Твои остывшие ладони греть, Просить тебя, молить остаться. Суметь забыть, простить, стереть. И никогда не возвращаться. Любить всю вечность, даже больше. Цветы носить тебе, конфеты. Не специально думать о хорошем, И помнить жизнь, Которой нету.
⚫
Настоящее.
— Привет нам из будущего! Сейчас мы с любимым бежим на край света! — голос молодого человека из видео разносится гулким эхом по опустевшей квартире. — У нас сегодня в планах поездка к океану, да, Тэхён? Мы ведь оба так мечтали об этом, — я смотрю на экран, где мы оба счастливые, дерзкие, смешные. В моих глазах проблески радости, но как же мне жаль, что это лишь остаточные обрывки воспоминаний, сумевшие задержаться лишь в объективе камеры. Наша собака породы ротвейлер Черри лежит рядом на небольшом диване, поскуливая от услышанного голоса Чонгука, доносящегося из телевизора, на котором я проецирую видеоролики, просматривая их в тысячный или даже в миллионный раз, точно определить количество сложно. Моя верная подруга окончательно просыпается, поднимает голову и заглядывает прямо в душу, стоит мне только повернуться к ней. Я сижу у самого экрана на полу, почти вплотную, игнорируя накрапывающие слёзы, и ведь Черри всё понимает: спрыгивает с диванчика, резво протискивается ко мне в объятия, прикрывая глаза, а я пропускаю её короткий подшёрсток сквозь пальцы, продолжая смотреть в экран, где всё у нас ещё хорошо. Видеоархив, что на моём компьютере не обновлялся уже два года, по-прежнему просматривается ежедневно. Сегодня это одно из видео нашего путешествия в Америку, когда ты потащил меня на грёбаный край света, чтобы показать, как морские котики нежатся на берегу. Помню, что тогда сказал тебе, что хочу быть тем самым котиком и валяться вместе с тобой на песке всю жизнь, а не трудиться клерком на скучной работе за копейки. Ты тогда рассмеялся, да так ярко и звонко, что весь солнечный свет сосредотачивался лишь на твоём лице: невероятно красивом, слегка забавном, самом любимом. Я любовался тобой, как самым настоящим восьмым чудом света, коим ты для меня и был. — Я так сильно хотел уберечь тебя, дорогой, — с видео ты смотришь на меня с той же непорочной улыбкой, когда ещё был рядом и не думал никуда деваться. — Прости, что не сберёг. Вот уже два года, как я живу в бесчисленных попытках вернуться к прежнему образу жизни, заняться хотя бы чем-нибудь полезным, а не бесцельно просиживать штаны в стылой квартире без отопления, за которое я до сих пор никак не могу заплатить. Мне иной раз раньше казалось, что, если я потеряю душу, это будет не так страшно, как потерять тебя. Особенно такое чувство возникало мимолётно, но чаще всего в путешествиях, когда, например, мы рядом просыпались где-нибудь в мотеле Аргентины, а я глазел на тебя спящего и думал: «Вот бы этот момент никогда не заканчивался». Продал бы я душу за то, чтобы ты был сейчас рядом? Бесспорно! Даже отдал бы её бескорыстно в руки самому Дьяволу. Пожалел бы потом об этом? Никогда. Пусть меня бы черти жарили на костре, но не забирали тебя, не прибирали бы к своим угольным когтистым рукам, дали бы шанс. Но я не могу. Не могу отдать свою душу взамен твоей. Мне остаётся лишь жалкое существование в вечности одному, если не повезёт переродиться, чтобы только тебя снова повстречать, мельком бы увидеть, присутствие вновь ощутить, но я один. По крайней мере в этой жизни. Два года минуло с тех пор, как тебя не стало. Ты испарился, самоуничтожился из моей жизни. Каждый день я задаю себе чёртов насущный, никогда не затихающий вопрос: почему горе произошло с нами? Почему именно так, любовь моя? Я очень скучаю! Наш видеоархив всегда на рабочем столе ноутбука, который обычно подключаю к телевизору для полноценного просмотра, я никогда его не выключаю, слышишь? Весь наш дом твоими фотографиями увешан, я не хочу тебя отпускать, ни на миг не сотру твой лик из памяти, даже в самой глубокой старости. Бывают у меня мысли, что я сам готов к тебе отправиться, в ад спуститься, покрыться пеплом, но найти тебя. Без тебя моя жизнь не имеет никакого смысла. Ночью иной раз душно становится от нахлынувших воспоминаний, внутренние органы сдавливать начинает, я от этого вскакиваю, пытаюсь докричаться до тебя, но потом понимаю, что тебя нет и никогда больше не будет. Имеет ли моё существование какой-то толк, если тебя нет рядом? Я не знаю, кому мне стихи писать, кого мне по воскресеньям водить в кино, а с кем выбирать, что послушать в машине? Ты думаешь, что меня беспокоит одиночество? Как бы не так. Меня беспокоит отсутствие тебя. Мечусь по кровати, пока Черри не запрыгивает ко мне — успокаивать. У неё это здорово получается, ведь после твоего трагичного прощания она ни к кому не подходила, даже ко мне. Постоянно рычала, скулила, ночевала в коридоре, у порога, думала, что ты вернёшься как обычно с работы и обнимешь нас обоих. Но ты не приходил, потому что ты никуда не девался. Ты предпочёл попрощаться с нами дома.⬛
Прошлое.
