, читаешь, а сценарием нам обзавестись некогда, — Вэй Ин смешно спародировал классическую учительскую интонацию и мог бы поклясться, что губы Лань Чжаня тронул призрак улыбки, — залезай, поделюсь. Давай со сцены встречи. Привет, Серый Волк! — Здравствуй, Красная Шапочка, — Волк запрыгнул на сцену и подошел ближе, заглядывая в распечатку, — куда ты идешь? — ровным, хорошо поставленным голосом прочел он. — К бабушке, — Вэй Ин глянул на партнера по сцене. Возникло ощущение, что Ванцзи не реплику прочитал, а пару фамилий учащихся в журнале огласил. — И как далеко твоя бабушка? — продолжил Волк. — Он ушел за реквизитом, то есть… — близость Лань Чжаня и горячий образ с наручниками, крутящийся в голове, сбивали фокус, — я хотел сказать, она живет в домике за мельницей. Лань Чжань, а тебя реально утвердили на роль Волка? — Мгм. Хуайсан. — А он видел твою, эмм… актерскую игру? Не припомню тебя ни в одном спектакле. — Я не играл. — Это заметно. — Почему? — Мне кажется, ты не очень вжился в роль и все еще называешься «наш староста». Серьезный там и вот это все. Нет, я, конечно, тоже не Джуди Гарленд… Погоди-ка! Стой тут! — Вэй Ин убежал в гримерку, — я знаю, что может помочь! — крикнул он оттуда и через минуту вернулся с ободком, украшенным черными ушами из искусственного меха, — вот! — он водрузил конструкцию Ванцзи на голову и отступил на шаг, оценивая результат. — Лань Чжань, ты… Ох! — Что не так? — Ванцзи тронул непривычный аксессуар. — Все так, — Вэй Ин подошел, расстегнул манжеты на его рубашке и закатал, обнажая руки по локоть, — очень так! — он не удержался и закусил губу, пытаясь придушить улыбку в зародыше. Ванцзи стоял, чуть нахмурившись и склонив голову, в белоснежной рубашке и меховых ушах. — Идеальный Волк! — Вэй Ин закончил с рукавами и начал расстегивать рубашку. — Без этого нельзя? — Ванцзи явно напрягся. — Нет, нельзя! Мне нужно. Для настроения! — Вэй Ин понимал, что это единственный шанс. Когда еще Лань Чжань будет так покорно стоять и даваться в руки?! Личный, ручной Волк! Идея немедленно нашла горячий отклик в юношеском теле, — ты это… на спектакль надень футболку.  — Рубашка плохо? — Хорошо! — проблема была только в том, что если даже Хуайсан и одобрит сногсшибательный образ с голой грудью, Усянь не был уверен, что готов делиться с остальными, — но, эмм… цвет. Серую найди! Понял? — Мгм. Вэй Ин только что по достоинству оценил преимущество пышных юбок — стояк не видно! Он не был идиотом и на самом деле отлично отдавал себе отчет, что то, что он вытворял — и сейчас, и вообще последний год — несколько перешло границы подколов. Ему нравились уши Лань Чжаня, еще коса — гладкая, черная… Он перестал привязывать ее еще в прошлом году, вместо этого только поглаживая кончик хвоста пальцами, когда выдавалась возможность. Радуясь и одновременно сожалея, что волосы не обладают чувствительностью. Но не только это… Руки Лань Чжаня. Вэй Ин знал, что не очень хорош в армрестлинге и проигрывать не любил. Он перестал бы состязаться, если бы не поймал себя на мысли, что у него нарисовался еще один кинк. Тонкие пальцы, со светлыми короткими ногтями, которые заплетались с его собственными. Руки… Вэй Усянь тайком рисовал их на задних страницах своих тетрадей, по соседству с ушами и косой. Путем нехитрых логических построений сообразительный юноша заключил, что Лань Чжань ему нравился. Весь. Причем не вызывало отторжения ни общеизвестное занудство, в котором Вэй Ин по большому счету видел ответственность, несколько гипертрофированную, но кто-то же должен уравновешивать разгильдяйство таких творческих личностей, как он?! Его не отпугивала холодность, за которой, как он подозревал, скрывалось умение довольно жестко контролировать себя. Только однажды Усянь видел проявление невидимой стороны Лань Чжаня, той, призрак которой ему все чаще мерещился в нахмуренных бровях. В тот день они с Цзян Чэном случайно