Люцифер
Так значит имя ее Вики. Взглядом провожаю милый силуэт Непризнанной, которой пришлось уступить мне первому разговор с Геральдом. Даже неповадно немного стало, что помешал ей. Видно что-то важное хотела рассказать старику. Но я не стерпел и вмешался. Большой и страшный злодей. А она неплохо держалась после вчерашнего. Даже пыталась контролировать свой страх передо мной, когда рядом оказался. Подозреваю, что никому не рассказала о моем поступке. Да еще и глядела на меня так пристально, пока тренировался. Осмелела? Похвально, девочка. Немного обидно, что свои гнусные делишки так и не смог вчера провернуть. Все еще заводят мысли о том, что мог бы с ней сделать, да и момент такой подходящий был, но так уж и быть. Поигрался и хватит с нее. Девчонка во мне слишком теплые воспоминания о матери пробудила, до сих пор не отпускают. Так и чувствую как от меня эта энергия с примесью тоски прет. Папаша бы слабаком назвал и был бы прав. А вообще с каких пор у жалких непризнанных есть дар? Да еще и такой ценный? Много вопросов, конечно, вызывает у меня эта девчуля, но ответы на них искать не готов. Время свое тратить не собираюсь. Геральд заметил как смотрю на ее отдаляющуюся фигуру и возвращает к себе мое внимание: — Я тебе не мешаю? — грозно поднимает брови, а я усмехаюсь. Умеет же он быть тем еще засранцем. — Чего хотел? — интересуюсь, складывая руки на груди. У меня тоже есть к старику парочка вопросов, но сначала пусть говорит он. — Отдал конверт Адмирону? — с особым любопытством спрашивает Геральд. Да что там в этом конверте?! — Отдал. — Спасибо, Люцифер, — с успокоением произносит преподаватель. — Что он тебе рассказывал? — Как наш замечательный Владыка развлекается, ничего нового. Хотя удивило меня кое что, — делаю нагнетающий шаг к демону и гляжу свысока. — Когда именно ты собирался рассказать мне, что вы готовите переворот против моего отца? — Не понимаю о чем ты, — отвечает старик, глядя на меня так же пристально, как я на него. Ага, конечно. Не понимает. — И с чего же вы оба взяли, что можете сделать меня пешкой в вашей жалкой игре? — голову наклоняю в бок, буйствую и злюсь. — Пешкой? — учитель издает смешок и глядит на меня добрым, но уставшим взглядом, — Люцифер, когда же ты поймешь? Ты не пешка, а король. Искренне не улавливаю, что имеет в виду, а в этот момент ощущаю, что голова начинает бешено пульсировать. По носу бьет запах крови. Это означает одно: Сатана вызывает к себе. Как всегда не вовремя, отец. Как будто чувствует, что про него болтали. Геральд понимает по моей энергии, что произошло, взгляд его становится сочувствующим и встревоженным. Кивает мне без слов в знак прощания. Я ему, а потом щелкаю в пальцы. Стою перед воротами в тронный зал. Переместиться сразу к отцу нельзя, так как в этом помещении любая телепортация у демонов не срабатывает, чтобы не могли сбежать при разговоре с ним. Такая привилегия дана лишь отцовским бесам. Чтобы те могли находить пленников и телепортацией доставлять к Владыке. Продумано все до мелочей. Делаю тяжёлый вздох. Уверенно вхожу в зал, двигаюсь к отцовскому трону, а дверь за мной захлопывается с устрашающим грохотом. Останавливаюсь перед троном и кланяюсь, не глядя на присутствующих здесь как всегда Цербера и Хабарила. — Господин, — произношу кротко и какое-то время еще смотрю в пол. Знаю, что отцу это понравится. — Здравствуй, сын, — звучит его вечно надменный тон, и только тогда я поднимаю на него глаза. Глядит свысока. Сидит на троне, по-аристократически закинув ногу на ногу. Губы в легкой усмешке. Пальцами пристукивает по ручке трона. — Чем понадобился тебе, отец? Знаю итак ответ: проверяет