Ты — наука, которой я хотел бы всегда заниматься. Ты — эстетика, в чистом её проявлении. Если руку протянешь, предложишь остаться — Одержимостью станем и сгорим огнём рвения. Убежать от любви — самый главный ведь грех, Не получится, нет, ты же в сердце — сапсаном. И когда ты со мной — прямо в космос мы. Вверх. Раньше были рекой, но теперь — океаном.
🤍
Казалось бы, что может быть общего между сыном священника и тем, чьё второе имя — беспредел, похоть и жестокость? Что может связывать два разных полюса, один из которых отдаёт жаром, второй же — холодом? Что может хоть как-то пересечь их судьбы, такие, на первый взгляд, перпендикулярные*, но никак не параллельные. Что может быть схожего между настоящим ангелом и его самым настоящим антагонистом — демоном, хоть и в человеческом облике. Демоном-искусителем, так отчаянно завладевшим тем, чьё сердце — белое полотно. Полотно, отныне окрашенное красным. Любовь. Такое привычное каждому слово, ведь оно на слуху, оно повсюду: изнутри и снаружи. Оно пропитало наши мысли, наши чувства, наши решения даже. Оно пронзило и этих двоих.***
— Чонгук, — окликает парня Тэхён. — Стой. Стой же! Чонгук, увидев зовущего, дёргается, хочет сбежать, но крепкая рука цепляется за предплечье, не оставляя шансов для отступления. — Хватит, Чонгук, сколько можно. — Тэхён лбом утыкается в лоб того, чьё сердце, кажется, сейчас покинет тело. — Не бегай от меня. Не бегай… — Нельзя, — шепчет Чон, несмело обхватывая Кима за корпус одной рукой. — Мы не должны были видеться. — Да к чёрту эти твои правила и запреты, Чонгук! — Тэхён руками обхватывает лицо младшего, сдувает с его глаз чёлку. — Давай сбежим, пустимся в бега, никогда не вспомним о прошлом, никогда с ним более не повстречаемся. — Нельзя… — Качает головой Чон. — Не могу, Тэхён, — зажав губу, — не могу! Чонгук вырывается, подхватывает рюкзак, что терпеливо ожидал на земле, и уносится прочь. Бежит, не оглядываясь, бежит так, будто это его единственный выход и спасение, будто за ним гонится целая стая птиц с чёрным оперением и цепкими лапами, желающих схватить свою добычу, унести в своё огромное гнездо, расположенное где-то высоко в горах. Бежит так, словно позади — самый большой его страх. — В любви нет страха, Чонгук, — одними губами шепчет Тэхён. — В любви нет страха.***
Познакомившись несколько месяцев назад совершенно случайно, никто из них не ожидал, что встреча эта станет судьбоносной. Да и как такое предугадаешь? В сердце Чонгука тогда была одна любовь — любовь к Богу, ведь так приучили родители. Привили ему это с малых лет, молоком и кровью пропитали. Сын священника и жизни в свои девятнадцать толком не видел. Учёба в школе при церкви, выходные — там же. Помощь в подготовке к службе, общение с прихожанами. Вечные посты, жизнь по книге, что зовётся Библией. Иная — ему неведома. И Тэхён. Сумасшедший подросток в прошлом, наглый и дерзкий человек двадцати одного года от роду — в настоящем. Неблагополучная семья, родители и брат — наркоманы, которые и младшего подсадить хотели, но в этом Тэхён непреклонен. А потом воровство, мелкое хулиганство — загремел впервые на пятнадцать суток в восемнадцать с половиной. Одумался. Понял, что надо как-то иначе, но натура не изменилась. Вереница однодневных отношений, беспорядочных связей; алкоголь; плохая компания. Тэхён — тот, кого следует обходить стороной. Тот, кого знают все в их квартале, ведь что не по нему — беги. Если успеешь. Тэхён тот, в кого совершенно точно нельзя влюбляться, а ещё тот, кто влюбился сам. Приехав на место встречи с заказчиком, Тэхён встретил того, чей синоним — одержимость. Чонгук же встретил того, чьё имя для него звучит, как эстетика. Так сложилось, что Тэхён теперь занимается перепродажей мелкого холодного оружия. Не совсем законно, но он осторожен, да и терять