Чонгук: *голосовое сообщение* — Я сегодня немного задержусь, у меня много работы. Только обещай, что не съешь все зефирки без меня, окей? Только проснувшись, я всего лишь успеваю разблокировать экран телефона, и тонна утренних голосовых накрывает меня с головой, словно цунами. Честно признаться, я очень люблю его голосовые: у него голос необычный такой, а когда шутит нелепо, то сам же и смеётся над своими шутками, что и у меня улыбку на лице вызывает неосознанно. Если у меня выходной, а он уезжает на работу, то голосовые становятся основным атрибутом нашего общения. Я предпочитаю текст, а он совсем с другой планеты, для него будет долгом выторговать у меня пару-тройку голосовых. Чаще всего, я сдаюсь ещё на первой просьбе. Сейчас я сонный, с хрипловатым оттенком голоса, записываю ему самое банальное голосовое. Вы: *голосовое сообщение* — Доброе утро. Я только проснулся, а уже атакован милым созданием в виде нашей непослушной собаки. Чонгук: *голосовое сообщение* — Так, я не понял. Я что, слышу в твоём голосе недовольство по отношению к нашему пушистому ребёнку? Когда Чонгук возмущается, это тоже невероятно чу́дно. Я сразу представляю его улыбку и торчащие кроличьи зубки, когда он морщится. Вы: *голосовое сообщение* — Нет. Просто я с утра хочу спать, и мне не нравится, что на мне скачут как на батуте. Пусть даже это наш «ребёнок». Чонгук: *голосовое сообщение* — Всё равно ты уже проснулся, а Черри нужно активничать, можешь сходить с ней прогуляться, заодно зайди пожалуйста в кондитерскую, купи там печенье в шоколаде. Вы: *голосовое сообщение* — Хочу спать, Чонгук-и. По пути домой и купишь, а с Черри мы сходим позже. У меня один выходной, имей совесть, тебе всё равно по пути. Следующее голосовое от Чонгука приходит чуть позже. Так всегда, когда я не хочу идти ему за сладким. Он называет это синдромом вреднюги и старается усердно искать поводы вытащить меня из квартиры. Сегодня поводом становится прогулка с Черри, но он не учитывает, что выгулять нашу мадам я смогу и во дворе дома. Чонгук: *голосовое сообщение* — Ну так что? Вы: Что? На голосовые больше нет желания. Чонгук: *голосовое сообщение*— Как насчёт печенья? Вы: Ты когда-нибудь объешься и лопнешь. Тебе оно надо? Чонгук: *голосовое сообщение* — Тэхёёёёёёён! Протяжный вой гласных моего имени, кажется, отражается эхом от стен, потому что обычно Чонгук говорит так тихо, что приходится прибавлять звук на полную, а сейчас он решает произнести моё имя максимально громко да ещё и протяжно. Вы: Думаю, что скоро Черри разочаруется в нас, как в родителях, и сбежит к другим хозяевам, более внимательным. Гляжу в это время на собаку, что от неожиданности подскакивает и запрыгивает ко мне на руки. Чонгук: *голосовое сообщение* — Ты же во мне не разочаровался. Вот и ей с чего бы? Вы: Потому что мы отвратительные родители. Думаю, что нам не стоит заводить настоящих детей. Чонгук: Не говори так. Крайнее сообщение уже не голосовое, а текстовое, что сигнализирует об одном — Чонгук на меня обиделся, будто я сказал что-то не то. Ну нам и правда очень рано заводить детей, мы совсем молоды, нам всего по 25, а ребёнка можно усыновить в любом возрасте. Тогда почему бы не сделать это в 30? Не понимаю. Чонгук не то, чтобы горит этой идеей, но и не чурается её, напоминая о том, что если Черри с нами хорошо, то ребёнку будет и подавно. Так блин, Черри — собака, а ребёнок… Это совсем другая стезя ответственности, к которой я пока что не готов. К этому просто никогда нельзя быть готовым.⚫
Настоящее.