меня. Вызывает к себе периодически, чтобы просто просканировать мою энергию, убедиться, что все так же мерзок как он сам. Скрываться не могу: сразу поймет неладное. Пытаюсь лишь заглушить в себе оттенок тоски по матери, но это тяжело. Сатана встает и медленно подходит, руки держа за спиной. Принюхивается ко мне. Энергия его мощнее, чем моя: давит ой как сильно. Не каждый демон вынесет его близость, а уж ангел тем более. Но я привык. — Лишь повидать хотел, — язвительно кидает отец и чувствую в нем наростающую опасность. — И не зря. Что за скверный оттенок в твоей энергии? Гляжу прямо перед собой без эмоций. Чертова Непризнанная! Все из-за тебя. — Вспомнил про мать, — отвечаю честно. Сейчас врать нет смысла, он все равно уже понял. Вижу краем глаза, как ублюдина эта Хабарил скалиться начинает и хихиканье издает. Гиена сраная. Клянусь, когда нибудь голову оторву ему. Пусть только попадется мне вне этих стен. Цербер же сидит неподвижно на цепи. По псу невозможно понять, что тот чувствует. Его бесовская энергия сильно отличается от демонической или ангельской и читать ее не так легко. Папаша чувствует мой нарастающий гнев и рукой приказывает Хабарилу заткнуться. Тот слушается моментально. — Вспомнил мать, значит, — отворачивается от меня и начинает топать по залу каблуками туфлей туда-сюда, затем спрашивает ледяным тоном то, чему учил меня всю жизнь: — Что такое любовь, Люцифер? Скриплю зубами. Желваки мои, чувствую, как бегают и напрягаются. — Мерзейшая слабость, — отвечаю заученную фразу. И она у меня отдается тошнотой в горле. Слишком много отхватывал, пока отец мне это внушал все детство. Даже вкус собственной крови будто во рту ощутил. Сатана глядит на меня какое-то время, продумывая как бы наказать, и слегка издевательским тоном приказывает своей вшивой правой руке: — Хабарил, вели привести какого-нибудь пленника. Наследнику моему непременно нужно выплеснуть свою злость. Вот ведь блядство. Снова заставит пытать кого-то. Избивать меня ему уже, видимо, недостаточно. Хотя тут папаша прав, я сейчас очень зол, но предпочёл бы размозжить рожу этому огненному хихикающему остолопу чем какому-то незнакомцу. Очень скоро в зал заводят пленника. Демон. Какой-то несчастный дряхлый старик. Видимо из простых рабочих. Крылья его вырваны почти у основания. Кожа уже посеревшая. Одет в грязные, порванные тряпки с кровавыми пятнами. Видать уже поизмывались над ним до этого. Энергия слишком слаба да и двигается с трудом, на последних издыханиях. Его худые руки и ноги Хабарил приковывает в позе «звездочки» к стене, затем дает пощечину с гадкой насмешкой и отходит на свое излюбленное место рядом с Владыкой. Отец тоже садится на свой трон. Я гляжу на него вопросительно, хочу знать какую из пыток желает лицезреть. — Кнут, — кротко отвечает Сатана поняв мой немой вопрос и буравит насмешливыми глазами. Щелкает в пальцы, и в руке у меня появляется массивное орудие из плотной переплетенной кожи с узлами на конце. Ох старик. Не повезло тебе. Пытка поркой, одна из самых кровавых. Знаю отлично, ведь сам на себе испытывал пару раз. Мне 13 лет. Волей своей отец заставляет меня пасть к его ногам на колени и покорно склонить голову вниз. — Как посмел ты ослушаться меня, щенок? — звучит его грозный голос, не предвещающий ничего хорошего. Догадываюсь о чем он. Видимо кто-то из его сраных демонов наябедничал отцу, что помогал пару дней назад Ади научиться ощущать чужую энергию. Рыжеволосому демоненку это умение всегда давалось с большим трудом. До этого папаша строго-настрого приказал мне забыть про друга и не подходить к нему больше. Молчу горделиво. Знаю, что виноват. В