Аномальные погодные условия

Начался новый день, мало чем отличавшийся от предыдущих шести: уже как неделю на территории базы Херефорд и ее окрестностях шел беспросветный ливень, заливавший все вокруг мутной водой. Плановые тренировки для повышения квалификации и разработки стратегий на поле превратились для бойцов в недостижимую мечту. Вокруг базы воды было так много, что даже немаленькому Шеймусу она доходила чуть ли не до середины голени. С каждым днем она была все выше и выше. Факт того, что сила ветра сдувала легкую Нинке наповал, совсем огорчил оперативников, до конца пытавшихся бегать на залитом полигоне по кругу. Даже Лера, которая всегда отличалась упрямством и силой воли, признала, что лучше отсидеться до того момента, пока дождь не утихнет и вода не сойдет. Никто в команде не горел желанием простудиться и получить осложнения, ибо Гюстава, способного быстро поставить больных на ноги, с ними не было. Конечно, Лера тоже была своего рода здешним врачом, но если заболеет каждый, она не сможет помочь в одиночку. В конце концов, оперативники, так неудачно запертые в холодном маленьком пристанище, едва ли успевали выходить на улицу покурить. Дождь мочил сигареты быстрее, чем их успевали зажечь. Все неудачные попытки отойти от пристанища дальше, чем на метр-полтора, делали людей угрюмее и унылее, лишь сильнее напоминая о том, какая за окном погода. Отправляя небольшую команду на базу, Гарри никак не мог предположить чрезвычайно быстрое ухудшение погоды. Данный дождь мог и не стать для тренированных бойцов большой проблемой, если бы Гарри не углядел в нем новую возможность сблизить оперативников. Его последняя попытка сделать это обернулась грандиозным провалом: люди еще долго не забудут то, какой раздор породила его попытка сблизить людей с совершенно разными взглядами на жизнь. На этот раз он постарается не допустить такую ошибку. Теперь его никто не сможет обвинить в том, что он сделал что-то не так: его вины в буре нет. Только вот она поможет ему попробовать совершенно новую методику сближения его подчиненных. План Гарри был прост и легок в исполнении, хотя и не был создан для этого случая. Все условия были настолько заманчивыми для попытки испробовать новую стратегию, что не попробовать было бы настоящим кощунством с его стороны. Заставить контактировать людей посредством почти полной изоляции от цивилизации — что может быть интереснее? Возможно, будет даже хорошим решением спрятать самого себя от тех, кто остался один на один со стихией. Постараться не вмешиваться и посмотреть, что будет дальше. Так или иначе, частота, выделенная для связи с тренировочной базой, молчала пятый день кряду. Видимо, непогода повредила опорные ретрансляторы близлежащей местности или саму принимающую антенну базы. Даже если ее починят, Гарри не собирался принимать сигнал и отвечать на него до тех пор, пока непогода не стихнет. Просто ради эксперимента. И науки, естественно. В конечном итоге он хотел устроить им сеансы психотерапии после того, как они вернутся на основную базу с докладами. Проделанной работы, однако, не наблюдалось. *** Попасть в такую мокрую дыру не повезло достаточно небольшому составу оперативников, но каждый член несостоявшегося отряда подготовки отличался личными проблемами в голове. При такой погоде люди поделились на несколько типов: тех, кому было плевать и они занимались своими делами, тех, на кого дождь действовал как серьезное давление, заставляющее вспоминать все самое ужасное в их жизни, и тех, кто с чашкой горячего напитка сидел на подоконнике и наслаждался тем, что они находятся внутри здания, а не снаружи. Наверное, из всех предложенных вариантов Элизе больше всего подходил первый, но с дополнением. Она оставалась самой продуктивной женщиной в собранной команде, будучи ее лидером совершенно неосознанно. Ее никто не назначал, но все чувствовали силу и подчинялись ей в непростой ситуации. Даже под возможным давлением она стойко держала свои личные позиции и не позволяла разбушевавшейся погоде сделать из себя тряпку. Даже однообразие и тоска по солнцу ее не сломили. Позиция Элизы на данную ситуацию была очень проста. Если они не могут покинуть здание, чтобы