Если завтра война

- Ты загорела. - Да, Мукуро-сама, - она не знает, как реагировать; тонкие пальчики смущённо теребят пёстрый подол. - Прекрасно выглядишь, - он поощрительно улыбается, и девочка моментально расцветает: платье оставлено в покое, взгляд искрится весельем, обутые в красные туфельки ноги покачиваются, словно она сидит не на слишком высоком стуле, а на качелях. - Понравилось море? - Очень! - А что понравилось больше всего? Хром замирает, припоминая. Их разговор больше напоминает беседу отца с дочерью, чем дружеское общение; но тут уж ничего не поделаешь. Он наблюдает за обдумывающей ответ девочкой, и продолжает улыбаться — теперь уже по-настоящему. Можно даже не спрашивать, как ей живётся: не обижают ли, заботятся ли, хорошо ли кормят. Достаточно просто взглянуть. Пропали бледность и «мешки» под глазами, личико слегка округлилось, на скулах румянец; фигурка, красиво подчёркнутая новым, явно с любовью выбранным платьем, соблазнит теперь любого, у кого есть глаза. Счастье сияет вокруг неё бледно-лиловой, очень нежной аурой; кажется, всё, к чему она прикоснётся, тут же превратится в цветы. - Рыбки! - Хром уже четырнадцать, но её детство закончилось так рано и так нелепо, что теперь, обретя Семью, она спешно навёрстывает упущенное, и иной раз ведёт себя, как пятилетняя. - Мукуро-сама, Вы обязательно должны тоже туда съездить! Столько рыбок! Полосатые, как в мультике про Немо, и зелёные в крапинку, и чёрные, и... Он не особо прислушивается к её восторженному щебетанию. Хром не ждёт от него живого участия в разговоре, она и так счастлива, находясь рядом с ним, и ей вполне хватает его полуулыбки и молчаливого внимания. Кажется, его решение отправить её в Вонголу было самым добрым, разумным и правильным выбором, который он сделал в своей недолгой, но уже полной разных событий жизни. Хром прижилась там, среди этих странных, доверчивых, не всегда разумных людей — как приживается хилое до того деревце, пересаженное в благоприятную почву. - Я привезла Вам ракушку! - запустив руку в вышитую бисером сумочку, она торжественно извлекает на свет раковину: большую, причудливой формы, нежно-розовую. - Говорят, если поднести её к уху, можно услышать море! Я так точно его слышу! Хотя Кёя... Хибари-сан говорит, что всё это ерунда. - Кёя-кун вообще довольно скептичный человек, - иронично усмехается Мукуро. - Ну-ка, милая Хром, дай сюда эту штуку... Да, действительно что-то слышно. - Я же говорила! - она едва удерживается от того, чтобы захлопать в ладоши. - Так жаль, что Вы не смогли поехать с нами! Но я привезла фотографии. Много-много! Она аккуратно нажимает маленькие кнопочки, пересылая ему фото; и нужно быть человеком без сердца, чтобы не посмотреть их сразу же, при ней. - Ты очень фотогеничная, - ласково говорит он, листая снимки. Это чистая правда. Она действительно мила: Хром с надувным плавательным кругом, Хром с девочками в купальниках, Хром с детьми, с собакой Хранителя Дождя, с кошкой Хранителя Урагана, с Мукуроу, с канарейкой Хранителя Облака, с самим Хранителем Облака, опять с ним, ещё, ещё... Хибари не кладёт ладонь ей на талию, не обнимает за плечи и даже не берёт за руку; но его взгляд, поза, выражение обычно холодного лица едва ли не кричат: «Моя!». Глупенькая Хром пока не понимает этого; да ей и незачем понимать. Мукуро, любящий эту малышку больше родного брата, точно знает: так для неё будет лучше. Кёя-кун, холодный, как камень, так же непоколебимо надёжен. С ним девочка не пропадёт. Что бы ни случилось. Продолжая