Солнце только поднимается из-за горизонта, а уже ярко освещает ближайшие к нему объекты. Небо слегка окрашено в желтоватый оттенок, но скоро он пропадёт, раскрывая всю голубизну небес, что царило над покинутым островом Бармаглот. На пляже стоит высокий, тощий с мертвецки-бледной кожей, юноша, что наблюдал за наступлением нового дня очень и очень долго, даже сам уже забывшись и не зная, сколько там стоит. Может час, может пошёл уже третий. Его это не особо волновало. Его радовал лишь новый день, что он мог прожить вместе с тем, кто так дорог его ослабевшему разуму. Этот же разум давно не замечает холод, что окутал его полуголое тело; да что там согревать-то может? Лишь шорты, что явно малы для его роста, да белая футболка слегка развивающаяся на ветру. Даже сланцы решил не надевать. Его отросшие волосы, что давно стоит подстричь, плавно переплетаются на том самом порыве; лучи солнца проходят сквозь них, заставляя признать тот факт, что парень совсем не обладатель белокурых волос, они давно посидели, утратили свои цвета, не давая возможности даже предположить какого цвета они могли быть раньше.
— Вот и новый день… — непонятно для кого вновь бормочет он.
Сзади слышится громкий, для утренней тишины, топот от бега. Седовлас даже не думает оборачиваться, ведь прекрасно знает, кто к нему так яростно мчится. Всё же он сам проснулся среди ночи и молча ушёл из коттеджа. Конечно тот кто был рядом и проснувшись, не обнаружит его забеспокоится. Ведь юноша и сам не знает, что может сделать с собой по простой неуклюжести. Да и он сам не знает, что может взбрести в его больную головушку.
— Нагито! — вскрикивает местный детектив, стараясь обратить на себя внимание.
Ах, как приятно слышать это проклятое имя из его уст.
И Комаэда поворачивается. Видит его беспокойство в глазах, видит как тот запыхался от бега, видит свою же куртку в его руках. Он бежал сюда ради него одного и это неожиданно радует. На лице появляется лёгкая, по истине искренняя улыбка, что раньше навряд ли можно было бы увидеть на его бледном лице. Там всегда была кукольная, но всё же мягкая улыбка, а сейчас он наконец улыбается так, как всегда мечтал.
Искренне.
Хрупкий юноша разводит руки в стороны, приглашая своего возлюбленного в объятия. Как же не хотелось того пугать, но он был счастлив, ведь за него переживали. Переживали не потому что пропадут деньги, будут проблемы или он что-то сделает не так. Потому что переживали за него самого.
— Хаджимэ-кун, — произносит со всей любовью, что есть в его сердце, просто потому что хочется сказать его имя.
Спасибо, что продолжаешь доверять мне.
Русоволосый медленно подходит ближе к своему одуванчику, после чего резко кидается в его объятия, крепко сжимая. Кажется, вот-вот и бывший Хината сломает его рёбра, но в нужный момент отпустил. Нагито не хотелось отпускать любимого; хотелось продолжать наслаждаться его запахом, теплом, но тот, казалось, решил по-другому.
Ныне Абсолютное Всё расправил куртку любимого и проверив его на сухость, — всё же сзади седовласа было море и вода вполне могла попасть на ткань, — аккуратно положил на плечи Счастливчика. Последний же не стал медлить и решил нормально надеть верхнюю одежду, принимая его заботу.
— Ветер холодный. Тебе не стоило вот так идти сюда.
— Прости… На меня накатили воспоминания о
нём, и я… — он боялся договорить.
— Изуру?.. — с долей грусти спросил русоволосый, аккуратно сжимая освободившиеся ладони Комаэды, — он ведь был жесток…
— Я помню… — он сжал ладони в ответ. Прозвучал облегчённый вздох, — тогда он был пределом моих мечтаний…
Взгляд юноши упал в пол, а руки попытались вырваться. Стало слишком неудобно перед возлюбленным, но тот не был разочарован, оскорблён или расстроен чувствами к прошлому
я русоволосого. Он понимал, что это навряд ли его отпустит, но и терять надежду не станет.
Нагито ведь так любит её.