ему, как он раньше думал, нечего. Клиент назначил встречу возле старой заброшенной церкви, но не приехал. Тэхён, оборвав ему телефон, развернулся на сто восемьдесят градусов и пропал в глазах-омутах, в двух бездонных чёрных блюдцах, обрамлённых шёлковыми ресницами. Чонгук же, пришедший по просьбе отца к заброшенной церкви, дабы оценить масштабы предстоящей реставрации, пропал тоже. Вот так сразу, будто по щелчку пальцев ангела/демона, в один момент пересекая свои перпендикулярные линии судьбы, выравнивая их в параллели. — Ким Тэхён, — тут же представился первый и протянул руку. — Чон Чонгук, — ответил второй и пожал руку, не раздумывая. — Вы реставратор? Чонгук действительно должен был встретиться со специалистом, но… По какой-то иронии (или нет) судьбы — тот не явился в нужное время и в нужное место. — Реставратор, — ответил Тэхён. — Твоей жизни. — Простите? — Чонгук смущённо отвёл глаза, не совсем понимая реплики парня напротив. — Мне просто нужен твой номер телефона. Несколько месяцев общения лишь укрепляли ту невидимую связь, тянущуюся красной нитью от квартиры наркоманов к дому священника. Каждое утро начиналось одинаково: сообщениями друг другу, каждая ночь заканчивалась точь-в-точь. Миллионы белых конвертиков, летевшие из одного гаджета в другой, с каждым днём становились всё теплее, всё искреннее. Чонгук, поверивший в слова Тэхёна о том, что они ведь могут подружиться, всё отчётливее понимал, что нет. Не могут. Друзья не становятся друг для друга кем-то особенным. Вернее, становятся, конечно, но не так, не с такими взглядами, не с такими сообщениями, поступками. Тэхён, знающий изначально, что совсем-совсем не хочет дружить с Чонгуком, знающий, что не получится у него дружбы с тем, кого хочется постоянно видеть рядом, слышать его дыхание и стук его одинокого сердца, случайно касаться ребра ладони, а ещё поправлять волосы, пока второй опускает глаза вниз. Тэхён, знающий изначально всё это, решил меняться. Не ради себя, нет. Ради Чонгука, и пусть кто-то назовёт это ложной мотивацией. Он бросил былое дело, устроился на работу в салон сотовой связи, ведь куда-то в другое место необходимо образование. Платили мало, но на жизнь хватало. Хватало даже на те самые поступки. Однажды, не предупредив, Тэхён выкрал Чонгука из отчего дома посреди ночи, когда вся его семья уже мирно спала под иконами. Он бесшумно забрался в окно, что было приоткрыто, разбудил Чонгука, изрядно его напугав, а потом увёл за собой. Увёз его на окраину города, туда, где заброшенные дома водят хороводы с тенями деревьев, туда, где он подготовил для Чонгука сюрприз, получив премию на работе. — Что это? — спросил изумлённо Чонгук, когда Тэхён развязал ему глаза, и за руку вывел из своей старенькой машины, купленной ещё во времена, когда деньги были слепыми. — Тэхён… — Сюрприз, Чонгук, ты ведь сам говорил, что никогда ранее не… Чонгук действительно никогда ранее не. Не смотрел фильмы на улице, да прямо со стены здания, что заменила экран в кинотеатре. Их зрительным залом стала потёртая и чуть поржавевшая крыша автомобиля, на которую Тэхён заботливо постелил плед, а ещё достал из багажника корзину с фруктами, сэндвичами и соком. Никакого алкоголя. Наверное, именно в тот вечер Чонгук и понял, что взаимоотношения их далеки от дружбы. Наверное, именно в тот вечер Чонгук и понял, что влюблён. Рассказать о своих чувствах родителям — невозможно. Он после такого будет скорее распят на кресте, чем принят. Мало того, что они не воспринимают однополые отношения, они даже против их с Тэхёном дружбы! — Бог покарает тебя за то, что ты водишь дружбу с этим нечестивым, — кричала мама, когда впервые увидела, как Тэхён провожал Чонгука домой после прогулки. — Разве не Бог призывает любить ближнего? — отвечал Чонгук, пока мать заламывала руки и причитала, что