На этот раз

      Как только часы объявили об окончании его смены, Ирука выскочил из-за прилавка, за которым успел задремать, и начал готовиться к закрытию магазина. Он совершенно не хотел задерживаться здесь ни одной лишней минуты, но хозяину — неприятному старику — не нравилось, когда Ирука собирался раньше положенного времени, и хотя тот никогда не заходил в магазин, все равно непостижимым образом всегда знал, когда его подчиненный делал себе послабления. Ирука несколько раз искал скрытые камеры или какую-либо систему другую наблюдения, но безрезультатно — в итоге ему пришлось признать, что старый негодник был ясновидящим.       Если бы была возможность, Ирука давно распрощался бы с этим жутким магазином и нашел себе другую работу, на самом деле, даже без разницы какую. Однако он не мог. У него не было ни навыков, ни образования, в отличие от тех, кто работал на здешних улицах, и он прекрасно понимал, что быть продавцом в «библиотеке» грязной литературы и порнофильмов — далеко не самая худшая участь, которая может постигнуть людей с нижних уровней города. Даже если все его клиенты были ужасными людьми.       На улице поднялась суматоха, раздались предательские звуки полицейского рейда — вой сирен, металлические приказы роботов-миротворцев и стук их колес по плохой дороге. Кого они разыскивали на этот раз? Беглых рабов, торговцев оружием, активистов? В такое время это было обычным делом.       Ирука направился в заднюю часть крошечного магазинчика, чтобы вынести мусор — сегодня он вновь собирал с книжных полок грязные бумажки и салфетки, поскольку посетители в очередной раз не дотерпели до дома и съели купленную еду прямо здесь. Он толкнул дверь и отдал голосовой приказ включить свет.       И встретился взглядом с тремя парами глаз.       Хотя нет, не с тремя. С двумя. У одного из ребят на голове была повязка — кровь сочилась из-под нее, словно слезы. Что касается двух других… мальчика и девочки, они выглядели испуганными и одновременно решительными, явно готовые к драке. Ирука впал в ступор, не зная, как реагировать.       Громкий стук в дверь заставил всех вздрогнуть.       — Полиция, полиция, — сказал механический голос. — Откройте, полиция!       Это было делом секунды. Мысли, молниеносно возникающие в его мозгу, решение, принятое еще до того, как он успел подумать. Он приложил указательный палец к губам, жестом призывая молчать, и, закрыв дверь, запер ее на замок, прежде чем вернуться в переднюю часть магазина.       — Иду! — Крикнул он, когда стук миротворца стал сильнее, чудом не разбившего стекло.       Ирука изо всех сил старался не показывать свой страх перед мертвым светом лица робота, круглый объектив камеры, служивший ему глазом, смотрел на него сверху вниз. Ируке всегда было не по себе в присутствии этих машин, даже когда он не делал ничего такого, что могло бы привлечь их пристальное внимание.       — В этом районе скрываются беглецы. Если Вы располагаете какой-либо информацией об их местонахождении, по закону штата Вы обязаны сообщить ее полиции.       Робот держал в руках три объявления о розыске, трое детей смотрели вовсе не в камеру: фотографии были сделаны без их ведома.       Трое детей, которые сейчас ютились в его подсобке.       — У меня нет о них никакой информации, извините, — ответил Ирука, гордясь тем, что его голос прозвучал ровно и уверенно.       — Мы произведем у Вас обыск, — объявил робот.       — Да, конечно.       Роботу не требовалось заходить в магазин — помимо всего прочего, его глаз был способен обнаружить инфракрасное излучение, тепло тела, признаки жизни… достаточно было лишь повернуть голову, чтобы просканировать стены и обнаружить цель.       Ирука затаил дыхание, молясь богам, которым не поклонялся уже много лет, чтобы та самая стена и правда была непроницаемой — как-то по пьяни старик рассказал ему о том, как в этом магазине он с подельниками проводил тайные встречи и что им удалось придумать способ борьбы со всевидящими полицейскими.       — Чисто, — доложил миротворец.       Ирука с трудом подавил вздох облегчения. Робот протянул ему руку. В ответ Ирука показал свое запястье, на котором красовался идентификационный чип.       — Благодарю… благодарю за сотрудничество, — с легкой дрожью произнес механический голос. Робот был старой модели, знававшей лучшие времена, но ее видимые недостатки не означали, что эта машина не сможет разорвать человеческое тело пополам. Взмахнув чипом, робот положил тридцать франков на счет Ируки — полиция всегда вознаграждала граждан за примерное поведение.       — Я лишь выполнял свой долг, — безучастно произнес Ирука. Наконец миротворец отвернулся, чтобы перегруппироваться со своими коллегами, шестеро или семеро из которых допрашивали людей на улице. Принимать столь серьезные меры для поиска всего лишь трех сбежавших детей — не слишком ли? Что они могли натворить? Он не осмелился внимательно прочесть объявления о розыске.       Вполне возможно, он прикрыл серийных убийц или кого-то в этом роде.       Ирука горько рассмеялся. Подобное было крайне маловероятно. Серийным убийцам жилось здесь не так уж плохо. Гораздо рискованнее быть студентом или музыкантом.       Он вернулся в подсобку. Дети стояли в том же положении, в каком он их оставил, напряженные и настороженные, настроенные бежать.       — Они ушли, — мягко сказал Ирука, не желая пугать ребят еще больше. Они выглядели потрепанными и измученными, их одежда была грязной, на коже запеклась кровь.       Ирука никогда не бунтовал, никогда. Когда он был подростком, проделывал, конечно, кое-какие махинации, как и все остальные, пока избиение полицией и поездка в Исправительную колонию не положили этому конец. С тех пор он всегда был законопослушным, не нарушал законы государства. Даже ради…       И, в конце концов, это все же произошло. Он думал, что покончил с этими сожалениями, но, очевидно, это было не так, раз эти дети напомнили ему о друзьях детства, хотя между ними не было ничего общего. Кроме того, что и те, и другие были беглецами.       И теперь их судьба была в руках Ируки.       — Я живу над магазином. Мы можем подняться наверх, не выходя на улицу.       Девочка крепко держала мальчика с повязкой на глазах, словно могла защитить его, спрятав в своих объятиях. Другой мальчик, с белокурыми волосами и голубыми глазами, выдававшими его происхождение и реальность его положения, сжимал их обоих и соображал, как поступить, решение, казалось, зависело только от него. Он задумчиво посмотрел на своих друзей — они с девочкой обменялись долгими, напряженными взглядами, прежде чем он повернулся к Ируке и едва заметно кивнул.       Абсурдно, конечно, но тот испытал такое облегчение.       Старик жил на первом этаже. Принимая каждый день наркотики, он редко выходил из своей комнаты и не заметил бы, если бы полицейский пробил в его стене дыру, что уж говорить о тихих шагах четырех людей, которые прошли мимо его двери на второй этаж.       Там располагалась всего одна комната — матрас в одном углу, труба, служившая душем, в другом, груды одежды, валявшиеся везде, и, верх роскоши, крошечный пищевой репликатор, один приятель подобрал его на свалке и сумел отремонтировать.       — Я могу дать вам кое-какую одежду. Еще можете помыться, и у меня есть лекарства, чтобы обработать ваши раны. Хотите есть?       Для ребят это точно было слишком, они тупо смотрели на него и никак не могли поверить, что к ним проявили такое милосердие. Ирука вздохнул.       — Я оставлю вас одних, ладно? — Сказал он и начал прибираться в комнате, словно ничего не случилось, словно он не совершил преступление, за которое его могли отправить в тюрьму или того хуже. Он старался не обращать на детей внимания, пока они не освоятся достаточно для того, чтобы сдвинуться с места.       