Хаджимэ не позволил седовласу сбежать от него. Он вновь прижал его к своему телу, вновь отдавая любимому всё своё тепло, даря свою безграничную любовь и делясь своим умиротворением. И это было потрясающе. В душе вновь расцветало то самое тепло, что несло за собой то сияющее чувство надежды, счастья, спокойствия; чувство, которое Комаэда искал всю жизнь и наконец нашёл в одном единственном человеке. Надежда, созданная в их браке, была нерушимой и всепоглощающей, и каждый из них был счастлив, стоило другому просто прикоснуться или назвать по имени. Надежда, созданная в их сердцах, всегда несла за собой истинный покой для измученной души Нагито и даровала улыбку на вечно серьёзном лице Хаджимэ. Надежда — это было то самое чувство, из-за которого они могли часами молча обниматься, наслаждаясь просто присутствием друг друга.
Надежда поистине потрясающее чувство. Так ведь?
— Не плачь… — шепчет русоволосый Комаэда на ушко любимого мужа.
— В твоих объятиях я могу плакать только от счастья, — отсмеивается юноша, — ты ведь рядом. Всегда рядом.
— Всегда, — продолжает шептать на ушко, порой прерывая слова любви мягкими поцелуями.
— Я люблю тебя, Хаджимэ, — он тихо посмеиваться, когда русоволосый в очередной раз целует его, но уже в скулу.
Дорожка поцелуев так и не заканчивается на них, и в итоге юноша зацеловывает всё лицо своей любви, не оставляя и одного сантиметра не поцелованным.
— Жаль, ты не настоящий, — он отстраняется, а по щекам начинают течь слёзы.
— Правда?.. Тогда мне жаль, Хаджимэ-кун, — хоть он и программа, но сожалеет ему искренне.
Он продолжает улыбаться, но теперь он утыкается в грудь возлюбленного, стараясь скрыть слёзы. Ему больно. Он ведь так и не успел сделать ему заветное предложение. Предложение к которому готовился ни одну и даже ни две недели. Он вновь вспомнил тот злополучный вечер, что так ненавидит всей душой. Он не может вырезать его из своей памяти, ведь это воспоминание о том, кто ему был дорог. Да, он создал копию, но копия никогда не станет оригиналом. Хаджимэ знает это. Прекрасно знает. Но продолжает утопать в собственной иллюзии, наслаждаясь её красотой и в то же время, убивая себя правдой.
— Тебе скоро вставать, — нежно сказала программа, начиная мягко поглаживать русые волосы своего создателя.
— Да, но… Прошу, ещё немного, — он знает, что это обман, но он был рад насколько точен этот обман, — может… Стоит всё же…
— Нет, — прервал его фальшивый Комаэда, — нельзя. Ты потерял любовь, но у тебя всё ещё есть друзья, что будут огорчены твоим уходом. Ты ведь знаешь. Не стоит бросать реальность ради собственной выдумки, Хаджимэ-кун. — так они простояли совсем недолго, но этот момент казался вечным для бывшего Хинаты и он наслаждался им столько, сколько мог, ведь скоро вновь начнётся будний день Абсолютного Всего и он вновь будет делать абсолютно всё. Нагито поднял голову любимого и мягко поцеловал того в лоб, после чего сказал на прощание, — пора вставать, любимый.
И гетерохромные глаза раскрылись. Раскрылись и вновь не видят того, ради кого он был готов положить конец любой своей карьере. Он давно не юноша, а вполне взрослый мужчина, которому стоило бы сбрить двухнедельную щетину, но вновь этого не сделает, ведь вновь потратил лишние минуты на программу и он вновь может опоздать, если займётся этим. Хотя сегодня и не важно.
Сегодня тот день, который Нагито ненавидел больше всего в своей жизни, но Хаджимэ вновь попробует обрадовать его, хоть и знает, что это абсолютно бесполезно. Но не перестанет, ведь даже это вызывало у
него искреннюю улыбку.
И Хаджимэ всё же принимает реальность происходящего. Он поднялся с кровати, предварительно сняв шлем виртуальной
идеальной реальности, что так любит своим истерзанным сердцем, даже зная, что на утро опять будет чувствовать себя разбито.
Новый день начинается.
Вновь повседневная рутина, вновь работа, нервотрёпка. Всё как обычно, но только вечер будет другим. Он не возьмёт дополнительную смену, он не пойдёт к друзьям. Совершенно нет. Он вновь будет один в свой любимый день, но вновь будет захлёбываться слезами, просто потому что будет винить себя в том злополучном вечере. Ведь из-за собственной глупости позволил
ему умереть. Нужно же было взять эту чёртову дополнительную смену, хотя та совершенно не стоила
жизни его надежды. Но теперь уже поздно. Теперь, он может оставаться хоть на всю ночь, ведь дома его никто не ждёт, никто не встретит в самой прихожей, никто не будет рад его возвращению. Больше не нужно напрягать себя чем-то подобным.