обязательно нужно доложить отцу. — Разве не так, мама? — Он неисправим! Он преступник, грешник, — сквозила ядом мать. — Ты совсем ничего не понимаешь. Ты ещё молод, жизни не видел! — Как же я её увижу, сидя всё время в четырёх стенах? — Чонгук удивлялся и искренне недоумевал от поведения своей мамы, ведь она ему самый близкий человек, самый родной, но почему же она не понимает таких простых вещей? — Ты должен помолиться, исповедоваться и попросить у Бога прощения, — вещала мать. — Ты никогда больше не должен видеться с этим злоумышленником. Чонгук послушно молился, исповедовался, но прощения не просил. Ему не за что вымаливать прощение у Бога. Не за что. День за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем… Время подобно сапсану улетало, а мощнейшая химия между Тэхёном и Чонгуком лишь набирала обороты. — Ты тоже её чувствуешь? — спросил однажды Тэхён, когда они с Чонгуком, расстелив плед на крыше машины, любовались тёмным ночным небом. Беззвёздным, не таким, как в лучших романах, но близким, нависающим волнами туч, что кажется — протяни руку и дотронешься. — Чувствую что? — уточнил Чонгук. — Химию, — ответил Тэхён, — химию между нами. — Да, — полушёпотом проговорил Чон, а щёки его в тот же миг стали пунцовыми. Тэхён взял его за руку, переплёл пальцы, и не сказал в этот вечер больше ни звука. Иногда молчание и тишина гораздо красноречивее сотни слов. Решив не торопить события, Тэхён постепенно сближался с Чоном, он с каждым днём глубже и глубже проникал в его душу, а однажды и вовсе предложил, казалось бы, невообразимое, но такое правильное. — Давай оформим прописку? — спросил Ким у Чонгука, когда тот уплетал ягоды из корзинки, ставшей неизменным атрибутом их ночных путешествий, ведь ночь — единственное время суток, когда Чон мог вырваться от родителей. — Прописку? — Поднял глаза Чонгук, но тут же опустил их вниз, столкнувшись с пронзающим взглядом цвета чёрных орхидей. — Ага. — Кивнул Тэхён, подвигая корзинку поближе к Чонгуку. — Прописку в твоём сердце. На лице Чона тут же расцвела улыбка, подобная тем самым орхидеям, но совсем не чёрным, а белоснежным, таким же, как его душа. Он ответил, что это лучшая мысль за сегодняшний вечер, а ещё добавил, что прописку лучше оформлять постоянную, не временную. — Никаких временных! — Тут же согласился Тэхён. — Только бессрочную. В одну из ночей, загулявшись посреди тёмной кипарисовой аллеи, Тэхён привёз домой Чонгука позже обычного, практически с рассветом. Он традиционно проводил его до ворот домика, что стоит прямо за церковью, в которой и служат родители Чонгука. Прощаясь и обнявшись напоследок, Тэхён задержался дольше положенного. Дольше привычного. Задержался и пропал окончательно, наткнувшись на влажные губы Чонгука, чуть подрагивающего, крепко вцепившегося в рукава серой толстовки. — Тэхён, — выдохнув прямо в губы. — Тэхён, нельзя. — Знаешь, что такое настоящий грех, — губы в губы, — знаешь? — Нет, — сильнее вцепившись в шероховатую ткань. — Самый настоящий грех — отказываться от собственных чувств. Губы, оставляя отпечатки на чужих, нещадно горели, когда Тэхён, прижимая Чонгука к забору, целовал его жадно, оттягивал нижнюю, прикусывал, зализывал, а Чонгук тяжело дышал и старался держать равновесие, задыхаясь в моменте и собственных чувствах. Нежная кожа щёк покрывалась поцелуями, чуть раздражая двухдневной щетиной, но ощущения были столь приятными, столь поглощающими, что Чонгуку в какой-то момент показалось, что он не на земле, а над. Что он парит, зависнув в воздухе, что каждый поцелуй оставляет на его губах горячую сургучную печать, претендующую на право собственности. Люди — не собственность, но Чонгук совсем не против ей стать. — Домой, мне пора домой, — прошептал Чонгук сквозь поцелуй, пока руки Тэхёна блуждали по его телу, но