Помнишь тот летний вечер четыре года назад, когда ты мне сказал, что хочешь собаку? Большую-большую собаку. Ты тогда только вернулся с работы и сразу затарахтел о том, как бы хотелось пополнения в семействе. Я в тот момент подумал, почему бы и нет, но потом поразмыслил и сказал тебе: — Чонгук, какая нам собака, какое пополнение? Мы друг за другом уследить не можем, а тут живое существо, за которым нужен уход. Гулять с ним ты будешь? — мой голос явно выражал недовольство. — Вместе, — ты тогда ухмыльнулся. — Или по очереди, если не хочешь вдвоём. Тэхён, тут либо «да», либо «нет», ведь пока не попробуешь — не узнаешь. Новый опыт всегда интересен, — ты всегда умел убеждать. — Хорошо, но помни, что мы в ответе за тех, кого приручили. Вернуть обратно в приют нельзя будет, ты же понимаешь? — я тогда укоризненно посмотрел на тебя, глотая ком в горле. — Я на дурака вроде бы не похож, да и ты слишком хорошо меня знаешь, Тэхён, чтобы говорить такие абсурдные вещи, — у тебя глаза светились. Собака — твоя давняя мечта. Приехав в приют для животных, мы облазили всю территорию в поисках нашего друга, но ты настаивал на одном: — Хочу, чтобы мой друг меня выбрал сам. И ведь правда, только вспомни, маленький пухлый щенок ротвейлера резво подбежал к тебе, пока мы смотрели собак в «породистом» вольере. Ты тогда и не понял, что он хочет от тебя, а малюська облизывал твои руки, скулил и просился поднять его. — Чонгук-и, кажется, друг сам тебя нашёл, — я глядел на вас и понимал, что счастье-то заключается как раз-таки в этом. — Правда?! — ты слегка взвизгнул, то ли от счастья, то ли от того, что пёсик тебя куснул за палец. — Тэхён, это подруга, а не друг. Это девочка. — Тем и лучше, — согласился я. — Одна девочка в нашей мужской компании не будет лишней. Так у нас появилась собака по имени Черри, а позже ты её стал называть доченькой, а себя именовать гордым отцом. Тебе нравилось, когда Черри послушно выполняла команды: «сидеть», «голос» и гонялась за голубями под твой звонкий смех. Мне прельщало, что у тебя есть действительно тот друг, о котором ты грезил так долго. Черри — самое настоящее сокровище. Воспоминания меня душат, я не чураюсь больше слёз, я помню каждую деталь твоего лица и тела, мне они снятся, в этих снах я крепко держу тебя за руку. Я помню каждое твоё движение и каждое слово, сказанное тобой когда-то, все фразы твои в блокнот выписаны. Я не выдерживаю. Не выдерживаю жизни без тебя, Чонгук. Вы: *голосовое сообщение* — Милый, приезжай, пожалуйста. Просто посидим на нашей кухне, мне родители помогли сделать ремонт, теперь тут ещё красивее, чем было, хотя когда ты был рядом, мне так было наплевать на ремонт, взгляд лишь на тебе сосредотачивался. А, может, рассвет вишнёвый встретим? Он так красив, прямо как ты, а я пирог тебе испеку с инжиром, твой любимый. Хочешь, я останусь с тобой? Давай превратим этот день в необъятную вечность. Ты только приезжай. Увы, маршрутки с кладбища ходят не часто. Видел бы ты, сколько таких сообщений я тебе отправляю в наш чат — обрадовался бы, ведь ты обожал мои голосовые, а я их тебе так редко записывал, что я за дурак такой? Усаживаюсь в мягкое кресло, в котором всегда любили сидеть вдвоём. Обычно я сидел у тебя на коленях, пока ты меня сзади к себе прижимал, но иногда мы менялись местами, и твои широкие плечи загораживали мне обзор телевизора. Это везло, если Черри лежала на своём месте, а не прыгала к тебе на руки. Сижу, не знаю куда себя пристроить, обнимаю твой фантомный силуэт, глажу его по спине, ощущая ладонью твою гладкую, чуть тёплую кожу, запах которой расползается по кончикам моих пальцев.«Воспроизвести 1505 видеороликов?» «Play» «Repeat»
Первое видео в нашем архиве как раз-таки из поездки в Лондон. Наверняка ты помнишь, что в тот день безжалостно лил дождь, ведь дождливая Англия не очень любит гостей. Мне тогда пришлось купить два зонтика в сувенирной лавке за тройную цену, но что те деньги стоят, если ты промокал до нитки? Я бы последнее отдал, чтобы вновь купить тебе всё, что ты захочешь. В этом видеоролике — фрагмент нашей прогулки по сонливому дождливому городу. Примерно до третьей минуты мы просто шагаем по мостовой, а ты с таким восхищением рассматриваешь известный красный автобус, что у меня невольно улыбка расплывается по лицу. Я снимал тебя идущего, сам шагая спиной вперёд, ты постоянно кричал мне: «Тэхён, повернись лицом к дороге. Я переживаю, что ты упадёшь и ударишься». Думаю, ты и правда беспокоился, чтобы я не навернулся, но Чонгук, как я мог отвернуться от тебя, если ты был таким замечательным, жизнерадостным, чудесным? Мне до сих пор твоё лицо чудится по утрам, стоит глаза раскрыть. Они стеклянные теперь, Чонгук. Без тебя весь мир стеклянным стал. Мы с тобой очень