устроили «День Нептуна» в туалете. Там был настоящий потоп! Сам он вымок до нитки. Был вариант переодеться в физру, за которой ушел менее мокрый Чэн-Чэн, и в ожидании него Вэй Ин снял и отжал рубашку, которую потом натянул обратно, затем стащил безбожно липнущие штаны и начал отжимать их тоже. Таким его и обнаружил староста. Наверняка стуканул Вэнь Чао, который запалил веселуху и которого они с Чэн-Чэном тоже знатно окатили из крана, ловко направив зажатую струю в его прыщавую морду. Обнаружив хаос Ванцзи реально был взбешен! У Вэй Ина до сих пор мурахи бегали стадами, от воспоминаний, как над ним навис бледный Лань Чжань с невозможно красными ушами и взглядом… Выражение «горящие глаза» было литературным преувеличением, но не в тот раз! В довершение картины маслом, Вэй Ин тогда не удержался и схватился пальцами за красную мочку. Ухо горело! Ух… Стоит ли говорить, что этот день реально мог стать последним в его школьной жизни? То есть Вэй Ину натурально грозило исключение, потому что засранец Чао накляузничал и старику Цижэню тоже. Почему староста тогда поручился перед дядей и зачем убирал в туалете лужи на пару с провинившимся, осталось загадкой. К концу уборки Ванцзи тоже оказался немного мокрым и самую малость растрепанным… Ох, Лань Чжань… Вэй Ин сначала не придал большого значения этому «нравится», но староста, черт его дери, умудрялся пробираться не только на последние страницы тетрадей. Он пролез в несколько очень выразительных снов, в которых то стоял во влажной, прилипшей к животу рубашке, то с розовыми меховыми наручниками, то дразнил темной полосой косы, струящейся и вторящей позвонкам на накачанной спине. Пролистав несколько статей и даже немного взгрустнув, Вэй Ин решил, что он гей. То есть уродился с природной тягой к крепким, волосатым, мужским задам. После чего он оценил каждого парня в зоне видимости, придя к выводу, что, фух… не гей. То есть парни не вызывали в душе никаких эмоций, кроме поржать — особенно Чэн-Чэн и А-Сан, или съездить по физиономии — особенно придурок Чао! В итоге, с помощью Хуайсана, он нашел съедобно-удобное объяснение феномену «Лань Чжань». Вэй Ин как смог описал участливому другу основные признаки: сердцебиение, помутнение мозга в присутствии, желание все время потрогать за ухо, за руку и прочее. «Доктор Не» поставил диагноз: краш. Но, как говорится, диагноз — это не приговор! Вэй Ин решил, что его несколько засбоившая ориентация — не повод портить Ванцзи жизнь. Доставать старосту он, правда, не перестал… Но лезть старался по минимуму. Хотя вот прямо сейчас зарок «не лезь к Ванцзи» находится под угрозой! — Играем заново? — Лань Чжань в меховых ушах, в растрепанной рубахе, с голыми по локоть руками… Хотелось шепнуть «играем» и облизать его ухо! — Играем! Только знаешь, — Вэй Усянь реально шел ва-банк, но это, черт возьми, была последняя весна в школе! Не убьет же его Ванцзи, да?! — представь, что ты реально Волк. Хищный, голодный, я твоя беззащитная добыча, и ты готов меня растерзать! Давай жахнем по Станиславскому, чтобы Хуайсан сказал завтра сакраментальное «верю»! — Я не умею играть, — несмотря на слова, в облике Волка что-то изменилось, взгляд стал будто свинцовым, тяжелым. — А говоришь не умеешь, — хмыкнул Вэй Ин, он тронул берет, кокетливым жестом откинул хвост на спину, вильнул бедром, всколыхнув оборки юбки, — Ну привет, Серый Волк! — Привет, — интонация была вроде по-прежнему ровной, но голос вибрировал, зазвучал так угрожающе! Неужели никто, реально никто не ощущал этого в Ванцзи?! Отлично… Вэй Ину больше достанется! — Я иду к своей бабушке, — он обошел Волка, проведя по талии, по выразительным кубикам плоского живота, задев край распахнутой рубахи, мимолетно огладив руку ниже закатанного рукава и нагло пробегая пальцами по спине. У линии брюк фактурно выделялись мышцы и впадина позвоночника. Он мечтал сделать это последние полгода! И даже