осторожно, совсем не наглея, а лишь ласково оглаживая. — Не хочу от тебя отрываться, не могу, — ответил Тэхён, крепче прижимая к себе того, чьё имя — любовь. Во дворе кто-то хлопнул дверью, и Чонгук, испугавшись, тут же потянул Тэхёна на себя, падая на землю. — Отец отправился в курятник. — Чонгук приложил указательный палец к губам Тэхёна, а тот, не долго думая, погрузил его в свой рот, на что Чон лишь округлил глаза, но предпочёл не двигаться, дабы не создавать лишних звуков. Лизнув на пробу, Тэхён широким мазком прошёлся по пальцу Чона, а потом и по двум — указательному и среднему. Пыль дорог, осевшая на них, — совсем не смущала, а сок ягод, оставшийся после ночи, отдавал сладкими нотами. Чонгук убрал руку лишь в момент, когда понял, что в его паху всё закручивается, давит и ноет, а пульс перевалил далеко за сотню по шкале на тонометре. Дверь дома снова хлопнула, и Чонгук выдохнул — отец внутри. — Поцелуй на дорожку, — прошептал Тэхён, притягивая Чонгука к себе, стоило им только подняться. — Сумасшедший! Могут увидеть! — Чонгук бросил слова попутному ветру. Сам же обхватил Тэхёна за шею, припал губами к губам, сам приоткрыл, сам протолкнул внутрь язык. У Тэхёна вырвался приглушённый стон от такого напора младшего, он с силой прижал того к забору, но момент не длился долго — где-то на соседней улице проехала машина скорой помощи, оповещая на всю округу сиреной, и Чонгук поспешил в дом. Тэхён же, проводив его взглядом, отправился на работу. Впереди очередной день становления на путь исправления, по которому Ким шагает уже несколько месяцев.🤍
— Доброй ночи, мой спящий ангел, — прямо на ушко, наклонившись. — Пора отправиться навстречу приключениям. — Тише. — Чонгук, открыв глаза и увидев в своей комнате Тэхёна, грозит ему кулаком, предупреждая, чтобы тот не проронил больше ни звука. Спешно одевшись во что придётся, Чонгук прыгает в окно следом за Тэхёном, тот берёт его за руку и ведёт к своей машине. — Куда сегодня отправимся? — Чонгук пристёгивается ремнём безопасности, ведь на этом всегда настаивает Тэхён. — Может, к реке? — Можно, — отвечает Ким. — Но после — у меня для тебя сюрприз. — Какой? — Чонгук любопытный, Чонгук знает, что Тэхён заранее не признается, Чонгук всё равно пытается. — Всё увидишь, ангелок. — Тэхён рукой гладит Чонгука по щеке, а второй выруливает направо. — Всё увидишь. В воздухе витает прохлада, совсем недавно прошла гроза, а в результате электрических разрядов в атмосфере — образовался озон, что забивает ноздри привычным и приятным запахом. На берегу реки кто-то рыбачит, выйдя за ночным уловом, а рядом дремлет пушистая собака — сторожит так хозяина. В воде отражаются отблески фонарей, расплываясь по волнам тёплыми линиями, а в траве приглушённо поют свои песни кузнечики. Тэхён осторожно берёт Чонгука за руку, прижимается вплотную, скрывая сплетённые пальцы за рукавами широкого худи. Чонгук же чувствует, как сердце трепещет где-то в районе гортани — у него всегда так, стоит только коснуться Тэхёна. — Красиво, правда? — спрашивает Тэхён, кивая в сторону реки. — Я раньше не замечал всего этого. Не видел прекрасного, а оно ведь рядом… Повсюду. — Да, — соглашается Чонгук. — Знаешь, у эстетики, как и у любого другого слова, есть своё определение. — И какое оно у этого слова? — спрашивает Тэхён. — Наука о прекрасном, — отвечает Чон. — Звучит замечательно. — Тэхён жестом предлагает присесть на лавочку, предварительно постелив на неё пакет, что прихватил из машины, ведь там сыро. — Она повсюду. — Чонгук присаживается рядом с Кимом. — В мимолётных моментах. В росе, что собирается по утрам на траве; в булочках из пекарни, посыпанных миндальными лепестками; в значках на рюкзаке у старшеклассницы. — В дольке лимона, что плавает в кружке чая, — добавляет Тэхён. — В бабочке, которая аккуратно присела