Ваши требования неуместны

Пустота была похожа на вязкое молоко, она обволакивала мысли и затягивала тонкой плёнкой всё свободное пространство, не занятое важными проблемами. Меж тем проблем накопилось немало. Тобиас мелкими глотками пил обжигающе горячий кофе, не чувствуя ни слишком плотного вкуса, ни терпкого горького запаха. Стоило большого труда оставаться на плаву, когда тяжёлый груз прошлого тянул на дно. Тобиас обещал себе, что однажды перестанет просить Римуса о каких-либо услугах, но, очевидно, этот день настанет не скоро. Тобиас пил кофе и думал о завтрашнем дне. Хуже всего было то, что он по-прежнему доверял Римусу как никому другому и по-прежнему получал всё, что хотел. Всегда. Всегда. Это слово ударило по нервам и эхом отозвалось в каждой клетке. На мгновение Тобиасу показалось, что хлопнула входная дверь, но он не придал этому никакого значения. Нужно было подумать, оценить все прогнозы и перспективы. Сложно, учитывая, как мало у него было доступных ресурсов. И вот теперь, когда он почти нащупал предположительно верное решение, на него снова посыпались сомнения. Проведя за тягостными раздумьями столько времени, что от неудобного стула затекло всё тело, Тобиас вернулся в гостиную и обнаружил, что она пуста. Все вещи Гарри были на месте, а на столе лежал выключенный телефон. “Значит, ушёл”, — подумал Тобиас. Уходить сейчас явно не стоило — бессмысленно и по меньшей мере небезопасно. Но время, когда он беспрестанно выдёргивал Гарри из неприятностей, прошло. Теперь нужно было выдёргивать себя. За стеной надрывно заплакал ребёнок, и этот звук заполнил тесную гостиную, подстёгивая накопившееся раздражение и глухую бессмысленную злость. * * * Тобиас не боялся мертвецов. Для них уже всё решено, они не способны ни на добро, ни на зло. Когда жизнь покидает тело, оно не страшнее дохлой кошки на обочине. Но детский плач нарушал весь ход событий, усугублял ситуацию, обездвиживал, говорил — жди беды. Стоя посреди полукруглой комнаты в чудаковатом доме Лавгуда, из пробитого черепа которого всё ещё вытекала кровь, Тобиас постепенно осознавал, что произошло нечто ужасное. Бросив телефон, он бегом поднялся наверх и выпалил: — Там внизу ребёнок. — Что? — его приятель, неспешно раскладывающий кассеты из коробок по датам и именам, удивлённо поднял голову. — Ребёнок. Плачет. — На записи? — тот отложил коробку в сторону и выпрямился. — Ты нашёл какую-то запись? — Нет! Я не знаю… — Тобиас занервничал. — Кажется, настоящий. — Откуда здесь взяться настоящему? Сходи и посмотри, раз не знаешь. Идти не хотелось. — А если и правда ребёнок, что тогда? — Тобиас посмотрел в мёртвые глаза лежащего на полу Лавгуда и нервно поджал губы. — Посмотри ты. Слабый звук детского плача проник в тишину легко и гладко, как острый нож в мягкое яблоко. — Звонил Дамблдору? Подожди звонить, проверим сперва. Оставшись наедине с трупом, Тобиас с трудом, но всё же перевалил его набок, просто чтобы убедиться — Лавгуд уже никогда не очнётся. Металлическая коробка с острыми углами, один из которых был густо покрыт кровью, подтверждала это. Тобиас открыл коробку, с трудом откинув тяжёлую крышку на скрипящих петлях, и переложил кассеты, лежащие внутри, к себе в карман. — Тобиас, спускайся! Вытерев руки о грязное тряпьё Лавгуда, Тобиас с тяжёлым сердцем направился к лестнице. Гостеприимно распахнутая дверь во внутреннюю часть дома не сулила ничего хорошего. Переступив высокий порог, Тобиас оказался в такой же полукруглой комнате, как первая. На полу лежал матрас, а рядом была