любили путешествовать, правда? Последнюю копейку откладывали, чтобы в отпуск куда-то смотаться, на нашем счету было одинаковое количество стран, ровно по девять, но твоё очередное путешествие оказалось юбилейным и к нему у меня доступа, увы, нет. Не знаю, что ты видишь перед собой, с кем общаешься, но ты мне обещал, Чонгук, клялся, что без меня никогда не уедешь! Никогда, слышишь? Не сдержал ты обещания. Ты очень передо мной виноват, а я перед тобой всё же виноват больше. Плейлист проигрывает видео за видео, чередуя со слайд-шоу наших фотографий, а за окном уже достаточно темно, сонный горизонт заволочен тяжёлыми тучами. Меня клонит в тягучий сон, набивая веки ватой. По-прежнему ощущаю твою несуществующую тяжесть у себя на коленях, хотя Черри спит сегодня полу, видимо, не хочет сгонять твой призрачный образ с моих колен, позволив нам побыть вдвоём. Краем уха слышу твой продолжительный стон и всерьёз думаю, что схожу с ума. Приоткрываю глаза, заполненные полностью слезами, пытаюсь понять, что происходит на экране, Черри тоже вопросительно поднимает голову. В телевизоре лишь твоё прекрасное лицо крупным планом: глаза слегка приоткрыты, длинные волосы раскиданы по подушке, а рот бордовый от поцелуев. Моих поцелуев. Жаль, что я не поцеловал тебя тогда на камеру, а сейчас нет такой возможности. Ты всё ещё помнишь, как мы дурачились и пытались снимать хоум-видео? Но ты просил не по́шло, а наоборот, чтобы романтично было и всегда можно было пересмотреть без стыда. Да, без стыда. А вот про боль ты ничего не упоминал. Я морально слаб, чтобы стереть крохи той жизни, смыслом которого являешься ты. Удивительно, что телевизор воспроизводит события нашей жизни одно за одним, но смотрим уже мы их не вместе, лишь Черри лежит у моих ног и тихонько поскуливает. Она тоже скучает, Чонгук, очень скучает. Помнишь фильм Хатико? Наша Черри будто бы воплощение того пса, представляешь? Она так любит твои вещи, что научилась открывать шкаф и влезать туда без спросу, стягивая зубами твой джемпер с плечиков, засыпая в нём. Мы с ней кошмары во снах видим без тебя, Чонгук. Раньше ты смеялся надо мной, когда я рассказывал тебе, что во сне ты меня бросаешь, а ты твердил: — Сны — это то, что мы хотели бы иметь в настоящей жизни, это всего лишь дурацкая интерпретация наших желаний. Ты что, получается, думаешь расстаться? — ты говорил, естественно, в шутку. Но ты не был прав, Чонгук. Такие сны называют кошмарами и самый страшный из них происходит в реальности. Стараюсь проснуться, отправляясь в спальню, сажусь перебирать твои вещи, достаю их из шкафа, попутно поглаживая засыпающую Черри. Давно пора было это сделать, но никак руки не доходили, а сейчас после просмотра видео я понимаю, что время пришло. Черри жалобно поскуливает, засовывая морду в мешок с твоими вещами, который я приготовил на вынос в детский дом. Собака выуживает зубами из пакета твою зимнюю шапку, она даже сноситься не успела за один сезон, ведь в шкафу лежит дольше, чем ты её носил. — Черри, отдай, — спокойным тоном прошу собаку, пока она носом зарывается в пряжу. — Наш Чонгук хотел бы принести обществу пользу, поэтому мы с тобой отнесём некоторые его вещи в детский дом. Чонгуку они больше не понадобятся, а детки будут одеты в хорошую одежду, — поглядываю на притихшую собаку, всё ещё лежащую на твоей шапке. — Хорошо, милая, мы оставим шапку и джемпер Чонгука себе, — собака довольно гавкает, унося твою шапку в зубах куда-то к себе в уголок, чтобы потом засыпать на ней. Я бы сделал точно также. С моей стороны было бы кощунством удалить эту вечную память о тебе: все твои голосовые до сих пор хранятся в телефоне, некоторые даже, особо значимые, я записал на компакт-диск, чтобы он стоял на полке в нашей спальне, и я мог всегда его прослушать, особенно, когда мне тебя не хватает, а это происходит всегда. Ещё я рисую на бумаге твои запястья, которые так любил целовать, пока ты сладко спал рано утром. Я не художник, у меня получается не очень хорошо, но все эти рисунки я храню в отдельном альбоме. На память. Раньше казалось, что твой голос для меня как панацея — слышу его и от сердца все переживания со страхами отступают. Так вот, ничего не поменялось, Чонгук, я всё ещё люблю их переслушивать и клянусь Богом, что твоё любимое шоколадное печенье всегда лежит на кухонном столе. Ты только вернись, пожалуйста, чтобы его попробовать, хотя бы маленький кусочек. Знаешь, сегодня я купил другое печенье тебе, продавец посоветовал купить фисташковое, пояснив, что даже самому избирательному сладкоежке понравится. Я не сдержался и купил целую коробку, но ни одно из них не попробовал, ведь это для тебя. Завтра ты его точно сможешь отведать, ведь у нас запланирован день встреч.⬛
Прошлое. США, Лос-Анджелес.