Однако он все равно наблюдал за ними краем глаза.       Им явно не больше двенадцати лет. Они прислонили своего слепого друга к стене, к той, что была непроницаемой. Кажется, он был без сознания, если судить по тому, что он даже не шевелился. Светловолосый мальчик обернулся, обнажив затылок и подтвердив сделанные ранее Ирукой предположения — там, чуть ниже линии волос, красовалось клеймо иммигранта, сделанное Управлением по регулированию гражданства. Спираль — значит, беженец из Узушио. Коноха согласилась принять их, но, разумеется, не дала им тех же прав, что и своим гражданам. Даже просто находиться здесь, в этом районе, а не в своем гетто, — уже достаточное основание, чтобы за ним охотилась полиция.       Он говорил с девочкой тихим голосом, очень медленно и короткими, простыми фразами, как с маленьким ребенком. Ируке хватило одной секунды, чтобы понять почему, чтобы узнать цифры, вытатуированные под ее глазом, необычную форму ее лица и глаз.       Она была работницей на заводе.       Подтверждением этому был и кристалл, впаянный в центр ее лба. За всю свою жизнь Ирука никогда раньше не видел такие штуки и понятия не имел, что их могут использовать на людях. Предполагалось, что они усиливают мозговую активность, и, в первую очередь, их создавали для того, чтобы сделать разумными тех немногих домашних животных, еще оставшихся в стране.       Наверное, благодаря этому кристаллу она вообще могла говорить. Заводские рабочие были модифицированы так, чтобы каждый из них имел силу десятерых, но никаких умственных способностей. Они понимали только самые элементарные команды. Подозрения Ируки подтвердились, когда девочка без особых усилий подняла того мальчика, у которого была повязка на глазах, и донесла его до душевой трубы, словно он весил как пушинка.       Итак, иммигрант и раб, два гражданина второго сорта. А что насчет третьего?       Как он ни настаивал, они отказались взять матрас и вместо этого съежились на куче одеял, которые он откопал из вещей старика. Они разделили между собой фрукты и печенье, и Ирука задался вопросом, что же они ели до сих пор, раз такая простая пища показалась им настоящим угощением. По крайней мере, сейчас, уже спящие в обнимку, они выглядели лучше, нежели несколькими часами ранее. Ирука собирался бодрствовать, хотя бы потому, что нужно было присматривать за ними, и потому, что спать рядом с тремя беглецами казалось неразумным, но день был долгим и насыщенным событиями, и его глаза закрылись очень и очень быстро.              Поначалу крики смешивались со странными снами, которые ему снились: полицейские гнались за ним и еще какими-то людьми, которые старались затеряться на грязных улицах, но как бы он ни бежал, стражи порядка следовали за ним по пятам, пока почти не поймали.       Какое-то мгновение он боролся со сном, прежде чем понял, что крики были чересчур реальны.       — Дай посмотрю, Саске, дай я посмотрю!       Повязка валялась на полу, а воющий от боли мальчик прижимал ладони к глазам. Второй мальчик, светловолосый, мертвой хваткой вцепился в его запястья, пытаясь убрать руки, но безуспешно. Девочка могла лишь поглаживать друга по спине, пытаясь успокоить его, сама же она выглядела напуганной и потерянной.       — Все будет хорошо, — твердила она, — все будет хорошо, врач тебя вылечит, все будет хорошо.       Они совершенно забыли об Ируке, который честно уговаривал себя просто отвернуться и снова заснуть. Он ничего не мог для них сделать. Но крик мальчика не давал ему покоя.       Ирука подошел к троице как раз в тот момент, когда блондин наконец справился, крики стихли, хотя из глаз мальчика продолжали литься кровавые слезы.       Ох, какие это были глаза.       Он не думал, что когда-нибудь увидит их снова.       