самодельная детская кроватка, сбитая из веток и хлама. Широкий балдахин небесно-голубого цвета с крупными розовыми звёздами выглядел непривычно чистым и новым. — Тш-ш, всё хорошо, малышка, всё хорошо… Тобиас крупно вздрогнул — на мгновение ему показалось, что здесь есть кто-то посторонний — до того непривычно звучал голос. Но нет, это всего лишь его приятель, разговаривающий с младенцем. — Посмотри, какое чудо, какая прелестная крошка. Тобиас подошёл ближе, чтобы убедиться, и прошептал: “Дьявол”. Ребёнок был самым настоящим. Большие удивлённые глаза, такие нелепые на круглом лице, светлые завитки волос и влажные щёки, на которых виднелись короткие дорожки слёз. Тобиас вышел и сел на нижнюю ступеньку лестницы, обдумывая ситуацию. Этот дом, напичканный непонятно откуда взявшейся у Лавгуда техникой, с уже распечатанными газетами, с десятками коробок записей, о содержании которых он мог только догадываться, — это дом был похож на бомбу с часовым механизмом, готовую взорваться в любой момент. Были вещи, которых Тобиас не понимал. Он не понимал, каких последствий ему ждать от трупа Лавгуда. Не понимал, что делать с собственным именем в списке причастных к деятельности Риддла. И не понимал, почему в длинном списке имён не было Гонта. Почему Гонт, собравший столько противников Риддла из числа его сторонников, ни разу не мелькнул ни на одной записи? Мог ли Лавгуд не знать о его существовании? По всему выходило — нет, не мог. Были вещи, которые Тобиас не понимал, но этого от него и не требовалось. Например, он не понимал, что делать с ребёнком. — Звони Дамблдору и не вздумай сбежать. Тобиас вскочил на ноги. — Что это значит? — спросил он. — Мы уходим. Здесь не место для малышки, я отнесу её туда, где она будет в безопасности. Да, крошка? Да, моя хорошая? Маленькая ручка схватила его за волосы и потянула на себя. Миг — и прядь оказалась во рту довольного ребёнка. — Очаровательно. — Тобиас отвернулся, чтобы не видеть счастливого умиления, исказившего лицо вчерашнего пьяницы до неузнаваемости. В последний момент вспомнив о кассетах в карманах, он машинально отдал их и запер дверь. А потом Тобиас остался один. Он не боялся мертвецов и никогда не считал их опасными. Он не испытывал раскаяния за вспышку ярости, ослепившую его в самый неподходящий момент, потому что Лавгуд, захламивший свой дом, сам был виновен в своей смерти, упав на ящик с острыми углами. Тобиас остался один из-за ребёнка, чьи интересы были поставлены выше его. Он ждал Дамблдора. Имя Дамблдора напечатано в газетах Лавгуда и записано на кассетах верхнего этажа. В конце концов, Тобиас даже не должен был быть здесь. Вся нелепость ситуации медленно обрушивалась на него. Сперва первые почти невидимые волны взволновали поверхность мнимого спокойствия, потом всё выше и выше поднимались их гребни и наконец шквальным ветром обрушилось осознание: всё обстоит очень плохо, и если вместо Дамблдора приедет полиция, ему несдобровать. * * * Тишина пустого бара оглушала. После стольких решений, после стольких вытягивающих душу бесед, после болезненно тяжёлой суеты последних дней тишина оглушала. Горький запах грязной воды из ведра, которое бармен так и не вылил после уборки, казалось, пропитал все лёгкие насквозь, но Тобиас всё равно сидел на высоком стуле у барной стойки и раскачивался на шатких ножках. — Так и будешь здесь торчать до вечера? Тобиас поднял глаза на бармена, вышедшего из подсобки, и пожал плечами. — Альбус ждёт тебя. — Профессор Дамблдор, — на автомате поправил Тобиас и нахмурился. — Да