заняться работой, то каждый в здании должен заняться чем-то полезным. Поэтому в самом начале, когда оперативники решили оставаться в гостинице и переждать непогоду, она попросила каждого убраться в своих комнатах. Каждая комната была по своей сути не только пристанищем с кроватью, но и самой настоящей мастерской. Без мастерских люди совместили все ради удобства. Мысль о наведении порядка в гостинице Коэн пришла в голову, когда она заходила за одолженными инструментами в комнату Александра. Открыв дверь, она не сразу поняла, где что находилось. Было ощущение, словно кровать была прибита к потолку, а стол превратился в гору мусора. Сам Саня лежал на полу в обнимку со старым магнитофоном. Когда Элиза отошла от шока и окликнула его, он не сразу понял, откуда доносится звук: сначала посмотрел на окно, потом на потолок и только затем соизволил догадаться о том, что человеческий голос доносится из приоткрытой двери. Когда речь зашла об инструментах, Александр встрепенулся и смог откопать компактный ящичек из-под скомканного в углу одеяла. Сенавьев предлагал остаться у него в берлоге, но Элиза, получив обратно свои инструменты, отправилась в коридор, с тихим хлопком захлопнув за собой дверь. Хозяин жилища на это ничего не сказал. Он пожал плечами и пошел обниматься со своим магнитофоном дальше. Через несколько часов оказалось, что он совсем с ним не обнимался, а высматривал нужные микросхемы для его починки. И ведь починил в конце концов! Практически сразу после Элиза пошла в гостиную, где обычно собирался народ. На этот раз там находился практически полный состав спецназа (за исключением Александра), неполный состав SAS и Нинке. Практически все, кроме Мейнер, играли в карты на желание. Кто-то уже разделся по пояс, кому-то довелось покукарекать на одной ноге, а кому-то пришлось делиться частями личного пайка. Со стороны все это выглядело до ужаса уныло и скучно: все партии проходили медленно, и это сильно стопорило игру. Элиза, осмотрев всех и обратив на себя внимание, попросила всех после прибраться в комнатах. Она также не забыла описать то, что видела у Александра в комнате. На это заявление большинство ответило скучающим взглядом и тяжелым вздохом. Кто-то сразу пошел к себе в комнату, а некоторые решили доиграть партию. В любом случае, грозно стоящая в дверном проеме Элиза достаточно сильно подогревала желание поскорее уйти к себе, чтобы не становиться жертвой сверлящего спину взгляда. Когда народ разошелся, в гостиной осталась только Нинке. Она все это время следила всем происходящим, как за интересным кино. Оставшись один на один с совершенно незнакомой для себя личностью, она решила посмотреть, что будет дальше. Возможно, это ее шанс познакомиться с незнакомкой получше. До этого она только читала смутное досье, не особо располагавшее деталями характера и предпочтений. У них не было ни одного разговора, только молчаливое внимание к заданиям и их выполнение. Все, что она о ней знает, ей рассказали другие оперативники. Коэн все уважали, но каждый считал своим долгом сказать, что она «невероятно напряженная» и «серьезная». Нинке хотела проверить слухи. Поймав на себе пронизывающий взгляд белых глаз, Элизу внутри передернуло: настолько эти глаза были пустыми и жадными до чего-то не до конца понятного. Нинке ничего не замечала, погрузившись в свои мысли и не реагируя на явное раздражение со стороны Элизы. — Почему ты не идешь к себе в комнату? — в конце концов, разогнав неловкую тишину, спросила Коэн. — А зачем мне идти к себе сейчас? — Спокойно начала Нинке, вальяжно расположившись на опустевшем полу, — Ты мне не командир. Это же был не приказ, так ведь? — Правильно, — ответила с небольшой задержкой Элиза, — но я все равно буду надеяться на то, что ты у себя приберешься. Видеть чистоту в комнате приятнее, чем огромную свалку. — То есть, я могу этого не делать? — практически сразу подхватила Нинке, — у меня и так достаточно чисто. Я слежу за тем, чтобы мусора в моей комнате не было. — Это радует, — хмыкнула Элиза, — но я в любом случае предлагаю тебе заняться хоть какой-то физической активностью. Она отрезвляет ум. Нинке одарила ее незаинтересованным взглядом и, сняв ботинки, с довольным