пытался несколько раз, но Лань Чжань каждый раз реагировал быстрее, перехватывая поползновения и заламывая руку, — несу ей корзинку пирожков и горшочек маслица, — он бы с удовольствием повторил эту часть репетиции пару раз! Пару десятков раз! — Иди по той… дороге, — Лань Чжань сглотнул, кадык на горле дрогнул, и Вэй Ин готов был поклясться, что вот сейчас Хуайсан аплодировал бы Волку стоя за слово «убивать», написанное капсом в горящих глазах! — Пиздец как хорош! — одними губами произнёс Вэй Ин. — … а я по той! — договорил Ванцзи. — Это обязательно?! — он повысил голос, и это был чуть ли не первый раз, когда Вэй Ин слышал голос «староста в ярости». Незабываемо! — Нет, — Вэй Ин приподнялся на носочках, чтобы сравнятся в росте и шепнул в самое ухо, — зато как весело… Ванцзи, почти не мигая, смотрел на него, и Вэй Ин мог поклясться, что с таким Волком героиня этой незамысловатой истории должна была отдаться ему прямо тут, на подмостках школьного театра, то есть нет! На полянке, конечно! — У нас дальше сцена про вопросы «отчего у тебя такие большие глаза, зубы и уши»… — Тебе забавно? — голос Ванцзи дрожал, и нежная, розовая кожа мочки налилась до красноты. — А тебе нет? — Вэй Ин протянул ладонь и прихватил пальцами пылающее ушко, — всегда хотел спросить, отчего у тебя краснеют уши, Серый Волк? А ещё… — Вэй Ин ухмыльнулся и провёл другой рукой от груди до пупка. И даже почувствовал внизу, под пальцами, дорожку шелковистых волосков, уходящую тонкой линией за край брюк — у тебя все большое? — Вэй Ин! — рыкнул Ванцзи. Его уши были даже не красными, они горели пунцовым! — Что, слова не те? А это… импровизация! Ох! Внезапно дощатый настил сцены потерял былую твёрдость. Вэй Ина вскинуло в воздух, он натурально взлетел! Ощущение полета длилось пару секунд, после чего его кувыркнуло вниз головой и пол стремительно понёсся к лицу, но падение прекратилось рывком — он повис на плече Ванцзи, нелепо взмахивая руками и хватаясь сначала за пустой воздух, а потом за его спину. — Поставь, где взял! — но вместо обретения былой твёрдости под ногами, его с размаху кидануло на что-то мягкое. — Ну спасибо, что не броском через бедро! Хах! — голос сбило оттого, что в следующее же мгновение на него навалилась тяжесть, и он не смог даже толком вдохнуть, не говоря уже о возможности внятно возмутиться, — Чжань, — сдавленно выдохнул он, — Лань, твою-мать! Вот этого у нас в сценарии точно нет! — Импровизация, — шею буквально обожгло горячим дыханием. — Слезь! Больно… блядь! — в бедро впилось что-то острое, Вэй Ин дернулся, но его вдавило в поролон без шансов на освобождение. Он мысленно пронёсся по всему телу, проверяя, ощущая. Кажется, слетел один кед, юбка задралась до талии, и он прикусил кончик языка при падении, но это все было ерундой! Ничем! На фоне того, что Лань Чжань жестко, всем телом вдавился в него! Настолько, что Вэй Ин смог почувствовать и металл пряжки, угол которой болезненно ткнул в нежную кожу, и грубую полосу ремня, пережавшую член! — Не двигайся! — задушенно взмолился он, — Лань Чжань! — Я. Серый. Волк! — зло проговорил Ванцзи, еще сильнее притираясь к своей жертве, и буквально протаскивая Вэй Ина спиной вверх, по поролону, — ты хотел выразительно! С настроением! Это достаточно выразительно?! — Ох, блядь! — Вэй Ин резко выдохнул, — замри, твою-мать! — Или что?! — он с силой вдавил колено между ног. — Теперь тебе весело?! — Ха-ах, нет! — он вцепился в плечи, зажимаясь так сильно, как мог, потому что, если Ванцзи сейчас просунет ему ногу, станет очевидно, насколько крепко заигрался Вэй Ин! — Мне… я… — несмотря на сопротивление, ноги разъехались, после чего Ванцзи подхватил его под колени, заставляя задрать вверх. — Ты! Всегда ты! — от старосты в этом голосе не осталось ничего! Только озверевший, голодный хищник. — Ты! Лань Чжань втиснулся собой между ног, прижимаясь телом к телу так, что Вэй Ин снова вскрикнул