без разницы. Иди. — Я… — Тобиас втянул воздух сквозь зубы и немного задержал его, отчего кисло-горький привкус стал чувствоваться ещё острее, словно он разжевал зубами половую тряпку. — Я не хочу. Сходи за меня, Аберфорт. А? Полное бессилие. — Отчего ж не профессор Аберфорт, или мне такой титул не светит? — бармен беззлобно ухмыльнулся. — Ты наворотил дел, тебе и расхлёбывать. Тобиас с куда большим удовольствием хлебнул бы из помойного ведра. — Я слышал, проблемы с девушкой. Поверь мне, с ними всегда одни хлопоты, так уж всё устроено… — Какая же дрянь, — процедил Тобиас. Аберфорт сделал вид, что не расслышал. — Я бы предложил тебе пива за счёт заведения, даже жаль, что ты не пьёшь. — Ты? За счёт заведения? — Тобиас прикусил губу, чтобы не рассмеяться, потому что на самом деле ему было не до смеха. — Нет, ни за что не поверю. Он повернул голову и смотрел, как Аберфорт вынимает тряпку из ведра, отжимает крепкими ладонями и — да — протирает барную стойку, стряхнув его локти прочь. — Хоть бы воду сменил. — Разбираешься в уборке — бери ведро и приберись здесь сам. Но лучше проваливай отсюда, пока Альбус не пустился на поиски. С него станется заявиться сюда, а мне такого счастья даром не надо. Тобиас вздохнул. — Если ты здесь ищешь сочувствия, то не получишь, — Аберфорт бросил тряпку обратно в ведро, и Тобиас следил, как она медленно тонет в коричневой вонючей жиже. — Я не стану тебе рассказывать, что в детях счастье, а семья — дело приятное и необходимое, нет у меня ни детей, ни семьи. Хочешь сочувствия, сходи к своему приятелю да передай, что он задолжал мне за выпивку. Вот его счёт. Тобиас взял замызганную квитанцию и прочитал сверху: “Лавгуд”. Внутри кольнуло острым страхом, и Тобиас кинул быстрый испуганный взгляд на Аберфорта. — Кто ещё знает? — тихо спросил он, комкая бумагу. — Не твои заботы, — Аберфорт помолчал. — Но всем на пользу, что ты убедил его прекратить выпуск этой скандальной газетёнки. Вот как, значит. Следовало бы уйти. Помрачневшее лицо бармена говорило, что визит окончен, но Тобиас продолжал медленно раскачиваться на высоком стуле, выкраивая лишние минуты до разговора с Дамблдором. Потому что разговор обещал быть неприятным. Несколькими месяцами ранее Тобиас сделал непоправимую ошибку. И теперь у него была незапланированная Эйлин. С незапланированным ребёнком. Незапланированная семья, которую Дамблдор ему навязывал, ставил условием. Дамблдор имел право ставить любые условия, но он всё равно облачал их в красивую упаковку покровительства: семья поможет карьере, семья откроет для него новые двери, добавит ему веса, придаст его стремлениями общественной значимости. Семья — дело благое, нужно пользоваться шансом. — Лавгуд теперь тебе многим обязан, — сказал Аберфорт и замолчал, будто Тобиас сам должен был догадаться, что он хочет сказать. Стул неприятно скрипнул, и Тобиас замер на месте, рискуя свалиться на липкий вонючий пол. — А вот я тебе не обязан ничем, — продолжил Аберфорт, обходя барную стойку и спихивая его со стула. — Иди к нему и говори с ним! Не отворачивайся от него, он поймёт тебя куда лучше и окажет куда больше поддержки, чем ты думаешь. — Он бросил меня одного, — неуверенно произнёс Тобиас и поднял глаза на Аберфорта, чтобы убедиться — тот знает, о чём речь. — Ребёнок плакал, и он ушёл... — Присматривает за своим, присмотрит и за твоим, — Аберфорт похлопал его по плечу. — Не приходи сюда, вот тебе мой совет. Пока всё не успокоится. Он довёл его до выхода, вытолкнул наружу и захлопнул дверь за