Ирука издал тихий вздох удивления, и блондин обернулся к нему, мгновенно насторожившись от того, что тот был свидетелем этой сцены. С впечатляющей скоростью мальчик вскочил на ноги. И уже в следующий момент приставил к горлу Ируки клинок.       Ирука даже не мог его за это винить. Иммигрант, беглый раб — уже таких обстоятельств было достаточно. Но глаза третьего ребенка? Это совершенно другое.       Почему-то это даже не пришло ему в голову, когда он увидел повязки на глазах мальчика, ведь их не должно было остаться. Глазные имплантаты были объявлены вне закона всего несколько лет назад, но репрессии и расправа над теми, кто когда-то ими гордился, была жестокой и немедленной. Влиятельные семьи, хорошо зарекомендовавшие себя в правительстве и промышленности, были уничтожены за несколько месяцев после того, как вызванные паранойей государственных лидеров слухи о перевороте обозначили их как врагов.       В последний раз, когда он видел такие глаза, красные и черные, и сказал, что они дают много сил своим пользователям, те смотрели на него с недоверием и смирением, поскольку его владельцы поняли, что Ирука оказался не таким уж хорошим другом.       Почему Обито подарил глаз Какаши? Это был знак его вступления в их семью, но люди шептались, что мальчик просто не мог справиться с двумя. Для этого требовался высокий уровень умственной стойкости, на который не каждый был способен. Либо один глаз отдадут другому человеку, либо Обито будет полностью лишен этой привилегии, изгнан из своего клана.       Что, в конце концов, пошло бы ему на пользу.       Ирука уже тогда работал в магазине, его жизнь уже зашла в этот тупик. Он услышал о чистках всего за несколько часов до того, как Какаши постучал в заднюю дверь, таща тяжело раненного Обито, умоляя о помощи.       В тот раз, как и сегодня, полиция постучала в парадную дверь. Но тогда Ирука не соврал.       Ему только-только исполнилось пятнадцать, и он был напуган до полусмерти. Если его поймают на лжи полиции, то отвезут в Исправительную колонию, а он ни за что и никогда туда не вернется…       Его друзья пришли к нему за помощью, а вместо этого он просто сдал их.       Каждому хотелось верить, что уж он-то взбунтуется, если представится случай, что спрячет нелегальных иммигрантов и защитит беглецов, но правда заключалась в том, что все они испытывали одинаковый ужас перед законами штата и его полицией. Он ненавидел себя, каждый день сожалел о своем предательстве, образы Какаши и Обито, исчезающих в полицейской машине, бесконечно прокручивались в его голове. Нетрудно было догадаться, что с ними случилось.       Он пообещал себе, что если вновь окажется в такой ситуации, на этот раз он сделает все правильно. Это была единственная причина, по которой он солгал роботу, по которой привел детей в свою комнату.       И оказалось, что третий был из семьи Обито, что они бежали от той же угрозы. Словно это была судьба.       — У меня где-то остались глазные капли. Вы ведь шли через слезоточивый газ, верно? Лекарство облегчит его боль.       Имплантаты были более чувствительны, чем обычные глаза. И слезоточивый газ разработали специально с учетом этого.       Блондин не шелохнулся. Лезвие глубже уткнулось в мягкую кожу горла Ируки, еще не совсем порезав его, но уже близко.       Однако со своего места поднялась девочка. Она коснулась вытянутой руки блондина.       — Еще остались хорошие люди, Наруто. Как врач, как старик в раменной, и как сенсей. Хорошие люди еще есть.       Она слегка надавила рукой. У нее хватило сил поставить его на колени, но ее прикосновение оставалось легким, пока он не подчинился, охотно опустив руку. Довольная, она посмотрела на Ируку своими большими детскими глазами.       — Поможете?       Он сохранил глазные капли, даже если его друзей давно уже нет на этом свете, а, значит, те ему больше не понадобились бы. Он улыбнулся девочке, и она радостно улыбнулась в ответ.       Действительно, судьба.