Жарко, очень жарко, даже под кондиционером хочется рычать огнём, словно дракон, но в горле всё пересохшее. На сегодняшний день будто запланирована самая настоящая природная баня. В Лос-Анджелесе +30 в тени и повышенная влажность, что создаёт в воздухе парниковый эффект. Я ничего не слышу за пределами стен отеля: ни гула, ни моторов машин, ни голосов людей. Лишь твоё лёгкое размеренное дыхание. И слава богу, что мы находимся на семнадцатом этаже. Мы с Чонгуком лежим на просторной кровати в отеле, где номер за сутки стоит как одна моя месячная зарплата, но мы очень долго откладывали на эту поездку, и я крайне рад, что нам удалось осуществить свои мечты. Воздух кондиционера выставлен на самый низкий показатель температуры, и даже это не спасает. Моя кожа слегка липкая, а вот Чонгук очень жару любит, и по нему совсем не скажешь, что он испытывает какой-то дискомфорт, скорее наоборот, кайфует от адской духоты. Нам лишь по 23 года, а мы уже ведём себя как настоящие женатики: обнимаемся, где придётся, спорим иногда по пустякам и ведём общий семейный бюджет. Понятное дело, что в гетеро парах всё гораздо проще и с заключением брака становится ясно, что отдельная ячейка общества сформировалась. А когда к нам приходит осознание, что мы семья? С тех пор, как начинаем вместе жить или с тех пор, как становимся готовы к браку? Не знаю. Я просто чувствую, что Чонгук — моя семья. Или даже чуть больше. Он — моя вторая неотрывная половина. Перебрасываю руку ему через живот, пытаюсь обняться, зарывшись носом в его бок. Чонгук весело смеётся, смачно чмокая меня в кончик носа. — Блин, — начинает он со вздохом, — знал бы ты, как я люблю тебя, Тэхён. Вот не поверишь, но я бы миллион жизней с тобой прожил. — Я испытываю ровно те же самые чувства, — слегка касаюсь губами его напрягшейся груди, вызывая у нас обоих табун мурашек. Он всё ещё не привык к моим резким переменам настроения. — Зайчик, не переживай, я тебе больно не сделаю. — Тэхён, я знаю, но… Может, сегодня нам стоит отдохнуть? — в его глазах читается мольба, но мы оба знаем, что он очень любит со мной заигрывать. — Неа, — усаживаюсь ему на бёдра, перекатываясь по кровати, смявшейся ещё до этого. — Тебе от меня не сбежать, мой любимый сладкий зайчёныш. — Ты невыносим, — слышу, как он фыркает мне в ответ, придерживая меня за бёдра. — Иногда нужно дать себе расслабиться, хоть я и уважаю твоё личное пространство. Да, это странно осознавать, но у Чонгука пониженное либидо не только от природы, но и в следствие приёма гормональных препаратов, и заняться любовью нам иногда бывает крайне сложно, так как воздержания мне хватает на несколько дней, а Чонгук может месяцами жить без плотских утех, и его будет всё устраивать. — Ты ведь знаешь, что я без секса могу жить годами, но только для тебя я сделаю исключение и отдамся сегодня как последняя шлюшка, — у Чонгука глаза горят, его достаточно сложно возбудить, но иногда дротик попадает в самую цель мишени, а я внутри себя ликую, праздную это событие и пускаю фейерверки. Счастливый и вспотевший ещё больше, но уже не от жары, сползаю с его бёдер, устраиваясь между массивных накаченных ног. Его ладони сжимаю в своих, а губами пытаюсь достать до его кадыка, поцеловав легонечко, почти невесомо. Стараюсь не доставлять дискомфорта, растягивая его неспешно, а он ведь так и знал, раз успел приготовиться для меня и привести себя в порядок. Мне кажется, что я сейчас растаю прямо перед ним и стеку пломбиром на его разомлевшее тело. Первый толчок. Всхлип. — Расслабься, всё будет хорошо, Чонгук. Всё будет просто замечательно. Я ведь люблю тебя.⚫
Настоящее.
