Шанс на искупление

      Несмотря на то, что в последние годы дела в бизнесе шли не совсем так, как ему бы того хотелось, Кристофер гордился тем, что их особняк по-прежнему оставался уютным домом, пускай и слегка запущенным. Эдвард съехал, как только им обоим было позволено жить самостоятельной жизнью, а Кристофер очень не хотел покидать маму, и потому задержался здесь ещё на полтора года.       Родители заранее позаботились о том, чтобы кроме семейного гнезда у сыновей были квартиры, так что когда близнецы были ещё подростками, занялись данным вопросом. Тем не менее, имея неплохие условия для жизни, Кристофер никогда не упускал возможности приехать в особняк, а иногда даже оставался здесь на пару дней. Эдварда же сюда удавалось заманить только на праздники, на которые, он, впрочем, долго не задерживался.       После смерти брата Кристофер решил временно пожить у родителей. По большей части такое решение было принято из-за матери, рассудок которой, казалось, проходил проверку на прочность. Второй причиной послужило то, что у дверей своего дома первое время он стал часто натыкаться на журналистов, жаждущих откровений и сенсационных заявлений. Так что в какой-то момент Кристоферу это всё ужасно надоело и, собрав необходимые вещи, он рванул в семейное поместье, надеясь хоть там рано или поздно обрести душевное равновесие.       Однако Кристофер не заметил, как с тех пор пролетело уже больше трёх месяцев. В последнее время он всё чаще стал задумываться о том, чтобы вернуться обратно в Лондон. Мама чувствовала себя намного лучше, и Кристофер считал, что она уже не так подвержена депрессии, нежели раньше. К тому же возвращение сэкономило бы ему массу времени, которое он каждодневно тратил, простаивая в пробках по нескольку часов в обе стороны.       Вернувшись в дом около полудня, мужчина почти сразу столкнулся в дверях с матерью, которая отдавала распоряжения по поводу завтрака трём ребятам из обслуги, после чего уселась с книжкой на тахте в гостиной. — Кристофер, милый, — обратилась она, не поднимая глаз, — не составишь мне сегодня компанию? — С удовольствием, мама, — тепло улыбнулся он, хоть и понимал, что она этого не увидит.       Понятие семейного завтрака с некоторых пор тоже претерпело изменения, которое подразумевало присутствие за столом всего двух людей: Кристофера и мамы. Отец, первое время старавшийся наладить общение с женой, вскоре понял, что домочадцы отнюдь не горят желанием делить с ним трапезу, а потому, чтобы избежать волны коллективного негатива и пассивной агрессии, направленных на свою персону, завёл привычку завтракать в своём уединённом кабинете на верхнем этаже, что, в общем-то, всех устраивало.       И вот, спустя некоторое время сын с матерью устроились на веранде за небольшим столиком, на котором уже стояло две чашки с ароматным кофе, тосты с маслом и рисовая каша, которая так нравилась им обоим.       Наблюдая за мамой, которая с особым удовольствием приступила к еде, Кристофер осторожно отмечал признаки, которые могли бы послужить поводом для беспокойства.       В молодости Беллатриса Кадоган была интересной женщиной, которая с годами не растеряла природного шарма. Однако недавние события так сильно подкосили её, что за пару месяцев она будто бы постарела лет на десять.       Некогда блестящие и густые каштановые волосы были по-прежнему убраны в аккуратную причёску, но теперь в них тонкими нитями затерялось несколько седых прядок, которые, впрочем, были видны только при детальном рассмотрении. От заботливого взгляда также не укрылись новые морщины на её лице — отпечаток ещё недавнего горя. Она здорово похудела — и это ей совсем не шло. Кожа обтянула кости так, будто в любой момент могла лопнуть. Но мама ела, и ела хорошо — так что Кристофер посчитал это хорошим знаком. — Я планирую вернуться в город, — наконец сказал Кристофер и исподлобья покосился на мать, наблюдая за её реакцией. — Прекрасная идея, — она улыбнулась и посмотрела на сына. — Я и сама хотела предложить, но не хотела бы, что бы ты думал, будто тебе тут не рады. Просто я считаю, что тебе давно пора выйти из той раковины, в которую ты сам себя загнал. — Мам… — Кристофер уже знал, какую именно мысль она хотела донести, и вовсе не горел желанием начинать этот пустой разговор.       