Сегодня он отпросился с работы пораньше. Ему хотелось поехать домой и упасть в объятия любимого, но сможет лишь притронуться к холодной подушке, на которой он спал.
Хаджимэ заехал в любимую пекарню Нагито и купил его любимый торт, которым он вновь будет давиться сквозь слёзы. Заехал в другой магазин и вновь купил новые свечи, помня, что старые так и не догорели. Посетил какой-то книжный магазин и купил очередную книгу, которую выбрал заранее просматривая все возможные сайты о ней. Он прекрасно знает, что его любимому понравилась бы любая книга, которую он бы подарил ему, но он просто не мог купить что-то плохое, ведь это для
него.
С болью в сердце, он крепко держал руль, не давая ему дёрнутся и на секунду. Никто не хотел аварии, а погибать в столь значимый день — ужасная идея. Да, было больно и неприятно, но он ехал в самое ненавистное место на планете, ведь больше негде быть его любимому. приехав, он захватывает все купленные вещи и медленно идёт по давно заученному маршруту, даже не стараясь хоть как-то вглядеться в имена на могильных камнях. Будет больно.
Подойдя к месту назначения, он опускает взгляд и убеждается, что не спутал ни ряд, ни место. Постелив плед, что мужчина взял с собой, он аккуратно ставит коробочку на него, а после садится и сам. Он вновь зачитал своё поздравление на его несостоявшейся день рождение. Это была уже некая традиция, начинать их ''встречу'' с той злополучной фразы, что так и не успел сказать ему. Она короткая, но до самой глубины души пропитана любовью.
Вина вновь бьёт по сердце и вновь становится тяжко.
Русоволосый распаковывает книгу, что принёс с собой и, приготовившись, зачитывает её строки. Нагито любил, когда Хаджимэ читал ему, от того и это такое домашнее действие стало значимой традицией для него. В горле встаёт ком, но даже не смотря на такое неприятное чувство, он продолжает читать, стараясь соблюдать интонацию и стиль речи персонажей. Увы, не всегда выходит идеально, ведь порой этот ком не давал даже вздохнуть, что уж так говорить. На глазах наворачиваются слёзы, а мужчина всё продолжал пытаться читать.
Увы, в один момент он более не мог ни говорить, ни дышать, а расплывчатый взгляд на имя на надгробии заставило оборваться последней нити. Тихий скулёж разбил гробовое молчание, кое всегда окружает подобные места.
Хаджимэ Комаэда тихо ревел, даже не пытаясь заглушить свою боль.
— Прости… — захлёбываясь слезами, вновь попытался что-то сказать, — мне… Ты бы не хотел, что бы я вот так жил всю жизнь, верно?.. — ещё секунда и дыхание с радостью бы покинуло его тело, но мужчина проглатывает злосчастный ком в горле и продолжает, — я… Я усыновлю ребёнка. Хорошо? Я… Я ведь так хотел создать с тобой семью. Мне… Мне очень жаль, что я не смог. Я ведь… Не был рядом, когда был нужнее всего…
Хаджимэ отложил книгу в сторону, а освободившиеся руки придал к лицу. Он мял, тянул и всячески старался усмирить собственные слёзы, но они всё никак не хотели отпускать несчастного. В один момент, всё его тело просто пробило дрожью, заставляя его тело содрогаться в болезненном ощущении беспомощности и слабости. Это ему совершенно не нравилось.
Не смотря на собственное состояние, живой Комаэда открыл торт и поставил туда свечи. На его лице уже красовалась улыбка, что была странной, но всё такой же искренней. Он поджёг свечи, прекрасно зная, что именниник больше никогда не сможет провести сей ритуал, задул их, загадывая желание. А оно было до чёртиков простое, но невероятно важное для него: «Просто прошу, будь рядом со мной.»
— Я обещаю, что больше никогда не оплошаю так, — сглатывая накопившуюся боль и продолжая болезненно улыбаться.
Хаджимэ Хината-Комаэда, всё ещё любит Нагито Комаэду, своего жениха, с кем свадьбу сыграть так и не удалось.