Я тебе обещал, что всё будет хорошо, но я никогда так не ошибался, Чонгук. Воспоминания ударной волной сшибают мой здравый смысл, а картинка происходящего в тот жаркий день не выходит из головы. Мне тогда показалось хорошей идеей взять в руки телефон и записывать на диктофон всё происходящее в комнате. Я помню, как тебя тогда скручивало от удовольствия, а глаза наливались слезами от подступающего оргазма. Я смотрел на тебя из-под трепещущих собственных ресниц, не различая реальность от фантазии. С тобой вся моя жизнь была похожа на чудесную сказку. Сказку, с ужасающим финалом, где я теряю всё, что мне дорого. Где я теряю тебя. Чонгук: *голосовое сообщение* — Я скоро приеду домой. Ты скучаешь? Вновь включаю твои голосовые, только не понимаю зачем. Видимо, чтобы добивать себя всё больше и больше. Хотя… Я даже могу предполагать: я просто влюблён в твой голос и знаю, что жить без него не могу, а когда слышу, то все переживания назад отступают, заменяясь новыми, более болезненными. В голосовых ты мне говоришь, что едешь домой, а я сейчас как раз жду тебя. Разве бывают такие совпадения? Вот он я, весь твой, сижу на нашей кухне с телефоном в руках, прокручивая твои сообщения одно за одним. Чонгук: *голосовое сообщение* — Не отвечай, засоня. Знаю, что скучаешь. Вот приеду домой и знаешь, что сделаю? Так приезжай же. Сделай со мной всё, что угодно, Чонгук. Чонгук: *голосовое сообщение* — Зацелую тебя с ног до головы. Готовься. Я давно готов, ты же знаешь. Только ты никак не едешь.***
Звук тормозов слишком резкий для места вечного упокоения, стараюсь заглушить мотор сразу же, подъехав к воротам кладбища. Могильные плиты такие же как и два года назад, как и месяц назад, как и на той неделе. Ничего не меняется, совершенно, а я был не против, если бы хотя бы на одну из них стало меньше. Следуя по привычному маршруту, обхожу привычные «имена», не спуская Черри с поводка, что тоже пришла с тобой повидаться. На той неделе я не мог взять её с собой, так как она себя неважно чувствовала и отказывалась даже выгуливаться, но сегодня сама влезла в машину, торопя меня всем своим видом. На твоей могиле сегодня лежат голубые васильки, я тебе их на той неделе приносил, помнишь? Они даже ещё не завяли, это правда странно. Черри обнюхивает памятник, гавкнув куда-то в пустоту. Я её пытаюсь обойти, но она плюхается прямо на место захоронения, скручиваясь в клубок, а мне ничего не остаётся как положить пакет фисташкового печенья и кулёк шоколадных конфет на землистый бугорок. — Можно угощусь? — вежливо спрашиваю у тебя, но ты меня, к сожалению, не слышишь. — Продавец их так хвалил. Всё для тебя, Чонгук. А для Черри я взял немного сырой говядины с овощами, которую она так любит. Ты же знаешь, мы оба храним твою память. Позволь сейчас её почтить. Гнетущая тишина, она нещадно окутывает меня, и разрастается по всей площади кладбища, проникая мне в голову, вызывая лёгкую сонливость. Вокруг нас ни души, полнейшая безжизненная топь, только лишь горизонт виднеется, влекущий за собой в пустоту. — Неужели никто не хочет «увидеться» с родными? — спрашиваю сам себя вслух, не понятно зачем опуская глаза на памятник и собаку, лежащую рядом. — Я как безумный тебя любил и люблю сейчас. Ищу даже встречи с тобой. Мне мало твоих фотографий и видео, катастрофически мало, мне нужно твоё живое присутствие. Мне бы коснуться тебя на секунду, просто коснуться, уж ни о чём другом и просить не смею… Мне это жизненно важно, солнышко. Я уже не вывожу, совсем не вывожу, закрываюсь в себе, не хочу ни с кем общаться. Психотерапевт говорит, что это депрессия на фоне потери близкого человека, а я не верю ему, потому что он не видел того, что видел я, и не знает, как тяжело провожать в последний путь родного человека, который умер фактически на твоих руках. Зачем ты это сделал? Я так хочу знать ответ на один лишь вопрос. Он меня беспокоит по сей день, я ни на секунду не отступаю от размышлений, потому что мне не хватает твоего ласкового голоса, — вытираю слёзы носовым платком, погружаясь глубже в тревожные воспоминания. — В тот день я спокойно возвращался с работы, по пути заглянул в магазин вин, где купил пару бутылок красного полусухого. Тебе как раз накануне уже поставили неопределённый диагноз. Помнишь, я тебе всё время твердил, ещё до того как всё началось, что нужно показаться к врачу? И вот я корю себя, что слишком поздно… Слишком. На самом деле, такие воспоминания мозг сжирают моментально, и я понимаю, что каждую деталь мне вспомнить не удастся… За пару месяцев до случившегося я нашёл у тебя блокнот, где было несколько десятков способов самоубийств, некоторые