Между Ауле и Йаванной

Полдень Валинора стоял в самом цвету. Золотое сияние Лаурэлина лилось на сады и поля. Зной, которым мы ради разнообразия наслаждались уже пятый день, лишал все живое всякого интереса к движению. Работали одни пчелы, и те, по-моему, больше ради прохлады, которую навевали сами себе крылышками. Мы с Мундо укрывались в нашей долинке, хотя жары мой приятель просто не замечал, пребывая в редкостном настроении. Часть его игуан, поселившихся на морском берегу, самостоятельно освоили способ добычи водорослей со дна. Мундо был упоении. Одну из таких ящериц он держал на руках и ворковал ей всякую хвалебную чепуху. - Ты посмотри, какая мордочка у нее кругленькая, - время от времени объявлял он мне. - Это чтоб водоросли было удобней собирать, а чешуя черненькая, чтоб накапливать солнечный свет для погружения в холодную воду, да, моя сладенькая? Холодная вода не страшна моей теплой ящерке. - Да не тычь ты ее мне в лицо, - вяло повторял я, потому что удерживать Мундо бесполезно. Феанаро тоже был с нами. Положив голову на живот Мундо, он строил планы на будущее. Последнее время это вошло у него в привычку. - Я, конечно, могу унаследовать власть отца, - рассуждал он. - или остаться с вами и заняться всерьез, например, лягушками. - Лягушки — это прекрасно, - тянул Мундо, из всей речи Феанаро услышавший только это слово. Феанаро облачен в одни короткие штаны. До середины спины у него спускается буйная грива нечесаных волос, которые выглядели бы всклокоченными, не будь так шелковисты и густы, на нос он прилепил листочек, чтоб не обгорал. В нашем обществе он обычно выглядит именно так, и это счастье, что папа Финвэ первенца не видит. Впрочем, у Феанаро такое прекрасное лицо, такие умные глаза и благородная осанка, что его любое обличье только красит. Феанаро щелкнул пальцами, и полянка заполнилась лягушками. Они ползли и ползли из-за кустов, из воды, спускались с деревьев. Здесь были, кажется все их разновидности: пестрые болотного цвета, ярко зеленые с оранжевыми глазами и лапками, оливковые в белую полоску, голубые со спинкой, щедро покрытой черными пятнышками. Мундо и Феанаро пережили в свое время период буйного увлечения лягушками, пик которого пришелся на пятилетний возраст Феанаро. Теперь их произведения множились самостоятельно, радуя глаз многообразием отделки и полнотой художественного самовыражения своих творцов. Феанаро меланхолично и покровительственно улыбался. Лягушки на наших глазах перегруппировывались, образуя причудливый круговой орнамент. Даже Мундо ненадолго забыл про свою игуану и в изумлении приподнялся. Это было только начало. Эльф щелкнул пальцами, и начался лягушачий концерт. Лягушки квакали, орали, испускали металлический скрежет и размеренное тиканье, подчиняясь сложной гармонии, в которой всем находилось свое место. Мне это что-то до слез напоминало, особенно, одна лягушка, которая, сидя в непосредственной близости от меня самозабвенно икала. Мы, правда, не спешили восхищаться, это представление мы уже видели. Феанаро с разочарованным лицом распустил хор. Он поднялся и пошел на край полянки, где сквозь листву тропических деревьев просвечивала огромная тень и блестел круглый, немигающий устремленный на нас глаз. Когтика Феанаро с успехом приручил. Утверждал, что собирается использовать нашего ящера в качестве верхового животного, но к практике пока не приступил. По-моему, побаивался, и не мудрено. С Когтиком даже Ауле предпочитал не связываться. Тем не менее Феанаро Когтика прикормил и приучил повсюду топать за собой следом. Йаванна сказала, что тот по простоте соображения принимает Феанаро за свои кормовые угодья. Возможно, но факт наличия поблизости исполинского ящера приходилось принимать во внимание. Ссориться с Феанаро, а также делать ему выговоры стало затруднительно. Когтик кидался без предупреждения. Феанаро подошел к своему