от боли, только сейчас он ощутил не острый угол пряжки! — Как же ты достал… Вэй… — Лань Чжань уткнулся ему в шею, задышал загнанно, животно, рвано, словно ещё мгновение, и Волк действительно разорвёт своей добыче горло! Укус обжег, Ванцзи впился зубами, больно оттягивая кожу, потом присосался губами. Стало так горячо, словно по шее действительно потекла кровь! — Умоляю… Чжань-гэ! — дыхание перехватило, Вэй Ин захрипел, подавившись слюной. — Так давай! Умоляй! — Лань Чжань задрал его ноги, прижимая ладонями так, что колени взметнуло к ушам, — ты! — он прижался настолько, что никаких сомнений быть не могло! Он был возбуждён, взвинчен до предела! — Всегда ты! — он резко качнул бёдрами, словно их сейчас не разделяла даже ткань штанов, — везде ты! — он ритмично вдалбливался бёдрами, — трогаешь, говоришь, смотришь! Ты! — Лань… прошу! Я же щас… — жалобно застонал Вэй Ин. Его губы накрыло поцелуем, таким же грубым, как и шею до того. Лань Чжань терзал его рот своим, не позволяя произносить даже то немногое, на что ещё хватало дыхания. Ванцзи просунул руку к паху, путаясь в оборках, торопливо разбирая слои ткани. Наконец найдя цель, он впихнул ладонь под натянувшийся трикотаж трусов. — Чжань! — вскрикнул Вэй Ин, когда пальцы сомкнулись на его члене.  — Умоляй! — Лань Чжань остервенело задвигал рукой, заставляя тело под собой корчиться в судорожных рывках. Вэй Ина выгнуло, от остроты прямого прикосновения, от того, какой грубой была эта ласка, почти до болезненности, но хотелось ещё! Пусть даже так! Ванцзи дрочил ему, иногда соскальзывая к поджавшимся яйцам, или ещё ниже, и тогда Вэй Ин не мог даже дышать, потому что происходящее вырывалось за пределы его знаний и фантазий! Он чувствовал, как палец тревожит чувствительный анус, словно ещё немного и внутрь войдёт фаланга. Палец, длинный, изящный, со светлым коротким ногтем… Было сладко и страшно одновременно! Вэй Ин прижался к близкой шее, к бешено бьющей вене. Он никогда не делал так, плевать! Было все равно, нравится ли это или прямо сейчас Ванцзи дрожит от отвращения, потому что ему самому нравилось! И соленая кожа, и запах пота, смешанный с шампуневым, и даже волосок, прилипший к губе! Хотелось воткнуть острый язык прямо под кожу, проводя им словно ножом, вскрыть рану и пробраться внутрь, влиться в красный поток, войти в Лань Чжаня! В его тело, в его белоснежное, идеальное тело, которое внутри было горячим, как его рот, как его член, который горел так, что его жар проникал даже сквозь штаны! — Умоляю, — дышать было невозможно, — прошу… — он забил бедрами в ладонь, понимая, что кончил бы и так! Просто от того, как Лань Чжань скрутил его, как ритмично бился и терся о его промежность, и оттого, как долго… невозможно долго хотел именно этого! Он сам сунул руку куда-то меж их тел, теребя пряжку ремня, рванув молнию под ней, молясь, чтобы не заело и не прищемило, пролез в щель, подставляя ладонь под головку. Он сомкнул свои пальцы так же, как это делал Ванцзи с ним, прямо сейчас! Задвигал рукой, краем сознания чувствуя, какой же большой здесь Волк-Лань-Чжань! Как пульс, ощущаемый языком, отбивает точно так же и в пальцы, под которыми ощущались венки, обвивающие вздыбленное естество! — Умоляю! Трахни меня! — Бляяяядь, — на грани слышимости выдохнул Ванцзи, закрывая глаза и запрокидывая голову, замирая в каком-то наэлектризованном напряжении, содрогаясь всем телом. Вэй Ин замер сам, силясь слепнущими от подступающего оргазма глазами успеть… увидеть такого Лань Чжаня! И кончил ему в ладонь. Он лежал, раздавленный, с задранными ногами, с собственной спермой, протекшей сквозь пальцы и перемазавшей живот. Сверху на нем обмяк Ванцзи. Сердце бухало, отражаясь гулким эхом, или это было уже не его? Вэй Ин выпростал липкую руку из штанов. — Пиздец, — никакого другого подходящего слова не было. — Мгм, — промычал Лань Чжань в изгиб его шеи. — Твои штаны ни к