стоном растянулась на широком диване. Элиза, пронаблюдав за этим действием до конца, хмыкнула, развернулась и пошла в свою комнату. Раздражало таскать ящики. После того, как Элиза вернулась в свою комнату, она спокойно поставила свои инструменты на место. Переговорить с Гарри было неплохой идеей, поэтому она достала из ящика под столом небольшой приемник. На удивление, Пэнди не давал конкретных указаний по поводу того, как с ним можно связаться в случае непредвиденных обстоятельств. Это напрягало. Может, у него и был какой-то план на этот счет, но он бы оповестил о нем хоть кого-нибудь из всех оперативников, собранных в этом месте. Отметив печальное состояние передатчика, Элиза попыталась его активировать. Сигнала не было. Из слабого динамика был слышен только белый шум, да и тот постоянно прерывался. Коэн с тяжелым вздохом бросила бесполезную железяку на стол: идея оказалась плохой. Она вытащила из ящика пару инструментов и приступила к починке прибора. Мелкая работа, которая требовала хорошей моторики рук, никогда не напрягала ее: она чувствовала себя на своем месте. Ее агрессивность и холодная расчетливость всегда вели к правильному, хотя временами и грубому решению самых разных задач. На поле боя эти черты характера заставляли соображать быстрее и уменьшали количество ошибок. Однако в этой ситуации все валилось из рук. Работа с передатчиком никак не шла. Когда Коэн в очередной раз случайно задела не тот проводок, обрушивший все ее труды за последние полчаса, она с раздражением бросила все на стол. Руки тряслись нещадно. Элиза пошла на перекус. *** Путь в столовую проходил через гостиную. Под ними находилась газовая труба, которая отвечала за отопление всей гостиницы. Рядом с газом провели и воду, и получилось, что получилось. Дизайнеры и проектировщики не были довольны подобным решением, но у них не было выбора: при другом решении проектировка обошлась бы многим дороже. Элиза пришла в гостиную под свои размышления о починке прибора: хотелось все исправить и при этом не убить передатчик о стену. Нинке все еще лежала на диване, закинув ноги на подлокотник. У Коэн возникли мысли о том, чтобы тихо подойти и съязвить на ухо какую-нибудь чушь, чтобы напугать, как казалось, дремлющую девушку. Бесшумно пройдя комнату, она уже почти воплотила свой план в действие. Но вот незадача: у Нинке были вставлены светло-бежевые беруши. Они были настолько незаметными, что Элиза только сейчас смогла их увидеть. Нинке действительно спала. Не хотелось будить девушку только ради шалости. На цыпочках пройдя мимо, Коэн наконец оказалась в столовой. На удивление Коэн, в ней кто-то находился. Она не сразу признала человека в тусклой желтой футболке за Оливье. Он выглядел очень измотанным и уставшим, а из-за сгорбленной спины казался в полтора раза меньше, чем был на самом деле. Француз вяло ковырял ароматный ужин, засыпая на месте, и, похоже, не заметил вошедшую Элизу. Девушка поздоровалась, чтобы расшатать мужчину и не дать ему упасть носом в тарелку. — Ну, привет, — прилетело ей в лицо вялым ответом. — Говорят, что паек французских армий один из самых насыщенных и вкусных. Это правда? — Может быть, — прозвучало чуть более оживленно, — но я никогда не пробовал других. — Махнемся? Оливье молча встал со своего места и похлопал по стулу. Элиза улыбнулась и в мгновение ока достала из ящика рядом с газовой плитой совсем небольшой пакетик, — он был рассчитан всего на один прием пищи. Таких у нее было три: на завтрак, обед и ужин. Коэн достала последний: уже было достаточно поздно. На скорую руку разорвав пакет, она высыпала маленькую порцию картошки с мясом, несколько заготовок для напитков, сушеные ягоды, мятные конфетки и много чего еще по мелочи. Герметичный пакет с картошкой она сразу же разорвала, вывалила содержимое на тарелку и отправила в микроволновку. Поставив чайник на плиту, Коэн решила чуть поколдовать с добавками для воды, и буквально через пять минут рядом с ней стоял кувшин с ароматным компотом. Пока Элиза разбиралась со своим пайком, Оливье за ней наблюдал. Не пялился, не разглядывал, а просто… смотрел. Он всегда считал работу на кухне волшебным делом. Даже сухой паек, который не