питомцу и покровительственно похлопал того по носу. Ящер как по команде открыл пасть в надежде получить угощение. - Без руки останешься! – предупредил Мундо. – Вторую мы тебе не вырастим. - Да что ты… – явно думая о чем-то своем, отозвался Феанаро. – Я и не знал... Ладно, отпусти животное и пойдем обедать. Мундо, продолжая любовно прижимать ящерицу к груди, поднялся. Он донес ее до ближайшего морского берега и отпустил, на прощание поцеловав в лобик. Ты шустро улепетнула вверх по скале и разлеглась там. Когтик проводил ее равнодушным взглядом. Для него это не добыча. Домой мы поспели как раз к обеду, который на этот раз оказался совмещен с общим собранием. Повод был экстренный, но рассказывать о нем лучше издалека. Как известно, Ауле и Йаванна нежно любят друг друга, что не мешает им постоянно находиться в состоянии дружеского соперничества. Чьи произведения прекраснее, кто искуснее в делах своих рук? Начало состязанию положил Ауле, когда в один прекрасный день решил похвастаться достижениями и пригласил нас всех, то есть Йаванну со свитой, полюбоваться своей сокровищницей. Сокровищница располагалась в недрах ближайшей горы. День был безоблачный, вершина горы, покрытая вечными снегами сама была как драгоценность, ослепительно сверкая на золотом небе. Миновав осыпающийся откос, мы нырнули в мрак и прохладу пещеры и оказались во владениях Ауле. Это был час его триумфа. С лицом, сияющим от счастья и вдохновения, он вел нас все дальше. Сокровищница, кажется, не имела конца. Зал следовал за залом, наполненный камнями и минералами, металлами и кристаллами всех мыслимых форм и расцветок, блеска и сверкания. Залы, мерцающие бриллиантовыми вкраплениями, залы, вымощенные отполированными камнями, на оливковой поверхности которых проступали словно бы загадочные письмена, сделанные черной тушью, металлические водопады, хрустальные бассейны и колонны, напоминающие древесную чащу, между которых, точно ажурное кружево мерцали игольчатые кристаллы. Йаванна среди этого великолепия стала как-то меньше и незначительней, да и у нас лица вытягивались все сильней, а Ауле и его подельников приобретали отвратительно самодовольный вид. Мы вышли наружу, слегка опьяненные всем этим великолепием, а снаружи нас ждал прощальный залп. Земля вздрогнула, из ее недр послышался рокот и рев, приглушенные толщей породы, а затем безобидная гора в стороне вдруг выбросила столб дыма, а затем безо всякого предупреждения отсалютовала нам взрывом пламени. В темнеющем золоченом небе (был час угасания Лаурэлина) разворачивалось величественное огненное действо. Огненные струи с шипением и грохотом били во все стороны. Само небо, казалось, дрожало и звенело от ударов. В самом центре исполинской шапки пламени вдруг родилась молния, прочертила в небесах изломанный след и угасла, но за ней последовали новые и новые. От грохота тряслась земля, валились камни с горных круч. С гор с шипением и рокотом потекли огненные реки. На островке среди одной такой реки вдруг обнаружился Мелко и принялся прыгать с камня на камень, спасаясь от огня. Впрочем, ему, кажется, все нравилось. Он размахивал руками, хохотал и орал, что Ауле прямо гений. От этого у Ауле сразу испортилось настроение, и это нас немного утешило. Домой мы приплелись усталые и разуверившиеся в себе. В довершение нас ждали собаки, где-то подхватившие чесотку, и медведь с поносом. Убийственный контраст. Йаванна, чуть не рыдая, заявила, что все равно любит нас всех, и это «все равно» убило даже самых толстокожих. Тех, что занимаются носорогами, бегемотами и слонами. Только Мундо не поддавался общему унынию. - Война, значит? - скрипнув зубами, спросил он. - Хорошо, пусть будет война. Следующий ход за нами. Йаванна вздрогнула и спросила, что Мундо имеет в виду. - Нам есть, чем ответить! - объявил мой приятель. - Мы покажем этим камнотесам!!! Покажем