Госпожа и служанка

— Подойди, Кэтти, девочка моя. — властно приказала Миледи своей крошке-камеристке, поигрывая кушаком роскошного, голубого с золотым шелка, халата, изумительно оттеняющего цвет ее глаз и так идущий сияющим в свете свечей золотистым локонам. Девушка потупила взгляд и залилась румянцем, отражающим тайное, но явное желание того, что за этим последует, не сосчитать в который раз. — Я кому сказала? — повысила голос Миледи, нетерпеливо притопнув атласной туфелькой по мягкому пушистому ковру, продолжая сидеть на ложе, грациозно закинув одну точеную ножку, напоминающую об алебастре и драгоценной слоновой кости, а то и бесценном, редчайшем жемчуге своей белизной, на другу. Миледи продолжала лениво играть с поясом, однако что-то изменилось во всем ее облике и этом жесте, неуловимо окрасившись угрожающими нотками, следом за мелодичным голосом, отчего бедная девушка почувствовало вспышку тягучего жара между собственных сладко задрожавших в коленках ног. Миледи Винтер обожала играть с этой миленькой дурашкой. Обожала брать ее себе, грубо, словно изголодавшийся по женскому телу солдафон, что той только нравилось, несмотря на показной испуганный писк. Так же миледи нравилось, когда малышка-служаночка исправно отлизывала ей самой, увы, слишком напугано вставляя в нее собственные пальчики, все еще далекие от искусности. Что Миледи не любила, выражаясь крайне слабо, это поганых свиней-мужчин. Она их ненавидела! До дрожи. До морозной трясучки, говоря совсем откровенно. Она любила женщин. Особенно одну. Всем сердцем, без памяти. Себя, разумеется. Коль рассчитывать в этой проклятой жизни, правят которой исключительно обладатели уродливого никчемного отростка в паху, стало быть одну себя любить и следует, никто другой любви больше не заслуживает. Мерзкие мужчины в первую очередь. Для начала Миледи маленько пошлепала Кэтти по аппетитной кругленькой попке, изрядно порозовевшей под ее наказующей рукой, став еще ярче, чем еще больше раскрасневшиеся щечки непослушной служаночки, уложив ее лицом вниз к себе на колени и задрав повыше подол. Молодая женщина могла бы поклясться, что девушку эта легкая порка возбудила куда больше, чем ее, не смотря на все ее протестующие вскрики и мольбы прекратить, пополам со слезными клятвами больше ее гневить и быть послушной своей госпоже во всем и всегда. Насколько же прекрасней женщины по сравнению с мужчинами, во всем, чего не коснись! Как приятно касаться их нежного естества, в отличие от мужского, глаза бы который не видели. — Ступай. И не забудь завтра подать молоко, а не сливки, к утреннему чаю, не то следующим вечером мне придется хорошенечко высечь тебя розгами. — Да, миледи. — вновь вспыхнула служанка и что-то подсказало ее хозяйке, что о молоке она может завтра даже не мечтать.