требует много усилий для его распаковки и приготовления, в умелых руках на кухне мог превратиться в нечто интересное. Обычно люди даже не утруждались, чтобы каким-либо образом улучшить себе прием пищи. То, что Оливье видел перед собой, немного меняло его представление о кухонном деле. Действия Элизы нельзя было назвать полноценной готовкой, но умелые действия впечатляли. Мать редко подпускала его к кухне в детстве. Он становился старше. Мать дольше задерживалась на работе, а по приходе домой была обессилена. Так ему пришлось научиться готовить. Его стряпня никогда не могла сравниться с маминой по вкусу. Как бы он не старался обучиться, у него всегда что-то не получалось. Элементарный бульон, вареное и жаренное мясо, тушеные овощи, каши — вот все, что он мог. Оливье часто корил себя за то, что у него получалось плохо, но мать не уставала благодарить сына. Она всегда радовалась домашней кухне. До определенного времени. После переломного момента во взрослении он перестал готовить вообще. Позволяя себе пить прямо на богато обставленной кухне, Фламан больше никогда не получал благодарности со стороны родителей. Даже впоследствии, когда Оливье смог восстановить отношения с ними, максимум, что он слышал в свою сторону, это сухое «спасибо». С их стороны это слово ощущалось больше как брезгливо брошенная оголодавшему псу кость, чем реальная благодарность. Пока Фламан погружался в свои воспоминания, Элиза уже почти закончила: выбрасывала лишнее в мусоропровод. Сам Оливье не предпринимал никаких попыток сделать что-нибудь. Лишь когда его окликнули, он вздрогнул и не мигая посмотрел на Элизу. Француз сильно погрузился в свои мысли и не заметил, как прошло десять минут. Сама виновница потока его воспоминаний смотрела ярким взглядом зеленых глаз, и, похоже, дулась на его отстраненность от реальности. Элиза фыркнула на непонимание в глазах Оливье. Она жестом пригласила его оценить ужин. На столе было что-то невероятное. Из маленького пакетика с пайком она смогла устроить чуть ли не шведский стол. Картошка с мясом, политая расплавленным сыром и посыпанная непонятно откуда взявшимся укропом, несколько армейских галет на отдельной тарелочке. На ней же большая плитка шоколада. Отдельный кувшин с компотом. Чай в стакане, а рядом с ним завалявшиеся конфеты и жвачка. От красивой подачи у Оливье потекли слюни. Он кивком отблагодарил Элизу и сел на свое место. За то, как выглядела его с горем пополам разогретая еда, Фламану стало немного стыдно. Тарелка с нетронутыми макаронами в соусе и простой стакан воды выглядели скудно. Все остальное находилось нетронутым и лежало на столе рядом просто так, на всякий случай. Элиза только пожала плечами и закинула макароны в микроволновку. Из пакетов, лежащих рядом, она взяла только галеты и абрикосовый джем. Остальное девушка закинула в коробочку из-под пайка и отправила в ящик, находившийся рядом с плитой. Она не стала делать еще один «шведский стол»: в этом не было смысла. Элиза не собиралась наедаться до отвала. Той большой порции макарон тоже хватило бы на двоих. Микроволновка издала характерный звук: ужин француза был готов. Коэн практически сразу приступила к еде, и только после этого поняла, насколько проголодалась за день. Она быстро расправилась со своей порцией, а Оливье все еще ковырялся в картошке, ни съев ни кусочка. Конечно, Элиза это заметила и не упустила шанс спросить у него об этом. Может, он съел что-то не то и отравился? Ответ ее удивил. — Ничего, — прозвучало грустно. — И вчера не ел много. — Тогда в чем проблема поесть сейчас? — Я… особо не хочу, честно, — тяжело вздохнул Оливье. Такой ответ Коэн насторожил. Она спросила о том, что у него произошло, приготовившись слушать все… — У меня сын бронхит подхватил, а я даже позвонить ему не могу, -…все, кроме этого. Элиза совсем не ожидала, что Фламан начнет говорить о своем отпрыске. — Выйти на связь не получается с самого начала чертового шторма! Элизе стало не по себе. Сам Фламан после выяснения отношений души в сыне не чаял. Алексис же, по словам Гарри, не любил своего биологического отца. Помня всю подноготную Оливье, Элиза могла предположить, что он будет беспокоиться о сыне. Ее удивлял факт