кое-что! Кое-что такое, что они живо признают поражение. - Что ты им покажешь? Они видели все, - пристали к нему, но Мундо был непоколебим в своей решимости. - Ваши твари мохнатые только бессильную жалость способны внушить, а не восхищение, - отрезал он. - Мне попрошу не мешать и не портить мой триумф, который я по врожденному великодушию готов разделить с вами. Больше он ничего не сказал. И вот мы забрались в нашу долинку и много дней подряд были страшно заняты. Ауле что-то пронюхал и подсылал к нам своих майа, но мы их быстренько спроваживали. Феанаор тоже был с нами, в силу возраста послушный и трудолюбивый, и очень нам помог. Фантазия у мальчишки била ключом. Таких причудливых, а иногда даже залихватских расцветок, какие выходили из его рук, даже мы вообразить не могли. К сожалению, мы, кажется, приучили его ни во что не ставить валар. Ауле лично пытался подольститься к Феанору, настолько разбирало его любопытство, но мальчуган оказался на диво стоек. Заявившись к нам однажды, он объявил, что его половину пути провожал Ауле, воспевал таланты Феанаро и пытался дознаться, чем это мы тут занимаемся. Он, Феанаро, спровадил Валу восвояси — прямо так и заявил — и показал необычайно красивые кристаллы, подарок Ауле. Кристаллы он положил перед собой и, работая, все время на них поглядывал. И вот настал день, когда мы продемонстрировали свои достижения. Ареной действа была избрана небольшая долина, представляющая собой естественный амфитеатр со склонами, заросшими молодым буковым лесом. Йаванна сидела на троне, рядом, сложив руки на груди стоял Ауле и готовился ненатурально восхищаться. И зря. Нас ожидал триумф, равного которому Валинор пока не знал. Открыли представление змеи: черные с золотыми и алыми крапинками, лазоревые, чья окраска делалась гуще на спине, а на животе была, как бледная бирюза, крапчатые кораллово-черные аспиды, ярко зеленые, как молодая листва, и - венец коллекции - огромный, ленивый боа, оливковый с черными метинами. Он забрался на руки Мундо и разлегся там, трижды любовно обмотавшись вокруг его торса и уложив голову к нему на плечо. За змеями следовали ящерицы и хамелеоны, а в финале следовали огромные крокодилы, вараны и черепахи. Здесь Мундо, кажется, пересолил: когда эта бронированная, испещренная гребнистыми выростами и вооруженная огромными зубами армада целенаправленно двинулась в нашу сторону, даже Йаванна подобрала ноги. Некоторые из наших, специалисты по олешкам и зайкам, подняли протестующий крик. Крокодилы без предупреждения перешли на галоп. Это все Мундо. В слепой любви к своим чешуйчатым творениям он опасен для общества. Например, последний номер был им задуман, как апофеоз умиления. В его глазах четырехметровый крокодил, который бросается к тебе со скоростью выпущенной из лука стрелы, это нечто очаровательное, вроде резвящегося щенка. Он был искренне изумлен, когда свита Ауле развернулась и в полном составе ринулась наутек. Что и говорить, стремительный галоп здоровенной твари, в пасть которой запросто уместится твоя нога, выглядит сногсшибательно. Хорошо, что никто не споткнулся и не упал. Крокодилы, конечно, не охотятся на суше, но ни один не откажется подобрать то, что само лезет в зубы. На месте остался один Ауле. Сложив руки на груди, он ждал своей участи. На его счастье и счастье Мундо, крокодил вовсе не скакун. Сделав несколько стремительных прыжков и продемонстрировав, на что способны, наши ящеры устали и разлеглись, разинув пасти. Общее негодование слегка подпортило Мундо триумф. Он обиженно заявил, что его крокодилы никого не тронут на земле. В воде другое дело. Это было сказано таким тоном, словно Мундо ждал, что мы все немедленно полезем в воду, если уж там его творения еще стремительней и неотразимей. Ауле вернул свою недовольную и запыхавшуюся свиту, и они все вместе не без смущения признали поражение. Что ж, наши творения