черту, — Вэй Ин отпихнул Лань Чжаня вбок, и тот перекатился, утыкаясь лицом в пыльный мат. — Хочешь, свои дам? — Ванцзи молча замотал головой, — Эй, ну ты чего, а? Хотя, — Вэй Ин накрыл лицо ладонями, — какого я спрашиваю?! Вэй Ин почувствовал себя полным дерьмом. Он только что довёл Лань Чжаня до белого каления, до состояния, когда у того реально сорвало тормоза. Что он говорил? Он же даже не мог сейчас вспоминать всего, что вырывалось из его глотки в запале! Он сказал «трахни меня»?! Он серьезно это сказал, сам? Гений реплик, блядь! Импровизатор херов! Сам же не хотел портить жизнь Ванцзи! — Слушай, Чжань… не загоняйся. Ну подрочили… — Лань Чжань только вздрогнул и снова безмолвно замотал головой. — Бля-пиздец! — он с силой припечатал собственный лоб ладонью, — я идиот, ладно? Просто вали все на меня! Это я довёл тебя до ручки, и вообще, один раз не считается, понял?! Я во всем виноват! Просто думай так! — Вэй Ин почувствовал, как закипает злость на самого себя, за то, что он реально испоганил этот день, и, возможно, ещё много дней, и себе, и Ванцзи. И все-таки… Вместе со злостью по телу разливалось онемение от удовлетворения. От того, что они сделали друг с другом. — Знаешь, что я скажу, староста? Мне не жаль. Мне ни хуя не жаль! Я хотел тебя весь гребаный год! Ну хочешь, придуши меня, понял?! — он рванул ворот толстовки. — Мне понравилось и я бы сделал это снова! — он зажмурился и с вызовом крикнул, — я бы опять сказал, трахни меня, Лань Чжань! Ммммннн!.. Его рот накрыло мокрым и горячим! Он мычал по инерции, но не отбивался от этого внезапного поцелуя, потому что, разжав веки, он увидел чёрные глаза Лань Чжаня так близко! С этими невозможными ресницами и таким жадным желанием, что последние слова хотелось кричать! Снова и снова! — Чжань-гэ, — Вэй Ин уперся ему в грудь, с сожалением разрывая поцелуй, — о боги, ты же тоже не жалеешь! — Нет, — прошептал Лань Чжань, — я сорвался. Хотел тебя… так долго, — он виновато уткнулся в край толстовки лбом, нащупал ладонь, покрытую подсыхающими каплями, и погладил… Погладил так нежно, будто не он пять минут назад заставил Вэй Ина кончить под собой. — Ох, так тебе… — Вэй Ин пытался представить, что такого может чувствовать Лань Чжань, если это не сожаление? И он вроде бы даже не извинялся. Ватный мозг, парализованный посторгазменной сладостью, соображать отказывался, — может…тебе стыдно?! — наконец, предположил он. Не то чтобы Вэй Усяню было неведомо чувство стыда. Оно бывало, правда! Но уж точно не из-за того, что он не смог устоять перед парнем, в которого вкрашился по уши! Тихий выдох «мгм» в шею подтвердил догадку, — хах, смешной ты, — Вэй Ин нежно погладил Лань Чжаня по голове, — но все равно нравишься мне, — Вэй Ин перехватил его ладонь и прижал ниже, к юбке, ровно над бугром, — очень… очень сильно нравишься! — Бесстыдник, — прошептал Ванцзи, и Усянь готов был поклясться, что слышит улыбку в голосе. Прижатая к паху ладонь погладила и сжала, юрко проползая под оборки, и Вэй Ин почувствовал, что мягкий после пережитого оргазма член еще немного… и начнет подавать признаки жизни! — Лань Чжань, ты же только что… и я весь в сперме! Эй, и кто после этого бесстыдник?! — засмеялся он от щекотного языка, облизавшего шею, — нам надо убираться отсюда, иначе я серьезно буду готов к продолжению нашей импровизации и нас запалят. Но страшно не это, а то, что постановщик советами замучает! Когда вечером Цзян Чэн орал в телефон, Вэй Ин, конечно, мог бы объяснить, почему бабушка не обнаружила Красную Шапочку на репетиции. И откуда на матах непонятные пятна?! В конце концов, объяснить, почему ночует у друга, и с какого перепугу Лань Чжань заделался тем самым другом! Мог бы, но не стал. В конце концов, это же последний «Весенний школьный фестиваль» и… они должны отрепетировать эту импровизацию так, чтобы даже Станиславский перевернулся в гробу и воскликнул: «Верю!»