перебирать фото, он доходит и до тех, которые совсем не хотел бы видеть. Или, наоборот, хотел. Но не при ней. Не при Хром. - Босс научился плавать, - весело докладывает девочка. - И лазить на пальмы! Сначала он боялся, и всё время падал; но ребята его очень поддерживали! И мы с девочками тоже, и теперь он ловкий, как обезьянка! Ну, то есть я не имела в виду, что босс похож на обезьяну, просто... - Я понял, - Савада с надувным плавательным кругом, Савада с девочками в купальниках, Савада с детьми, с собакой Хранителя Урагана... - Ты, наверное, хочешь обо всём рассказать Кену с Чикусой? - Да! - кивает она. - Им я тоже привезла ракушки — не такие большие и красивые, как эта, но хорошие! И сладости для Кена! Ой, а М.М. тоже здесь? Ей я ничего не купила... - Она уехала по делам, - от улыбки уже болит лицо, но надо продержаться ещё минуту. - Ладно, не буду тебя задерживать. Спасибо за фото. Приходи почаще. Ты же знаешь: здесь тебе всегда рады. - Конечно, Мукуро-сама! - она ещё немного топчется на месте, разрываясь между ним и Кеном с Чикусой, а потом всё же убегает. Что ж, можно никого из них не ждать по крайней мере часа два — раньше они никак не успеют разобраться со всеми подарками, разговорами и фотографиями. Их очень много, этих фотографий. Он перелистывает кадры снова и снова — прямо так, даже не скидывая на ноутбук. Пальмы, море, парни, девушки, дети... Мукуро, сменивший тёплую улыбку на кривую ухмылку, видит в этом сумбуре лишь одно лицо. Его. Маммон и М.М., когда им подкидывают на выходные одного на двоих Франа, обожают пожаловаться в унисон, что быстро, мол, растут только проценты по срочным кредитам да чужие дети. Обычно Мукуро склонен с ними соглашаться; но сейчас, перебирая по-южному пёстрые картинки, он понимает, что был неправ. Всего два месяца. Целых два месяца. Шестьдесят одна вечность. Ты так изменился за лето, Десятый Вонгола. Савада Тсунаёши. Тсунаёши-кун. Тсуна. Фото не отсортированы, идут просто по порядку, как снимали; и можно, если хочешь, подметить каждую чёрточку, играя с самим собой в «Найди десять отличий» между вчерашним и сегодняшним снимками. Кто будет заниматься такой ерундой? Наверное тот, кто смертельно соскучился. Тогда становится важной каждая мелочь. Загар: вот он совсем не пристаёт к слишком светлой коже, вот уступает немного, соглашаясь «слегка позолотить», а вот уже гибкое, худощавое тело оказывается почти таким же смуглым, как у Ямамото. Непослушные рыжеватые локоны: совсем короткие, длиннее, длиннее, хоп — не слишком удачная стрижка, после которой «всегда немного растрёпан» превращается в «я летела с самосвала, тормозила головой». С мускулами всё не так явно, но всё же — окреп. Много свежего воздуха, солнца и хорошей еды, никаких стрессов и нервотрёпки. Последнее особенно хорошо заметно по глазам. Тревожный, испуганный взгляд загнанного зверька постепенно сменяется беззаботной физиономией пятнадцатилетнего лоботряса, у которого всё на этом свете хорошо. Абсолютно всё. Любящая мама, ненавязчивый отец, отличные друзья. Нормальная жизнь. Даже нет, намного лучше. Счастливая жизнь. Без битв насмерть и тренировок, лишь немногим от них отличных; без церемоний, обязательств и колец. Без Вонголы. Конечно, его Семья никуда не делась: кажется, нет ни одного фото, где Тсуна был бы запечатлён в одиночестве. Беспечный весельчак Ямамото, Гокудера с собранными в «хвост» отросшими волосами, его похожая на фотомодель сестра, хохотушка Хару, Киоко с вечными цветами в причёске, её экстремальный