на оконную раму; в первом снеге, по которому так приятно шагать. — В старинных пыльных книгах с поцарапанным переплётом, но хранящих в себе множество тайн; в колесе обозрения, а ещё в сакуре, что распустилась во дворе моего дома. — В закатах на море, маяках и ветряных мельницах, — задумчиво произносит Ким. — В смятой простыне и в солнце, что пробивается ранним утром сквозь жалюзи, — продолжает Чонгук. — В мокром асфальте и сухом песке, что сыпется сквозь пальцы; в потёртом жизнью пешеходном переходе, а ещё в кирпичных зданиях. — В песне, что крутится на повторе в наушниках перед сном. — Что ты слушал вчера перед сном? — спрашивает Чонгук. — Поделишься со мной этой песней? — Да. Тэхён достаёт из рюкзака простые проводные наушники и телефон, вводит пароль, заходит в музыку. Включает старинную, но прекрасную Cinema Bizarre — My Obsession. Один наушник протягивает Чонгуку. Мужской голос с приятным тембром поёт об одержимости. Поёт несомненно о любви, о такой любви, что и не с каждым случается…You're my obsession My fetish, my religion My confusion, my confession The one I want tonight You're my obsession The question and conclusion You are, you are, you are My fetish you are
Ты — моя одержимость Мой фетиш, моя религия Моё смущение, моя исповедь Единственное, что я хочу сегодня ночью Ты — моя одержимость, Вопрос и ответ Ты, ты, ты, Мой фетиш У Чонгука по щеке бежит слеза, а у Тэхёна неожиданно — тоже. Они так и сидят, обнявшись, глядя не друг на друга, но в одном направлении. Они оба понимают, что всё так, как в той песне, которая заканчивается, но тут же начинается снова, что они — определённо фетиши друг друга, пусть пока в чём-то и непризнанные, что они — одержимость, навязчивая идея, что не выходит из головы, прокручиваясь на повторе, как эта самая песня. — Ты замёрзнешь. — Тэхён, такой ранее жестокий и безжалостный Тэхён, рядом с Чонгуком становится самым заботливым человеком на планете. — Поехали. И Чонгук отчего-то не спрашивает «куда», не спрашивает «зачем», он просто следует за тем, чьё имя на самой подкорке сознания, ведь спроси у него в любое время суток: о ком он думает — ответ будет один. Тэхён заводит двигатель, выруливает на главную улицу одной левой, второй же рукой держит за руку Чонгука. Небезопасно. Но когда любовь — ничто не страшно, ведь разум затуманен. Ночные улицы мелькают одна за другой, пока Тэхён везёт Чонгука туда, где навсегда поменяется их жизнь, разделится на до и после. Туда, где они оба давно хотели оказаться, не смея об этом даже заговорить. Тэхён бы с радостью привёз Чонгука к себе домой, но там — родители и брат, а ещё маленькая сестра, что вечно плачет. Там скандалы и драки, пьянство и наркотики. Это точно не то место, куда стоит привозить своего ангела. Тэхён привозит его в отель, что забронировал заранее, в отель, где подают вкусный ужин, несмотря на ночное время суток. Отель, где Чонгук шепчет «пожалуйста», стоя в душе в одних джинсах и рукой подзывая к себе Тэхёна, а тот не в силах больше сдерживаться. Шершавые ладони исследуют каждый миллиметр тела, каждый изгиб, очерчивая родинки и считая рёбра. Нежные ладони Чонгука же зарываются в тёмных густых волосах, притягивая к себе для долгого поцелуя, в котором они оба растворяются, превращаясь в единое целое, гармоничное и нерасторжимое. — Ты — моя религия и исповедь, моё смущение и одержимость, — шепчет Тэхён куда-то в район шеи, пока пальцы торопливо справляются с ремнём на чужих джинсах. — Ты — мой персональный синоним эстетики, — выдыхают в ответ. — Моя наука о прекрасном. Тэхён, чьё второе имя демон, избавляет Чонгука от одежды. Чонгук же, чьё второе имя ангел, спасает его душу, реанимируя веру в судьбу, во что-то светлое, честное, и совершенно невинное. Тэхён не спешит. Он действует осторожно, он больше всего на