из них были отмечены красными чернилами, а некоторые зелёными. Меня это насторожило настолько, что я сразу побежал к тебе с расспросами, но ты ответил, что это всего лишь записи, а ты анализируешь каждый из видов самоубийств, чтобы понять людей, совершающих подобные деяния. Тогда я насторожился ещё больше и стал за тобой наблюдать. Я кое-как заставил тебя обратиться к врачу, а тот объяснил мне потом, что это суицидальная идеация, и это не есть норма, а суицидальные мысли могут широко варьироваться: они могут появляться эпизодически и быстро проходить, могут быть навязчивыми, могут переходить в детальное планирование самоубийства, не нацеленное на смерть, но это факторы риска и это крайне опасно. Мы лечили тебя, Чонгук. Пичкали антидепрессантами, избавляли от переживаний, госпитализировали, пытались вытянуть из петли, выяснить проблему и причинно-следственные связи, но не успели. Не успели, чёрт возьми. Мне становится тяжело говорить с самим собой, но ритуал беседы крайне важен. Ведь я скучаю по тебе, Чонгук. Тебе наверняка не с кем даже поговорить на том свете. — Конечно, я помню тот самый момент, что топором не вырубить из моей памяти. Помню, будто это произошло вчера, хотя минуло чуть больше двух лет. Как и говорил, я вернулся домой с двумя бутылками вина, искал тебя везде, где только можно, звал Черри, но она не отзывалась, даже не пискнула ни разу. Я искал тебя в гостиной, в спальне, звонил на телефон, немного смирился, решив, что ты вернёшься чуть позже и действительно чем-то занят, но не сразу додумался зайти в ванну, а когда захотел принять душ и вошёл… Мои глаза в ожидании тебя горели, ярче всех лампочек в нашем доме, а потом всё погасло, пришла ночь и наступила мгла. Чонгук, я увидел тебя. Тебя, лежащего на полу в луже крови, зрелище было ужасающим, меня до сих пор коробит, но я стараюсь не вспоминать никогда: лезвие валялось в стороне, а кровавая баня была настолько яркой, что меня ослепило и вырвало на ледяной кафель. Я тогда перевёл взгляд вниз, и увидел Черри, свернувшуюся клубком у твоих ног, её шерсть была полностью запачкана кровью, а в воздухе витал запах металла и смерти. Я упал на колени, больно ударившись о плитку, подползая к тебе поближе. Я тормошил тебя так сильно, как мог, а в глазах в тот момент застыли твои вывернутые вены, и мордочка нашей собаки, что, казалось, пускала слёзы, обтираясь носом о твои ледяные руки. Жизнь прекратилась, вокруг будто время остановилось, в моих венах кровь тоже бурлить на какое-то время перестала. Всё вокруг замерло. Я запомнил навсегда, как багровые разводы на полу растворялись вместе с капающими слезами, а ты лежал замертво в моих объятиях, рядом ещё Черри выла, стараясь поудобнее устроиться у тебя на коленях. Что было дальше плохо помню, лишь темень беспросветная. До сих пор в голове картина, как тебя увозят на каталке, накрыв белым полотном, а я полностью потерянный, опустошённый, обезумевший сидел в луже твоей крови, держа двумя руками Черри, что пыталась кидаться на врачей, забирающих тебя от нас навсегда. Я прижимался к её липкой шерсти и твердил тысячу раз подряд: «Я люблю тебя, люблю, люблю…» Смотрю, как Черри доедает своё мясо и словно ёжится от моих рассказов, будто сама же и вспоминает события того вечера. Трясу головой в попытках оклематься от нахлынувших воспоминаний, продолжая бесполезный монолог. — А потом… Потом я стоял в душе прямо в одежде, затаскивая разозлённую Черри за ошейник, отмывая нашу собственную собаку от крови родного нам человека. Мне тогда было очень не по себе, Чонгук. Мне и сейчас не по себе, крайне скверно, думаю, ты меня понимаешь, ведь так? Я и сам не знаю, как я со всем этим справился, но хочу верить, что ты слышишь меня и обязательно примешь это к сведению. И если мы встретимся в следующей жизни, то дай мне обещание, что ты больше со мной так не поступишь, Чонгук. Ты меня слышишь? Никогда больше не поступай так со мной. Выговариваюсь в пустоту, немного прибираюсь на твоей могиле, стараясь навести кипельную чистоту, даже мелкие сорняки выдёргиваю, оставляя только голую землю, букет свежих цветов и все сладости, что сегодня принёс тебе. После того случая у меня в голове словно щёлкнул кто-то, и я стал буквально помешан на порядке. Черри явно уходить не спешит, но я силком тяну её за поводок, чтобы она хотя бы ползла. Она ведь тебя чувствует, как и я. — Но я знаю одно, мой дорогой, — тащу Черри, а сам захлёбываюсь в слезах от гадкого осознания, — самоубийцам дорога в рай закрыта. Мы с тобой никогда больше не встретимся. Я, ты, одна жизнь на двоих, что сократилась до моей одной.⚫
50 лет спустя.