Однако женщина прервала его движением руки: — Нам всем пришлось нелегко, и особенно тебе. Но я не хочу, чтобы смерть одного сына разрушила жизнь другому! — она строго посмотрела на него взглядом зелёных глаз. Он был ясным и чистым — так что впервые за долгое время Кристофер увидел в них образ своей прежней матери: невероятно доброй и жизнерадостной женщины — такой, какой она была до трагедии. — Тебе почти тридцать, Кристофер, — заметила она, и мужчина, откинувшись на стул и скрестив руки, картинно закатил глаза. — И не надо мне тут закатывать глаза, молодой человек, — она говорила по-прежнему спокойно и ровно, но в её голосе появились металлические нотки. В детстве они с Эдвардом очень боялись этого тона, сулившего им обоим большие проблемы. — Я и раньше просила внуков, но сейчас у меня есть все основания стать более настойчивой. — Мам, ну что за бред, — попытался возразить Кристофер, но безуспешно. — Я не прошу их прямо сиюминутно, — сказала она чуть мягче, чем предыдущую фразу. Кристофер всегда с опаской относился к этой её способности быстро переключаться. — Просто таким образом пытаюсь сказать, что тебе следует перестать чрезмерно меня опекать и начать жить своей жизнью. А я уж со своей как-нибудь разберусь, к тому же ваш отец рядом.       Кристофер не раз отмечал, что даже после смерти Эда, их мать всё равно говорила «ваш» — будто второй её сын был по-прежнему жив. Делала она так специально или просто выходило само собой — он не знал, но и говорить на эту тему тоже не хотел. — Так вы с отцом не разводитесь?       Если она была удивлена, то никак этого не показала. Мать задумчиво провела острым ногтем по скатерти, и ответила: — К сожалению, нет. Снова суды, раздел имущества — я и так по горло сыта проблемами. К тому же, об этом обязательно прознает общественность, а они только-только о нас забыли… — она вздохнула и тут же добавила. — И что в итоге? Мне стоит надеяться, что мой сын возьмется, наконец, за ум?       Он предпочёл промолчать. Мама заводила подобные разговоры не впервые, и момент, когда к ним бы присоединился отец с требованиями о наследниках, оставался вопросом времени. Раньше они частенько знакомили сыновей с дочками или племянницами своих знакомых и друзей на каких-нибудь мероприятиях, холя и лелея мысль, что рано или поздно для них найдётся подходящая партия.       Однако если Эдвард иногда делал вид, что всерьёз увлёкся какой-то девушкой, ни одной из светских красавиц не удавалось добиться внимания со стороны его близнеца, который был самым настоящим джентльменом в общении, но всегда подчеркнуто держал дистанцию.       Агата же смогла сократить это расстояние за считанные дни. И Кристофер злился сам на себя за то, что испытывал такие противоречивые чувства, которые должны были покинуть его после случившегося. Даже во время чёртовых судов Кристофер постоянно задавался вопросом «А что, если?». И он до сих пор помнил, как ревность, словно огонь, выжигала внутренности, когда видел её в чужих заботливых объятьях, и прекрасно понимал, что не имеет на неё никакого права.       Чувства к Агате Харрис — вот что было его главной проблемой, мешающей спокойно жить. — Почему ты не ненавидишь девчонку Харрис? — вопрос сорвался прежде, чем мужчина успел обдумать его уместность, и Кристофер почувствовал укол вины за то, что это могло расстроить маму.       С самого начала он терзался сомнениями, теряясь в догадках. Обвинить во всём Агату казалось тогда самым логичным и простым развитием событий. Кристофер вспомнил, как бессонными ночами, раз за разом прокручивал сцену убийства своего брата и вспоминал её голубые глаза, в которых легко угадывался ужас от осознания происходящего. Он вспоминал чувство безграничной ненависти, которое охватило его на том острове в Швеции, и безмерную апатию, в которую несколько позже превратилась эта жажда отмщения.       Поведение матери было прямо противоположным. На людях она держалась достойно и гордо, не позволяя никому даже допустить мысль о том, как она страдает. И лишь сын и отец понимали, какой ценой для неё обходится это напускное спокойствие. Создавалось впечатление, будто она договорилась о чём-то сама с собой, вот только о чём, Кристофер не имел ни малейшего понятия.       