брат в огненно-красных плавках, кривляющийся Ламбо, умиротворённый Реборн, Нана-сан с этой маленькой китайской девочкой, даже зевающий Кёя-кун и милая Хром, от кадра к кадру становящаяся всё более улыбчивой — все здесь. Вот только собрались они не ради очередного сражения, а чтобы купаться, загорать и жарить вечерами на гриле толстые куски мяса, жирных свежих рыбок и жёлтые кукурузные початки. Простые радости, для которых не нужны ни Пламя, ни кольца. Ни Хранители. Конечно, его они тоже звали с собой. Тсуна звонил несколько раз, Хром долго уговаривала, и даже Нана-сан, считающая чуть ли не каждого встречного лучшим другом её непутёвого сына, прислала как-то пакет с пирожками и запиской : «Возьму продукты и на вас тоже». Пирожки моментально подмёл вечноголодный Кен, а от поездки Мукуро отказался. Да как он мог поехать? Кто они — и кто он? Выдернутые волей случая из повседневности хорошие, добрые мальчики и девочки — и убийца-мутант, только и думающий, что о развале мафии и «чистом красивом море крови». Что может их объединить? Почти ничего. Разве что пришествие очередного врага, перед лицом которого придётся сплотить ряды, и призвать на помощь и Варию, и Шимон, и Мильфиоре, и Бьякурана. И Рокудо Мукуро с его чудаковатыми подчинёнными. С трудом заставив себя отложить телефон, он открывает ноутбук и в который уже раз перечитывает полученное утром по электронной почте письмо. Предложение сотрудничества от Семьи Томазо. Кто бы мог подумать, что этот Найто, больше всего похожий на шута горохового, окажется таким коварным. Пока Вонгола была занята разборками с Шимон и спасением мира, Томазо удалось изрядно «поднакопить жирку». Они больше не хотят подчиняться Вонголе. Не хотят подчиняться никому. Найто вознамерился построить свою мафию — с боулингом и такими «красотками», что даже видавшего виды Мукуро чуть не стошнило от фото его «гарема». И этот жуткий снимок, кстати — единственный комический момент во всей этой истории с переворотом. Год назад он присоединился бы к Томазо, не раздумывая. Помог бы свергнуть Вонголу с занимаемого ею трона, разобраться с её приспешниками, а потом подталкивал к пропасти тех, кто каким-то чудом уцелел. Пока совсем никого не осталось бы. За себя он не боялся, да и своих уберёг бы с лёгкостью: ведь у него всего-то и были, что Кен, Чикуса, М.М. и милая Хром. Одной иллюзией укрыть можно. Их и сейчас почти столько же. Разве что мелкий Фран теперь тоже «его»: взялся за гуж — не говори, что не дюж. Да вот только есть ещё кое-кто. Смешные рыжие волосы, худые руки, что могут быть такими сильными, доверчивая улыбка и глаза, в которых вечно пылает золотой закат. Мукуро спрятал бы и его — такого лёгкого можно даже на руках унести; только вот любить Тсуну — это как любить Белоснежку: рядом всегда ошивается толпа разудалых гномов. Любишь меня — люби и мою Вонголу. Это означает, что выбора у Мукуро нет. Он рассылает копию письма всем, чьи данные есть в адресной книге - вот уж шуму-то будет, можно не сомневаться; а потом ещё раз пробегает взглядом по строчкам, до печёнок ненавидя себя за поднимающуюся из глубины души жгучую, дурную, эгоистичную радость. Снова вместе. Видеть его каждый день. Драться бок о бок — или спина к спине. Жить ради него. Не дать никому умереть — чтобы не огорчить его. И может быть — позволить себе приблизиться к нему настолько, что в следующей «пляжной фотосессии» среди глупо улыбающихся в объектив людей появятся несколько новых лиц. Мукуро думает, что ради этого стоит выжить.