следующую же секунду с громким шлепком кожа на моем плече разрывается вместе с тканью одежды от сильнейшего удара хлыстом. Все еще молчу. Зубы сжал и в пол гляжу, все так же на коленях сидя, хотя отец уже не сдерживает своей волей. Ничего, бывало и побольнее. Еще один удар приходится на живот. Чувствую как кровь сочится и капает на пол, а Хабарил, наблюдающий за этим со стороны возбуждается и облизывается. — Видать не запомнил ты в прошлый раз, сын? — бьет еще раз в то же место на животе, прогрызая еще более глубокую рану кожаным кнутом, а сам доволен сейчас тем, что с места не двигаюсь и терплю беззвучно. — Любовь и дружба — мерзейшая слабость. Да знаю-знаю. Сколько уже можно это повторять? После еще нескольких ударов хлыстом снова в живот, ноги меня уже не держат, и я падаю на мраморный пол, истекая кровью. Отец брезгливо отворачивается. А ко мне подходит своих лапах Цербер, звеня цепью, что его удерживает, и, будто бы сочувствующе, облизывает шершавым языком открытые раны, причиняя еще большую боль. Все притихли и ожидают с нетерпением начала этого прекрасного «спектакля», который они так обожают. Подхожу к старику и мои уверенные шаги отдаются опасным эхом по залу. Останавливаюсь напротив пленного и начинаю медленно засучивать рукава своей тренировочной кофты, вглядываясь в измученные темно-карие глаза. В них безжизненная пустота, но когда поднимает голову и видит меня перед собой, во взгляде появляется смирение и странная надежда. Это надежда не на свое будущее, а на будущее Ада. Очень похоже на то, как Геральд глядит на меня время от времени. Знает ли этот бедолага, как мне тошно? Очевидно, что это сейчас последние мгновения его жизни, ведь не выдержит пытки. А старик глядит, будто понимает все, и незаметно кивает, грустно приподнимая уголки потрескавшихся пересохших губ. Сжимаю зубы, эмоции свои заглушаю намертво. Выпрямляю спину и холодным расчетливым взглядом свысока прохожусь по его худому телу: Ребра торчат, одежда так изорвана, что почти совсем ничего не прикрывает. Плеть в руке подергиваю, обдумывая как лучше поступить. Буду бить слабо — отец поймет и только хуже станет. Выбор не велик. Размахиваюсь и сразу делаю десять быстрых хлестких ударов кнутом по всей площади тела старика, оставляя кровавые следы. Пытаюсь не бить по одним и тем же местам, потому что это самое мучительное. Демон издает громкие хриплые оры и корчится от боли, тело его содрогается, а я чувствую как жизнь почти покидает его. Останавливаюсь. — Ты способен на большее, сын, — тут же звучит властный голос Сатаны, что наблюдает с наслаждением. Так и знал. Лучше закончить с этим поскорее. Ладонью сжимаю плеть сильнее, гляжу на старика в последний раз и наношу жестокие удары по уже имеющимся ранам, которые глубоко разрывают его кожу до мяса и костей. Кровь брызжет от него во все стороны, а глаза мои вспыхивают от ярости и наслаждения, ведь есть все же во мне эта мерзкая суть отца и ничего не могу с собой поделать. Последнего удара старик, к счастью, не выдерживает и глаза его потухают навсегда. А я стою еще какое-то время, глядя в одну точку. Дышу тяжело и громко, пытаясь потушить пылающий взгляд, ведь мерзко и стыдно за себя самого. Плеть откидываю на пол, сплевываю небрежно слюну, морщась, будто это поможет заглушить блевотный запах крови, что ощущается сейчас сильнее обычного, и на отца поворачиваюсь. Гляжу выжидающе. Доволен? Он доволен. Кто бы сомневался. Улыбается вместе со своей свитой, похлопывая в ладоши. — Браво, сын, ступай, — произносит ехидно и головой кивает в сторону выхода из тронного зала.От лица автора
