А я - до квартиры вечернее сальто. И кривятся губы, и кофе противен, И новое утро, и новое нет тебя...
Диана Арбенина
Сто метров вниз... Дурацкая профессиональная привычка - определять все в метрах. Почти пять тысяч метров до победы, где меня никто не ждал, чуть больше двух тысяч - до дома Мичиру, где меня уже никто не ждет, и чуть меньше сотни - до финиша лживой жизни. Где всем все равно. Лед стекла обжег разгоряченный лоб, мгновенно мутнея от соприкосновения с обжигающей кожей и прерывистым дыханием. На запотевшем хрустале проступили полустертые буквы, соединенные между собой пухлым сердечком. Попытка вспомнить, в какой момент прошлой жизни были нанесены эти постепенно бледнеющие наскальные знаки потерпел сокрушительное крушение. Прежде чем я успел задуматься, рука потянулась вперед одним твердым движением стирая наивные мечты, заключенные в трех безобидных символах... Не особо осознавая, что я делаю, я распахнул окно и перекинул ноги с широкого подоконника наружу, всматриваясь вниз. Сто метров, даже чуть меньше - девяносто, отделяли меня от решения всех проблем. Решения ли... Финиш манил к себе яркими пятнами припаркованных внизу дорогих иномарок и мерцающими в надвигающемся сумраке огнями фонарей. Интересно, девяносто метров - это сколько по времени в свободном полете? И увижу ли я калейдоскоп своей жизни перед глазами, как об этом судачат? Если да, то которой из двух? Проверить что ли... Чего проще... Я зябко поежился и хмуро взглянул на неприветливое небо. Липкая противная морось дождя зависла плотной сеткой в воздухе. Грязные, серые тучи замерли над городом, в сотый раз за минувший день грозясь обрушиться вниз более ощутимой влагой. Что и говорить, осень уже окончательно вступила в свои права, еще немного - и она совьет полное холодного уюта гнездо и в моей комнате, насквозь пронизанное ледяным ветром. Уже сейчас его порывы нагло пробирались под тонкий хлопок рубашки, заключая тело в неприветливые объятия. Нужно было уже как-то определяться, сидеть на подоконнике становилось все некомфортнее с каждой секундой, не хватало еще вдобавок к закрытому перелому заработать пневмонию. Я непроизвольно подрыгал загипсованной ногой, - боли не было, равно как и остальных ощущений, подтверждающих ее работоспособность. - Тено, что за северный полюс ты тут устроил? Совсем мозгами тронулся? Еще одна причина моего нежелания задерживаться на этом свете - вечно ноющая материя под кодовым название "муж", вошла в комнату и, неслышно ступая по длинноворсовому ковру, пересекла несколько метров до моей возможной точки невозврата. - Господин чемпион Японии, ответьте пожалуйста, вы окончательно рехнулись? - рявкнул Коу уже целенаправленно в ухо, а тщедушные руки перехватили за талию, мгновенно втягивая внутрь комнаты, но, стоило моим ногам потерять опору в виде подоконника, как мы дружным дуэтом растянулись на полу. Вернее, на полу растянулся Сейя, а я - с комфортом сверху. Коу недовольно всхлипнул и вывинтившись из-под моих шестидесяти пяти килограммов полезной костно-мышечной массы, заорал было дальше, - Тебе жить надоело, придурок?! Идиот! - Отвали, - муж мгновенно захлопнул рот, наткнувшись на стену моего равнодушия к его воплям. Взглянув мимо него, я, прихрамывая и покачиваясь, пересек несколько метров пустоты (опять эти проклятые метры) до кровати и, завалившись точно по диагонали, приступил к полюбившемуся за последнюю неделю занятию - созерцанию потолка. Сейя с грохотом захлопнул окно, негромко костеря меня при этом на все корки. - Тено, ты реально сходишь с ума, - у тебя уже прогрессируют суицидальные наклонности на фоне депрессивного синдрома, - тааак, опять началась душеспасительная беседа. Точно по-расписанию, каждый вечер в одно и то же время. Сейчас мне скажут, что все наладится, и что за черной полосой непременно будет еще более черная. Тьфу, белая. - Тебе отец звонил на городской, говорит, ты весь день мобильник не берешь. Перезвони ему, - внезапно выдал Коу. - На х.