свете боится причинить Чонгуку боль. Он знает всё о подготовке, потому помогает с этим Чону, самостоятельно его растягивая, медленно и аккуратно, ожидая его реакции и дальнейших действий. Он сам его обтирает полотенцем от лишней влаги, подхватывает на руки, удерживая под ягодицы, и несёт в номер. — Я немного боюсь. — Признаётся Чонгук. — Я знаю. — Понимает Тэхён. — Я буду осторожен. Немного смазки оказывается на пальцах и члене, а движения Тэхёна действительно очень неторопливы. Он даёт время привыкнуть, попутно целуя все участки тела, до которых только можно дотронуться. Проводит языком по возбуждённым соскам, чуть прикусывает кожу возле ключиц, пока Чонгук тяжело дышит и прикрывает глаза. И одному Всевышнему известно о чём он сейчас думает. — Можешь немного быстрее… Увидев зелёный свет, Тэхён двигается уже резче, он ускоряет темп, одной рукой помогает Чонгуку расслабиться, ведя пальцами по его члену, и это срабатывает. Чон потихоньку и сам начинает насаживаться, подаётся вперёд, за шею притягивает к себе Тэхёна, чтобы заполучить поцелуй. Чонгуку определённо нравится ощущать заботу и такое тёплое отношение. Тэхёну определённо нравится её дарить. Чонгук, обхватив лицо Тэхёна ладонями, наблюдает, как в его чёрных омутах плещется страсть, перемешанная с нежностью. Тэхён видит в глазах напротив безграничное доверие и обожание. — Я всё, я сейчас… Тэхён на слова Чонгука кивает и ещё несколько раз проходится рукой по его члену, попутно оставляя на груди засос. Слетающие с губ Чона и ласкающие слух стоны лишь сильнее распаляют, Тэхёну кажется, что этот ангельский звук не то, что он заслужил в этой жизни. Тэхён думает, что совсем не заслуживает такого человека. У Кима за плечами разгульная жизнь и беспорядочные связи, у него за спиной арест, разбой, преступления, алкоголь, а ещё тысячи шрамов, как на сердце, так и на теле. Всякое случалось. Чонгуку же все эти шрамы кажутся его персональной эстетикой. — Люблю, — шепчет Тэхён, тяжело дыша, ускоряя свой ритм, и кончая на живот младшему. — Люблю, — звучит в ответ. Совместный душ, совместно проведённый час после, а на часах уже утро… Тэхён отвозит Чонгука домой, берёт с него обещание, что он обязательно напишет ему, как проберётся в жилище, ведь переживает о том, чтобы семья его ничего не заметила. — Напишу. — Чонгук целует напоследок. — Обязательно напишу, моя наука о прекрасном. Чонгук действительно так думает. Тэхён появился в его жизни так неожиданно, но так крепко ею, жизнью, стал. Тэхён красивый. Очень. У него много шрамов на теле, но это ничего, ведь главная красота внутри. Тэхён заботливый. Безгранично. И Чонгук ему за это благодарен. Он не торопил его никогда, всегда находясь рядом: ночью видимо и осязаемо, а днём — нет. Он умеет слушать и самое главное — слышать. Он тот, чьё второе имя идеал, и Чонгук плевать хотел на все принципы этого мира, на все законы и заветы, на все запреты. Жаль, что родители его так не думают.🤍
— Чонгук, — окликает парня Тэхён. — Стой. Стой же! Чонгук, увидев зовущего, дёргается, хочет сбежать, но крепкая рука цепляется за предплечье, не оставляя шансов для отступления. — Хватит, Чонгук, сколько можно. — Тэхён лбом утыкается в лоб того, чьё сердце, кажется, сейчас покинет тело. — Не бегай от меня. Не бегай… — Нельзя, — шепчет Чон, несмело обхватывая Кима за корпус одной рукой. — Мы не должны были видеться. — Да к чёрту эти твои правила и запреты, Чонгук! — Тэхён руками обхватывает лицо младшего, сдувает с его глаз чёлку. — Давай сбежим, пустимся в бега, никогда не вспомним о прошлом, никогда с ним более не повстречаемся. — Нельзя… — Качает головой Чон. — Не могу, Тэхён, — зажав губу, — не могу! Чонгук вырывается, подхватывает рюкзак, что терпеливо ожидал на земле, и уносится прочь. Бежит, не оглядываясь, бежит так, будто это его