Повисло молчание, однако мама выглядела скорее удивленной, нежели опечаленной. Кристоферу показалось, будто прошло уже несколько минут, и, когда он решил, что мать оставит этот вопрос без ответа, она посмотрела ему в глаза и произнесла: — Я ненавидела её, Кристофер. Я… не описать словами, как мне было тогда больно, хотя эта боль до сих пор со мной и будет всю оставшуюся жизнь. Но потом я поставила себя на её место. Всеми запуганная, затравленная одинокая девушка, лишившаяся единственной опоры в своей жизни. Я не была хорошо знакома с Аннет — так, пару раз пересекались на приёмах, — но я никогда не испытывала неприязни к этой женщине, — мама грустно улыбнулась, — в конце концов, если бы не она, то у меня не было бы тебя… и Эдварда, — его имя она произнесла через силу, но ей удалось даже не заплакать.       Кристофер чуть подался вперёд, жадно вслушиваясь в каждое произнесённое слово. Он знал, что мать была не из тех кругов, в которых вращался их отец и он сам. До этого ему было лишь известно, что она происходила из обычной среднестатистической семьи и до знакомства с отцом работала в одной из городских больниц. — Впервые мы встретились с вашим отцом в отделении интенсивной терапии, куда его доставили вскоре после того случая с люстрой. Он был тогда без сознания и, кажется, его сразу отправили на операционный стол, так как каждая минута промедления могла стоить ему жизни. А позже мне было поручено заниматься его восстановлением. Я помогала ему заново учиться ходить, сопровождала его на лечебные мероприятия — в общем, мы проводили много времени вместе, и не заметили, как оба влюбились. После свадьбы я оставила работу, так как забеременела, но беременность оказалась тяжелой. И выяснилось, что для вас с братом это имело свои последствия. — Из нас двоих больным ребенком был всегда я, — поправил её Кристофер. В его детстве было намного больше воспоминаний о больницах, врачах и процедурных кабинетах, чем у обычного ребёнка.       Практически с рождения родители возили его по частным клиникам, отправлялись с ним в заграничные санатории и оплачивали услуги врача, который регулярно навещал его несколько раз в неделю. Из-за чрезмерного беспокойства родителей, Кристофер практически пропустил всю начальную школу, а потому ему дополнительно пришлось нанимать гувернанток, которые прикладывали все силы, чтобы он не отставал по уровню образования от своего старшего близнеца.       Тогда Кристофер белой завистью завидовал Эдварду, у которого, казалось, было всё: друзья, нормальное детство, любящая семья и крепкое здоровье. Эдвард никогда не жаловался на недостаток внимания родителей, однако, когда они оба стали старше, признался, что его откровенно бесил тот факт, что отец с матерью всё их детство пробегали с Кристофером, оставив Эдварда на попечение нянькам. — Нет, милый, — мама сочувственно погладила его по щеке. — У вашего отца есть некоторые психические... особенности, — хоть она и выбрала это слово, парень услышал осечку в её голосе, — которые передались и Эдварду в усугублённой форме. Я заметила это не сразу, и вот уже долгое время думаю, что всё могло бы быть по-другому, если бы я обратила на это внимание, — она сокрушенно помотала головой. — Прозвучит не очень, но мне всегда казалось, что вы с Эдвардом хоть и близнецы, но каждый из вас негласно выбрал сторону: он был сыном своего отца, а ты — моим. И я… я… — она словно хотела что-то сказать, но не решалась. Наконец, сделав глубокий вдох, она произнесла: — Скорее всего, ты посчитаешь меня ужасной матерью, но… ты не представляешь, какое облегчение я испытала, когда узнала, что жив именно ты.       Эти слова подействовали на него будто пощёчина, заставив вздрогнуть. Мама никогда не выделяла из сыновей кого-то одного — в отличие от своего мужа, которому казалось, что Эдвард подавал большие надежды для будущего их семьи. Кристофера он тоже любил, но не прочил ему блестящую карьеру и не посвящал в дела фирмы так, как делал это со старшим сыном.       Так что откровение матери сейчас стало для него настоящим шоком. Тем не менее, Кристофер нашел в себе силы в поддерживающем жесте взять её руки, заставляя женщину посмотреть ему в глаза: — Для меня ты всегда была прекрасной матерью, — и это была правда.       