спиной. Время передышки закончилось. * * * Третий закат медленно тлел на горизонте, расплываясь бледно-красным пятном на темнеющем небе. Третий вечер подряд Тобиас сидел на жёстком разобранном диване в квартире Римуса и смотрел куда угодно, только не в его лицо. — Тобиас. Он поморщился и оторвал взгляд от пейзажа за окном. В горле вдруг пересохло. — Принеси воды. — Хочешь, сделаю чай? — Нет. Просто воды. Меньше дюжины шагов, меньше минуты времени в запасе. И намного меньше трёх дней, за которые Тобиас пытался сформулировать объяснение. Римус сел на подлокотник и протянул ему стакан. — Нам что, нужно поговорить? — спросил он. — С чего ты взял? — от пары глотков легче не стало. — Ты не уходишь, — Римус робко провёл пальцами по его плечу. — Обычно ты уходишь, никогда не остаёшься. Но уже три дня ты здесь… Что это значит? Тобиас обернулся: — Сам как думаешь? — Думаю, нам пора двигаться дальше, — осторожно начал Римус. — Съехаться и жить вместе. Мне кажется, стоит попробовать… Тобиас медленно потянул Римуса на себя, усадил на колени и обеими ладонями надавил на затылок, заставляя наклонить голову для поцелуя. Губы Римуса были мягкими и тёплыми. — Это не ответ, — прошептал Римус. Он выбрался из объятий и вернулся на прежнее место. Губы ярко-красным горели на лице, но в глазах было всё такое же тоскливое выражение, как и всегда. — Не ответ, — повторил Тобиас, хмурясь. — Так что ты думаешь? — поторопил его Римус. — Не получится, — выдохнул Тобиас и отвернулся. Было бы неплохо, если б удалось выкроить ещё одну ночь, но вечно тянуть нельзя. — Почему? Я слишком рано об этом? — Нет, не рано. Поздно, — Тобиас невесело усмехнулся. — Я не понимаю… — беспомощно пробормотал Римус. — Ладно, давай забудем этот разговор! Хорошо? Я не тороплю, меня и правда всё устраивает, всё отлично, но если бы мы жили вместе… Может быть, нужен ещё один год, тогда будет точно ясно… — Не будет, — Тобиас рывком поднялся на ноги. — Ни через год, ни через два. Мы не съедемся, и двигаться дальше не получится. Римус побледнел. — Ты хочешь сказать, — он затих, будто закончился воздух. — Хочешь сказать... Тобиас? Я что-то не так сделал? “Именно”, — подумал Тобиас. Если бы не их ссора, он бы не пошёл выпить, не встретил Эйлин и не получил бы… то, что получил. За окном равнодушно темнело. Глядя на блёклое небо, Тобиас объяснял всю ситуацию Римусу спокойным отстранённым тоном, потому что так можно было представить, что это происходило не с ним, а с кем-то другим — а он лишь только пересказывал глупую и нелепую историю, не более того. Тобиас ожидал, что Римус расстроится. Замкнётся в себе или даже разозлится — он умел злиться, несмотря на покладистый характер. Но в глазах Римуса было только сочувствие. Легко отпружинив от подлокотника, он подошёл ближе, неловко обнимая и зарываясь ладонью в волосы Тобиаса. — Сколько у нас времени? Вам же незачем съезжаться, пока ребёнок не родился? — тихо спросил Римус. — Останься пока со мной. — Потом мне всё равно придётся жить с ней. — Но ты всё равно ведь сможешь приходить ко мне. Всё будет так, как и раньше, — на лице Римуса промелькнуло отчаяние, но он согнал его мягкой улыбкой. — Ты приходишь и не остаёшься на ночь. Мне это подходит. — Ты уверен? — недоверчиво спросил Тобиас. — Обещай не спать с ней. — Смеёшься? Улыбка исчезла с бледного лица. — Я люблю тебя, — прошептал Римус едва слышно, и Тобиаса будто окатило ледяной водой с ног до головы. — Если ты только позволишь — мне всё равно, как. Я просто хочу быть рядом, всегда. Понимаешь? Всегда.