Поражение

      Глаза Сета словно заходящее солнце над пустыней Египта, обжигающе-алые; кожа, сухая, горячая — раскалённый песок под пальцами; губы — манящие в знойный полдень воды Нила, а волосы — багровое море, дразнящее бризом и прохладой волн.       Гор болен им и одержим. Он поддаётся могуществу собственных чувств, соблазняется этим божественным великолепием и красотой. Нет никого такого же прекрасного на свете.       Он до скончания времён будет проклинать себя за грубость и жестокость, но сейчас он сам себе неподвластен — обезумевший, очарованный магией повелителя песков. Его большие руки держат Сета крепко, не позволяя вырваться, сбежать с позором. Крики боли и отчаяния ласкают его слух, заставляя терять голову, не оставляя и шанса на пробуждение от этого дурного и в то же время такого желанного сна.       Красивые губы уже истерзаны в мясо; Гор не в силах оторваться от тонкой шеи, не в силах насытиться сладкой кровью, утолить жажду. Шепчет в бреду, слизывая тёмные капли:       — Мой Сет, мой Сет…       Перед его глазами лишь бескрайняя красная пустыня — необузданная стихия, которую невозможно полностью охватить взглядом. Она бушует, сопротивляется, заставляя прикладывать ещё больше усилий к борьбе с ней, заставляя хотеть одержать над ней победу ещё более страстно. Сет всё беснуется, не оставляя попыток спастись — и это его и сломает. Только поймёт он это уже после.       Рвётся усех, звенят золотые пластины. Сильные руки сжимаются на шее, любовно-ревностно душа. Гор хочет — нет, мечтает — увидеть слёзы в этих красивых глазах. Хочет, чтобы только ему Сет их показывал; чтобы причиной его гнева, печали и радости всегда был только он — Гор.       Сет задыхается, но не может не бороться. Он не позволит случившемуся повториться — или он не бог.       Гор возвышается над ним, тогда как должен был на коленях молить о пощаде; душит, тогда как должен был признавать свой провал и просить прощения. Он заставляет Сета переживать его самые кошмарные воспоминания, трогая и целуя его отцовскими руками и губами, шепча то, что когда-то шептал ему Осирис.       Гор закрывает собой всё так, что пространство вокруг сужается лишь до его крупных плеч и лица, так опасно близко находящегося от Сета. Из-за этого бог ощущает себя взаперти, в темноте, в которой не видно ничего, кроме хищных, горящих безумием глаз; чувствует, как внутри всё закипает от страха — абсолютно животного и прежде ему не известного.       «Ты хоть представляешь, что я теперь с тобой сделаю?» — собственные слова никак не утихающим эхом раздаются в голове. Внутри Сет смеётся над собой: он не может поверить, что снова оказался в таком положении.       Всё должно было быть иначе на этот раз. Он должен был отомстить.       — Вы проиграете, дядя, — тон снисходительный и мягкий, слова бьют под грудь, вышибая весь дух. Пальцы отпускают горло.       Прийти сюда было самым глупым решением в жизни Сета. Он не верит, не хочет признавать, но знает, что неважно, какими будут результаты их состязания — он давно проиграл.