Она слабо улыбнулась. Искренней, материнской улыбкой, которая возникает у каждой матери, когда её ребенок говорит: «Мама, я тебя очень люблю». Для спокойствия ему большего пока и не требовалось.       Успокоившись, женщина продолжила: — Так вот, возвращаясь к твоему вопросу об Агате. Первая причина: обстоятельства. К сожалению, принимая во внимание особенности состояния Эдварда, я верю, что тогда она оказалась в жизненно-опасной ситуации, из-за чего была вынуждена защищаться. Другой вопрос — она могла его просто ранить, а то, что произошло — трагическая случайность. Вторая причина заключается в умении прощать. Ваш отец — слабохарактерный трус, который живёт, ненавидя всех и каждого. Ему давно пора было успокоиться, а он вместо этого пытался насолить своей мёртвой бывшей подружке, кошмаря на каждом углу её племянницу. Я не такая как он, Кристофер. Моя сила в том, что я способна простить эту девушку, которая и так будет нести наказание всю жизнь, а именно — чувство вины. И, хоть я и не могу повлиять на твои чувства, советую поступить так же, — мать ободряюще сжала его руку, — особенно, если она по-прежнему тебе небезразлична. — Откуда знаешь? — спросил Кристофер, откидывая назад растрепанные рыжие волосы. От этого разговора начинала побаливать голова. — Догадалась, — немного виновато произнесла мама. — Думал, я не узнаю, что отец захочет использовать тебя в своих интересах, велев выступить в суде как свидетель? Я слышала, как вы с адвокатами часами репетировали свою версию событий. Но когда ты давал присягу, я увидела, как ты посмотрел на неё. Тогда я подумала, что сейчас услышу нечто такое, в чём отчаянно нуждалась — я услышу правду. У неё была хорошая защита, но твои слова окончательно спасли её от тюрьмы, а меня — от заблуждений.       Слушая слова матери, Кристофер невольно снова испытывал всю гамму эмоций, которые завладели им на том заседании. Чувства сменяли друг друга, словно в водовороте, и позже он не раз себя спрашивал о правильности того поступка. Отец, услышав совершенно не то, что ожидал, готов был прямо в зале суда придушить Кристофера собственными руками. Мужчина видел в его глазах ярость, граничащую с лёгким безумием, и сразу понял, что отныне они с Лукасом Кадоганом по разные стороны баррикад. — Влюблённый идиот, — процедил отец, проходя мимо Кристофера к выходу. При этом он нарочно сильно задел сына плечом.       Однако Кристофер не мог поступить иначе. Это правда, что направляясь в суд, он был готов озвучить версию, заученную накануне до дыр. «Она убийца твоего брата и должна понести наказание», — сотню раз он напоминал себе, пытаясь взрастить в себе ту ненависть и скорбь, которые бы окончательно уничтожили все чувства, которые мешали ему трезво мыслить.       Не вышло.       Когда на ватных ногах Кристофер поднялся к трибуне и дал присягу, его взгляд невольно пересёкся со взглядом Агаты — он почувствовал, как вся стена из гнева и боли утраты, которую он так старательно возводил, рухнула, оставляя после себя одни руины.       Мать молчала. Казалось лишним что-то говорить, когда теперь всё стало настолько прозрачным и понятным. Прислуга сновала от стола и обратно на кухню, унося грязную посуду и протирая крошки со стола. — Какой диагноз ставили Эдварду? — наконец спросил Кристофер, когда дверь, ведущая в дом, плотно прикрылась, отрезав их с матерью от остального мира.       Она сцепила пальцы на столе, да так, что побелели костяшки пальцев. Было видно, что ей всё ещё тяжело об этом говорить, а на её душе тяжким грузом повисло чувство вины. — Трудно сказать, ведь он не хотел проходить обследование, хотя и принимал определенные препараты. Правда, они не всегда помогали. Я стала замечать странности несколько позже, но он был уже не в том возрасте, когда дети беспрекословно слушают родителей. Мы приглашали нескольких врачей из разных графств, чтобы его осмотрели, и они сошлись во мнении, что он страдал эмоциональной нестабильностью, которая могла быть спровоцирована врождёнными пороками нервной системы. — Ясно, — сказал Кристофер, понимая, что после сегодняшнего разговора у него появилась ещё одна тема для размышлений.