голодовки Фламана. Наверняка вокруг Алексиса хлопочут его мать и отчим. Пока они отдыхают в своем теплом домике, Оливье жертвует остатками нервов. Возможно, будь у нее свои дети, Элиза понимала бы Фламана намного лучше. Сейчас же, будучи запертой здесь, ее волновал совершенно другой вопрос. — Последнее сообщение, дошедшее до меня, было о том, что в жилом районе Алексиса температура за сутки упала на градусов двадцать. У них там тоже какие-то… аномальные погодные условия. Элиза нахмурилась. — Поподробнее про погоду и связь, пожалуйста. — Ох, конечно! — поняв, что Элиза разговором заинтересовалась, Оливье оживился, — Как я понял, природа бушует не в отдельных регионах, а по всему миру. Даже в Африке бури. В тех регионах, где температура никогда не опускалась ниже нуля, стоит лютый мороз. — Значит, не только нам не повезло? — спросила собеседница. — Да, — ответ на вопрос был четким. — На самом деле, такие аномальные всплески у погоды не впервые. Помнишь, лет десять такое же было? Разве что не так серьезно. — Вспоминаю. Это когда еще в Техасе было резкое похолодание, и государство не было к нему готово? — Да, — Оливье задумался на мгновенье. — Тогда много людей не было готово к подобным событиям. Погода сходила с ума постоянно, меняясь от лютого холода к жаре. Наверное, единственной страной, которая практически без потерь пережила все это, была Россия, — мужчина кривовато улыбнулся. — Ну, это да. Неудивительно, что большая часть русских даже не заметила изменения в температуре, — Элиза улыбнулась в ответ. После небольшой паузы Коэн продолжила. — Про погоду поняла. Что насчет связи? Фламан замешкался. — Тебе про что конкретно рассказать? У меня много информации. — Давай ты мне скажешь, как пытался выйти на связь, — Коэн выглядела решительно. Она хотела разузнать больше, потому что это могло помочь ей связаться с Гарри, — и что конкретно у тебя вышло, а что не получилось. — Тогда я, пожалуй, начну с первой попытки выйти на контакт с сыном, — Оливье смутился. Он понял, что это не те данные, которые были нужны Элизе. — Перед ливнем у меня волнами, достаточно быстро начала пропадать связь. Чем ближе подходили тучи, тем дольше проседал интернет. Позже подумал, что у меня с телефоном проблемы. Только вот я уверен, что с ним все в порядке. — Почему ты не проверил антенну на крыше? — Элиза была настроена максимально скептично. — Я не знаю, в каком она состоянии. Это здание очень старое. А теперь то, что я смог выяснить, пока пытался настроить связь. И, поверь, ты точно не будешь рада моим словам. Резко замолчав, Фламан специально выдержал долгую паузу. За это француз удостоился сверлящего взгляда. Оливье примирительно поднял руки вверх. — На чем я остановился? Ах да, на нашей дорогой антенне! — на такую артистичность Элиза разозлилась еще больше. Сейчас ей нужна была информация, а не эмоции. — У меня есть два варианта, из-за которых может отсутствовать связь. Либо антенна на крыше была повреждена штормом, либо упала, и ее придется искать по всей округе. Есть еще вариант неисправности оборудования, которое отвечает за саму связь. — Еще какие-нибудь версии? — Может, дело еще в том, что мы сами что-то сломали, но не можем найти поломку. Но это маловероятно. Можем сразу отбросить. Оливье понял, что Элизе явно была нужна именно эта информация. Он даже немного расстроился, что Коэн не было интересно слушать о его взаимоотношениях с сыном. Но ее можно понять: сейчас каждый на взводе. Любая информация о том, что можно сделать со связью, сейчас была очень важна для команды. — Интересно. Так, — Элиза хлопнула в ладоши и резко выпрямилась. — Обязательно поешь нормально. Она тихой рысью встала из-за стола и направилась к выходу из кухни. По дороге Элиза похлопала Лиону по плечу. Ему явно нужна была поддержка, но все, что Коэн могла предложить — это простой разговор, связанный с работой. Сухой, совершенно далекий от его переживаний. Но именно он помог Оливье чуть встряхнуться и прийти в себя. Прозвучал хлопок, эхом раздавшийся по всей комнате. Фламан остался один. В тишине заворчал его желудок. Тяжело вздохнув, он заставил себя есть. *** В гостиной Элиза тихо выдохнула сквозь зубы. Говорить с Оливье