Ведьма

      Кто она такая, откуда взялась в Тейвате в общем и в Заоблачном пределе в частности — да никто не знает. Она и сама не помнит, а может, просто не хочет говорить, на задаваемые ей вопросы смеясь, а после сразу же машет рукой и умело переводит тему, но ясно одно: простому смертному путь в Заоблачный предел закрыт, а она ходит по его территории так, будто всегда здесь жила, и это Сяо непонятно.       Он вообще себя не очень приятно чувствует, когда она рядом. От её присутствия вечно кружится и болит голова — этой девицы слишком много вокруг него, она словно не может устоять на месте: то нетерпеливо топчется на одном месте, то кружит где-то на периферии зрения, что-то вечно лопочет себе под нос и улыбается во весь рот.       Она его совсем не боится.       Не боится подойти вплотную.       Не боится заглянуть в глаза.       Не боится взять за руку.       Такое ощущение, что само по себе чувство страха у неё отсутствует. Нет, она не лезет на рожон в логово древнего геовишапа, не переворачивает вверх дном платформы океанида, но для некоторых находиться на одном балконе с яксой — это уже высшая степень ужаса, а она… Безрассудная девица.       У «ведьмы» — так зовёт её, пожалуй, только Сяо, игнорируя настоящее имя, — на шее болтается мутный пузырёк с непонятной бусиной внутри, а в длинные волосы, перехваченные лентой на уровне плеч, вплетены лилия-глазурька и сесилия. Ходит она неслышно и легко, словно на цыпочках, и порой даже кажется, что если не смотреть за ней пристально — она и по прозрачной глади воды пройдёт, как по твёрдой земле.       «Нимфа. Или фея», — опираясь на копьё, влюблённо вздыхает один из миллелитов, когда она проскальзывает мимо него в сторону верфи, а Сяо, сидя на крыше в тени, поджимает губы и упрямо шипит себе под нос: «Ведьма».       Она вообще странная, непонятная, и в глазах её стеклянная пустота, а на губах лёгкая полуулыбка, когда она касается пальцами тонкого слоя снега на перилах балкона, собирая колючие снежинки подушечками пальцев. «Будто никогда снега не видела», — настороженно щурится Сяо, наблюдая за тем, как она подносит ладонь к лицу и аккуратно сцеловывает медленно тающие льдинки, и тут же резко отворачивается, стоит ей скосить взгляд в его сторону.       Она ничего не говорит, только смахивает капли с пальцев и улыбается, повернувшись, смотрит уже более осмысленно, а после задирает голову, подставляя лицо прохладному ветерку и крупным хлопьям снега, и румянец на её щеках темнеет.       В груди неясно давит, и Сяо резко рычит что-то неразборчивое, и ведьма тут же заливисто смеётся, даже не дёрнувшись, как это делали остальные до неё, — и звук её голоса разливается на кончике языка приторной сладостью, как от горстки леденцов, будто Сяо вновь может чувствовать вкус человеческой еды. И это чувство ему совсем не нравится.       Когда они останавливаются в каких-то руинах, ранее явно бывших чем-то вроде храма, ведьма, что удивительно, молчит — только возбуждённо пританцовывает, осматривая холодное и сырое помещение, а после сразу же утягивает Сяо за рукав в сторону уцелевшей жаровни и тычет пальцем в размякший пепел и золу, вскинув брови.       Адепт закатывает глаза, и спустя минуту в чаше уже потрескивает огонь, слабо разгоняя сгущающуюся вокруг них тьму и даря хоть какую-то часть тепла. Девица завороженно смотрит на языки пламени, отпуская руку Сяо, за которую держалась до этого, взбирается на ящик рядом и вытягивает явно замёрзшие руки, бряцая бусинами браслетов, почти сразу же вздрагивая, словно только очнувшись от сна или транса, и приглашающе похлопывает по свободному месту рядом с собой.       