ни в чем не уступали Ауле, но к тому же были живыми, дополняя красоту внешности грацией движений. Ауле великодушен. Йаванна, не менее великодушно предложила ничью. Но на этом, разумеется, соперничество не прекратилось, миновав острую фазу и перейдя в вялотекущую. И тут, когда мы уже почти привыкли к перемирию, Ауле вовсю подыграли эльфы. Они придумали гранить камни и помещать их в оправу, увеличивая их красоту искусством рук. Как оказалось, именно в тот день, описывать который я начал, Ауле коварно преподнес Йаванне в дар великолепную брошь в виде ящерицы. Когда мы явились в обширный пиршественный зал нашего дома, брошь лежала посередине стола и являла собой главное блюдо, собирая безрадостные взгляды наших коллеги и друзей. Противостояние снова набирало силу, а чем мы будем отбиваться на этот раз, никто даже отдаленно не представлял. Феанаро, увидев ящерицу, тут же жадно схватил ее в руки. - Да я такую же могу сделать за день! - объявил он, но его никто не стал слушать. Нам это, как понимаете, не подходило. - У Мундо еще есть ящеры, - напомнил кто-то из наших безо всякой уверенности в голове. От него отмахнулись. Знаменитые ящеры, огромные, как дома, ужасные и прекрасные, слишком уж широко известны. Все заспорили, и это был бесплодный спор. Ничего, эстетичней творений Мундо, у нас в запасе просто нет. Разве что бросить в атаку насекомых: парад светлячков, выставка бабочек. Феанаро продолжал сосредоточенно вертеть в руках малахитовую ящерицу. - Не нужно никому ничего доказывать, - наконец безо всякого удовольствия подытожила Йаванна. - Пусть каждый занимается своим делом. Арда становится прекрасней и в этом все разумные существа должны находить отраду и удовлетворение. Да. Лично она находит. Для нее главное не первенство, а осознание того, что ее создания сыты, благоденствуют и размножаются. - Я не буду размножаться, - объявил Феанаро, отрываясь от созерцания броши. - Я неповторим, мне не нужны подобия. - Конечно, дитя мое, как пожелаешь, - согласилась Йаванна. Она всем разрешает поступать по-своему, за это мы ее и любим. Порядок в ее царстве регулируют простые, но непререкаемые законы, спорить с которыми не в силах никто. Феанаро отложил наконец брошь и уселся на свое место с таким видом, словно это он был во главе стола. Приодеться и причесаться он не пожелал. Мы с Мундо давно забросили намерение как-то окультурить его. - У тебя такой вид, словно мы тебя только что приручили, - пытался я урезонить его. - Вы? Да это скорей я вас приручил, - непочтительно огрызался мальчишка и поступал по своему. Он набил рот и, как видно, распираемый очередной мыслью, попытался что-то сказать. Свободному излиянию мысли мешало жаркое. Феанаро смирился, проглотил все, что было во рту, открыл уже рот, но вместо того, чтоб говорить, снова набил его мясом и принялся разводить руками во все стороны, что, очевидно, должно было проиллюстрировать его мысль без всяких слов. - Ты, котлетоед, - беззлобно сказал Мундо. – давай, жуй, заглатывай и говори. Видишь, мы все тебя ждем. Феанаро повиновался. - Что за чушь вы тут несете? - без экивоков осведомился он, даром за столом сидели одни майя и эльфы старше его возрастом. - Бабочки, светлячки… Это все можно сделать не хуже, в камне или металле. Почему вы не желаете ответить тем, что Ауле не в силах будет воспроизвести? - А именно? Феанор, успевший снова набить рот, безмолвно указал на накрытый стол. Мы переглянулись. Стол ломился от яств и напитков. - Мы улыбнулись друг другу хищными улыбками. - Даже Ауле опасается ссориться с Йаванной, чтоб не быть отлученным от пиршественного стола в ее доме. - Мы заорали хором. - Вот этого Ауле точно не превзойти, даже близко не подобраться. Камни, металлы и кристаллы, это все великолепно, очень красиво, чарует взор и захватывает воображение, но нет такого самоцвета, который голодный эльф и даже майя