я? - Сейя ничего не ответил, продолжая напряженно охранять окно от моих новых поползновений в его сторону. Я ухмыльнулся про себя на его опасения, - Всю ночь стоять там собрался? - Возможно. С тебя станется, - ты, похоже, окончательно с мозгами разминулся. - А ты со своими еще и не встретился, - скорее по привычке съязвил я в ответ, лишь бы что сказать, - если считаешь, что я реально собирался прыгнуть. - Отцу позвони. Не доводи до... - не озвучив и так всем понятную мысль, Сейя, бросив последний взгляд на широкий подоконник, выскользнул из комнаты. Держу пари, притаился за дверью, паникер хренов. Теперь же реально спать не ляжет, устроив караул под замочной скважиной. Отец. Значит, и до городского добрался... После всего произошедшего слово "отец" вызывало во мне в первую очередь лишь безумную усталость, да, пожалуй, спокойное равнодушие. С момента последнего нашего общения прошла неделя. Неделя... Самая страшная неделя в моей жизни. День и ночь слились в однотонную густую пелену, сковавшую мои разум, чувства и волю. Всю мою душу... Воскресенье... Как давно оно было. В прошлой жизни. Как недавно оно было - буквально только что. Губы до сих пор хранят привкус последнего поцелуя Мичиру, а сердце рвет ее прощальный взгляд, - последнее ясное воспоминание того дня. Дальше картинка обрывалась, гасла яркой вспышкой, словно заставка рабочего стола компьютера, что вырубается от скачка напряжения в сети. Понедельник. Ненавистный всей планетой Земля понедельник. День, отравленный смертью предыдущей недели, болью процесса рождения текущей... Точка отсчета моей новой жизни - в звании чемпиона и в жгучем одиночестве. Осознание этого факта пришло тотчас, стоило мне лишь открыть глаза и наткнуться на знакомую белоснежную равнину натяжного потолка над головой. Мне запрещают вставать, но я и не пытаюсь. Равно, как не делаю попыток сесть или, хотя бы, изменить позу. Час за часом я лежу, закинув руки за голову и тупо сверля взглядом потолок. Одно за другим мелькают надо мной обеспокоенные лица друзей. Зареванное, как и всегда, но особенно в последнее время, - Усаги; наиграно бодрое в фальшивом, никому не нужном, оптимизме - Мотоки; расстроенное отсутствием у меня аппетита - Мако; самое по жизни перепуганное - Сейя. Ему, пожалуй, приходится тяжелее всех, - в отличие от остальных, что забегают проведать меня на часок, он невольно созерцает эту агонию чувств двадцать четыре часа в сутки. Один раз, вынырнув из какого-то тяжелого полузабытья, не приносящего облегчения, но позволяющего хоть ненадолго отвлечься, я замечаю рядом с кроватью миссис Мицуно, о чем-то тихо перешептывающуюся с Сейей. Слух улавливает обрывки фраз Коу "не спит", "постоянно смотрит в одну точку", "ночами не слезает с подоконника"... Мицуно-сан задумчиво кивает в ответ, и, не успеваю я что-либо возразить, противный комар впивается пониже спины... Вторник. Среда. Четверг. Пятница. Время, неумолимое в своей скоропалительной жестокости и тянущемся коварстве, проносится мимо, не тревожа меня своим присутствием. Секунды сливаются в часы, а те, в свою очередь, в сплошную пелену дней, похожих друг на друга, точно капли дождя, стекающие по стеклу. Дождь идет всю неделю, ставясь моим неотвратимым наперсником напару с вечным полумраком, что царит вокруг меня... Суббота. Это, кажется, сегодня... Телефон вновь замигал, стандартная мелодия вызова ворвалась в воспаленный мозг миллионом острейших иголок. Который раз он уже звонит с тех пор, как за окном стало чуть светлее, чем абсолютно темно? Я напрягся, припоминая и подсчитывая, будто от ответа на этот вопрос зависела моя жизнь. Выходило, что не меньше пары дюжин. Странно... Не в его правилах так настойчиво названивать, не получая ответа. Да еще и передавать просьбы через Сейю. Зная его привычки, я