Когда Сяо упрямо садится подальше от неё, мягко и будто понимающе улыбается, щурится от ощущения тепла на щеках, зачёсывая пальцами волосы назад, подальше от лица, и придвигается к жаровне ближе, свешивая с края ящика босые ноги.       Снаружи грохочет гром, эхом отдаваясь среди стен, а ведьма чуть слышно поёт, мурлычет себе нос какую-то непонятную мелодию, прижимаясь спиной к холодной каменной кладке стены, и звук её голоса вполне можно назвать гипнотическим — Сяо не один раз замечал, как девица может заговаривать зубы, даже неся при этом абсолютнейшую чушь — важно лишь то, чтобы её внимательно слушали. Она понижала голос, что-то вкрадчиво нашёптывала буквально с минуту, улыбаясь самыми уголками губ, и её слушатели уже были готовы идти за ней хоть на край света и делать всё, что она им прикажет. «Точно ведьма».       — Не смотри на меня так, — слышится тихое, и Сяо понимает, что мелодия прекратила звучать уже давно, а он, сидя напротив девушки, сверлит её взглядом. Она — бледная, с ярким, будто от лихорадки, румянцем — быстро улыбается на хмурое выражение лица яксы, тут же обеспокоенно вскидывая голову на вспышку молнии снаружи, а после одёргивает полы платья, пряча ноги, и обнимает себя за плечи, вновь затягивая какую-то незамысловатую мелодию.       Где-то под рёбрами странно тянет, и Сяо списывает это на карму.       Буря стихнет ещё не скоро.       Ведьма — Сяо упрямо избегает имени — выше его на целую голову, может, даже больше, но его это не волнует. Его сильнее задевает её взгляд, когда они стоят рядом, пусть он в этом ни себе, ни кому-либо другому никогда не признается — долгий взор из-под тёмных ресниц, сверху вниз, немного искоса, будто высокомерие через край плещет. Верр Голдет, хозяйка постоялого двора «Ван Шу» (которая, кажется, знает всё и обо всём, что творится на её территории), рано утром как-то вскользь бросает фразу: «Присмотрись к глазам», — и Сяо, проходивший мимо, только раздражённо фыркает, но, что удивительно, совету следует тем же днём.       В Ли Юэ самый разгар лета.       От каменной дороги веет пряным жаром; воздух густой и горячий, как слизь пиро-слайма; а деревянные перила балкона буквально обжигают ладони и пальцы, стоит только коснуться. Ведьма медленно, сонно моргает, сидя в такой же жаркой тени под деревом, и немного заторможено вертит в руках рыжее голубиное перо, когда, заслышав тихий скрип половиц в стороне от себя, устало клонит голову к плечу и тянет уголки губ вверх, смотря всё тем же непонятным взглядом. Как сказала бы Ху Тао, видевшая Ведьму буквально раз: «Густым и обволакивающим, как патока».       И Сяо мысленно соглашается, смотря прямо ей в глаза, не моргая, и медленно присаживается рядом, задевая девицу локтём, и та двигается в сторону, шурша платьем. Взгляд у неё такой же, как и большую часть времени — с лёгкой поволокой, порой сквозь человека, словно она видит что-то ещё за его спиной, что-то, что известно только ей.       От неё несколько неожиданно и приятно тянет спасительной прохладой, а от выбившейся из завязанных волос пряди чуть ощутимо пахнет шелковицей и солнцем, и якса прижимается к ней боком, что-то бормоча, недовольно щурится от пробивающегося сквозь листву обжигающего солнечного света и вновь заглядывает в глаза. Сейчас в них не пустота, но мягкое спокойствие и лёгкая улыбка.       — Ах, глупый якса, — тихо смеётся Ведьма, медленно обвивая его шею руками и утыкаясь холодным носом в щёку. Сяо поджимает губы и — удивительно — беззлобно выдыхает: «Ведьма».