было очень сложно. Неверное слово легко могло дать начало потасовке. Диалог между ними смог дать ей ту крупицу недостающей информации. На свое место встало несколько деталей, которые вкупе дали ей неполную картину. Данные о связи стали важнейшими из всего разговора. Эш стоило бы позаботиться о проверке антенн на крыше. Иначе придется высылать людей на поиски по округе. Ночью обстановка в гостиной была завораживающей. Приглушенный свет, прохлада, громкие завывания за одиноким большим окном. Все окружение словно само подбрасывало мысли о том, чтобы собраться в компанию и тихо наслаждаться происходящим вокруг. Будь Элиза дома, рядом со своими близкими подругами или семьей, она бы так и поступила. Здесь же, будучи наедине с собой, ей хотелось поскорее уйти обратно к себе в комнату. Мягкая подушка и теплое одеяло по ощущениям были более привлекательными, чем все наблюдаемое вокруг. Нинке все еще спала на диване. Бледная и расслабленная, девушка напоминала хрупкую фарфоровую куклу. На этот раз Элиза не решилась пугать Мейнер: уставшая от дневной суеты, та наверняка не хотела просыпаться раньше времени. Коэн с подозрением подошла к Нинке и осмотрела ее. Она не позволяла себе разглядывать спящих людей, но сейчас разрешила себе сделать исключение. Опасения Элизы подтвердились: космонавтка выглядела замерзшей. Коэн аккуратно взяла Мейнер на руки. Она не хотела рыскать в карманах Нинке, поэтому достала свой ключ. Донести Яну до комнаты оказалось непросто. Она только внешне была похожа на подростка. Вес у Нинке был, как у полноценного взрослого человека. Пока Коэн тащила девушку и внутренне ныла («Ну и зачем было нести ее на себе, лучше бы одеяло взяла…»), Нинке что-то сквозь сон бурчала про «грубых русских придурков в космосе» и «неизвестные далекие миры». Каждый шаг и сказанное шепотом слово отдавались тихим эхом в пустом коридоре. Было холодно, но тепла никто и не ждал. Батареи не справлялись. Слабый белый свет из прожженных лампочек на потолке почти не помогал ориентироваться в пространстве. Проще было выключить, но его зачем-то оставляли. Дойдя до комнаты, Элиза с большим трудом вставила ключ в замок и провернула его. Комната встретила Коэн слабым свечением лампы. Поблагодарив себя за расправленную постель, она аккуратно опустила Нинке на кровать. В полумраке комнаты Нинке выглядела завораживающе. Белоснежная кожа вкупе с расслабленным телом создавали слабую иллюзию того, что перед Элизой лежал призрак. Лишь слабое поднятие грудной клетки на каждом вздохе выдавало то, что она была реальным человеком. Каждый изгиб тела казался невероятно красивым. Руки, покоящиеся на животе, мелко подрагивали. Нинке все еще не согрелась. В досье Мейнер говорилось, что хрупкость — это то, что она прячет под маской стойкой и бесстрашной женщины. Но сейчас, в ночи, когда этих масок нет, было отчетливо видно уставшего человека. Постоянные насмешки от толпы, перешептывания за спиной… Дискриминация, угрозы, насилие. Общество не любит тех, кто не может влиться в толпу. Альбиносы всегда были буквально белыми воронами. Элизу радовало, что ее товарищи не позволяли себе опускаться до такого низкого уровня по отношению к своим коллегам. Элиза засмотрелась. Вздрогнув от осознания того, что она пялилась на спящего человека, Коэн резко отвернулась. Заставив себя отбросить мысли о Нинке, девушка села за стол и взяла в руки несчастную железяку, ошибочно названную «передатчиком». Из разговора, который произошел ранее, было понятно только одно: мучила она приемник безосновательно. Элиза попыталась его включить в надежде на то, что ее действия не слишком сильно поломали основной функционал прибора. Передатчик тихо засипел и выдал глухой белый шум. Разочарованный выдох сорвался с плотно сомкнутых губ. Сегодня у Элизы работа не задалась. Коэн еще долго сидела, сгорбившись над передатчиком под слабым светом желтой лампы. Периодически из маленькой железяки в ее руках раздавались еле слышные звуки, отдаленно напоминавшие шелест старого радио. Со стороны Нинке слышалось тихое сопение. С невероятной яростью дождь барабанил в окно, словно пытаясь его сломать. Комната впервые за неделю казалась уютной и по-настоящему теплой.