Владыка Ада провожает взглядом отдаляющийся силуэт своего наследника и с наслаждением подмечает: осанка у Люцифера такая же статная и уверенная, как у него самого. Шаг опасный и властный, вызывающий уважение и желание подчиниться. Энергия темная и притягательная, завлекающая всех демонов вокруг. Да и вырос он красавцем, каких не видать: волосы темные, как у матери, а глаза алые — в отца. Вот только есть все же в его энергии что-то лишнее. Не совсем то, чего хотелось бы видеть ему в своем сыне. Эта часть его энергии ощущалась явно: какая-то мерзкая то ли доблесть, то ли жертвенность, которую Сатана всегда старался выбить из мальчишки, но до конца никогда не получалось. Лишь на время. «Прямо как у его мамаши» — вечно подмечал он. И это вызывало в нем сущий гнев. Будущий правитель Ада должен быть исключительно жесток и холоден. Без права на какие-либо слабости. — Славно вы его проучили, Повелитель, — загоготал Хабарил, когда наследник покинул зал, захлопывая за собой дверь. Он как всегда хотел подлизаться к своему Господину. Сатана же задумчиво глядел на безжизненное прикованное к стене тело пленника, от которого осталось лишь кровавое месиво. Тут, конечно, его сын постарался на славу, а особенно ему льстило, как вспыхнули алые глаза Люцифера от жажды крови в момент избиения. Все таки не все еще потеряно. И все же что-то с ним было не так… С чего вдруг про мать свою вспомнил? Ведь поставил на место ему мозги в детстве еще лет сто назад, чтобы не всплывало подобных глупостей в голове. Встав с трона, Сатана начал задумчиво ходить из стороны в сторону. Это была одна из его привычек, и свита его тут же заинтересованно замерла, ведь знали, что следом за этим последует какой-то приказ. Мужчина остановился и алым взглядом посмотрел на своего трехглавого пса, прикидывая планы. — Цербер, друг мой, — произнес он, окончательно все обдумав. — Давно я этого не делал, но вижу, что понадобится твоя помощь. Бесовское существо тут же садится прямо, подмяв под себя огромные лапы и глядит выжидающе. Он понимал конечно, что так волновало Повелителя сейчас. Ведь лучше всех за все эти годы правления узнал его, да и сила у Цербера была столь могущественна, что позволяла видеть всех насквозь. По одному только запаху он мог ощутить все тревоги: Сатана о наследнике своем морочится. А ведь сейчас Сатане нужны были сильные последователи, потому что планы его были как никогда зловещи, и Люцифер был идеальным кандидатом. Взгляд Властелина Ада вспыхивает, он взмахивает рукой, металлическая цепь слетает с пса, грохотом обдавая зал, и тут же этот громадный черный зверь начинает уменьшаться в размерах, принимая образ симпатичного молодого человека. Уже через пару секунд, слева от трона стоит обнаженный парень, на вид лет двадцати. Телосложение его худое, но плотное и рельефное. Лицо утонченное, словно симпатичная девушка, волосы пепельно-белые. Он открывает свои голубые глаза, в которых пляшут настоящие бесята, и садится на колено, преданно ожидая приказа. Давно он не был в образе человека. В последний раз около трехсот лет назад, когда Сатане точно так же нужна была помощь в подготовке к войне. Зверь уже разучился управлять таким гибким и маленьким телом, но был несказанно рад. Ведь наконец-то мог избавится от цепей и выйти за стены этого проклятого тронного зала… — Приглядывай за тем, что наверху творится, — приказывает ему Владыка Ада и усаживается на свой трон, довольный своим решением. — А особенно за моим Наследником Церберу он доверял как себе самому. Ни разу за все эти годы службы бес не подводил своего создателя. — Да, мой Господин, — звучит бархатный голос беловолосого, а его алые губы расплываются в блаженной ухмылке.