не отдал бы за тарелку супа. Все ринулись к Феанаро, который продолжал невозмутимо сидеть на своем месте. Его вытащили из-за стола, подняли вместе со стулом и триумфально обнесли вокруг всего зала. Мальчишка принимал почести и восхваления с таким непринужденным видом, словно давно к этому привык. Идея немедленно обросла подробностями. Пир! Еще великолепней того, который обычно устраивает Йаванна во время сбора плодов. Кстати, он уже совсем скоро. Целый день мы проведем в пирах и забавах, переходя из дома Йаванны на берег моря, кататься под парусом, потом на берег реки, где можно бить рыбу острогой - а потом в чертоги Мандоса - от перекорма, - подсказывали наиболее пессемистичные, но их, как обычно, никто не слушал. Завершит все грандиозный пир на вершине холма, с которого открывается великолепный вид на сады Лориэна. Мундо покровительственно улыбался. Его творения в пирах обычно не участвуют ни в каком качестве, что делает его необычайно лояльным к кулинарии. Информация о готовящемся празднике немедленно просочилась вовне. Мы сделались популярны. Пиры Йаванны славятся по всему Валинору, и даже Манвэ признает, что предложи ему кто-нибудь выбор – скипетр Владыки ветров или место за столом, он предпочтет последнее. Даже Мелькор приутих, что с ним случается чрезвычайно редко. И вот настал этот день, которому предстояло навсегда быть вписанным в летопись Валинора. Ауле заранее смирился с разгромом и, заранее смирившись с разгромом, нуждался в утешении. Об этом он объявлял каждому встречному и поперечному, вертел в руках художественно сделанную золотую вилку и с жадностью поглядывал в сторону кухонь. Свита от него не отставала. По-моему, они специально голодали неделю, чтоб подготовиться. Прибыл король Финвэ со всем населением Тириона. Он-то был в курсе, кто автор идеи, и лучился привычной гордостью за чадо. Все Валар были тут как тут, не исключая Мелькора. Этот держался очень скромно и вперед не выскакивал. Еще бы, столы, ожидающие нас, превосходили всякое представление и любую фантазию. Жаркое, мясо томленое в вине, окорока, ветчина, отбивные и котлеты, бесконечный ряд горшочков с супами, птица, жареная на вертеле и отварная, рыба заливная, жареная и в кляре. Мы перессорились из-за этого стола. Всем жалко свои творения. Йаванна положила конец спорам, заметив, что этим так и так все закончится. Чем барашка слопает волк, лучше мы его слопаем, приготовив по всем правилам кулинарного искусства. Далее шли овощные блюда, мирные и тихие, которые, к счастью, не вызывали конфронтации. Запеченные под сыром кабачки, помидоры, фаршированные творогом, рататуй и сотэ, картофельный кратен и целая башня картофельного пюре в виде горы таниквэтиль. Феанаро, на этот раз одетый в праздничное платье, причесанный и с венцом на голове, был в свите отца. Он великолепен в любом обличье, но сейчас прямо-таки ослепителен. Нас он снисходительно приветствовал и тут же ушел к Ауле. А я только сейчас с грустью понял, как он вырос. Мы-то привыкли относится к нему, как к мальчишке, а он был уже молодой эльф и новая дорога лежала перед ним, куда-то далеко уводящая от нашей долинки, битком набитой причудливыми и столь дорогими сердцу Мундо тварями. Что тут говорить, пир удался, и всем нашлось здесь место. Пировали в садах Йаванны, в садах Лориэна, на слонах Туны, в Валимаре и Эльдамаре. Тут же скакала наша многообразная живность, Феанаро совал Когтику в пасть лакомые кусочки, Йаванна сидела во главе пиршественного стола, точно воплощение всего этого изобилия и прямо-таки сияла от гордости за свои творения. В завершение вынесли торт, огромный торт в виде горы Ауле, набитый начинками, как подземелья рудами, по его склонам текли шоколадные реки, вершину увенчивали взбитые сливки и маленькие сахарные фигурки Манвэ и Варды. Их правда, очень быстро утащил и слопал Мелькор, но праздника это не испортило.