единственный выход и спасение, будто за ним гонится целая стая птиц с чёрным оперением и цепкими лапами, желающих схватить свою добычу, унести в своё огромное гнездо, расположенное где-то высоко в горах. Бежит так, словно позади — самый его большой страх. — В любви нет страха, Чонгук, — одними губами шепчет Тэхён. — В любви нет страха. Тэхён Чонгука догоняет. Он настигает его, как хищник настигает свою добычу, зажимает где-то на заднем дворе церкви и заставляет признаться, рассказать всю правду, ведь Чонгук после той их встречи так и не написал. Он не просто не написал, он пропал. Исчез с радаров. Тэхён писал, звонил, приходил. Стучался в закрытые двери. Иногда — в открытые. Родители Чонгука выходили и слали его к чёрту, совсем не стесняясь в своих выражениях, а Тэхён хотел лишь одного — узнать о Чонгуке. Всё ли с ним в порядке? Нет. Чонгука поймали с поличным. В то утро отец встал раньше обычного, решил поднять и сына, но не обнаружил его в комнате. Он дождался Чонгука, а после — устроил допрос. Выдала мать, рассказав священнику о встречах Чона с «преступником». Отец Чонгуку велел раздеться до белья. Он позорно осмотрел его, выявив на теле следы прошедшей ночи, а потом избил так, что на Чонгуке и живого места не осталось. Не все служители церкви служат Богу. Чонгука заперли в комнате, забрали телефон, заколотили досками окна. Его буквально упекли в темнице, чтобы он и шагу не мог ступить, чтобы никуда без их ведома. Сегодня — первый день спустя два месяца, когда Чонгуку позволили выйти на улицу. Тэхён же все эти два месяца жил в машине у его дома. — Ты говоришь мне «нельзя» после всего того, что эти твари сделали с тобой? — Тэхён прижимает Чонгука к кирпичной стене церквушки, он скрипит зубами, у него так сильно чешутся кулаки, чтобы поквитаться с обидчиками своего ангела. — Ты говоришь мне, что мы не должны были видеться? После всего? Ты что, действительно так считаешь? Чонгук хочет сказать «да», но он не умеет врать. Он мелко трясёт головой, роняет крупные капли слёз на свою футболку, а Тэхён больше не раздумывает и не спрашивает ни о чём, он берёт его за руку, ведёт к своей машине, усаживает на переднее сидение, сам пристёгивает ремнём безопасности. Происходящее замечает отец Чонгука. Он тут же выбегает на улицу, но напарывается на неприличный жест Кима, а ещё брошеную фразу «скажите спасибо, что я уважаю вашего сына, а потому не трону вас сейчас и пальцем». Священник сыпет проклятиями, пока машина с рёвом срывается с места, пока Чонгук рыдает, сидя на переднем, пока Тэхён неизменно держит его за руку. — Я накопил денег за те месяцы, что работал, — рассказывает Тэхён, когда они выезжают за пределы города. — Нам хватит на первое время. — Что потом? — Всхлипывает Чон. — Что дальше? Они найдут меня. — Тебя ничего не держит там, ангел. — Тэхён разворачивается в сторону Чонгука, утирает слёзы с его щёк. — А меня там держал только ты. — Ты правда думаешь, что нам дадут сбежать? — Уже, глупенький. — Улыбается Ким. — Мы уже сбежали. — Как Бонни и Клайд будем грабить… — Не будем. — Не даёт договорить Тэхён. — Мы никого не будем грабить, а всего добьёмся собственными силами. Осядем где-нибудь в окрестностях, потом восстановим твои документы и уедем в любую страну мира. В любую, Чонгук. — Я верю тебе. — Чон сильнее сжимает руку, крепко переплетая пальцы, а вместе с тем и судьбы. Он действительно ему верит, а Тэхён его действительно не подведёт. Казалось бы, что может быть общего между сыном священника и тем, чьё второе имя — забота, нежность и непоколебимая смелость? Любовь. И пока она есть в этом мире, пока ею живут, пока в неё верят — будут сходиться все перпендикулярные линии, превращаясь в параллели, а там и в одну прямую. Будут сходиться те, чьё второе имя ангел и те, чьё второе имя — ангел-хранитель.