больше склонялся к паре звонков - одному основному и второму - контрольному. А дальше - выламывание двери бравыми парнями в черных, идеально отутюженных костюмах, в темных же очках, мою бренную оболочку вежливо подхватывают под белы рученьки и тащат на расстрел... Телефон ожил вновь. Двадцать пятый звонок. Идем на рекорд... Тяжело вздохнув, я решил все-таки ответить и потянулся за отчаянно вибрирующей на тумбочке трубкой. - Да. - Надеюсь, недели тебе хватило, чтобы прийти в себя, - как обычно, приветствие в лексиконе этого человека - лишняя трата драгоценного времени. - В любом случае, завтра в десять утра ты должна быть на вертолетной базе и лететь с нами в Тибу. Шофер за тобой заедет в половине девятого. Что с ногой? - прибавил отец без всякого перехода. - Тебя волнует? - Меня волнует твое своевременное появление завтра рядом со мной и матерью на открытии нового автозавода. - бесстрастно озвучил равнодушный голос на том конце провода. - И приличный радостный вид. Ясно? - Яснее некуда. Пошла отливать гипсовую маску счастья. Тебе на сколько зубов улыбку лепить? - однако в ухо уже понеслись отрывистые, раздражающие барабанные перепонки гудки. *** Намеренно нажав отбой на последнем слове дочери, мужчина еще какое-то время просидел молча, погруженный в свои мысли, механически вертя в широкой ладони брусок дорогостоящего металла. - Соичи, как долго это будет еще продолжаться? - мужчина вздрогнул и поднял голову. Жена стояла на пороге кабинета, прислонившись к косяку и зябко кутаясь в шерстяной платок. Томоэ-сан чуть слышно вздохнул, поднялся с кресла и подошел к супруге, намереваясь заключить ее в объятия, но, встретившись с обиженным взглядом, позволил себе лишь чуть виноватую улыбку. Лицо жены не смягчилось ни на йоту, и мужчина, уже не скрывая раздраженного вздоха, отошел к окну. - Дорогая, пойми, я делаю это для ее же блага, - начал было он, но тут же был немедленно перебит возмущенным восклицанием. - Блага? Да что ты?! И в чем же на этот раз заключается это благо? В том, чтобы потащить ее с переломом туда, где она вообще не нужна? Ради чего? Ради показного тщеславия? - Ради твердости характера! - резко развернулся Томоэ-сан, с трудом подавляя растущее внутри раздражение. - Она чуть ни на каждом углу вопит, что хотела бы родиться мужчиной! Так пусть ведет себя как мужчина, что идет вперед не обращая внимания ни на боль, ни на страх, ни на сомнения, ни на что! Ты не понимаешь, - подскочил он к жене, кладя руки ей на плечи и ловя затуманенный влагой взгляд, - мы сами создали ей сначала тепличные условия. Давали ей все, что только она могла попросить. Она не привыкла ничего добиваться сама! Она всю жизнь живет в мире иллюзий, Икуко! - Я сама виновата, - всхлипнула женщина, обессиленно прислоняясь щекой к плечу мужа, - сама. Я так хотела, чтобы родился мальчик, чтобы он был похож на тебя... Был такой же сильный, красивый, уверенный в себе. А детей нельзя заказывать, это грех перед Богом. Нужно любить и хотеть любых детей... А я этого не понимала тогда. И небеса слишком жестоко наказали нас всех... Она ведь и правда твоя копия... - Икуко грустно взглянула на мужа, горько прикусывая губы. - Во всем. Во внешности, в характере... Такая же упертая, не переубедить. Поэтому вы и не понимаете друг друга... Вечные соперники. - Прекрати! Что за глупости ты говоришь, родная, - Соичи попытался было обнять дрожащую супругу, но та неожиданно вывернулась из его рук, и отвернулась. - Икуко, я еще раз повторяю, выкинь эти мысли из головы. - Это я повторяю тебе, Соичи. Оставь ее в покое со своими воспитательными методиками, иначе... - Иначе что? - тихо переспросил мужчина, холодея от внезапно проскользнувших металлических ноток в таком всегда мягком голосе жены. - Иначе ты потеряешь нас обеих. - твердо добавила женщина, с трудом сдерживаясь, чтобы не пойти на попятный, и глотая слезы - Я не шучу...