— Мама, это что такое? — девушка лет двадцати трёх подходит к женщине постарше, протягивая стопку компакт-дисков и несколько фотоальбомов, спрятанных в коробке, которая лежала все эти годы под кроватью в хозяйской спальне. — Это не наше, доченька. Все эти вещи принадлежали дедушке, — женщина стряхивает рукой пыль с дисков, ставя себе цель просмотреть их вечером в одиночку. — А где была наша бабушка? — девушка очень любопытна, прямо как её дед. — Я, кстати, никогда о ней не слышала. — Пора бы и тебе узнать правду, Лия, ты уже совсем взрослая. Бабушки у тебя не было, дорогая. Меня воспитал твой дедушка в одиночку, он меня удочерил совсем маленькой. Наш дедушка был героем, но очень одиноким героем, — дочь Тэхёна — Энн, косится на стопку дисков, вспоминая рассказы об одном золотом парне, спутнике жизни отца. — Так дедушка всю жизнь был несчастен, потому что в молодости потерял близкого человека? — девушка усаживается на диван, копаясь в фотоальбомах, где Тэхён и Чонгук совсем молоды, а воспоминания теплятся лишь на фотографиях. — Их энергия даже через фотки пробивается, мама. О, а это его старушка Черри! Он рассказывал много о ней! Смотри! На фотографии и правда Черри совсем ещё щеночек, как раз тот день, когда они взяли её из приюта, а Чонгук держит её на руках, целуя в мягкую сладкую мордочку. — Он был очень красивый, — Лия неосознанно улыбается, но даже сквозь улыбку слеза невольно катится по щеке. — Мама, мой второй дедушка был чертовский красив. На обратной стороне написано, что они были семьёй и поэтому взяли себе доченьку, назвав её Черри. Они это позиционировали как подготовку к будущей семейной жизни. — Я слышала рассказы папы о его второй половине, в них было очень много нежности, папа не стыдился того, что любил всю жизнь человека своего пола, — женщина рассуждает, закуривая тонкую сигарету. — А чего стыдиться? Они были идеальной парой, мама, — Лия тоже закуривает сигарету наравне с матерью, которая всё ещё перебирает фотографии в альбоме, сохранившиеся спустя пол века. — Смотри, тут на каждой фотографии с обратной стороны написана дата и небольшое послание. Вот здесь: «Я и Чонгук. Лос-Анджелес. Наше второе путешествие. Пусть таких дней будет побольше». А на фото дедушка и Чонгук в обнимку на просторной кровати. — Ещё я знаю точно, что папа всю жизнь помнил об этом Чонгуке, но тебе говорили, что он всего лишь друг дедушки. В последние годы своей жизни он еле ходил и просил отвезти его на кладбище, но перед этим мы всегда заезжали купить конфет и фисташковое печенье, помнишь? — Энн втягивает никотин, выпуская облако дыма, задумываясь ещё больше. — Он никогда не изменял его вкусам. Жалко, что Черри ушла намного раньше, мне ещё не было года, Лия. — Но я её помню по рассказам дедушки, она была очень умной собакой! А дедушка… Дедушка был моим любимым мужчиной на планете, а потом мой папа. Знаешь, я просто верю, что у них на небесах всё сложилось, мама. Я хочу знать, что они счастливы, ведь такая любовь живёт вечно. Нет! Больше вечности! Ты только посмотри на эти фотографии, а как они глядели друг на друга, скажи, а? Вот здесь они под зонтом, а кругом дождина льёт, им пофиг на него. Так круто! Дедушка в молодости был настоящим секс-символом, и нет, мне даже не стыдно такие вещи говорить! Вы с папой молодцы, что исполнили последнее желание дедушки и заказали совместное захоронение на троих: Чонгука, дедушки и Черри. Мама, ты веришь, что после смерти мы все окажемся вместе? Я очень скучаю по дедушке… — в глазах Лии застывают картинки с фотографий, где совсем молодые люди целуются, путешествуют и обнимаются. — Мама, пожалуй, видео мы оставим на завтра, иначе моих эмоций не хватит… — Конечно, дорогая. Видео мы оставим на завтра. Готовься к экзаменам, а то скоро папа придёт с работы, — Энн тушит сигарету в пепельнице, целуя дочь в щёку. — И главное… Не бери в голову, ведь у нас ещё вся жизнь впереди. — Вся жизнь… А ведь Чонгуку было всего 25, если опираться на воспоминания дедушки… Но… Спасибо, мама, что рассказала мне правду. Я верю, что дедушка и Чонгук счастливы, такая любовь точно не проходит бесследно. Я просто уверена, — Лия смахивает со лба чёлку, размышляя о том, как повернулась бы жизнь, если бы по итогу Чонгук остался жив, а дедушка не решился удочерять Энн. Тэхён умер в 85 лет в окружении родных людей, его жутко страшило остаться одному на старости лет, ведь он всю жизнь прожил с мыслью, что утратил безвозвратную часть себя. Каково это: ежедневно просматривать видеоролики, листать альбом с фотографиями и гладить общую собаку? Он уже не скажет. Но зато Тэхён исполнил желание Чонгука, удочерив ребёнка, чтобы их семья стала наконец полноценной. И теперь только эти красивые воспоминания живут в близких людях, что никогда-никогда ничего не забудут. О плохом Тэхён, конечно же, умалчивал, лишь парочкой фраз обменивался с дочерью по поводу смерти Чонгука, но подробностей никогда не раскрывал. Так было правильнее. О мёртвых нужно помнить лишь светлое. Какие бы вещи не происходили с людьми, они не всегда к лучшему, но порой они могут изменить будущее настолько, что те жизни, которых быть не должно, образуются в одну и дарят свет на планете другим живым существам. Настоящая любовь и правда не знает границ, а неземная любовь останется с нами и во всех последующих жизнях. Пусть в итоге мы так или иначе останемся одним лишь памятным образом на фотографиях, а фрагменты приятных моментов будут существовать только в видеороликах, нужно всегда помнить одно: в памяти наших близких мы точно задержимся ни на одну вечность.